Заложники. 68 часов в ловушке

2 Принц Дэвид

Когда Дэвид Хидли впервые вошел в отель в сентябре 2006 года, его так поразило величие этого замечательного заведения, вышколенный персонал и добродушные завсегдатаи, что с тех пор он беспрестанно планировал его крах. Пышность гостиницы напомнила ему о его предках, большом богатстве и влиянии его семьи, о чем не раз рассказывала ему в детстве мать.

Швейцары громко приветствовали его, распахнув двери в отель, словно они ждали именно его. Запах франжипани в холле, а также чудесный вид на Ворота в Индию почти убедили его в том, что гостиница является в некотором смысле священным и очень важным местом.

Хидли нравился этот город людей, страдающих от бессонницы и наслаждающихся ею. Он с интересом прочел историю о том, как в 1661 году архипелаг из семи островов стал подарком королю Карлу II как часть приданого его новой жены Екатерины Брагансской, хотя до самого девятнадцатого столетия здесь жили в основном рыбаки из народности коли. Потом мигранты-парсы, вроде семьи Тата, создали империи прямо здесь, на соленых озерах, превратив город в самый оживленный морской порт Азии и столицу Бомбейского президентства, одного из самых процветающих и мирных регионов Британской Индии. Хидли восхищался энергией семьи Тата. Ему нравился дух Мумбаи, его деловой подход. Но он презирал саму идею независимости Индии, страны его предков. Поэтому он использовал маленькую разницу между городом и остальным регионом, между народом и теми, кого он называл «индуистскими правителями», чтобы оправдать смерть и хаос, которые он готов был принести сюда.

Когда он впервые приехал в город, остановиться в этой гостинице ему было не по карману. Его работа только началась, а бюджет был небольшой. Но здесь, как в большинстве мест, где ему доводилось трудиться, внешний вид значил все. Он подыскал себе отличную квартирку в нескольких кварталах от гостиницы, где стал завсегдатаем. Официанты, менеджеры и гости регулярно видели его в отеле. Он сидел в баре, потягивая «Дом Периньон», либо обхаживая девушку, либо громко разглагольствуя перед приятелями о том, какую замечательную квартиру ему удалось снять.

Хидли бросался в глаза. Это был мужчина высокого роста с длинными светлыми волосами, собранными в хвост, широкими плечами и улыбкой до ушей. Обычно он был одет в мятые джинсы и рубашку от «Армани», а на плече висел кожаный пиджак. Он подавал себя как опасного человека. На его запястье красовались часы «Ролекс Субмаринер», которые стоили не менее десяти тысяч фунтов стерлингов. Он легко заводил новые знакомства. Работники отеля не переставали спорить о том, кто из них лучше знает его привычки, и о том, каких женщин ему удалось покорить. Дэвид слушал рассказ о проблемах очередного собеседника, а потом хлопал его по плечу и говорил:

— Да ради бога. Как угодно.

Дэвид мог многое. Он был находчив и щедр.

— Позволь тебе помочь. Я могу это достать.

Но люди, которые знали его как Дэвида, предпринимателя из Филадельфии, не подозревали о его истинной сущности. Для сестры Шерри и единокровных братьев Хамзы и Даняла, для жен Портии, Шазии и Файзы, для двоюродных братьев Фарида и Алекса, для дяди Уильяма, для его лучшего друга Тахаввура Раны и майора Икбала, шпиона вездесущей пакистанской разведки, он был Даудом Салимом Гилани, человеком смешанного американо-пакистанского происхождения.

Это смешанное происхождение, которое привело его в Индию, где он разведывал обстановку для предстоящего теракта, отражалось в цвете его глаз. Один был голубой, а другой карий.

Отец Дауда, Сиед Салим Гилани, был известным пакистанским телеведущим из зажиточной семьи из города Лахор. Серрил Хидли, его мать, была искательницей приключений из штата Мэриленд. Ее двоюродная бабка была американской авантюристкой и филантропом, она спонсировала движение за права женщин и даже исследования Эйнштейна. Но спокойное детство Серрил закончилось, когда в 1952 году ее отец, бывшая звезда футбола, погиб от шальной пули, пытаясь помешать драке в баре. Мать Серрил и ее четверо детей переехали в соседний штат Пенсильвания и купили большую ферму в пригороде Филадельфии. Однако Серрил, которой было тринадцать лет, когда погиб отец, стала неуправляемой. Когда она познакомилась с Гилани, который приехал в Штаты в командировку на радиостанцию «Голос Америки», она была девятнадцатилетней студенткой университета штата Мэриленд. Между ними тут же пробежала искра. Гилани, культурный и искушенный человек, был известен в Пакистане как знаток традиционной поэзии. Он привлек девушку музыкой. Когда в 1960 году в Вашингтоне родился Дауд, Серрил согласилась переехать в Пакистан, радуясь этому неожиданному приключению. Но то, что так хорошо получалось на Восточном побережье Штатов, пошло прахом в родовом доме Гилани в Лахоре. В 1966 году они развелись, и Серрил вышла замуж за престарелого афганского служащего страховой компании. Дауда растила вторая жена Гилани, женщина с хорошими связями и состоянием.

Чувствуя себя брошенным, Дауд стал таким же неконтролируемым ребенком, каким когда-то была его мать. Чтобы воспитать мальчика, отец отдал его в кадетский колледж в небольшом городке в западном Пенджабе, популярный среди местных семей. Хотя Гилани не был офицером, он много общался с военными. Он был мигрантом из Индии, родом из города Капуртхала в штате Пенджаб, откуда ему пришлось уехать, когда начались погромы, связанные с разделением Британской Индии на Пакистан и Индию. Противостояние с Индией воспринималось как нечто само собой разумеющееся.

Как и его американская мать, Дауд не спешил становиться серьезным. Ему постоянно напоминали о его иностранном происхождении. Это давление усилилось с рождением братьев Даняла и Хамзы. При первой же возможности, когда ему исполнилось шестнадцать лет, Дауд улетел в Штаты к матери. Серрил вернулась в Филадельфию после того, как умер ее афганский муж, и купила бар на Секонд-стрит, который декорировала на пакистанский манер. У нее появился новый мужчина, который работал репортером в газете «Филадельфия инкваэрер», потому она часто бросала сына на попечение работников бара, которые прозвали его Принцем. Дауд, общительный мусульманский подросток, поселившийся над баром, пытался свыкнуться с новой жизнью. Его дядя Уильям, брат Серрил, вспоминал, что мальчик проводил много времени за просмотром сериала «Счастливые дни» в зале бара, ожидая, пока мать вернется домой. В конце концов он привык к той жизни, которую предлагала Америка в семидесятые годы. Однажды местный канал снял программу о баре, запечатлев Дауда с его волосами до плеч и расклешенными джинсами, а Серрил в шикарной шубе. Спустя два года он переехал на Манхэттен, где на семейные деньги снял квартирку в районе Верхнего Вест-Сайда и открыл магазин по продаже видеокассет.

У Дауда появились привычки, которые требовали много денег. Когда у семьи закончились средства, он задумался над тем, что предпринять, чтобы остаться на плаву. Он мог говорить на языках двух стран и путешествовать в такие места, куда американцам путь был заказан. В 1984 году он наладил контакт с лучшим другом по колледжу Тахаввуром Раной, скромным студентом-отличником, который проходил обучение, чтобы стать доктором в пакистанской армии. Дауд возвращался в Пакистан и попросил друга сопровождать его в районы, населенные местными племенами. Военные связи и удостоверение Раны должны были помочь им избежать лишних неприятностей в пути. Рана не знал, что Дауд вез в ботинке полкилограмма героина, купленного у местных контрабандистов.

Вернувшись в Лахор, он подцепил какую-то женщину и дал ей попробовать чистого героина. У нее случилась передозировка, и Дауда арестовали. Благодаря связям отца, его вскоре освободили, а дело замяли. Но с этого момента отец почти перестал общаться с Даудом, также призывая других сыновей держаться подальше от их единокровного брата.

Этот случай не остановил Дауда, и он попробовал снова. Он вернулся в Пешавар, откуда можно было попасть в Хайберский проход, где он стал частым гостем, нередко вместе с Раной и его джипом. Он также решил попробовать заняться экспортом, провозя героин в багаже в США, где продавал наркотики через свой магазин видеокассет. Иногда он появлялся в Филадельфии с большим чемоданом, набитым видеокассетами, стараясь с их помощью произвести впечатление на родню.

— Он был очень харизматичен и мил. Но мы понятия не имели, чем он занимается, — признался его двоюродный брат.

Когда таможенники задержали его во Франкфурте, где он садился на самолет до Филадельфии, с двумя килограммами героина в чемодане, он понял, что может сесть надолго. Отец отказался от него. Дауда передали американским властям. Оставшись один на один с законом, он предложил Администрации по применению законов о наркотиках сделку — его отпускают, а он сдает своих американских подельников. Они получили срок от восьми до десяти лет, а Дауд стал платным осведомителем Администрации. Ему дали задание проникнуть в сеть, занимающуюся контрабандой героина в Штаты. Дауд перевел множество перехваченных разговоров наркоторговцев, параллельно обучая агентов, как эффективнее допрашивать пакистанцев. Он не хотел следовать правилам. Один из агентов пожаловался, что Дауд изменил план одной операции и устроил переговоры, за которыми никто не следил. Но результаты его работы были столь убедительны, информация так точна, что, когда он вернулся, его с готовностью простили.

Один из бывших агентов Администрации вспоминал, что Дауд мог выкрутиться из любой ситуации благодаря своему красноречию. Матерые следователи были вынуждены сами оправдывать его просчеты, поскольку он показывал им такие места, куда они никогда и не надеялись попасть. Его американская мать Серрил обожествляла сына на расстоянии. И хотя они редко виделись, у нее в гостиной стояла огромная ламинированная фотография Дауда. Его другие американские родственники не питали таких теплых чувств к юноше. Они предупреждали, что Дауда интересует только он сам. Его эгоизм был вызван отсутствием понимания себя. Он был молодым человеком, недовольным матерью и отдалившимся от отца, с несколькими странными личинами, ни одна из которых не шла ему.

— Мы шутили, что он шел по жизни, держа в одной руке Коран, а в другой бутылку «Дом Периньон», — вспоминал дядя Уильям.

Пока Администрация тормошила контрабандистов героина на Восточном побережье, их главный осведомитель Дауд Гилани вернулся в Пакистан и начал посещать мечеть, известную как Четыре Столпа. В ней размещались семинария и молельный дом, она занимала большую часть перекрестка в оживленной части Лахора. Эта мечеть принадлежала «Лашкаре-Тайба», организации джихадистского толка, которая сделала себе имя в индийской части Кашмира. Тут много говорили об освобождении Кашмира от индусов. Плакаты, висевшие на стенах мечети, призывали к джихаду, священной войне во славу Корана. В Пакистане, стране, замершей в свободном падении, в которой отсутствовали надежные системы здравоохранения, образования и обеспечения безопасности, нацеленная на работу с населением «Лашкаре-Тайба» часто реагировала первой, особенно в случае какого-либо общественного потрясения. Это делало ее такой привлекательной для многих.

Дауд, хорошо помнивший рассказы отца о разделении Британской Индии, приобщился к антииндийскому крестовому походу и романтической идее стать одним из бойцов ислама. Он также почувствовал в этом коммерческий успех. Так как торговля героином шла на спад, он надеялся заинтересовать своих нанимателей в Штатах полезной информацией о новой угрозе. Когда Дауда снова арестовали, на этот раз в Нью-Йорке в 1997 году, он проверил эту идею на прочность, предложив снабжать спецслужбы США информацией о радикалах, к которым был близок. Письмо, направленное в суд, оказалось весьма эффективным. Обвинение согласилось с тем, что хотя Дауда и схватили с партией героина в пятнадцать килограммов, которая стоила 94 7000 фунтов стерлингов, он тем не менее является надежным человеком, который может помочь спецслужбам в «широком спектре вопросов». Его приговорили менее чем к двум годам тюрьмы с обычным режимом, в то время как его подельник сел на четыре года в тюрьму строгого режима. Дауд вышел на свободу через девять месяцев после суда.

В августе 1999 года он вернулся в Пакистан. Поездку ему оплатило правительство США. Это произошло через год после того, как сотни людей погибли в результате террористических атак «Аль-Каиды» на посольства США в Дар-эс-Саламе в Танзании и в Найроби в Кении. В ответ семьдесят пять крылатых ракет упали на пять тренировочных лагерей «Аль-Каиды» в Афганистане. Дауд продолжал сотрудничать с Агентством, но теперь им также заинтересовались спецслужбы, занимавшиеся террористами, так как Вашингтон наконец осознал угрозу, исходящую от экстремистов с афгано-пакистанской границы.

Вернувшись в Лахор, Дауд начал действовать, как по учебнику. Он остепенился, женился на Шазии Ахмед, пакистанке консервативных взглядов, и поселился возле Лахорского канала, известного как «канал влюбленных», хотя его отец, ставший к тому времени генеральным директором «Радио Пакистан», и брат Данял, сдававший экзамен на госслужащего, с ним не общались. В конце 2000 года, вскоре после того как «Аль-Каида» произвела нападение на эскадренный миноносец военно-морских сил США «Коул» в Йемене, Дауд пожертвовал пятьдесят тысяч рупий (600 фунтов стерлингов) в фонд «Лашкаре-Тайба», купив себе возможность посетить закрытую лекцию Хафиза Саида, амира головной организации «Джамаат-уд-Дава». Саида, мужчину с окладистой пышной бородой, которую он красил хной, уже давно взяли на заметку американские спецслужбы. Дауд попросил принять его в организацию, но ему очень вежливо отказали. Светлокожий, наполовину американец, он вызывал подозрения. Ему следовало хорошо потрудиться, чтобы завоевать доверие.

Дауд вернулся в США к другим делам. Его новая девушка, визажист Портия Питер, переехала к нему. Он ничего не рассказал ей о жене, которую оставил в Пакистане. До событий сентября 2001 года он казался ей обычным американцем. Но в тот день, 11 сентября, его было невозможно оторвать от телевизора. Она с ужасом увидела, что он радуется тому, что произошло. Он громко крикнул, что Америка заслужила это. Начала проявляться его одержимость джихадом.

Крайне удивленная этой вспышкой гнева, Портия рассказала о ней подруге в баре, которая донесла на него в полицию. В ФБР Портию допросили. Четвертого октября два сотрудника министерства обороны, работавших на объединенную группу по борьбе с терроризмом, допросили Дауда перед его нанимателями из Агентства.

— Вы думаете, что я экстремист, — сказал Дауд. — Но вы должны проверить это, потому что я работаю на правительство США.

Он также пытался юлить, утверждая, что связан с заместителем директора пакистанской разведки, верно рассчитав, что никто в США не сможет быстро проверить его слова. Спустя пять месяцев, в феврале 2002 года, Дауд вернулся в Пакистан. В Штатах его попросили удвоить усилия, чтобы попасть в «Лашкаре-Тайба». Многие члены этой организации также контактировали с «Аль-Каидой», включая нового лучшего друга Дауда, соседа из Лахора, Пашу.

Полное имя Паши — Абдур Рехман Хашим. Бывший военный с опытом боевых действий, этот симпатичный мужчина уволился из армии, отказавшись выполнять приказ отправиться в горы Тора-Бора, чтобы воевать с «Аль-Каидой». В то время Пакистан подключился к американской «войне с терроризмом». Дауда поразили рассказы Паши, бывшего солдата, о том, как тот присоединился к движению Талибан. Под влиянием Паши Дауд стал больше времени проводить в Пакистане. Обычно он там находился не дольше одного месяца в году, но теперь почти не выезжал из этой страны.

Он одевался в традиционную местную одежду и рассказывал друзьям, что отказался от алкоголя, телевидения и сотовой связи. Он поселился в штаб-квартире «Лашкаре-Тайба» в Муридке, большом университетском городке возле Лахора, и даже начал следовать правилам секты «Аль-э-Хадит», которая представляет собой консервативное салафистское ответвление суннизма. В этой секте руководствуются изречениями и поступками Пророка. Кроме того, Дауд посетил трехмесячные полувоенные курсы в тренировочном лагере «Лашкаре-Тайба» в пакистанской части Кашмира, который носил громкое название «Дом святых воинов». Лагерем руководил амир Заки-ур-Рехман Лахви, один из основателей и военных командиров организации. Все его звали просто «дядя».

Дауду тогда исполнилось сорок два года. Он был вдвое старше большинства рекрутов. Провалившись на курсах, Дауд вернулся в Нью-Йорк, тяжело переживая унижение. Ему нечем было торговать, поэтому все следующие месяцы он занимался только тем, что ругал американский образ жизни, принимая у себя лишь ближайших родственников. Он отрастил большую бороду, как у всех хадитов, и большую часть дня проводил в молитвах, сложив ладони на груди. Его мать Серрил и девушка Портия сильно обеспокоились, увидев подобную трансформацию, произошедшую с Даудом. Серрил поделилась страхами с другом, владельцем местной кофейни.

— Он был в тренировочных лагерях в Пакистане и постоянно рассказывает, как он ненавидит Индию, — пожаловалась Серрил.

Друг Серрил донес на Дауда в ФБР.

Она не знала, что ФБР уже давно взяло его на заметку. Дауда рассматривали как нестабильный, но обладающий огромным потенциалом источник информации. Спецслужбы привыкли иметь дело с полевыми агентами, и они лучше понимали их, чем родственники и подружки. Все глубоко законспирированные агенты были неидеальны, даже враждебны. Их было сложно контролировать и мотивировать. Они никому не принадлежали, и это означало, что их личности были сломаны, как и их жизни, разбросанные между разными культурами и идеалами. В ФБР знали, что такие агенты служат лишь себе. Один ветеран ФБР как-то заметил: «Координатор может надеяться лишь на то, что цели агента в какой-то момент времени совпадут с интересами агентства».

Дауд начал постепенно успокаиваться, а родня простила его. Через несколько недель он смог вернуть Портию, предложив ей руку и сердце в Центральном парке. Они полетели на Ямайку, где обвенчались в декабре 2002 года. Он не рассказывал ей о двух малышах, которые родились у него в далеком Пакистане от первой жены Шазии.

Следующие два с половиной года Дауд разъезжал между США и Пакистаном, живя с двумя семьями. Но ему никак не удавалось попасть в организацию «Лашкаре-Тайба». Его личная жизнь снова пошла кувырком, когда в августе 2005 года Портия, которая подозрительно относилась к его частым поездкам в Пакистан, позвонила его отцу в Лахор и узнала о существовании другой семьи. Расстроенная, она 25 августа устроила Дауду скандал, а потом заявила на него в полицию, пожаловавшись, что он ее избил. Она также позвонила на горячую линию по борьбе с терроризмом, повторив им все, что он рассказывал ей о пакистанских тренировочных лагерях и «Лашкаре-Тайба», которая попала в черный список правительства США в 2003 году. Ее три раза допросили. На этом все и закончилось. Дауду снова удалось убедить власти, что все, что он делал, было частью его работы под прикрытием. Он предложил ценную информацию не только о «Лашкаре-Тайба», но также о некоторых ее членах, которые были связаны с «Аль-Каидой». Он рассказал о Паше, который лично «знал Усаму бен Ладена». Дауда признали важным агентом в антитеррористических кругах.

В январе 2006 года, после того как Совет Безопасности ООН добавил «Лашкаре-Тайба» в список организаций, на которых распространяются санкции, счета ее лидеров были заморожены, въезд в другие страны запрещен. Также вводилось эмбарго на торговлю оружием. Дауд позвонил Паше и предложил встретиться с людьми, у которых он покупал наркотики. Эти люди «могли помочь переправлять оружие по тем же путям, по которым идут наркотики». Конечно же, в таком случае «Лашкаре-Тайба» должна была показать себя. Но после 11 сентября 2001 года ситуация существенно изменилась. На западе Пешавара возле Хайберского прохода их обоих арестовали. Эти районы находились под пристальным контролем, поскольку Запад обвинил Пакистан в том, что там прячутся талибы и руководство «Аль-Каиды». Пакистанские военные наводнили край своими шпионами, агентами и разведчиками. Владельцам иностранных паспортов вроде Дауда Гилани въезд туда был запрещен.

Паша достал свое удостоверение, и после ночи, проведенной в камере, ему разрешили сделать телефонный звонок. Он позвонил старому другу, с которым служил в армии. Пашу и Дауда отвезли в войсковой лагерь, где к ним подошел офицер, назвавшийся майором Али. Он приветствовал Пашу и извинился за причиненные неудобства. Паша шепнул Дауду, что майор — шпион, агент военной разведки, спонсирующий разные группировки в борьбе с Индией.

Одетый, как банковский служащий, с подстриженными усами и крашеными волосами, майор, с точки зрения Дауда, не был похож на агента разведки. Паша пояснил, что у разведки много разных агентов. Те, которые занимаются этим постоянно и находятся под прикрытием, ничем не отличаются от тех, за кем шпионят. Майор, с другой стороны, был временно занят работой с «Лашкаре-Тайба». Это означало, что через пару лет его должны были перевести на другой фронт работ в вертикали разведки.

Дауд сделал то, что делал всегда, когда его припирали к стенке. Он предложил майору сделку. Он надеялся, что подобный ход пройдет в Пакистане так же успешно, как в США, куда он еще надеялся вернуться. Дауд заявил с тяжелым американским акцентом, что он лишь наполовину пакистанец и что у него есть американский паспорт, и он готов помочь в джихаде против Индии. Майор, казалось, был озадачен, но Дауд продолжал напирать, стараясь убедить военного, что он их человек.

— Почему бы мне не произвести разведку, чтобы атаковать такой цветущий коммерческий город, как Мумбаи?

Дауд даже был готов официально изменить имя, чтобы оно звучало на западный манер. За ужином Дауд использовал имя отца, чтобы снискать доверие боевиков. Он также упомянул, что его брат Данял работает на Юсуфа Разу Гилани, многообещающего нового политика и бывшего спикера Пакистанской национальной ассамблеи.

— С вами свяжутся, — сказал майор, разрешив Дауду и Паше вернуться в Лахор.

Вскоре позвонил майор Икбал. Он велел Дауду отправиться в район неподалеку от аэропорта, где дислоцировалась пакистанская армия. Майор Икбал был человеком того же рода, что и майор Али. У Дауда не было сомнений, что он также работал на пакистанскую разведку. Майор вспомнил о предложении Дауда насчет Мумбаи. Он был столь же заинтригован, как и его коллега с границы. Такой смелый план заставил всех нервничать, и встреча закончилась без каких-либо конкретных обещаний.

Прошел почти месяц, прежде чем майор снова связался с Даудом. Он предложил ему вернуться в Штаты и изменить имя на западный манер. Дауд выбрал имя Дэвид Коулман Хидли, позаимствовав последние две его части у своего деда, который погиб в возрасте тридцати семи лет. В течение месяца он оформил все документы, сказав родственникам: мол, ему надоело, что его постоянно останавливают на границе из-за его пакистанского имени. Один из родственников, служивший в армии, заподозрил неладное: «У меня было плохое предчувствие. Я подумывал донести о нем своему начальству».

Но он этого не сделал, и действия Дауда не привлекли внимания властей, которым стоило бы заинтересоваться таким человеком, как Дауд. Власти не среагировали, как уже не раз случалось за предыдущую карьеру Дауда, работавшего на правительство США.

Когда Дауд вернулся в Пакистан, майор Икбал приставил к нему армейского офицера, который должен был прогнать новоиспеченного «Дэвида Хидли» через ускоренный двухгодичный полевой курс по разведке и контрразведке. Раз уж ему предстояло оказаться в Мумбаи, он должен был научиться работать в поле и не позволить поймать себя. Майор Икбал предоставил в его распоряжение то, что он назвал «засекреченными индийскими файлами», полученными от индийской полиции и военных, откуда можно было узнать о способах тренировки и слабых местах противника. Майор похвастался, что в Нью-Дели у них есть высококлассный шпион, работающий под псевдонимом «Пчела». Майор пояснил, что с Даудом он будет контактировать лично, а мумбайской операцией займется «Лашкаре-Тайба».

Так Хидли оказался в деле. Через несколько дней его пригласили к его новому руководителю из «Лашкаре-Тайба», который жил в одном из отдаленных тренировочных лагерей. Хидли доехал до самого Музаффарабада, столицы пакистанской части Кашмира. Дальше он пошел пешком, углубившись в поросшие лесом холмы, которые находились на высоте семи с половиной тысяч метров над уровнем моря. Лагерь раскинулся в котловине и состоял из большой мечети, нескольких бараков и хорошо оснащенного арсенала. Бойцы в свободных одеждах цвета хаки занимались на трех посыпанных песком площадках, которые назывались Ухад, Табук и Хадисья (все они были названы в честь легендарных битв, которые вел Пророк). Саид Мир, заместитель главы «Лашкаре-Тайба» по иностранным операциям, приветствовал Хидли и провел в свой офис, который был стерильно чист и тщательно проветрен. В нем было много компьютеров, спутниковых телефонов и карт. Боевики прозвали офис «ледовым ящиком», потому что там постоянно на полную мощность были включены кондиционеры. Дети Мира так много времени проводили там, прячась от полуденного зноя, что их прозвали «полярными медвежатами».

Мир рассказал Хидли, что назовет его план «Операция Бомбей». Ему нужно изучить цели, по которым потом нанесут удар боевики «Лашкаре-Тайба». Ему также понадобится легенда для прикрытия. У Хидли сразу же возникло предложение на этот счет. Он мог обратиться к своему старому другу Тахаввуру Ране, который ушел из армии и теперь жил в Чикаго, где занялся переправкой иммигрантов из Южной Азии в Штаты. В июне 2006 года пакистанская разведка заплатила Хидли, чтобы он вернулся в Штаты для встречи с Раной. Без всяких объяснений Хидли спросил, может ли тот организовать филиал для его бизнеса в Мумбаи. Друзья и родственники были для Хидли всего лишь товаром, которым можно пользоваться или продать подороже.

«Он мог убедить кого угодно в чем угодно», — вспоминал один его друг.

Оформляя документы, Рана, который позже заявит, что ни о чем не подозревал, отправился в индийское консульство с новым паспортом Хидли и подал документы на годичную визу, а Портия, с которой Хидли разошелся, подала прошение о постоянном месте жительства в США по закону об оскорбленных супругах. В прошении она обвинила мужа в насилии, ненависти к другим людям, включая евреев и индусов, а также в том, что он одобрял боевиков-смертников и их дело.

Ее обвинения отклонили. Позже в ФБР настаивали, что законы о неприкосновенности личной жизни не позволяли службе иммиграции отчитываться о своих подозрениях. Однако к тому времени спецслужбы уже допросили Портию, мать Хидли и нескольких членов семьи, а также их друзей, которые доносили на Хидли властям. Все это привело к серьезным просчетам ведомств внешней разведки, либо, как считали Серрил и Портия, подобная ситуация была достаточным основанием утверждать, что Дауд работал на обе стороны — на американцев и на «Лашкаре-Тайба».

Осенью 2006 года Дэвид Хидли потратил пятнадцать тысяч фунтов стерлингов, которые ему дал майор Икбал, на то, чтобы открыть Иммиграционный центр в Тардео-маркет, коммерческом районе Мумбаи, который находился неподалеку от престижного спортивного клуба «Веллингтон». Он разместил в местных газетах объявление «Гарантированная рабочая виза в США и Канаду для квалифицированных и неквалифицированных работников» и нанял секретаршу, которая и составляла весь штат конторы. Она гадала, почему у Хидли нет ни факса, ни международного номера телефона. Ей также казалось странным, что он никогда не просил ее организовать документы для поездок. Но, в конце концов, он был иностранцем.

На самом деле у Хидли был еще один офис, о существовании которого секретарша не подозревала. Это было интернет-кафе, где он активно переписывался по электронной почте с Тахаввуром Раной, Саидом Миром, майором Икбалом и Пашой, чьим псевдонимом в сети был «Скорпион 6». Мир использовал кодовое имя Васи и два адреса электронной почты, майор Икбал обращался к Хидли «Мой дорогой», а Хидли, который иногда подписывался именем «Дэйв Салафи», всегда находил время, чтобы рассказать о местных красотках.

«Девочки здесь просто чудесные, — писал он Ране. — Нам надо приехать сюда вдвоем, без подружек, чтобы хорошенько развлечься».

Теперь ему нужно было привести себя в порядок. Он записался в спортивный зал под названием «Мокш», который находился недалеко от его квартиры. Зал посещали звезды Болливуда второй величины. Он начал заниматься фитнесом и подружился с тренером Виласом Вареком. Они обсуждали фильмы и крутые болливудские вечеринки. Варек был так поражен способностью Хидли соблазнять женщин, что они начали посещать ночные бары, разъезжая на мотоцикле Варека.

— Мы братья от разных матерей, — хвастался Варек девушкам.

Однажды ночью он повез Хидли в «Шиваджи Мандир», театр и храмовый комплекс, чтобы посмотреть выступление культуристов. Там Варек познакомил его с Рахулом Бхаттом, сыном Махеша Бхатта, одного из самых известных индийских режиссеров. Жена Махеша была мусульманкой и вырастила сына в этой религии. Вскоре Хидли, Варек и Бхатт стали неразлучны. Новые друзья называли Хидли «Дэвид Армани» из-за одежды, которую тот носил. Чтобы все шло хорошо, Хидли рассказывал друзьям о своей американской жизни, о своем баре в Филадельфии, о трагической смерти деда и о том, как его предки построили первую нефтяную вышку в штате Нью-Йорк и водили знакомство с Рокфеллерами. Он также начал часто посещать «Тадж-Махал», часы напролет просиживая в «Морском», где Фостин Мартис подавал ему вечерний чай с закуской. Дэвид никогда не вспоминал о своих пакистанских родственниках.

Бхатта поразили буквально энциклопедические познания Дэвида в области оружия. Тот мог кратко и четко описать характер действий сил безопасности в любой точке мира. Он знал калибр и характеристики большинства основных видов вооружений. Но однажды, когда Бхатт в шутку назвал его «агент Хидли», Дэвид взорвался.

— Довольно! — крикнул он.

Бхатт вспоминал, что Хидли иногда странно реагировал на самые обычные вещи. Он сказал друзьям, что хочет показать им афгано-пакистанскую границу. Бхатт отрицательно покачал головой и улыбнулся.

— Я боюсь, — сказал он. — Меня убьют, как Дэниела Перла.

Хидли рассмеялся в ответ.

— Никто вас не тронет, если я буду рядом. Вам нужно изменить имена. — Он посмотрел на Бхатта. — Возможно, тебе стоит стать Мухаммедом Аттой. — Это было имя известного террориста, атаковавшего «башни-близнецы» 11 сентября 2001 года. — Иногда очевидные вещи могут спасти жизнь, — вновь рассмеялся он.

Когда Дэвид не был с друзьями, он часто ходил в «Тадж-Махал». Он уже представлял отель как цель номер один. Попивая виски с местным дельцом Сунилом Пателем, он смог получить приглашение на болливудскую вечеринку в одном из залов отеля. Потом он купил ручку в магазине гостиницы. Ему нравился отель и его стиль. Как минимум два раза он присоединялся к пятничной экскурсии по отелю, которую записывал на видео. Во время экскурсии показывали все уголки гостиницы и рассказывали ее историю. Хидли почитал об основателе отеля, чья семья переехала сюда из Гуджарата, а его послала в Лондон в 1858 году.

Дэвида интересовало все. Хидли записал историю о том, как отпрыск семьи Тата вернулся из Европы, планируя открыть текстильные фабрики и построить промышленную империю, основанную на личной преданности. Тата также купил кусок земли на берегу, представляя, как возведет там отель, соединяющий восточную эстетику с колониальным стилем.

В буклете по истории отеля Хидли подчеркнул строки, где описывался его дизайн. Промышленник Тата нанял большую команду европейцев и индийцев во главе с известным викторианским архитектором Бомбея Фредериком Стивенсом, который спроектировал Королевский дом моряков (позже ставший полицейским участком), вокзал «Виктория» (переименованный в вокзал Чатрапати Шиваджи) и станцию Черчгейт.

В буклете описывалось, как Стивенс создал подковообразную конструкцию из твердого базальта, с просторными галереями, протянувшимися через все здание вдоль каждого крыла на каждом уровне, со второго этажа по последний. Хидли шел с группой туристов по одной такой галерее, записывая все на видеокамеру, параллельно набрасывая маршрут экскурсии. В это время туристам рассказывали о том, как Стивенс планировал украсить эти галереи каркасами для вьющихся растений и балюстрадами в стиле эпохи короля Эдуарда VII[10].

Изучая внутреннюю обстановку и планировку отеля, Хидли также занимался историей реконструкции здания. Он отметил маркером те места в буклете, где описывалось, как положение отеля позволяет большему количеству гостей любоваться видом на море. Как и у вокзала «Виктория», у отеля были купола на каждом углу, а также большой центральный купол, под которым находилась главная лестница. В подвалах размещались холодильники, на первом и втором этажах расположились магазины и рестораны, а номера занимали с третьего по шестой этажи. На крыше был разбит сад. Когда Стивенс неожиданно умер в 1900 году, его преемник Уильям Чемберс добавил в композицию отеля немного флорентийского ренессанса. Семья Тата выложила двадцать шесть миллионов рупий, что на сегодня эквивалентно двумстам миллионам фунтов стерлингов, за тридцать частных квартирных комплексов и триста пятьдесят двухместных и одноместных номеров с электрическим освещением, вентиляторами, звонками и часами, а также четырьмя механическими лифтами, импортированными из Германии. У отеля были своя электростанция, аптека и турецкие бани. Чтобы добавить ему городского колорита, в стенах отеля открыли почтовое отделение. Для престижа воздух в отеле охлаждался с помощью системы, работавшей на углекислом газе. Эта же система позволяла изготавливать лед для первого бара, открывшегося в Бомбее по лицензии. Получив английского управляющего и французского шеф-повара, отель был почти готов к 1902 году, когда Джамшеджи Тата отправился в большое турне по Европе и США, отсылая в Бомбей хрустальные канделябры и витые стальные колонны от создателей Эйфелевой башни.

К 14 декабря 2006 года Хидли собрал массу информации, набив чемодан туристическими картами и буклетами, посвященными отелю и городу. Он сказал новым друзьям, что возвращается в Филадельфию, чтобы провести Рождество с матерью, но вместо этого полетел в Лахор. Он пошел прямо к майору Икбалу и передал ему видеопленку. Несколько дней спустя он снова поехал в тренировочный лагерь в пакистанский Кашмир, где показал пленку Саиду Миру. Но в «Лашкаре-Тайба» Хидли нужно было произвести впечатление не только на Мира. Ему устроили личный разговор с дядей Заки, которого он не видел с тех пор, как провалился на курсах моджахедов. Заки в знак уважения предложил Хидли молоко и шафран, но держался настороженно. Мир позже сказал Дэвиду, что Заки нужно было время, чтобы все обдумать.

— Эту идею сложно продвинуть, но мы стараемся, — сказал Мир. — Главное, что ты у них на виду.

С тех пор в «Лашкаре-Тайба» стали всерьез рассматривать атаку на все цели, которые изучил Хидли, включая полицейское управление, кафе «Леопольд» и отель «Тадж-Махал».

Вернувшись в Лахор, Хидли просиживал дни напролет дома вместе с Шазией, которая была на восьмом месяце, вынашивая их третьего ребенка. Ему тяжело давалось ожидание, поэтому, когда ему позвонил Чанд Бхаи, старый знакомый и партнер по контрабанде наркотиков, он тут же отправился на встречу с ним.

У Чанда был магазинчик, где продавались разные безделушки, а также игровой притон. Он рассказал Хидли, что у него есть кое-кто на примете, кто может понравиться Дэвиду. Молодая студентка-медик из Марокко с западным образованием и широкими взглядами на жизнь, Фаиза Уталха приехала в Пакистан, чтобы проходить обучение на доктора, но спустя год она поняла, что с нее хватит. Прекрасно образованная и бегло говорившая на английском, арабском и французском языках, Фаиза сменила хорошее окружение, игру на фортепиано и занятия спортом на то, что она называла «адом Третьего мира». У нее диагностировали гипертонию. Врачи прописали девушке курс лекарств, от которых она ощущала постоянную слабость и неуверенность. Она опасалась, что лекарства могли быть отравлены. Фаиза хотела вернуться домой и проводила время, покуривая травку в квартире Чанда, полной пауков и пыли. Когда вошел Хидли, она играла в карты в глубине магазинчика.

Посмотрев на него, такого широкоплечего, стильного и улыбчивого, она сразу осознала, что ее судьба изменится.

«Взглянув на него, я поняла, что выйду за него замуж», — написала она у себя в дневнике.

После напряженных месяцев, которые он провел, угождая пакистанской разведке и заигрывая с «Лашкаре-Тайба», не говоря уже о поездке в Мумбаи, которая тоже заставила его не раз напрячься, красивая, живая и милая Фаиза стала настоящим благословением. Через неделю они уже были «женаты», и Хидли поселил ее в съемной квартире, ни словом не упомянув о том, что у него есть семья. Новая пара ужинала при свечах, наслаждаясь видом на мечеть Бадшахи. Фаиза крепко прижималась к Хидли, когда они ехали на его мотоцикле. Он попросил ее носить хиджаб, и она согласилась.

«Мой Дэйв был таким классным мужчиной, с одной бровью, одним голубым глазом, такой милый, умный, веселый, — писала Фаиза. — Иногда он казался наивным, как младенец. Он говорил мне, что будет со мной в этом мире и в раю».

Медовый месяц внезапно закончился, когда Хидли объявил, что ему надо съездить за границу. Он получил по электронной почте напоминание от майора Икбала, что от него ждут завершения разведки для «Операции Бомбей», несмотря на опасения дяди Заки.

«Привет, как дела? Не пишешь. Какие новости по проектам? Напиши мне».

Он вылетел из Пакистана 21 февраля 2007 года, расстроив Фаизу и заставив ее подозревать неладное. Она просмотрела его счета за телефонные разговоры и принялась звонить всем подряд, пока не узнала о существовании беременной Шазии и двух ее детей. Обе женщины позвонили Хидли в Мумбаи. Обеспокоенный тем, что его сложная личная жизнь может сорвать операцию, он тут же вылетел в Лахор. Ему потребовалось пять дней, чтобы успокоить Шазию. На свою новую жену Фаизу, которая назвала свою соперницу «замотанным в тряпки существом», намекая на ее традиционные исламские одежды, он потратил больше времени.

Хидли вернулся в Мумбаи 20 марта 2007 года. Фаиза настояла на том, что поедет вместе с ним. Она описала эту поездку как «наш медовый месяц». Хидли смотрел на это иначе.

«Я не хотел везти ее в Индию. Но она настояла».

Хидли был недоволен, но все же впервые заказал номер в «Тадж-Махале». Наконец он сможет заснять на пленку все самые потаенные уголки отеля, которые были открыты лишь гостям заведения. Такие, как коридоры на шестом и седьмом этажах Дворца. Но когда он вошел в холл, то тут же понял свою ошибку. Когда-то Фаиза была иконой свободной жизни, однако теперь она отказалась снимать хиджаб.

Приятели Хидли сразу же заметили его. Но что их безбожный американский друг делает с этой мусульманкой?

— Она клиент, — импровизировал Хидли.

Следующие несколько дней он использовал Фаизу как предлог, чтобы пройтись по всему отелю, фотографируя жену в самых различных местах и гадая, когда сможет вернуть ее домой. Через несколько дней позвонила Шазия. Она родила их третьего сына.

Хидли купил Фаизе билет на самолет до Лахора, но она отказалась туда ехать и вместо этого улетела к родителям в Марокко, ощущая, что вся жизнь Хидли была сплошной ложью.

«Он сказал мне, что работает в компании, занимающейся иммиграцией, но я никогда не видела никаких тому подтверждений», — написала она в дневнике.

Сначала Хидли следовало разобраться с Шазией, которая уехала к родителям в Дубаи. Он увидел новорожденного сына и безо всякой иронии предложил назвать его Усамой. Двоюродные братья в США встревожились, когда Хидли рассказал им о третьем сыне при встрече в Филадельфии, назвав его «мой маленький террорист». Хидли вернулся в Пакистан и пообещал Миру и майору Икбалу, что закончит работу. Без этого вся операция была обречена на провал.

В середине июня 2007 года Хидли вернулся из Мумбаи с новыми материалами. Сразу же последовала реакция. Всем хотелось знать, кто эта симпатичная женщина, которая присутствовала на большинстве снимков. Хидли признался, что снова женился. В «Лашкаре-Тайба» выразили чисто теософическую озабоченность по этому поводу. Дядя Заки настоял на том, чтобы с помощью специальных компьютерных программ головы всех женщин на фотографиях покрыли хиджабами. Майора Икбала заинтересовал другой аспект. Как новая жена влияет на легенду Хидли? Чтобы как-то разрешить проблему, Хидли придумал код. Впредь он называл Шазию Б1 (брак 1), а Фаизу Б2. Он не упоминал, что в Штатах у него есть третья жена Портия Гилани.

В июле 2007 года неожиданные события заставили дядю Заки дать приоритет Хидли и «Операции Бомбей». Миллионы пакистанцев были поражены одной из первых подобных трансляций в прямом эфире — противостоянием между полицией и джихадистами возле мечети Лал-Масджид[11]. Служащие мечети начали критиковать военный режим Первеза Мушаррафа за его военный союз с Западом. Студенты образовали дружины, которые нападали на видеомагазины и парикмахерские, называя их антиисламскими публичными домами.

Третьего июля Хидли и Заки вместе смотрели запись перестрелки между правительственными войсками и джихадистами возле Красной мечети, унесшей жизни двадцати человек. Пять дней спустя спецназ Мушаррафа атаковал мечеть, убив многих ее служителей и студентов. Эта новость потрясла все государство. «Аль-Каида» объявила войну Мушаррафу. В декабре взрыв насилия привел к гибели Беназир Бхутто, бывшего премьер-министра, которая вернулась в страну, чтобы участвовать в выборах. Хидли был вместе с Пашой, когда об этом стало известно. Они также были вместе, когда на «Лашкаре-Тайба» произвел нападение отряд джихадистов, поддерживаемых правительством. В течение нескольких часов правительственные войска смогли разместиться возле мечети Кадисии в Лахоре, в то время как агенты разведки охраняли амира Хафиза Саида. Правительственные войска также защищали тренировочный лагерь в Муридке.

Под давлением джихадистов приличная часть членов «Лашкаре-Тайба», включая Пашу, предложила отказаться от поддержки пакистанской разведки, соединиться с «Аль-Каидой», перестать воевать с индийцами в Кашмире и атаковать силы антитеррористической коалиции в Афганистане.

Дядя Заки вызвал Хидли в «Дом святых воинов» и посетовал, что «у него с трудом получается удерживать организацию от распада и заставлять людей воевать за Кашмир». Он также боялся, что если они откажутся от поддержки пакистанской разведки, то враги набросятся на них со всех сторон.

Майор Икбал вызвал Хидли в Лахор и признался, что разведка «изо всех сил старается» остановить распад «Лашкаре-Тайба». Им надо было чем-то удивить людей, провести громкую операцию, которая снова бы сплотила всех. Он сообщил Хидли, что Заки «раздумывает над мощным терактом в Индии», который удовлетворит разные фракции в «Лашкаре-Тайба», желающие нанести удар по врагам ислама — американцам, израильтянам и европейцам, а также по Индии. «Операция Бомбей» отлично подходила для этой цели. Под удар попадали как индийцы, так и их иностранные гости.

К сентябрю 2007 года Хидли вернулся в Мумбаи и принялся внимательно изучать все входы и выходы из отеля «Тадж-Махал». Все эти данные передавались в «Лашкаре-Тайба», где разрабатывался план атаки.

Хидли был теперь так занят, что ему следовало избавиться от лишних забот. Каким-то образом он смог уговорить Фаизу вернуться в Лахор в августе 2007 года. По всей видимости, он, как всегда, заключил с ней сделку.

Фаиза писала у себя в дневнике: «Я видела все его лица, и это самое красивое из всех. Со мной ему не приходилось притворяться».

Но когда Хидли приехал к ней в следующий раз, то разговор зашел о разводе. Фаиза этого не ожидала. Во время последующей ссоры он ударил ее и вернулся к Шазии, которой дал пистолет для самообороны.

«Представляете, он думал, что я попытаюсь убить эту женщину и его детей, — написала Фаиза. — Он меня сильно расстроил».

Фаиза хотела мести. Она смогла добиться, чтобы ее приняли в американском посольстве в Исламабаде, где обвинила Хидли в том, что он джихадист.

— Я видела все его личности, — сказала она американцам. — Дэвид, Джеймс, Дауд и Дэйв.

Она знала, что прежде он торговал наркотиками, но все равно любила его. Однако со дня их свадьбы она подозревала, что он способен на более ужасные вещи.

Представитель посольства посоветовал ей встретиться с региональным сотрудником органов безопасности, который показал ей толстое досье на ее мужа. Пока она рассказывала ему о деятельности Хидли, сотрудник органов безопасности кивал, словно бы уже зная все это. Когда ее муж общался с людьми из «Лашкаре-Тайба», то вел себя как набожный мусульманин по имени Дауд, порицая США за войну в Ираке и Афганистане. Дома он был Дэйвом, который смотрел популярный американский сериал «Сайнфелд» и выступления комика Джея Лено. Его друг Паша был связан с «Аль-Каидой», но он слушал группу «Зе Босс» и знал слова песни Брюса Спрингстина «Рожденный бежать». Фаида была напугана и сбита с толку.

Фаизу беспокоили его частые поездки в Мумбаи. Он постоянно летал в этот город, хотя дома проклинал Индию и ее правительство. У нее были доказательства, включая все фотографии, которые он сделал в «Тадж-Махале» в апреле и мае 2007 года. Она пояснила, что это должно было стать их медовым месяцем, но он представил ее друзьям как делового партнера. Может, он планировал там что-то сделать? Ответа не последовало.

Разговор подошел к концу, и Фаиза оказалась за воротами консульства. Позже в посольстве США это назвали «домашним скандалом». Фаиза записала в дневнике: «Я сказала им, что он либо террорист, либо работает на вас. Меня мягко попросили проваливать».

Несколько дней спустя к ней пришел взбешенный Хидли.

— Зачем ты ходила в посольство? — спросил он.

Она записала в дневнике: «Откуда он узнал?»

Семья, жены и друзья были не единственными людьми, которых заинтересовала деятельность Хидли и «Лашкаре-Тайба». В 2007 году Совет национальной безопасности США получил досье. Европейские следователи лично привезли его в Вашингтон, обнаружив тревожную тенденцию. Возникала новая террористическая угроза. «Лашкаре-Тайба» начала выходить на международный уровень. В досье было указано, что некоторые ветераны этой организации стали рассматривать в качестве возможных целей для удара не только Индию, но и другие страны. Доказательства, собранные в Великобритании, Франции, Германии и Австралии, указывали на деятельность Саида Мира, руководителя Хидли, в странах Европы и Персидского залива. Он собирал деньги и рекрутов, поддерживая контакт с агентами «Лашкаре-Тайба» с помощью кодированных сообщений. Великобритания фигурировала в этих сообщениях как главная цель.

В Вашингтоне досье вежливо отклонили. Британским следователям сообщили, что президент Мушарраф — партнер США и судьба «Лашкаре-Тайба» зависит от него. Британским властям передали послание, что приоритетом США является «уничтожение “Аль-Каиды”» и «использование всех возможных ресурсов для поимки Усамы бен Ладена».

В январе 2008 года Серрил Хидли умерла в Филадельфии в возрасте шестидесяти восьми лет. Она прожила жизнь, беря от нее все, пройдя через пять непростых браков. Дэвид Хидли, который всегда переписывался с ней, когда уезжал за границу, был опустошен. Но у него не было времени на траур. «Операция Бомбей» набирала обороты.

Через несколько дней после похорон в Филадельфии он улетел в Пакистан. Там его пригласили на секретное совещание «Лашкаре-Тайба» в одном заброшенном доме на окраине Исламабада. Саид Мир представил его человеку, лицо которого казалось Хидли знакомым. Это был Абу Кахафа. Несмотря на окладистую бороду и большой живот, Кахафа, второй человек после дяди Заки, был известен под кличкой «Бык» благодаря своей физической силе. Пенджабец из города Бахавалпур, он стал легендарным полевым командиром. Он должен был заниматься боевой частью операции. У Кахафы имелись новости. «Лашкаре-Тайба» решили возродить идею, появившуюся у них в 2006 году, — нападение на город с моря.

Хидли, который все еще был разбит горем из-за смерти матери, велели лететь в Мумбаи и найти удобное место для высадки.

«Саид дал мне старый GPS-передатчик».

Кахафа показал, как им пользоваться, и передал Хидли сорок тысяч пакистанских рупий (триста фунтов стерлингов) на расходы. Прежде чем улететь, Хидли встретился с майором Икбалом, который вручил ему пакет с поддельными индийскими рупиями. Также он дал совет. «Пчела», двойной агент пакистанской разведки, который переправлял в Пакистан индийские секретные документы, предложил возможное место высадки в рыбачьем поселке в южной части города. Его плохо патрулировали, и он не просматривался со стороны дороги.

Хидли прилетел в Мумбаи в апреле 2008 года и в первый же вечер присоединился к экскурсии на катере по заливу. На пристани было много туристов, охранников и полицейских. Никто не обратил на него внимания, пока он фотографировал и считывал показания навигатора.

На следующий день он сел на катер, который отправлялся в другой конец города в полдевятого вечера. Кахафа предупредил его, что в это время террористы, возможно, начнут атаку. Хидли был очень занят. На следующий день он взял такси и поехал на юг Мумбаи к этой рыбачьей колонии. Хидли убедил лодочника забрать его в три часа утра на следующий день. Они проплыли почти три километра. Когда они возвращались, Хидли заметил, что место высадки, предложенное «Пчелой», замечательно подходит для их целей. Его действительно не видно с дороги. Он вернулся на следующий день, рассказав рыбаку байку о том, что «скоро с ним свяжутся его друзья по колледжу, которые хотят прокатиться на катере».

Хидли вернулся обратно в Пакистан и пять часов гнал машину до города Равалпинди, чтобы передать координаты GPS Саиду Миру. Когда он приехал, то был шокирован. Мир сделал себе пластическую операцию, для чего летал в Дубаи. Впрочем, для Хидли Мир выглядел как обычно. Возможно, он стал немного похож на китайца. Если Мир собирался исчезнуть, значит, «Операция Бомбей» стала реальностью.

На фотографии с камеры наблюдения в аэропорту Мумбаи от первого июля 2008 года можно увидеть усталого путешественника. Рубашка Хидли потерлась и выцвела, а зеленая бейсболка прикрывала грязные волосы, собранные в хвост. В сумке у него была камера, которую ему дали, чтобы он провел последнюю разведку.

Кроме «Тадж-Махала», «Трайдент-Оберой» и вокзала, Хидли также начал снимать Еврейский центр, который находился в густонаселенном районе Колаба. В нем работали американские раввины. Также туда приезжали отдохнуть многие израильтяне, в частности, после военной службы. Эта инициатива исходила от команды индийцев, завербованных «Лашкаре-Тайба» для создания списка возможных целей атаки.

Данная цель говорила о том, что в самой организации кое-кто пошел на компромисс, чтобы сохранить «Лашкаре-Тайба» от распада. Умеренные ветераны были против нападения на Еврейский центр, поскольку он находился слишком далеко от основных целей. К тому же в случае нападения на центр организацию начали бы травить все, кому не лень. Но другая часть членов организации, ориентированная на «Аль-Каиду», отчаянно продвигала эту идею.

Когда Хидли вернулся в Лахор, Мир сразу же вызвал его. Дэвид приехал в лагерь, изможденный до предела. Смерть матери и усилия, которые он тратил на то, чтобы вести двойную жизнь, истощили его. Он едва смог передал все собранные данные вместе с несколькими часами видеоматериалов и картами, испещренными его пометками. В ту ночь Хидли потерял сознание от лихорадки. Когда он проснулся на следующий день, возле его постели сидел Мир. Он сообщил, что «Операцию Бомбей» будут обсуждать на общем специальном собрании с участием правящего совета.

Хидли приготовился увидеть всю верхушку организации. Но Мир осадил его. Хотя амир Хафиз Саид, дядя Заки, Кахафа и прочие старшие члены организации должны были присутствовать на собрании, Хидли не пригласили. Мир извинился, сказав, что не хотел показывать его другим членам организации, чтобы не подвергать его опасности.

Он не упомянул, что ранее дядя Заки сообщил, что майор Икбал послал им предупреждение. У разведки имелись подозрения, что Хидли — двойной агент. Но он по-прежнему был им нужен для завершения «Операции Бомбей», что ставило их в затруднительное положение. Заки предложил не отпускать его далеко и начинать операцию. Если он был предателем и работал на ЦРУ или другую разведку, они все равно могли его использовать. Заки верил: кто бы на Западе ни был связан с Хидли, они явно так сильно нуждались в информации, что готовы были оставить его в игре до последнего. Это давало «Лашкаре-Тайба» время на развертывание операции.

— Пусть не приходит на собрание, — велел Заки. — И не сообщайте ему дату операции.

После собрания Мир все-таки кинул Хидли кость. Он сообщил, что команда бойцов уже создана и «Операция Бомбей» теперь официально является миссией фидаи. Моджахеды должны будут захватить цели в городе, взять заложников и на виду у средств массовой информации казнить их. Потом они подожгут все значимые места Мумбаи и принесут свои жизни в жертву в финальном столкновении с полицией.