Закат Человечества

Глава 2. Кошмары мёртвого города

Дед приходил в себя трижды.

Первый раз ему запомнился кратким набором слайдов. Крик — «Эй, у нас тут живой! По спискам не проходит!» и повсюду дым. Сил не было даже мычать.

Второй раз старатель пришёл в себя, когда с него сняли химическую маску, из-за которой он едва не захлебнулся рвотой.

Интоксикация его организма была сильнейшей. Стимулятор попался с изъяном или стандартная дозировка была превышена — неизвестно. Препарат был трофейным, из чужой аптечки и когда вкалывал его себе Дед знал, что сильно рискует.

Просто на фоне остальных рисков, этот конкретный, казался чем-то не особо весомым.

Третье пробуждение вышло осознанным. Лимфатическая система, усовершенствованная биотическими клетками, спасла старателя. Справилась с интоксикацией там, где другой человек уже бы умер.

Осматриваясь и морщась от головной боли, очнувшийся от беспамятства Дед приподнялся и обвёл помещение взглядом. Он лежал на старом матрасе, прикрытый застиранной, покрытой жёлтыми пятнами простыней. Прямо на полу.

В помещении было натоплено, душно. Пахло лекарствами и потом. По правую руку кого-то рвало…

Больница. Медицинский сектор. Но не община — понял он. В родных тоннелях нет таких стен, исцарапанных чьей-то дурной рукой и покрытых странными надписями. Нет закопченного потолка и идущих вдоль стены труб.

И нет столь плотного духа, который остаётся после долгого горения топлива.

Общину тоже сопровождают дурные запахи. Но там они иные. Нечистоты жилых улиц и въевшийся в стены дух сработавшей плазмы. Он напоминает жжёный металл, а не отдаёт химикатами.

Вытащив из руки иглу капельницы, старатель со стоном поднялся. Матрасы лежали вдоль стены, а на них народ разной степени покоцанности. Пока он поднимался на ноги, рана, оставленная на его руке мучителями, напомнила о себе пульсирующей болью.

Сосед слева с перебинтованной ногой спал или был в отключке. Сосед справа блестел открытыми глазами сквозь щёлку в бинтах. Его лицо и голова были плотно забинтованы и покрыты медицинским гелем. Осталась лишь дырка на месте рта и щель для глаз. Сквозь дырку были видны разбитые и посечённые губы.

— Где это мы паря?

Старатель задал вопрос и не узнал собственного голоса. Сиплый, слабый, отдающий дрожащей хрипотцой. Словно у бандита до имперской эпохи, просидевшего в тюремных застенках всю свою жизнь.

Перебинтованный издал мычащий звук, говорящий о том, что получить ответ от парня не получится. Но одной из своих обожжённых рук с негнущимися, покрасневшими пальцами, он ткнул в правую сторону.

В сторону выхода.

Дед побрёл туда, придерживаясь стены и опасаясь свалиться. Его голова всё ещё кружилась. А повреждённая рука безостановочно болела.

На всех лежащих у стены в душном лазарете людях, была экипировка отрядов Кардинала. По крайней мере штаны и тельняшки. Стандартный набор имперских военных. На нём самом были только штаны, трофейной тельняшкой он не озаботился.

— Куда ты?! Если в туалет хочешь, я принесу утку.

В конце вытянутого помещения он повстречал первого идущего на контакт человека. Повязка на руке выдавала в нём военного медика. Он сидел на трубах, нарезая большую простыню на длинные полоски. Медицинского геля на всех не хватало.

— По-твоему я сам поссать не в силах малец?

«Мальца» явно не обрадовала такая лестная характеристика:

— Ебн*шься в обморок в собственное дерьмо, вытаскивать тебя не буду.

Дед на это только хмыкнул и сполз по соседней стене в сидячее положение, придерживая израненную руку:

— Меня Дедом кличут. Старатель я. Мне бы понять, где я оказался и забрать свои вещи.

Брови «мальца» поползли вверх. Молодой, крепкий парень, был удивлён:

— Старатель? Так ты тот, кого в списках нет? — Его взгляд на мгновение расфокусировался. — Я сообщил о тебе старшему. Как ты здесь оказался?

Дед позволил себе кривую усмешку:

— Попался странным ребяткам на поверхности. То ли засада, то ли охраняли дорогу в тоннели, хрен их разберёт. Воды не найдётся?

Только поднеся ко рту дарованную ему флягу, он понял, как сильно хотел пить. Усилием воли заставил себя глотать спокойно, не позволяя жажде превращать себя в неуклюжее, шумное животное.

С медиком кто-то связался по рации. Бросая на старателя взгляды, тот отвечал:

— Да. Среднего роста, крепкий, с залысиной… Дедом назвался… Так точно, передаю рацию.

Вытащив ушную гарнитуру, он протянул её Деду:

— Это тебя.

Вставив гарнитуру в своё ухо, сидящий на полу старатель откликнулся:

— Слушаю.

Человек, который ему ответил обладал самым узнаваемым голосом в общине. Никто другой не выступал с обращениями к людям так же часто. Кардинал. Бессменный лидер.

— Поднимайся в административную башню. Нам нужна твоя помощь.

Ночь в Приморьеве полна ужасов.

Дневные хищники многочисленны и крикливы. Ночные же предпочитают совершенно другие методы охоты.

Изменённый полный гигантских гусениц был похож на эксперимент эволюции. Он пришёл в облюбованное людьми помещение на бормотание спящего заказчика. Вывалил на пол одну из содрогающихся частей своего тела и заставил её медленно поглощать ногу Жёлтого.

Волк спал тихо и был неподвижен, поэтому его просто не заметили.

Научный сотрудник быстро понял, что массивная тварь реагирует на его действия. Первый же заполошный рывок после пробуждения вызвал резкое сближение. Он видел слизь и бугристую мускулатуру, крупные тупые костяные наросты на лапах и понимал, что одного удара такой лапой хватит чтобы лишить его жизни.

Но тварь не стала бить. Замерла так же, как замерла её добыча, а затем и вовсе удалилась в самый тёмный угол.

Жёлтый подозревал что «гусеницы» были разумными желудками этого создания. Они обволакивали свою добычу и прощупывая её структуру подбирали ферментный состав для переваривания практически любого материала.

Если же добыча сопротивлялась — в игру вступал изменённый.

После схватки обоим выжившим пришлось спешно ретироваться. Несмотря на ветренную погоду, сквозь завывающий в руинах ветер могли просочиться привлекающие внимание звуки. Удары пуль о стену, топот, падение грузного тела, вскрики и лязг оружия, оснащённого глушителем.

Волк не позволил сломленному заказчику потерять время. Грубо поднял его на ноги и забрав вещи вытащил из помещения. И сделал это — вовремя.

Пробежав служебными коридорами, они вышли в обширный зал торгового центра и затаившись возле оплавленного эскалатора, разминулись с изменённым. Быстрая, подвижная тень, промелькнула по соседнему ярусу торгового центра и скрылась в том направлении откуда они пришли.

Мы должны отмыть от себя запах. Воды почти не осталось, но мы должны убрать с твоего костюма остатки слизи.

Физически Жёлтый был цел. «Гусеницы» лишь пожевали его руку и ногу беззубыми ртами понаставив массу синяков мускульными сокращениями своих вытянутых тел.

Гораздо больше ущерба нанесла слизь.

Материал закрытого костюма научного сотрудника был качественным. Его нельзя было порезать ножом или прожечь зажигалкой, крепкий, прочный, многослойный, он как нельзя лучше подходил для условий заражённой местности.

Вот только стоило старателю найденной здесь же грязной тряпкой начать убирать запятнавшую костюм слизь, как выяснилось, что та сурово обошлась с рукавом и штаниной заказчика. Верхний слой одежды пестрел кислотными ожогами и Волку становилось жутко от одной мысли о том, что могло стать с Жёлтым не победи они в этом противостоянии.

Его бы, переварили заживо.

Произошедшее погрузило разум заказчика в состояние тихой паники. Если бы не якорь в виде старателя, он бы уже погиб или совершил какую-нибудь глупость, что в мёртвом городе равносильно всё той же смерти.

Они выбрались из торгового центра спустя половину часа. Тихими, короткими перебежками миновали огромную гору обломков и затаились у её подножья, упирающегося в многометровый затор из разбитых и покрытых бетонной пылью аэромобилей.

Здесь заказчик остановил Волка и укололся неизвестным старателю препаратом. Через пяток минут отражаемое в интерфейсе сердцебиение топтуна перестало напоминать испуганную птицу, бьющуюся в клетке, а ИскИн Волка сделал обоснованный вывод, что в составе инъекции находилось успокоительное.

До нужной точки рукой подать. Но ты должен сам решить пойдём мы до конца или вернёмся. Ты хромаешь, мы оба устали и потеряли одного члена группы.

Жёлтый обдумал слова Волка потратив на это минуту и ответил снайперу равнодушным голосом смертельно уставшего человека:

— Я не хочу оказаться здесь ещё раз. Сегодня всё должно закончиться.

Волк принял его решение без споров. Заказ взят и должен быть выполнен. Так тому и быть.

Закончив краткий привал, они пошли дальше. Ветер утих, перестав таскать по улицам заражённую пыль. Погрузил Приморьев в неестественную тишину. Старатель шёл по рельефу разбитых орбитальными ударами улиц и казался самому себе еретиком, забравшимся в чужой храм.

В звенящей тишине каждый их шаг звучал ударом набата. Шорохи небольших оползней и скрип обломков под ногами выдавали путников с головой. Но они всё равно шли, зная, что остаться на месте означает приблизить собственную смерть.

Приморьев спал, и Волк чувствовал, что городу сняться кошмары. Они бродили по его улицам видимые лишь опытному, технически оснащённому глазу. Стая мутапсов прошла по соседнему хребту завалов. Показалась в лунном свете и заставила людей остановиться.

Мутанты ушли, лишь вожак какое-то время стоял на вершине перебирая носом воздух, но благодаря отсутствию ветра не почуял путников и скрылся вслед за остальными.

Попутный овраг встретил людей тёмным зевом подвала на своём склоне, в глубине которого урчало и бурлило, словно сам этот склон был невиданным чудищем, переваривающим очередную жертву.

Миновав последнюю складку местности, снайпер указал на ближайший остов многоквартирного дома и отправил сообщение:

Вот оно.

Их целью был обычный дом. Скелет былой реальности, обтянутый плотью разрушенных стен и перекрытий, присыпанный бетонным прахом и подпираемый со всех сторон останками своих соседей. Он был низок и близился к тому, чтобы утонуть среди обломков, над которыми торчали всего четыре этажа былого небоскрёба.

Дом располагался неудачно, между двух вершин завалов, в низине. Волк уже сейчас видел, что со временем они полностью скроют эти руины с глаз, погребая их под собой.

Заказчик, обливаясь потом под своим жёлтым комбинезоном, устало выдохнул:

— Мне нужно внутрь. Одному.

Волк хотел было отправить ему сообщение. Напомнить об опасностях, что могут таиться среди разрушенных стен, но осёкся. Заказчик уже был обожжён мёртвым городом и знал, что звенящая тишина этих улиц — обманчива.

Вместо предупреждений от снайпера пришло скупое:

Жду десять минут, затем расход.

Жёлтый кивнул:

— Справлюсь.

Заказчик ушёл, унося с собой заряженный железным стержнем сокол и собственный компактный рюкзак. Волк считал дурной затеей отпускать его одного, но Жёлтый взрослый мужик, должен понимать, что к чему.

Из мыслей старателя не выходил Дед. Жив ли старый? Обучен он хорошо и опыт имеется, но мёртвый город считает обе эти характеристики за желанное лакомство. Загадывать жив или нет — никакого резона. Всё равно не угадаешь.

Волк снял рюкзак и устроился на обломках. В узкой расщелине на склоне, в которой его невозможно увидеть со стороны и нельзя обойти. Здесь он снял рюкзак и отстегнув от него щит, взял в свободную руку пистолет-пулемёт.

Патронов оставалось с гулькин нос, но, если не работать в молоко, на пару тварей с близкой дистанции ему хватит.

Заказчик успешно спустился к руинам. Промедлил секунды вглядываясь в чёрные провалы окон и дверных проёмов, а затем скрылся внутри. От внимания старателя не укрылось напряжение, сквозившее в каждом его шаге.

Успокоительное в крови это конечно хорошо, но выкинуть из мыслей возможность собственной гибели совсем не просто. Особенно такой, какую могут предложить эти пропитанные ядом улицы.

Опытный старатель тратил каждую минуту с умом. Временно отложив щит растянул по верхнему краю расщелины сигналку. Он считал, что вряд ли найдётся тварь способная тихо миновать насыпь и бесконечные трещины, побитые кривыми иглами арматуры, но бережёного бог бережёт. А после того, как с этим делом было покончено, залёг внизу, тиская в руках оружие и держа под рукой механический щит.

Тварь появилась через минуту.

Вначале снайпер принял её за помеху в побитом и барахлящем комплексе визуального наблюдения. Окуляры были повреждены и обзавелись мешающими обзору трещинами, а связь то и дело пропадала, награждая старателя микроразрывами полнейшей слепоты.

Но ни одна трещина не может вдруг сместиться.

Исходя из самого худшего расклада Волк решил, что изменённый их видел и знает о присутствии обоих людей на своей территории. Старатель заметил его на «крыше» здания, в котором скрылся Жёлтый, но зафиксировал лишь смазанное движение, застывшее в слепке памяти безобразной кляксой, настолько неразличимой, что даже ИскИн не мог помочь с анализом чужой фигуры.

Шла седьмая минута из отведённых десяти…

Будто назло затишье в Приморьеве кончилось и снова поднялся ветер. Серая, бетонная крупа ударила в лицо старателя, минуя отсутствующее забрало и пятная своими грязными частицами кожу.

Волк поморщился и сжал зубы, надеясь, что не подхватит вместе с этой пылью неизвестную болезнь или серьёзную дозу радиации.

Жёлтый выбрался из здания на одиннадцатой минуте, тогда, когда снайпер уже собирался сматывать сигналку и уходить. Он всё так же хромал, но не выглядел убегающим или раненным, а значит то, что скрывалось в руинах, с ним ещё не встречалось.

Чеченец понимал, что при всём желании не сможет прикрыть заказчика со своей позиции. Пистолет-пулемёт не самое точное оружие и эффективная дистанция его прицельной стрельбы сильно ниже той, что разделяла его и хромающего по склону человека. Не говоря уже о том, что, если он начнёт бить сверху вниз, в низину, высок риск зацепить самого Жёлтого.

Пугать его раньше времени, предупреждая об угрозе, старатель смысла не видел. Будь на месте заказчика Дед, тот бы на подобное предупреждение среагировал правильно, но в случае топтуна реакция была непрогнозируемой и поэтому Волк молчал, придерживая информацию до поры до времени.

К удивлению старателя, Жёлтый добрался до его лёжки своим ходом без каких-либо проблем. В групповом интерфейсе проскакивали данные о плохом самочувствии заказчика, но ранений он не получал и от кровотечений или физических травм (кроме старых гематом) не страдал. В руках, помимо болтающегося как попало сокола, научный сотрудник нёс галопроектор. Обычное домашнее и офисное устройство, пришедшее на замену старым телевизорам доимперской эпохи.

Я видел изменённого в здании, на последнем этаже. Держи оружие под рукой, я сниму сигналку.

Жёлтый не ответил. Просто кивнул и оказавшись в расщелине, со стоном уселся на бетонный обломок. Волк слышал его дыхание и понимал, как тяжело даётся человеку этот рейд.

После подъёма по завалам, заказчик едва переставлял ноги.

Обведя взглядом округу, Волк забрал стержни сигнальной нити и деактивировав их, спустился обратно в расщелину. До рассвета оставалось несколько часов, и за это время он планировал вернуться в низинный город. В тоннелях он чувствовал себя привычней чем под непроницаемым небом мёртвого города.

— Очень жарко в костюме… ммм жарко…

Старатель решил не отвечать на бормотание заказчика. Да и не требовали эти возгласы ответа. Но спускаясь по бетонным обломкам, он неожиданно услышал девичий смех и вздрогнул.

В расщелине заработал галопроектор.

Выключи! Выключи немедленно!

Волк рванулся вперёд, ибо в ночной тишине семейная, праздничная запись, работала ужасно громко и могла навлечь на них смерть. Вот только добраться до технического устройства ему не удалось. Увиденное, заставило остановиться.

Заказчик — замерзал.

Он всё так же бормотал что ему жарко, но непослушные губы и замёрзшие мышцы не позволяли ему жаловаться на жару хоть сколько нибудь громко. Медленно и неуклюже извиваясь, мужчина выбирался из своей экипировки. Уже скинул шлем чьё забрало покрылось инеем, вывернулся из лямок рюкзака и теперь всё медленнее и медленнее возился с костюмом…

Волк смотрел на него словно поражённый громом и не знал, что ему делать. Под весёлую, полную девичьего смеха запись, камни вокруг заказчика покрывались изморозью, как и он сам.

Объект Жёлтый вне зоны доступа. Статус — гибель.

Смерть пришла в расщелину неожиданно. Так, как приходит за людьми всегда. Заказчик просто замер, смотря прямо перед собой остекленевшими глазами. Его руки продолжали цепляться за уже распахнутый на груди и промёрзший костюм.

Он умер, смотря семейную запись.

Под треск продолжающей расползаться по камням изморози и смех дочери Жёлтого, чеченец подхватил свои вещи и ушёл.

По суровым, словно выточенным из дерева чертам его лица, покатилась слеза. А за спиной продолжала играть музыка и в лучах трансляции веселились образы погибшей семьи.

Мёртвому городу продолжали сниться кошмары.