Как говорят осведомленные лица, наделенные к тому же проницательным взглядом, любимая дочь некоего магната имеет в настоящее время предпочтительные шансы получить предложение руки и сердца от принца. Возможно, этим объясняется множество заказов модистке-француженке на платья по новой моде — с очень длинными шлейфами.
Уже перед уходом, когда Элиза надевала плащ, Себастьян еще раз поцеловал ее. Он все никак не мог расстаться с ней и, притянув девушку к себе, еще раз поцеловал, отодвинул стул и распахнул дверь.
За дверью ждал Патро. Скорее всего, он все слышал. Вероятно, он заметил, что у Элизы выбились из прически локоны, а Себастьян забыл надеть сюртук.
Себастьян вместе с Патро проводили Элизу к входной двери. Принц казался угрюмым ребенком, которого родители оставляют дома. А Элиза продолжала что-то бормотать высоким, прерывающимся голосом. Себастьян понял, что она, в отличие от него, совершенно не привыкла к тому, что вся жизнь проходит на виду. Какой же он глупец, как же неподобающе от себя повел, овладев ею прямо на полу. Но он поддался искушению, и желание казалось ему таким непреодолимым, что он не мог думать ясно. В тот момент он вообще забыл обо всем на свете, ибо им овладели желания.
В конце концов, наследный принц Алусии тоже человек.
Он видел, как один из его слуг усадил Элизу в карету, которая сразу же тронулась.
— Ваше высочество, — услышал он за спиной голос Патро. — Прошу вас, отойдите от двери, пока вас случайно не увидели.
Себастьян нехотя отступил, позволяя Патро закрыть дверь.
Он не мог думать ни о чем, кроме Элизы, а когда карета вернулась, чтобы отвезти его в Кенсингтонский дворец, он всю дорогу был погружен в размышления.
Не так он намеревался провести вечер. Он вообще не собирался ее соблазнять. Просто хотел побыть с ней наедине. У него никогда даже мысли не было о том, чтобы соблазнить Элизу с пылом юноши, овладевшего девушкой на стоге сена в сарае.
То, что его охватила такая страсть к этой женщине, и удивило, и заинтриговало принца. Бывали времена, когда он задавался вопросом, а осталась ли в нем хоть капля страсти. Он столько времени посвятил исполнению своего долга, так решительно был настроен вытащить Алусию в современный мир, что сердце редко трепетало у него в груди.
Но сердце его растаяло от Элизы Триклбэнк.
Она заслужила королевское ложе, с пуховыми подушками и шелковыми простынями. Как он мог вообще не подумать об этом? Неужели он полагал, что сможет закрутить интрижку на неделю-другую? А что потом? Просто уехать, как будто ничего и не произошло?
И что с его делом? У него все еще оставались небольшие, но важные вопросы, которые необходимо было обсудить, и он не мог вернуться в Алусию с пустыми руками — уж тогда премьер-министр позаботится о том, чтобы отстранить его от любых обсуждений, связанных с войной или торговлей, если он вернется без ничего. И станет всего лишь номинальным правителем.
И оставалось еще одно нерешенное дело — выбор потенциальной невесты. От одной этой мысли ему становилось не по себе. А как же Матус? Неужели его смерть — часть веслорского заговора, как предполагала Элиза? Разве это не заслуживает хотя бы толики его внимания?
То, что он делает, не поддается логике, но сейчас казалось, что сердце живет отдельно от его разума.
Он все еще пытался разобраться в собственных чувствах, когда направлялся в свои покои в Кенсингтонском дворце. И вдруг он увидел сидящую у камина леди Анастасан. Принц замер на месте.
Дама тут же встала.
— Ваше высочество. — Она загадочно улыбнулась, но Себастьяну ее улыбка напоминала ухмылку.
Себастьян обвел взглядом комнату. Быть может, еще кто-нибудь удобно устроился в его покоях? Уже второй раз он застает ее в своей комнате одну, а рядом никого нет. Отчего-то у него возникло неловкое чувство незащищенности. Неужели, черт побери, весь алусианский двор знает, чем он занимается?
Део! Как же он ненавидел все эти вездесущие взгляды вокруг него! Проклятье, он же мужчина, в конце концов, а любому мужчине позволено иметь дела сердечные. Это же естественно. Неестественным было требовать, чтобы он зачем-то выбрал себе женщину, чье имя он даже запомнить не может. Женщину, которую он едва знает. Неестественным было возвращаться в святая святых своих покоев и заставать там леди Анастасан.
— Кто дал вам право входить сюда? — резко спросил он.
— Прошу меня простить, ваше высочество. Я осталась здесь, чтобы присмотреть за вещами, пока вас нет. Здесь не было ни Патро, ни Эгия.
— За какими вещами?
Она сложила руки на животе, как будто испугалась.
— Я… я… видела, как господин Ростафан выходил отсюда. Я знала, что вы в сопровождении слуг уехали, и решила, что нельзя оставлять вещи без присмотра.
— И вы решили присмотреть за вещами, мадам? Вы не доверяете господину Ростафану? Вы полагаете, что у вас есть право вмешиваться в его дела?
Леди Анастасан молчала. Лишь сильнее сцепила пальцы.
Да, он сам не доверял Ростафану. Что, черт побери, он снова делал в его покоях? Себастьян посмотрел на свой письменный стол, гадая, что же Ростафан мог там искать?
Он вновь взглянул на леди Анастасан.
— Быть может, вас это удивит, Сарафина, но для этого у меня есть охрана. И мне не требуется неусыпный контроль супруги моего министра иностранных дел.
— Прошу меня простить, ваше высочество, — ответила она, явно осознавая, что подверглась решительному осуждению. — Я решила, что должна стоять на страже.
Что ж, а он ощущал тревогу и потому не желал помогать ей справляться со смущением или объяснять, что она лишь временно занимает место секретаря. В качестве обычного одолжения. И совершенно определенно он не хотел напоминать ей, что она-то уж точно не является его матерью — королева Дарья в добром здравии находилась в Алусии.
— Где Кай?
— В постели, ваше высочество. Ему нездоровится.
Себастьян отвернулся от нее.
— Благодарю вас, Сарафина. Можете ступать к нему.
Он слышал шорох ее юбок, когда она шла по комнате. Слышал, как она открыла и тихонько закрыла за собой дверь. И даже после этого он обернулся через плечо, чтобы удостовериться, что она ушла.
Себастьян направился в соседнюю комнату и стал раздеваться. Кинул сюртук на стул. Жилет остался у Эгия, поэтому принц вытащил рубашку из штанов.
Он как раз развязывал шейный платок, когда услышал, что в гостиной кто-то есть. Решив, что это Патро или Эгий вернулись с Мэйфэр, он шагнул в гостиную, но тут же остановился как вкопанный, столкнувшись с Ростафаном.
Фельдмаршал выглядел напуганным. Он поспешил поклониться.
— Ваше высочество… я и не знал, что вы уже вернулись.
— Это очевидно! Что вы делаете в моих покоях без приглашения?
— Прошу меня простить, сэр. Я искал леди Анастасан. Мне сказали, что она может быть здесь.
— А какое у вас может быть дело к супруге министра иностранных дел, Ростафан?
Ростафан изменился в лице. Он казался оскорбленным до глубины души.
— У меня нет с ней никаких дел, ваше высочество. Я хотел всего лишь поинтересоваться, где сейчас министр иностранных дел. Мне необходимо поговорить с ним.
Себастьян ему не поверил. Он подошел ближе к этому гиганту.
— Почему вы не послали слугу? Вы что, привыкли входить в мои покои, когда там никого нет?
— Вовсе нет, ваше высочество, — спокойно ответил Ростафан. — Дверь была приоткрыта.
Ложь — дверь его покоев была плотно закрыта. Ему прекрасно было об этом известно, потому что он лично проверил ее после ухода леди Анастасан. Какого черта сюда явился Ростафан?
— Я оскорбил вас, сэр, — склонил голову Ростафан.
— Йе, я оскорблен, — ответил Себастьян.
Ростафан сцепил руки за спиной.
— С вашего позволения, разрешите мне откланяться.
— Ступайте! — рявкнул Себастьян.
Ростафан развернулся и направился к двери, плотно закрыв ее за собой.
Себастьян обратил все внимание на стол. Подошел, обнаружил на столе запечатанный мешок с почтой из Алусии. Он развязал его и просмотрел содержимое. Там были письма для Анастасан. Одно письмо от отца, в котором он интересовался, когда Себастьян закончит свои дела. Еще в письме он сообщал, что на севере они захватили повстанцев. Письмо Себастьяна отцу еще не дошло, поэтому не было никаких новостей о финансовом состоянии Ростафана. Были еще какие-то бумаги от министра финансов, информация, необходимая для Ростафана и тех, кто был с ним на переговорах, чтобы обсуждать тариф, который, казалось, намеренно препятствовал торговле.
Больше в мешке ничего не было. Ничего, что могло бы подсказать Себастьяну, почему Ростафан пробрался сюда тайком. Интересно, что бы сказала об этом Элиза.
Себастьян сел за стол, чтобы подумать и проанализировать ситуацию, но размышления его прервало появление Патро и Эгия.
Он сложил всю корреспонденцию в мешок, запечатал его, а в голове у него начали зреть догадки.
На следующее утро Себастьян проснулся с неприятным чувством, которое прочно укоренилось у него в груди, вклинившись рядом с его чувствами к Элизе. Она снилась ему, он заново переживал случившееся в том доме у камина в таких подробностях, что, проснувшись, ощутил обеспокоенность и неудовлетворенность.
Принц как раз работал за письменным столом, когда Патро объявил, что прибыл министр иностранных дел Анастасан с супругой.
— Bon den[16], — поклонился Кай. Леди Анастасан сделала реверанс, но стояла потупившись. Казалось, она нервничала, и Себастьян предположил, что леди Анастасан не рассказала супругу о том, как он выдворил ее вчера вечером из своей комнаты.
— Что случилось? — поинтересовался Себастьян.
— Я бы хотел поговорить с вами относительно леди Элизабет Кин и леди Кэтрин Моэм, — ответил Кай.
Себастьян застыл.
— А что о них говорить?
— Я бы предложил разослать дамам и их семьям приглашения на обед. На небольшой обед, всего на двадцать четыре персоны.
Перед мысленным взором Себастьяна пронеслось улыбающееся лицо Элизы.
— Должна сказать, что их семьи были бы просто счастливы, — добавила леди Анастасан.
Кай бросил на супругу мрачный, предостерегающий взгляд. Это ее не касалось. Она просто секретарь принца, а не его советник.
— Это решает его высочество.
— Разумеется, — поспешила исправиться леди Анастасан. — Быть может, его высочество хотел бы еще кого-то пригласить? Например, одну из дам, с которыми он танцевал у Уитбредов на балу?
Опасное и неожиданное предложение. Что с этой женщиной не так?
Лицо ее супруга еще больше помрачнело.
— Мадам, я забыл кое-какие бумаги. Они у меня на столе. Вы не могли бы сходить их принести?
Леди Анастасан прикусила губу, но кивнула и удалилась.
— Приношу свои извинения… — начал Кай.
— Нет необходимости, — прервал его Себастьян. — Но я решил, что пока мне не нужен личный секретарь, поскольку наше пребывание в Англии близится к концу. Мы с вами, похоже, отлично справились.
Кай побледнел. Открыл было рот, но потом решил, что лучше промолчать и просто ответил поклоном.
— Как пожелаете, ваше высочество.
— Я так желаю. — Откровенно говоря, Себастьян мог бы до конца дня обойтись без лицезрения леди Анастасан. Как странно долго не иметь никакого мнения о человеке, а потом так быстро и уверенно утвердиться в нем. Было в ней что-то, что его не устраивало. Ему не нравилось, что она задерживалась у него в покоях и что так заглядывала ему в глаза, как будто у них была некая общая тайна.
— Насчет этого ужина… — сказал Себастьян. — Напомните еще раз — Элизабет Кин… это блондинка? Или брюнетка?
— Блондинка, — ответил Кай. — Ее отец — крупный промышленник, занимающийся черной металлургией, и дальний родственник самой королевы. Леди Кэтрин Моэм — дочь выдающегося члена палаты лордов. По материнской линии у нее родственные связи с семьей принца Альберта в Саксен-Кобург-Готе. Обе — отличные кандидатуры.
Отличные кандидатуры для государства, но не для него. Себастьян с трудом мог припомнить и одну, и другую. Но какое это имело значение? Потом познакомится поближе, кого бы ни выбрал. Потом произведет наследников и вернется к своей работе.
— Тогда приглашай обе семьи. Но не более двадцати четырех гостей. И никаких танцев, пожалуйста. — Еще одного бала ему не вынести.
— Пятница вас устроит?
Он сможет еще целых три дня провести в доме в Мэйфэр. Еще целых три дня с Элизой. Три драгоценных дня.
— Йе, — негромко ответил он.
Принц ощутил укол вины. Его помолвка неизбежна. Он сам должен признаться Элизе, что вскоре сообщат о помолвке. Элиза, разумеется, знала, что это произойдет, она же не глупа. Но он хотел ей сам об этом сказать. Он хотел, чтобы она знала, как ему мучительно больно принять это решение.
От одной этой мысли он поморщился — как будто его сожаление могло послужить хоть каким-то утешением.
Разве можно найти утешение? Мучительно больно быть будущим королем и быть связанным долгом. Он был тем, кто мог бы иметь все, что пожелает. Но, с другой стороны, он был тем, кто не мог поступать так, как ему заблагорассудится.