За стеклом [Коламбия-роуд]

6

Пришло время внести ясность. Во-первых, у меня нет привычки прыгать в постель к мужчине, — особенно если я собираюсь поселиться с ним в одном доме. Другое дело — если вдруг захочется приключений. Черт, но ведь случайная интрижка все равно, наверное, не протянет дольше суток. А вот когда речь идет о серьезных отношениях… Мне не нужен Павлов с его советами, чтобы понять, что в таком деле спешить не стоит. Уж больно велик риск нарваться на крупные неприятности, да и вообще слишком многое ставится под угрозу. Мое «во-вторых» как раз о Павлове: я хочу кое-что объяснить, но не про его сексуальные заморочки, а про наши с ним отношения. Весь этот вздор насчет дивана. Типа того, что брат не позволит мне уснуть вне поля его зрения. Я ужасно люблю Павлова как брата; но сейчас он, скорее, принял на себя роль чрезмерно заботливого отца. В этом-то и заключается наша с ним общая проблема. О наших родителях имеет смысл говорить только в прошедшем времени, и после их исчезновения из нашей жизни Павлов, как бы это выразиться… перенапрягся. Все это время я старалась не забывать, что его забота и опека проистекают лишь из того, что мы с ним остались вдвоем на всем белом свете. Держа это в уме, я вышла на кухню сразу после того, как Фрэнк Картье наконец оставил нас в покое. Новый день мне пришлось начать с поговорки.

— Нет худа без добра, — завела я. — По крайней мере, здесь ты сможешь приглядывать за мной. Правда же, я не хотела тебя расстраивать. Жаль, что все так вышло, но я рада, что мы снова вместе, Павлов. Обещаю: я горы сверну, чтобы приспособиться. Из нас еще получится счастливое семейство, вот увидишь.

Брат стоял, повернувшись ко мне спиной. Казалось, он не замечает моего присутствия, не говоря уже о протянутой ему оливковой ветви. «Отлично, — подумала я. — Попробуем другой подход».

— Слим говорит, что вы уже довольно давно снимаете этот дом. — Я глубоко вздохнула, надеясь немного рассеять тучи. — Теперь-то я поняла, отчего ты никогда не предлагал мне пожить с вами.

Павлов не двинулся с места. Опустив плечи и низко склонив голову, он бормотал что-то себе под нос, словно ради меня и оборачиваться не стоило.

— Так нельзя поступать со мной, — донеслось до меня.

— Как поступать? — переспросила я, потихоньку заводясь. — Не пойму, в чем, собственно, дело? — Назревал скандал, и я чувствовала, что должна отстоять свою позицию.

— Возмутительно! — была его следующая реплика. — Это игра не по правилам.

— Я не могу постоянно извиняться, — ответила я. — и не собираюсь делать вид, будто храню невинность, чтобы ты и дальше мог трястись надо мною. Павлов, да я, наверное, занималась в своей жизни такими вещами, какие ты мог видеть только в Интернете!

Никакой реакции. Даже волоски на шее не встали дыбом. Поддавшись наитию, я выпалила:

— Однажды я делала это с двумя партнерами сразу. Что ты на это скажешь?

Это его уязвило; во всяком случае, мне так показалось. Павлов обернулся, бледный и напряженный, и лишь тогда я заметила письмо, зажатое в его руке.

— Что я должен сказать? — спросил он с отсутствующим видом, и тут я сообразила, что братец не слышал ни единого моего слова.

— Да так, — поспешно сказала я, — забудь, что я вообще открывала рот.

Павлов опять уставился на письмо.

— Как они могли так поступить со мной?

— Что случилось?

— Это уведомление от редактора. Мой гонорар сокращен вдвое.

— Вдвое? Ничего себе! Но почему он это сделал?

— Вынужден. Журнал сейчас обновляется, и расходы приходится урезать.

— Увольняйся, — посоветовала я. — Уйди оттуда с высоко поднятой головой.

— И куда же я пойду? В очередь за пособием?

— Будешь вести колонку в другом месте. Делов-то!

— Циско, я слишком стар.

— Да тебе же всего тридцать!

— И я даю советы девочкам, которые как минимум вдвое меня младше. Ни один другой журнал не захочет меня взять. Читателям стоит только бросить на меня взгляд, и они подумают: «Да ну на фиг, с тем же успехом спрошу у отца!»

— Ну что ты, — возразила я, но уже без прежней убежденности в голосе.

— Именно так. На этой работе надо гореть ярко, тихо истлеть не выйдет.

— Брось, Пав. Ты, наверное, все принимаешь слишком близко к сердцу?

Он протянул мне письмо с подколотым к бумаге макетом странички советов из следующего номера.

— Взгляни только на фотографию, — сказал он. — Естественно, когда я только начал, моя рожа публиковалась крупным планом, но каждый год делается новый снимок, и всякий раз я мельчаю в своей рамке. Все больше компьютерной ретуши. Я давным-давно перестал узнавать собственные зубы.

Вот это улыбка, тут он был прав.

— Что с того? — сказала я в надежде поднять Павлову настроение. — Оранжевая рубашка отлично смотрится на белом фоне.

— Это не довод, — возразил он. — Циско, мое лицо уже некуда дальше уменьшать. Ты что, не понимаешь, о чем я толкую? Они не могут скрыть того факта, что я старею. Еще один шаг назад, и я выйду из фотостудии на улицу.

В кухню проскользнул Слим. На мои плечи опустились две ладони, макушку прижало поцелуем. Я могла чувствовать себя принцессой.

— В чем дело?

— Павлову урезали зарплату.

— Вот бедняга! — посочувствовал Слим. — Не повезло парню!

— Да уж, но он не хочет увольняться.

— Куда же он пойдет, в его-то возрасте?

— Ох, только не начинай все заново, — вздохнула я. — Тридцать — еще не вечер для ведущего странички советов читателям.

— Еще какой вечер, для подросткового-то журнала, — простонал Павлов.

— А как насчет женских месячных? — спросил мой новый бойфренд. Насупясь, я обернулась за разъяснением. Прочистив горло, Слим попробовал построить фразу иначе: — Я имел в виду те ежемесячники, которые у нас издаются для дам.

Покачав головой, Павлов признался, что для них еще слишком молод.

— Чтобы устроиться работать в подобное издание, нужны благородная седина, нелепый галстук бабочкой и комплекция портового грузчика.

— Ушам своим не верю, — сказала я. — Ты слишком стар для одних читателей, но слишком молод для других.

— Пусть посидит пока в чистилище для журнальных советчиков: — Слим изучал фотографию моего брата. — И что же ты теперь будешь делать?

— Соглашусь с урезанной зарплатой. Постараюсь выкроить на оплату жилья.

— Предоставь это мне, — быстро сказал Слим. — Пусть оплата тебя не беспокоит. С деньгами, которые обещают мне дружки на бирже, я, наверное, в любое время смогу купить этот дом.

Мой брат кисло усмехнулся. Наверное, подумал: «Хорошо бы увидеть лицо Картье, когда Слим подкатит к нему с этаким предложением». Я легонько сжала брату локоть.

— Все будет хорошо. Я оплачу свою долю из временного заработка. Кроме того, я великолепно умею готовить из дешевых продуктов. Мы будем сыты, по крайней мере, до тех пор, пока нам не надоедят пироги с тунцом.

Вернув Павлову письмо с макетом, Слим тоже попытался поднять ему настроение.

— Я наговорил тебе всякой ерунды про рубашку. — Он бросил на друга взгляд исподлобья. — Я ошибался. Ты отлично здесь выглядишь.

Сверившись с фото, Павлов смял письмо в кулаке.

— Я похож здесь на фрукт, — выдавил он и тут же попросил позволения удалиться.

Мы молча смотрели, как он направляется к лестнице. И лишь после того как мой брат защелкнул за собой задвижку, Слим повернулся ко мне:

— Что ты ему тут наговорила?

— Когда?

— Про двух партнеров сразу, — осклабился он совсем по-волчьи.

— Ты подслушивал?

— Отнюдь нет. Дело в том, что молодые люди улавливают определенные фразы на расстоянии в тысячу шагов.

— Как это?

Слим пожал плечами.

— Врожденный интерес к чужой сексуальной жизни, наверное. Стоит девушке упомянуть, что она занималась этим с несколькими партнерами одновременно, и мы сразу вострим уши.

— К Павлову это не относится.

— Из всякого правила есть свои исключения. Ну, и как там все было?

— Что?

— Сама знаешь. В каком составе? Парень-девушка-парень? Две девушки, один счастливчик? Все трое — девушки?

— Это мое личное дело, — надменно парировала я, тем не менее наслаждаясь разговором. — Ты и сам наверняка не говоришь о себе всей правды.

Мгновение поразмыслив, Слим признал поражение:

— Какими были бы наши отношения без этих маленьких секретов, а?

— Именно, — согласилась я, присаживаясь за кухонный стол.

Слим выдернул из кармана спортивных брюк собственный конверт и распотрошил его.

— От дельцов с биржи, — сообщил он мне. Заняв стул напротив, он развернул письмо. — Хоть кто-то из нас не бедствует.

Я наблюдала, как его глаза пробежали по странице и застыли как вкопанные в самом низу. Похоже, Слиму никак не удавалось расшифровать подпись.

— Может, поделишься новостями? — наконец спросила я.

Слим поднял голову. Лицо у него было бледное и напряженное, совсем как у Павлова, и я испытала дежа вю: утренние события пошли по второму кругу.

— Они не могут поступить со мной так, — едва слышно выдохнул он. — Ведь правда?