За закрытой дверью

Глава 19

Ужинаем в ресторане, такое платье обязательно нужно выгулять. Забываю о времени, когда Андрей набрасывает варианты, куда бы мы могли слетать на этих выходных. К Кристине за Мишуткой мы приезжаем в девять вечера, и я ужасно расстраиваюсь, что он уже спит. Чувствую себя никчемной мамашей, ну что за эгоистка могла наслаждаться жизнью вдали от своего малыша?

Решаем не будить ребенка, но Андрею приходится согласиться с моим условием приехать за Мишуткой рано утром. Всю дорогу домой Андрей успокаивает меня, говорит, что я не сделала ничего плохого. Мне все равно тревожно, еще никогда не отлучалась от Мишутки на целый день. Отпустить вину помогает Кристина, которая сбрасывает два десятка видео. Смотрю с улыбкой, как они веселились в течение дня, как скакал Мишутка по дому и играл на детской площадке. Похоже, он отлично провел время со своей тетей, завтра посвящу весь день только ему.

Как только вхожу в квартиру, включаю приятную музыку и напяливаю туфли на каблуках. Еще крашу так и не зажившие губы красным. Хочу шикарный антураж для этого вечера. Считаю, что если бежать от себя, то бежать надо на двадцатисантиметровых каблуках и под отличный саундтрек.

— Откроем бутылку хорошего вина? — гладит мои голые бедра Андрей.

— Можно.

— Минутку — и все будет готово. Мира, какая же ты красивая.

Андрей целует меня в шею, не то, чтобы оставить помаду на губах, не то по менее очевидным причинам. Он уходит в каморку с целыми стеллажами, забитыми коллекционным вином, а я касаюсь влажного места от его поцелуя. Звонок в дверь бьет дрожью по позвоночнику. Я знаю, кто это, поэтому и подхожу. Каждый вдох обрывается на половине, даже устойчивость каблуков онемевшие стопы подвергают сомнению. Только холодеет спина и дрожат ноги вовсе не от страха. Я ненавижу всей душой того, кто в очередной раз собирается содрать заплатки с моей разодранной жизни.

Не хочу ненавидеть наедине, хочу ненавидеть ему в лицо, поэтому срываю защелки замка и рву дверную ручку на себя. Возможно, этой двери лучше было бы остаться закрытой, но уже поздно. Весь в черном с приумноженной щетиной и идентичным моему невменяемым взглядом, Дима входит вглубь коридора.

— Приветик, зайка, — хлопает он пьяненькими злобными глазками. — Охуенно выглядишь. Какое шикарное блядское платье!

— Блядское, — подтверждаю ядовитой улыбкой.

— Кусков пять зелени стоит?

— Тридцать, — цежу сквозь зубы с непомерным удовольствием.

— Нихуево, — присвистывает Дима. — Признай, что соскучилась. И я пиздец, как скучал. Мы же с тобой, как ебучие котики, что складываются калачиками в пушистое сердечко. Каждый день так пушисто мурлыкали друг другу на ушко, а тут третий день непонятно где таскаешься. Ну давай, блять, задирай свое блядское платье, становись раком. Не переживай, один за двоих справлюсь, выебу незабываемо.

— Дима, иди ты нахуй, — не перестаю улыбаться я.

— Мы же так и не потрахались в этих сверкающих хоромах, давай исправим? Когда еще такая охуительная возможность выпадет?

Не успеваю отскочить, как Дима стискивает меня всю целиком. Он тянет меня одновременно и за бедра, и за талию, успевает заламывать руки, которыми пытаюсь расцарапать ему лицо. Его подбородок дрожит от ярости так же, как и мои стопы, замкнутые в неустойчивых туфлях.

— Пусти, блять! Отпусти меня!

Хоть Дима и скручивает меня, сексуальный подтекст улетучивается. Он просто смотрит мне в глаза, долго смотрит, а потом тихо говорит:

— Ребенка бери и домой.

Когда мне кажется, что за его ненавистью проскакивает боль, появляется третий участник.

— Отпусти ее! Я сказал: отпусти!

Похоже, Андрей сам дергает Диму за плечо, что позволяет мне выскользнуть из так называемых объятий. Пока они испепеляют друг друга взглядом, отхожу на дрожащих ногах и поправляю задравшееся платье. Страшное предчувствие сушит горло, я безумно хочу, чтобы дверь снова оказалась закрытой.

— Пошел вон! — орет Андрей. — Даже подходить к Мире не смей!

Андрей направляется ко мне и тянет руку, видимо, чтобы удостовериться, что со мной все в порядке. Мне уже не до злости и ответной грызни, потому что я вижу, как идет пар из ноздрей Димы.

— Это ты отойди от моей жены, уебок! Плохо, сука, слышишь?! А так, блять, понятнее?!

В моей голове срабатывает сирена. Хочу орать и плакать, вместо этого стою с открытым ртом, хватая воздух. Дима наставляет на Андрей пистолет, его руку трясет, его самого покачивает от количества выпитого. На Андрея даже не смотрю, все жду, как рукой Димы убью ни в чем не виновного Андрея.

— Отошел нахуй! — кричит Дима, надрывая связки.

— Ты ебанулся?! — теперь кричу я. — Где ты взял пушку?! Опусти, придурок!

— Домой!

— Дима, блять!

— Я сказал домой!

— Андрей! — выбираю другую тактику.

— Мира, все хорошо, он не выстрелит. Дешевый трюк, пистолет наверняка не заряжен.

— Откуда ты знаешь?! — чуть не плачу я.

Андрей кажется уверенным, если и переживает, то хорошо это скрывает. Может, и не воспринимает происходящее всерьез, когда я мысленно вижу его в гробу.

— Опусти это дерьмо, ты не видишь, что пугаешь ее? — только сейчас Андрей повышает голос.

— Она моя, блять, моя! — вновь врывается голос Димы, его руку трясет еще сильнее.

— Я не намерен это терпеть. Ты не будешь угрожать мне оружием в моем же доме. Сам не уйдешь, значит выведут полицейские.

Как ничего не бывало, Андрей идет к повороту в другой коридор, видимо, за телефоном. Я задерживаю дыхание и глотаю страх.

— Стой на месте, уебок! — раздирает глотку Дима и наставляет пистолет на Андрея.

Андрей не слушает, он шагает. Вижу как в замедленной съемке этот чертов шаг и отчаянье, что он вызывает у Димы. Дима не контролирует ситуацию даже с пистолетом в руке. Он пьян и зол, он ненавидит меня и не победит Андрея. Что он делает, когда понимает, что проиграет? Он делает все, чтобы усугубить ситуацию!

— Нет! — кричу я.

Слышу щелчок, что-то внутри пихает меня вперед, пихает меня к Диме. Андрей — жертва моих ошибок, не ему принимать концентрат злости. До конца не понимаю, что произошло. Порыв признать, что вновь виновата я, проходит. Вытравливает абсолютно все из головы, даже страха какое-то время нет, есть только звук. Такой громкий, что заглушил все. Звук выстрела.

Смотрю на то, как глаза Димы расширяются до объема черных дыр, как пистолет медленно приземляется на пол. Только звон железа о мрамор включает в голове восприятие боли. Опускаю взгляд к пылающему очагу и вижу просто маленькую дырочку под грудью. Прикладываю руку. Тепло и влажно. Что это? Зачем-то переворачиваю ладонь к себе и удивляюсь красному цвету. Кровь? Это моя кровь? Почему красивое платье с дыркой и в крови? Почему?

Рот открывается, а звуков из него не выдавить. Смотрю то на дрожащие кровавые пальцы, то на в миг отупевшего Диму, то на Андрея, что замер и даже не дышит. У меня реакция будет самая яркая и громкая, потому что больно мне, а не им, во мне чертова пуля и мозг наконец-то выдает нужную реакцию. Больно так, что у меня подкашиваются ноги, ощущение, что прямо сейчас кто-то пытается выпотрошить ножом с острыми зубцами. В меня выстрелил Дима, пуля под грудью, может, вообще в сердце. Я вся в крови, она уже даже течет на пол. Я умираю, и дичайший страх выпускает из горла не то всхлип, не то крик.

— Мира, Мира, боже…

Первым рядом оказывается Андрей, он подхватывает меня сзади, чтобы я не рухнула на пол. Андрей не знает, что делать, он пялится по сторонам в поисках решения, в итоге просто садится на пол, давая опереться на его грудь. Да, он обнимает меня трясущимися руками, пытается что-то рассмотреть за потоками крови, в которой уже и его белоснежная рубашка, и весь мраморный пол. Но я знаю, что он не поможет. Мне никто не поможет, поэтому плачу. С рыданиями выходит не жалость к себе, не боль от огнестрельного ранения и не страх смерти, даже не обида на Диму, который все еще не может поверить. Мне горько, просто горько от всего и сразу, выделяется лишь одна мысль на всеобщем страшном фоне.

— Мира… Мира, зайка… Я не хотел…

С исказившимся лицом Дима ползет ко мне по моей же луже крови и тянет ко мне руку. Смотрю на руку, что еще недавно сжимала мою шею, оставляла синяки на лице, и вспоминаю его угрозы убить. Он же думал об этом, это не случайность, это убийство. Дима все ближе, теперь я чувствую свой проигрыш. Боролась, смирилась, вновь возненавидела, сбежала. Он догнал и уничтожил, он оказался сильнее. Моя реакция противоположна его. В пограничном с нервным срывом состоянии я выбираю спрятаться. Прячусь, прижимаясь к Андрею так близко, как только выходит. Чем ближе Дима, тем активнее перебираю ногами, чтобы отползти от него. У меня слетает одна туфелька, другая, как и босая стопа, скользит по крови, заставляя повторять толчки снова и снова, чтобы хоть немножко продвинуться вперед.

Картина страшная. Дима маниакально подползает, словно хочет помочь, а не прикончить. Я же истекаю кровью и ищу спасение у своего любовника на груди, хотя он ничем мне не поможет. В ответ Андрей только и может, что притягивать меня ближе к себе, заграждая всем телом доступ Диме. Вовсе прячу лицо в его рубашке, чтобы не смотреть на своего убийцу и плачу.

— Мира, тише-тише, я с тобой, — шепчет мне Андрей, гладя по головке.

— Я умру, да? — выдавливаю я.

— Нет, конечно нет. Что ты? Тебе просто надо в больницу. Все будет хорошо, я обещаю. Мира, любимая, ты не умрешь.

Даже Андрей не верит в свою ложь. Я слышу, как плохо ему удается проглатывать слезы. Я представляла в гробу его, в итоге это он меня туда уложит. Только сейчас реально понимаю, что такое смерть. Конец. Все закончится, абсолютно все. Я не хочу такого конца. Пусть ошибок в последнее время было слишком много, но я теперь не одна, я не могу бросить своего ребенка. Вот какой страх преобладает перед всеми другими, он душит даже боль. У Мишутки не будет мамы, и это задевает сильнее, чем тот факт, кто именно пустил в меня пулю. Не думала, что материнство перестраивает мозг настолько, что даже страх собственной смерти уступает страху за своего ребенка.

— Андрей, прошу, скажи Мишутке, что я не хотела его бросать. Что я не хотела…

Нет сил даже для всхлипа, в голове пустеет.

— Мира, ты что? Ты не бросишь его, ты поправишься!

Андрей говорит еще что-то, говорит и Дима, но я уже не могу разобрать. Дыша, Андреем, в относительной защите, закрываю глаза, потому что так проще. Забыться проще, чем бояться. Только один раз туман прорывает крик Андрея:

— Съебись отсюда нахуй! — впервые слышу маты от Андрей.

Мое сознание не способно даже на удивление, мыслительные функции отключены. Нет ни страха, ни обиды, ни боли. Есть только обволакивающая тьма.