Замуж за принца

Глава 12

Прошел час.

Себастьян нетерпеливо расхаживал по улице, подвергая сомнению все то, что знал о себе. Мисс Триклбэнк — Элиза — оказалась права на его счет: он, кажется, действительно сошел с ума. Он так долго бродил по парку, что какой-то старик прогнал его, закричав, что этот парк не для бродяг, а только для жителей окрестных домов.

Он поговорит с Эгием о более приемлемой одежде.

Принц беспокойно ходил по периметру сада, ожидая новостей от дочери банкира, которая наверняка ничего не знала.

Что ж, он сам виноват, что послушал Элизу. Женщину, которая живет в захламленном доме в той части Лондона, которая не поддается описанию. Она ничего не выяснит — как она может выяснить? Да и что вообще может знать дочь банкира? Тогда почему он так вцепился в эти крохи сведений, возможно имеющих отношение к последней ночи в жизни Матуса?

И почему так получилось, что в ту ночь Элиза обратила на его секретаря больше внимания, чем он сам? Неужели чувство вины заставляет его вести себя подобно глупцу и гоняться за призрачными подсказками? Или, быть может, всему виной его бессилие, неспособность что-либо сделать самостоятельно? Но Себастьян точно знал, как ему должно поступить, чтобы, по крайней мере, создать видимость, будто он отомстил за смерть Матуса. Он не мог вернуться в Хеленамар, не зная, что сказать вдове Марибеле. Он мог представить себе, какой это сокрушительный удар для Марибелы. Себастьян был уверен, что у семьи Рейно был счастливый брак, скрепленный любовью. Казалось, они искренне наслаждались компанией друг друга. Будь Себастьян простым смертным, он и сам мечтал бы о таком браке.

Как же Марибеле будет не хватать Матуса! Как же ему самому не хватает его друга!

Но, с другой стороны, чувства, распирающие его изнутри, имели иную природу, природу, которую он еще не мог понять или объяснить, но которая заставляла его с безумным видом расхаживать по улице.

Никогда прежде он не испытывал столь глубоких чувств. Ощущение было таким неожиданным и исключительным, что он не понимал, что с ним делать и как от него избавиться. Он даже не знал, хочет ли вообще избавиться от этого чувства. Что бы это ни было, складывалось впечатление, что оно поглощало все разумные мысли.

По крайней мере, самому себе он мог признаться, что высоко ценит Элизу Триклбэнк. Первоначальное презрение сменилось удивлением, а потом благодарностью за ту неожиданную роль, которую она играла в этом мире. Пока они шагали по улице, ему хотелось прикоснуться к ней, заглянуть в ее серые глаза и увидеть, как они блестят. И ему было плевать на то, что она, похоже, не испытывала к нему должного уважения, да и, говоря откровенно, он вообще не вызывал у нее симпатии. И это интриговало его еще больше.

Но, кружа по площади, Себастьян вдруг осознал, что ему очень хочется, чтобы она была о нем хорошего мнения. А еще он хотел, чтобы она испытывала к нему уважение. Но самое ужасное заключалось в том, что он не знал, как это уважение завоевать. Ему никогда не приходилось завоевывать уважение других, никогда не хотелось произвести на кого-то впечатление. Ему всегда доводилось делать только одно — дышать, а остальные и так хлопотали вокруг него.

И эта абсурдная идея начала малу-помалу занимать его мысли. Он гадал, почему Элиза так задерживается? Мысли о его уважении к ней и причинах, по которым он хотел заслужить такое же с уважение с ее стороны, поглотили его настолько, что Себастьян уже не мог покинуть сады Гросвенора, даже если бы и захотел. Он решил во что бы то ни стало завоевать расположение этой молодой женщины.

Ожидание оказалось утомительным. Он не стал садиться в карету, ибо всячески избегал своих стражей. Они ждали: один — прислонившись спиной к стене в переулке, а второй — к одной из лошадей.

Дважды Себастьян садился на скамью, наблюдая за прохожими, которые спешили по своим домам или в гости. Дул порывистый ветер, и вот-вот грозился хлынуть дождь. Он взглянул на часы на башне на углу площади — половина шестого. Он уже начал тревожиться, потому что в Кенсингтоне его уже наверняка хватились. Он больше не мог ее ждать.

Крупная капля дождя упала ему на плечо. Себастьян огляделся по сторонам, никого не увидел в парке и направился к раскидистому дереву, чтобы спрятаться под ним. Он поднял ворот пальто до самых ушей, поглубже натянул шляпу и, скрестив руки на груди, продолжил ждать. По всей видимости, он ненадолго задремал, прислонившись к дереву, потому что вздрогнул, когда двери дома № 22 неожиданно распахнулись и его спешно покинула женщина в коричневом плаще, шляпке и в очках в металлической оправе, соскользнувших на самый кончик носа. На крыльце она обернулась и энергично потрясла руку еще одной дамы. Затем она бросилась вниз по лестнице, за угол, где у тротуара ее ждал кабриолет. Из него вышел какой-то джентльмен, помог ей забраться внутрь, задернул шторки на входе, сам сел на место извозчика и пустил лошадей рысью.

Затем на крыльцо дома № 22 вышла Элиза Триклбэнк, и Себастьяну показалось, что у него перестало биться сердце. Она разговаривала с какой-то женщиной и одновременно завязывала ленты своей шляпки.

Себастьян вышел из сада, готовый перехватить ее и сопроводить домой, когда к двум дамам на крыльце присоединился джентльмен. Он стоял, уперев руки в бока, и выглядел крайне возмущенным. Со стороны казалось, что он о чем-то жарко спорил с подругой Элизы. Себастьян не слышал, о чем они говорят, но отлично улавливал интонации. Он видел, как Элиза поцеловала подругу в щеку, сделала реверанс джентльмену и поспешила по лестнице вниз. Спрыгнув с последней ступеньки, она быстрым шагом направилась прочь.

Себастьян шагнул в ее сторону, но тут же осознал собственную ошибку — его немедля заметила подруга Элизы. И теперь, совершенно не обращая внимания на то, что говорил ей джентльмен, она не сводила с Себастьяна пристального взгляда. Он понял, что, несмотря на расстояние, разделявшее их, она узнала его, и ощутил, как внутри все сжалось. То, что его могли узнать, заставляло Себастьяна прятаться в тени Кенсингтонского дворца, за спиной своей стражи.

Но сейчас он не мог даже думать об этом — Элиза уходила прочь, запахнувшись в плащ. Ветер развевал полы плаща, и казалось, что она вот-вот взлетит. Он перебежал улицу, догнал девушку и окликнул ее:

— Элиза!

Она вздрогнула и подняла голову. Начался дождь, и он протянул ей руку.

— Побежали!

Она без колебаний сунула свою хрупкую ладонь в его руку, позволяя ему стремительно увести ее к карете. Он распахнул дверь, втолкнул ее внутрь и сам запрыгнул следом. Сеастьян почувствовал, как качнулась карета, когда его охранники взобрались на козлы. Он открыл окошко над головой.

— Бедфорд-сквер, — прорычал он и закрыл окошко.

Со шляпки Элизы капала вода. Она запыхалась, а ее глаза радостно блестели. Девушка сняла шляпку и стряхнула воду на пол.

— Вы мой спаситель! — весело воскликнула она. — Пока бы я шла домой, на Бедфорд-сквер, вымокла бы до нитки. — Она окинула взглядом обитые бархатом стены, провела рукой по бархатным, туго набитым подушкам и спросила: — Это ваша карета?

— Нет. — Себастьян пытался не смотреть на ее губы и вернуться к насущным вопросам. И все же в глубине души он отказывался отводить от нее взгляд и смотреть на то, как она сидит, скрестив ноги и весело болтая одной ногой над другой. Какие же хрупкие и изящные у нее ручки, лежащие на коленях! — Вам удалось узнать что-либо полезное?

Внезапно она улыбнулась так ослепительно, что сбила его с толку. Глаза ее блестели, подобно двум ярким звездам.

— Мы все выяснили!

— Мы? Кто это мы? — поинтересовался он. — И что вы выяснили?

— Я и Каро… то есть мы с леди Каролиной Хок выяснили. Мисс Хит на самом деле ничего неизвестно, кроме одной детали: ваш приятель спрашивал, не мог бы ее отец, банкир, представить его какому-нибудь французскому банкиру, из тех, кто сейчас находится в Англии.

— Французскому банкиру?

Она кивнула.

— Мисс Хит сказала, что ваш приятель хотел познакомиться с ним, пока тот находится в Англии. Что-то касательно долга.

Себастьян совершенно ничего не понимал. О чем Матус хотел поговорить с французским банкиром? О каких долгах?

— Кажется, это все объясняет, верно?

Ее глаза продолжали радостно сиять, отвлекая его от разговора.

— Прошу прощения…

— По-моему, все совершенно очевидно, разве нет? Ваш приятель влез в долги. И явно обращался за помощью. Зачем еще ему искать встречи с французским банкиром и просить английского банкира замолвить за него словечко? Наверняка ему нужны были деньги. Долг, вероятно, был… достаточно велик.

Себастьян мысленно попытался отвлечься от того, чтобы не пожирать взглядом изгиб ее шеи.

— Вы верите, что мистера Рейно могли убить из-за того, что он кому-то задолжал деньги?

— Вам это кажется похожим на правду? Речь должна идти об очень внушительной сумме. А когда он не смог вернуть долг… К сожалению, в этом мире есть продажные людишки…

— А девушка упомянула, что долг был внушительным?

— Нет. — Элиза задумчиво нахмурилась. — Но это же очевидно. В противном случае он наверняка подождал бы до возвращения в Алусию, чтобы занять деньги.

Себастьян совершенно так не думал.

— Эта женщина сказала еще что-нибудь?

— Мисс Хит? — Элиза неожиданно засмеялась. — Когда в комнату вошел лорд Хок, она полностью потеряла голову. Можно было пролить чай ей прямо на колени, и она ничего бы не заметила. Кажется, вы смущены. Лорд — писаный красавец.

Себастьян ощущал нечто похожее на чувства мисс Хит. Однако он по-прежнему терзался мыслью о том, зачем Матус хотел поговорить с французским банкиром о каком-то долге, которого, как был убежден Себастьян, он не имел. Семья Рейно получила в дар огромное поместье и последние десять лет пользовалась безграничным доверием короля. Рейно были довольно богаты, и принц отлично знал, что Матус не нуждался в деньгах. Тогда возникает вопрос: кто нуждался? Неужели Матус хотел говорить с банкиром от чьего-то имени? Очень на него похоже — протянуть руку помощи другу.

— С Беком — мы называем его Бек — любая бы мечтала пойти под венец, — сказала Элиза. — Вы чем-то с ним схожи, только, естественно, он намного ниже рангом, поскольку может пожаловать своей супруге титул баронессы, а не королевы.

Себастьян слушал вполуха. Как, интересно, Матус мог бы поступить? Он явно нуждался в человеке, который бы представил его этому банкиру.

— Но он никогда не изъявлял ни малейшего желания идти под венец, — продолжала Элиза, когда карета остановилась. — О! Мы уже приехали! В карете намного быстрее, чем пешком, верно? — Она выглянула в окно. Себастьян последовал ее примеру. Дождь стоял стеной, но они уже подъехали к дому с красной дверью на Бедфорд-сквер.

Она пошарила на сиденье и нашла свою шляпку.

— Благодарю вас, Себастьян Шартье. Премного благодарна за карету. Я могла бы попросить экипаж у Каролины, чтобы добраться домой, но Бек не имел ни малейшего желания знакомиться с мисс Хит, и он все еще невероятно зол на сестру за то, что она организовала это знакомство. Сестра с братом… — произнесла она, как будто это многое объясняло. — Они как раз устроили перебранку, а я сочла за лучшее не вмешиваться. Поэтому я очень обязана вам за то, что вы подвезли меня домой.

— Это я перед вами в долгу, мисс Триклбэнк.

— Элиза! — весело напомнила она ему.

— Элиза, — произнес он, но ее имя, казалось, грозилось застрять у него в горле. — Ваша помощь была неоценимой.

Девушка довольно улыбнулась.

— Я так рада, что смогла разрешить для вас эту загадку. — Она надела шляпку, как будто не просто разрешила его загадку, но и привела себя в порядок и теперь готова к ужину.

— Я не думаю, что мы можем сказать, что загадка уже решена, — возразил он.

— Я полагаю, что сейчас вы имеете в виду ответ на вопрос, кто настоящий убийца? Но, по крайней мере, теперь вам известен мотив. И это должно принести вам облегчение. — Она пересела ближе к двери.

Себастьян не готов был вот так отпустить ее.

— В ваших доводах есть один изъян, если позволите с вами не согласиться.

— Изъян? — Элиза подалась вперед, глаза девушки блестели, как будто она ожидала, что ее обязательно позабавит то, что он намеревался ей сказать.

— Матус Рейно был очень богатым человеком. И я совершенно уверен, что долгов он не имел.

Она откинулась на бархат сиденья.

— Ах вот как!

— Мне нужно обдумать все то, что вы мне сообщили. Как бы там ни было, я благодарю вас за помощь.

— Рада была помочь, Себастьян, — улыбнулась Элиза и открыла дверцу кареты. Дождь лил как из ведра. — Какой ливень! — воскликнула она. И показалось, что она хочет ринуться на улицу.

Себастьян неловко схватил ее за руку, пока она не вышла, и склонился над ней, тронув губами костяшки ее пальцев. У нее была такая нежная кожа. И пахло от нее выпечкой. Себастьяна бросило в жар — подобная реакция не на шутку напугала его.

Что за чушь! Он к ней едва прикоснулся, но эта дерзкая женщина каким-то образом завладела его воображением. Когда Себастьян поднял голову, Элиза улыбалась.

— Поистине счастлива была помочь, ваше высочество. Желаю вам всего наилучшего. — И с этими словами она выскочила из кареты и бросилась к двери своего дома. Даже несмотря на шум дождя, он слышал, как неистово залаяли собаки по ту сторону двери.

Она обернулась, помахала на прощание и скрылась в доме. Дверь захлопнулась.

Ее жест был дружеским, как будто они давно знали друг друга, — и принца охватило сильное желание, отчего даже стало не по себе. Себастьян постучал в потолок кареты, давая знак вознице, чтобы тот ехал, и откинулся на сиденье, охваченный тоской. Он жалел о том, что больше не увидит этот теплый, захламленный дом, что его больше не встретят эти маленькие испорченные чудовища, что не придется сносить презрительные взгляды равнодушного кота.

Ему было неуютно уже из-за того, что у него вообще возникли подобные чувства. «Что за чушь! Почему я испытываю какие-то чувства? — подумал он. — Это всего лишь скромный домик, в котором живут обычные люди». Но тоска не покидала его. Он ощущал, как она прожигает дыру в его груди.

К сожалению, это чувство только обострилось, когда он прибыл в Кенсингтон. Слуги сторонились, давая ему пройти, придворные дамы приседали в реверансе и кланялись. Улыбки их были слишком натянутыми, слишком понимающими. Всю жизнь он получал подобную дань уважения, но никогда не обращал на это внимания, пока на Бедфорд-сквер его не лишили этого почтения.

В покоях его ждал Патро. Дворецкий с готовностью, не задавая лишних вопросов, принял у него промокшую одежду.

Себастьян прошел в гостиную и огляделся. Убранство комнаты было довольно богатым: бархатная обивка, позолоченные ножки, массивные картины и мраморный камин. Везде идеальный порядок, все на своих местах. В конце концов, это же дворец.

Но в этой гостиной, где он жил уже две недели и, скорее всего, будет жить еще месяц, если не дольше, казалось, вообще никто не жил. Ни единого личного предмета. Он подумал, что здесь просто необходим клубок пряжи.

Позже Себастьян присоединился к своим советникам в столовой за ужином, чтобы обсудить торговые переговоры, которые, несмотря ни на что, продвигались отлично. Себастьян обвел взглядом всех собравшихся, гадая, сможет ли хоть кому-то доверить то, что ему удалось узнать. Он тайком, но с особым вниманием разглядывал Ростафана, наблюдая за тем, как тот с аппетитом ест и говорит громче остальных. Похоже, никакие тревоги в этом мире не омрачают его чело.

Но Себастьяну необходима была помощь, чтобы выяснить правду, поэтому после ужина, когда остальные ретировались в гостиную, чтобы покурить и выпить виски, он решился поговорить с Каем Анастасаном. Принц отвел своего старого знакомого в сторону и пристально посмотрел на него.

— Ваше высочество… — замер в ожидании Анастасан.

— Мне нужны ваша помощь и проницательность, — заявил Себастьян.

— Разумеется.

— Даже ваша жена не должна знать о том, о чем я попрошу, — предупредил его Себастьян.

Кай, казалось, удивился, но без колебаний ответил:

— Даю слово!

И все равно Себастьяну было тяжело сказать, чего он хочет. Ведь речь шла о завуалированном обвинении, о жутком предположении. Он взглянул в темно-карие глаза Кая и произнес:

— Мне необходимо знать, не увяз ли Ростафан в каких-то больших долгах.

Кай изумленно вскинул брови.

— Прошу прощения…

Себастьян молчал, давая возможность министру иностранных дел осознать услышанное и объясниться, если ему что-то известно.

— Какого рода долги? — спросил Кай.

— Понятия не имею. Но достаточно крупные, чтобы ему понадобилось участие банкира, дабы покрыть их.

Кай поджал губы.

— Вы можете сказать, с какой целью?

Себастьян растерялся, не зная, как ответить на этот вопрос.

— Кое-что привлекло мое внимание, однако же я не знаю, как это толковать. Пока я собираю информацию. Я даже не уверен, что это имеет отношение… к чему-то. Не знаю, как вы это сделаете, Кай, но я хочу, чтобы никто… — принц сделал паузу и многозначительно посмотрел министру прямо в глаза, — никто не знал, что я интересуюсь. Особенно он сам.

Кай кивнул.

— Я понимаю, ваше высочество.

Себастьян указал на дверь, так как больше обсуждать было нечего.

— Присоединимся к остальным?

— Позволите, сэр?

Себастьян кивнул.

— Вы знакомы с моей супругой Сарафиной.

— Разумеется, — ответил Себастьян. Он много лет знал леди Анастасан. Маленькая женщина с бледной кожей, в то время как кожа Кая была оливкового оттенка. Она всегда спешила его приветствовать и всегда улыбалась. Насколько Себастьян знал, ее любили.

— Она сделала одно предложение, достойное, по моему мнению, вашего внимания. Она готова взять на себя роль вашего секретаря до нашего возвращения в Алусию. Дело в том, что моя супруга умело ведет переписку, ежедневники и тому подобные вещи.

В своей скорби Себастьян даже не думал о новом секретаре. Он попытался представить, как Сарафина просматривает его расписание и отвечает на письма из дома и от английского правительства. Он никогда не работал с женщинами, но вынужден был признать, что предложение его заинтриговало. Если Сарафина хотя бы наполовину так же умна, как мисс Триклбэнк, — что само по себе невозможно, — он действительно мог бы воспользоваться ее услугами. — Пришлите ее завтра ко мне, поговорим, — велел он.

Кай кивнул, и оба мужчины присоединились к остальным в гостиной.

На следующее утро леди Анастасан явилась в гостиную Себастьяна. Она принесла только что испеченную молете — сладкую алусианскую выпечку.

— Неожиданное угощение, — обрадовался Себастьян.

— Однажды королева упомянула, что это ваша любимая, — ответила она с располагающей улыбкой.

«Да, — подумал Себастьян, — идея, возможно, сработает». После непродолжительной беседы принц предложил ей должность секретаря, пока они не вернутся в Хеленамар.

Через день Кай пришел с новостями: у Ростафана долгов нет. Откровенно говоря, в последнее время он унаследовал довольно приличную сумму, почти тридцать тысяч фунтов.

Себастьян не на шутку удивился — очень крупная сумма для фельдмаршала, еще и в наследство.

— И каким образом?

— Не могу точно сказать, — ответил Кай. — Но постараюсь выяснить подробности, как только мы вернемся домой.

Себастьян кивнул и поблагодарил Кая, но при этом больше ничего не сказал ни ему, ни кому бы то ни было еще.

Однако одно не давало ему покоя: наверное, он со своими подозрениями провалится в кроличью нору и будет гоняться за призраками и охотиться на ведьм[9]. Ему пришло в голову, что если Ростафан замешан в этом деле и если Матус беседовал с господином Хитом от имени Ростафана, то, возможно, переговоры с банкиром велись не о том, как занять деньги, а с иной целью: помощь банкира понадобилась для того, что спрятать огромную сумму денег.

Но зачем Ростафану прятать деньги? Этот вопрос не давал Себастьяну покоя. И еще один, более важный: откуда вообще Матус узнал о деньгах Ростафана? Какое он имеет к ним отношение? И зачем Ростафану французский банкир? Почему не алусианский?

Вопросы роились в голове Себастьяна, пока он присутствовал на очередной утомительной встрече, где ему пришлось сосредоточиться для успешного обсуждения условий торговли рудой. Он хотел бы услышать совет Леопольда, но младший брат вернулся в Кембридж к своим занятиям. В отсутствие Леопольда ему крайне необходим был человек, с которым бы он мог поговорить.

Человек, которому бы он мог доверять.

И Себастьян точно знал, чьего совета он ищет. Он нуждался в совете женщины, чей образ вот уже два дня не покидал его мысли.