Замуж за монстра

Глава 24

— Что ты сделала?! — рычит Правитель.

Я улыбаюсь. И внутри все ликует.

— Что. Ты. Сделала?! — не унимается Вист. — Отвечай, женщина!

Рядом стража, прислужники, откуда-то выглядывает шевелюра Синхга. И все стоят тихо и молча, то ли боясь гнева Правителя, то ли офигевая с моей наглости.

Но мне хорошо, будто я пьяна. Даже Стася в голове как-то странно… подхихикивает что ли? Поэтому не сдерживаю злорадно-счастливой улыбки.

— Я же говорила, что не сдамся! — весело выкрикиваю я. — Ты не думал, что слезы — это тоже вода? Глупец!

На фоне раздается дружный ах. И да, я нарываюсь. Лицо Азулле Виста белеет от бешенства, и он едва сдерживается, чтобы… не знаю что, но явно ничего хорошего.

А потом просто уходит. Злой. Нет. В ярости.

Он просто уходит. И за ним вся его «свита». И лишь Сингх задерживается, чтобы кинуть мне вслед:

— Ты или гений, или безумна.

— Часто это одно и то же! — смеюсь я вслед ему.

Внутри пузырьками поднимается иррациональное веселье, грозит сорвать крышу окончательно, но я выпускаю его.

Смеюсь. Танцую. И просто визжу от счастья.

О. А еще я надеюсь, что это всех во дворце раздражает!

И от этой мысли снова хохочу!

А впереди целый новый день! Что ж, развлечемся немного?

— Ау, ау, ау, крео ке меннамора! — безжалостно перевирая испанский язык, напеваю я.

Настроение шкодливое. Выходка тоже.

Я расписываю стены.

Прислужники смотрели на меня с подозрением и опаской, когда я потребовала у них краски. Неужели думали, что я хочу воду снова достать, чтобы их развести? Наверное, потому что краски мне дали, но они были довольно густые, как паста.

А разводились маслом.

Неплохо! И еще лучше — видеть настороженные лица всех вокруг. Потому что немного психическая иномирянка, которая идет по коридору с красками и радостно улыбается — видение еще то!

А я просто искала подходящую стену!

Нашла.

И начала рисовать. Руками, пальцами, свернутыми кусочками ткани. Когда-то я любила рисовать. Давно уже не делала этого, но что-то из навыков еще осталось. И конечно же, я не рисую пустыню и пирамиды!

Вокруг расцветают яркие цветы, бабочки, и чистые ручьи… В моих рисунках вода повсюду. Капли росы на цветах, дождь, волны — о, стена большая! Места хватит для всего!

Звезды, костер, солнечные брызги, витеватые фигуры, точно светящиеся изнутри… Вода. Вокруг меня много воды. Хотя бы просто на стене. Хотя бы просто рисунок. Но немного становится легче. Как будто бы уже все закончилось.

А позади меня собирается народ. Не сразу, но они замечают, останавливаются, и смотрят. Кто-то кривится от отвращения. Кто-то явно втихаря крутит пальцем у виска. А кто-то просто смотрит, выжидая, чем же это все закончится. Должны же меня остановить или наказать в конце концов! Ведь это же такое непотребство!

— Это еще что такое! — вдруг взвизгивает какая-то девица.

— Это — искусство. Молчи, женщина, раз не понимаешь все тонкости арт терапии. — отвечаю я, не оборачиваясь.

А потом вдруг кто-то хватает меня за руку.

Фу, как грубо.

— Ну и что тебе надо? — поворачиваюсь я к девице.

У нее черные волосы, синие глаза, белая кожа и невероятно некрасивое злое выражение лица.

— Сделай лицо попроще. А то это — уж больно страшненько выглядит.

Девушка замирает от удивления. Или от ужаса. Не знаю точно, но руки у меня по локоть в пятнах краски. Вполне может быть, что и лицо тоже.

— Отпусти, пожалуйста, я еще не дорисовала. — вежливо прошу ее, кивая на руку.

Та, видимо, все еще под впечатлением, отпускает.

А через несколько мгновений мои краски летят на пол, разливаясь и перемешиваясь. Надо сказать, что до этого момента, все баночки аккуратно стояли на небольшом столике рядом.

Девица мерзко улыбается.

Я вздыхаю.

— Что ж ты блаженная то такая? — ласково и грустно спрашиваю у нее. — Тебя родители в детстве не любили?

Медленно, плавно, подхожу к ней вплотную. Обхожу вокруг. Девица больше не улыбается. Потому что улыбаюсь я. Ласково. Страшно. Так улыбается убийца своей жертве. Почти любя.

— Милая, — почти шепчу ей. — Не подходи больше ко мне, не стоит. Держись подальше. Иначе… — провожу пальцем по ее шее, от венки до впадинки между ключицами. — До своей свадьбы ты не доживешь. — шепотом в ушко, и уже громче. — Поняла?

И отхожу, проведя пальцами по ее руке.

Девушка дрожит. Она кажется еще бледнее, чем была до этого. От надменности и насмешки не осталось и следа. Лишь ужас. А потом она переводит взгляд на свою руку, и уши закладывает визг.

Ну я же не виновата, что она прервала меня как раз в момент росписи полевых маков! Так что руки у меня были все в ярко-алой краске.

Соответственно следы на ее коже — тоже.

Девица убегает, а на остальную публику мне плевать. Поэтому я просто возвращаюсь к своим макам. Краску только жаль. Хотя…

Кажется, пришло время познакомить песчанников с такими видами искусства, как абстракция и сюрреализм!

Проснулись мы рано. В предрассветных сумерках. Попрощались с Главой, не став будить всех остальных деревенских. Все же, вчера до глубокой ночи гуляли. Они, конечно, рано встают. Но сегодня — выходной. Лично провозглашенный и одобренный Тихомиром.

Подозреваю, потому, что он и сам хотел выспаться в кои то веки.

Ну а мы отчалили. В прямом смысле. Я тоже была еще сонная и Ной, посмотрев на мои глаза-щелочки, усмехнулся, приобнял немного и повел рукой.

Лодочка была небольшой, из плотной воды, полупрозрачной и невероятно удобной. Я уже садилась, когда раздались вдруг крики.

— Ася! Ася! Подожди!

С разных концов деревушки бежали дети. С разбега, не останавливаясь, они врезались в меня, обнимая за что под руки попадет.

Я стояла ошарашенная и облепленная детворой. Тихомир рядом негромко посмеивался.

Я посмотрела на этих маленьких хулиганчиков и просто обняла их в ответ. Всех разом, не разбирая чьи там руки, головы, косички.

— Навещай нас почаще, Хозяюшка. — послышался тихий голосок Вели.

Остальные подозрительно молча хлюпали носами.

Я выпрямилась.

— Обязательно, ребята. Обязательно.

И крепко пожала Прошке его маленькую загорелую ладошку.

И пока мы уплывали по реке, я еще долго видела их маленькие силуэты. А потом просто нагло устроила голову у мужа на коленях и любовалась.

«Небом?» — уловил отголоски мыслей Ной.

«И небом тоже» — игриво ответила я.

Муж. Мой муж.

Люблю его!

Ной молчал. А потом просто стал тихонько гладить меня по голове. Осторожно, едва касаясь. Но в этих прикосновениях было столько чувств, что щемило сердце от нежности.

Легонько коснулась его щеки.

— Я люблю тебя, ты знаешь об этом? — прошептала я, глядя в глаза цвета грозы.

— Спи, милая. — негромко ответил он.

И легонько поцеловал.

И я, умиротворенная, укуталась в наши эмоции и заснула.

А когда проснулась, мы уже подплывали к горам.

— Это… невероятно…

У меня перехватило дыхание. Мы поднимались вверх по реке, по предгорьям. Вокруг были еще только холмы, но такие живописные, что хотелось смотреть и смотреть! Расцвеченные зеленью и полевыми цветами, или наоборот — скалистые, усыпанные камнями разных оттенков. Но река впереди становилась более бурлящей, из воды выглядывали камни.

— А мы сможем проплыть через пороги? — встревожилась я.

— Не переживай. Я за нами волну гоню. — ответил Ной.

Я оглянулась.

— Ну ничего себе!

Позади нас действительно шла волна. Пласт воды, ровнехонько, не покидая берегов речки, следовал за нашей лодочкой.

— Ася, — послышался напряженный голос мужа.

— Да? — встревожилась и я, поворачиваясь к нему.

— Что-то не так.

Ной подобрался, точно хищник перед прыжком. Это было почти незаметно, но для меня ощутимо. Его глаза потемнели, становясь опасно стальными.

— Что именно не так? — негромко спросила я, вглядываясь вперед и уже видя причину. — Это туда мы плыли?

— Да.

Впереди виднелись домики. На этот раз не дерево, камень. Но в воздухе отчетливо запахло золой. Пепелищем. А поселение выглядело опустевшим. И когда мы подплыли, стали видны разбитые окна с пятнами сажи.

Встречать нас никто не вышел.

— Ной?

— Останься пока возле реки. — бросил мне муж и взвился вверх, осматривая все с высоты.

Через несколько минут он спустился.

— Никого нет. — выдохнул Ной. — Вообще. То есть, трупов тоже. Скорее всего, жители ушли в горы. Но что тут произошло узнать надо. Не похоже на место боя. Мы поднимемся к устью реки. Если и уходить, то только туда. А пока…

Он вновь взлетел, а от воды вдруг отделился поток и хлынул, вгрызаясь струей в землю и скалы, холодной змеей оборачиваясь вокруг деревни и замыкая петлю.

— Вода расскажет, если тут кто появится. — негромко бросил он.

Я не боялась мужа, но вот сейчас не хотела бы оказаться его врагом. Я не могла до конца понять его чувства, но даже у меня в душе поднималась ярость, стоило мне подумать о людях, что тут когда-то жили. О женщинах, стариках, детях!

Осталось лишь пепелище и обугленные камни.

А мы отправились дальше. Выше. Холмы сменялись скалами и лесами. Речушка становилась все уже и уже. И, наконец, дальше плыть было уже просто неудобно. И мы с Ноем взмыли высь.

В горах становилось холоднее. И ветер — безжалостнее.

— Там! — я заметила тонкую струйку дыма среди деревьев. — И река как раз с той стороны.

— Да, возможно.

Дымок был настолько жалким, что сердце сжималось. А когда мы подлетели ближе…

Шалаши. Землянки. Что-то, смутно напоминающее палатки. И люди. Грязные, голодные, печальные.

Мы приземлились прямо посреди лагеря.

— Хозяин? — стали оборачиваться люди.

— Что случилось? — спросил муж у них.

— Мы и сами толком ничего не можем сказать, Хозяин. — ответил кто-то из толпы. — Проснулись среди ночи. Огонь. Дым. Крики. Схватили, что первое под руку попалось. Вот. — парнишка, почти подросток, обвел рукой вокруг. — Что осталось от нас.

— Кто-то погиб?

— В пожаре? Нет.

— А здесь? — вырвалось у меня. — Кто-то болеет? Несчастные случаи есть?

— Пока все живы. Только голодно нам. И холодно. Здесь зима скоро. Высоко в гору мы поднялись, но очень уж боялись погони. Детям тут плохо.

— Ной. — растерянно коснулась я его руки. — Женщины, дети. Что можно сделать?

Он молчал, хмуро что-то обдумывая.

— Слушайте! — заговорил он, обращаясь к народу. — Первое. Если хоть кто-то что-то видел в том пожаре, подойдите и расскажите все. Даже домыслы. Даже если только тень и заметили. Второе. Я договорюсь с горцами. Они примут вас к себе до весны…

Я заметила скривившиеся лица людей.

«Ной, что не так в общении с горцами? Почему они так реагируют?»

«Сейчас поймешь».

— И если кто-то. — продолжил муж жестче. — Если кто-то считает себя выше этого славного народа, то он может остаться здесь. Смирите свою гордыню. Вы не в том положении. Всем все ясно?

— Да. — послышался грустный гул голосов.

— У кого есть что рассказать, подходите к Хозяйке. — и обернувшись ко мне, тихонько. — Милая, справишься?

— Да. — улыбаюсь ему, не могу не улыбаться. — Ты молодец. Иди, договаривайся. Я, если что, осажу их.

И Ной исчез среди деревьев.

Со стороны казалось, что он хладнокровный и жесткий, по крайней мере, для этих людей. А мне было грустно. Потому что внутри у него бушевало острое сострадание к этим людям. И злость на тех, кто лишил их дома. И горечь от их непонимания ситуации.

— Ну что, если вдруг кто хочет поделиться мыслями, я вон там. — я показала на пенек неподалеку и направилась к нему.

Деревья вокруг возвышались стеной. Вечерело. Холодало. Так, что даже я уже вздыхала и тихонько потирала ладошки. Ноя еще не было. И ко мне тоже еще никто не подошел. Люди лишь собирали свои пожитки. Остатки былой роскоши. Судя по некоторым вещам — действительно роскоши.

Уже почти стемнело, когда из-за деревьев появился Ной. За ним шли…

Гномы?

Похоже на то! Невысокие человечки несли факелы. Мужчины и женщины, похожие по описанию на земные выдумки. Только они были несколько более человечны. Просто роста маленького. Меньше даже, чем Леший.

Люди уже ждали их. И молча последовали за своими провожатыми. Мы с Ноем пристроились в конце.

— Это горцы? — тихонько спросила я у него, огибая мощное дерево.

— Да. Добродушный и хороший народ, живущий в горах. Они действительно классные ребята, как говорит мой брат. Я отвел им несколько подземных течений от важных месторождений, чтобы порода не размывалась, и стабилизировал подземную реку рядом с их поселением.

— Но что если наши люди что-то вытворят?

— Они просто окажутся там, откуда пришли. Без вещей и помощи. Я разрешил.

— Ясно, если вдруг что, окажутся сами виноваты.

— Да. Я потом тебе расскажу о них. Сейчас мы уже подходим к их дому.

Деревья неожиданно расступились, и перед взором возникла скала. Гладкая, отвесная, ни единого камешка, ни единого уступа.

И как?