Замуж за принца

Глава 18

Себастьян был на удивление напряжен, что совершенно на него не походило.

Патро совершил невозможное: он нашел небольшой, но роскошно обставленный особняк в одном из переулков в Мэйфэр. С соблюдением всех необходимых предосторожностей принц прибыл туда, переодетый англичанином, в простой коляске. Наняли кухарку, которой сказали, что готовить она будет для члена парламента. В камине горел огонь, и по меньшей мере четыре охранника разместились в доме, оставаясь, слава богу, неприметными глазу. В небольшой гостиной Себастьян сидел в одиночестве.

Сидел в одиночестве и ждал. С тревогой и нетерпением. Скованный страхом, оттого что она может не прийти.

В половине седьмого он отправил Элизе записку. Сейчас было почти восемь. Принц беспрестанно расхаживал перед камином, убеждая себя, что он совершил ошибку. Зачем ей приходить? Откровенно говоря, приглашение (или, возможно, она воспримет его как приказ явиться) выходило за рамки приличий. И если бы принцу еще месяц назад кто-то сказал, что он будет способен на подобные поступки, он был бы в ярости. У Себастьяна не было сил держаться от Элизы в стороне, но и продолжать общение, как то заведено, он тоже не мог. Принц пораньше покинул торговые переговоры, негодуя из-за высоких цен на руду, — с такими тарифами алусианская железная руда останется на рынке невостребованной. А еще он не мог сосредоточиться на переговорах.

Элиза может решить, что его записка — слишком дерзкий поступок со стороны принца, слишком абсурдный, слишком глупый. Она может прислать ответ, в котором…

Себастьян услышал, как подъехал экипаж, и выглянул в окно. Та самая неприметная коляска, которая привезла его сюда, остановилась у крыльца. Он видел, как извозчик спрыгнул с козел и открыл дверцу.

Она приехала.

Себастьян отошел от окна и выдохнул — сам того не заметил, что затаил дыхание. «Что я здесь делаю? В чужой одежде. В кого я превратился?»

Этот же вопрос задал ему Леопольд, когда услышал их с Патро разговор о снятом доме. «Что ты делаешь, Бас?»

К сожалению, Себастьян не мог найти слов, чтобы дать разумное объяснение своим поступкам. Его брат иначе смотрел на жизнь — Леопольд был волен поступать так, как ему заблагорассудиться, спать с теми, кто ему по душе. Но у Себастьяна все было иначе. Ему приходилось быть осторожным. Он не мог рисковать и случайно стать отцом. Он не мог допустить скандала. Он всегда обязан быть настороже.

Но это не означало, что он обходился без женского внимания — для принцев и будущих королей допускались определенные послабления. У него много лет была постоянная любовница, молодая вдова, богатая и независимая. Их связь оборвалась, когда она стала слишком требовательной, желая от него большего, чем он готов был предложить.

Он никого и никогда не должен был подпускать близко, всех держать на расстоянии вытянутой руки. Ему приходилось в разумных пределах оставаться сдержанным и думать о будущем и о продолжении рода. Себастьян вынужден был нести мантию ответственности и превосходства, в то время как Леопольд был волен жить так, как сам того пожелает… в пределах разумного, разумеется.

— А как же Матус? — в тот же день поинтересовался Леопольд. — Как же твое неистовое желание призвать его убийц к ответу?

— Ты полагаешь, что я желаю этого меньше? Я же сказал тебе, что навожу справки о финансовых делах Ростафана. — Два дня назад он отослал отцу в Алусию письмо с указаниями.

Но Леопольд продолжал взирать на него пристально и оценивающе.

— Молю тебя, Бас, будь, черт побери, осторожен! А если она забеременеет?

— Я не… я ни за что не стану… — горячился Себастьян, но как только слова слетели с его губ, он понял, что это ложь. Станет, обязательно станет.

Ну и пусть он грубиян, пусть обесчестит свой титул, станет позором для короля. Для своих родителей. Запятнает себя самого. Но он заключит ее в свои объятия, если она не будет против. И даже раздумывать не станет.

— У тебя мало времени, — увещевал его Леопольд. — Уже ходят слухи, а мы ни на йоту не приблизились к убийце Матуса. К тому же все хотят знать, кто получит предложение руки и сердца.

— Неужели у меня нет времени на один приватный ужин? — возмутился Себастьян. — Мне прекрасно известно, какие дела еще не удалось закончить. Разве я не усердно работал?

— У тебя нет времени продолжать тянуть. Нужно выбрать себе невесту, Бас. Тебе необходимо удвоить усилия, чтобы закончить все то, ради чего ты и прибыл сюда.

Себастьян молчал. А что он мог возразить? Леопольд был совершенно прав.

— Кто это будет? — спросил Леопольд.

— С кем я намерен пообедать…

— Нет, — покачал головой Леопольд. — Я о той, которая станет королевой Алусии. У тебя, верно, есть кто-то на примете?

Ослиное упрямство Леопольда раздражало Себастьяна. После стольких лет беззаботной жизни он внезапно решил взвалить на себя бремя ответственности за выбор невесты принца. Себастьян настолько был раздосадован, что вышел из комнаты, не желая обсуждать брак, заключать который не очень-то стремился, тем более что разговор происходил в тот момент, когда он планировал ужин, о котором мечтал больше всего.

Неужели ему в жизни не позволена такая малость? Неужели он хотя бы на минуту не может забыть о том, что он наследный принц? Неужели ему не позволено просто быть мужчиной, которому вскружила голову красивая женщина?

Именно сейчас Себастьян не хотел вспоминать размолвку с Леопольдом. Он пригладил волосы рукой. Поверить не мог, что будет сгорать от нетерпения, как прыщавый юнец. Но ему отчаянно хотелось заслужить признание Элизы.

Он услышал голоса в прихожей, и спустя мгновение Патро распахнул дверь салона, вошел и поклонился.

— Ваше королевское высочество, мисс Элиза Триклбэнк.

Из-за спины Патро вышла улыбающаяся Элиза, огляделась, потом обратила внимание на Себастьяна. Тот радостно улыбнулся в ответ.

— Ваше королевское высочество! — приветствовала она, как будто на улице встретила хорошего знакомого. Присела в неловком реверансе, выпрямилась. — Как, по-вашему, мой реверанс становится все лучше и лучше?

Себастьян так не считал, но именно эта черта и восхищала его в Элизе — она говорила всегда то, что думала, наплевав на то, уместно ли это говорить в присутствии принца или нет.

— Элиза! — Он взял ее руки в свои. — Благодарю за то, что пришли.

— Я просто обязана была прийти. Получила от вас такое таинственное послание! — Она высвободила руки, чтобы снять плащ. Патро тут же принял у дамы верхнюю одежду.

— Принеси вина, Патро, — по-алусиански велел Себастьян.

Патро молча удалился с ее плащом.

Элиза разглядывала бархатные шторы, высокие окна, расписанный узорами потолок.

— А где мы?

Себастьян тоже огляделся. Салон был маленький, но с роскошной мебелью, массой позолоты, фарфора и бог знает чего еще. Его взгляд рассеянно скользил по предметам, но он не видел ничего, кроме Элизы.

— Честно говоря, не могу сказать. Я снял этот дом на время ради такого случая.

— Вы сняли его на время?

Она его осуждает?

— Я… э… я решил, что, вероятно, в Кенсингтонском дворце мы не сможем чувствовать себя на досуге в достаточной мере свободно.

Губы девушки расплылись в улыбке.

— А у нас досуг?

Он сглотнул. Язык внезапно прилип к нёбу.

Ее улыбка немного поблекла, Элиза пристально взглянула на принца.

— Что случилось?

— Прошу прощения…

— У вас такой вид, как будто вы кол проглотили.

— Правда?

— Да, господин Шартье, истинная правда.

Он потер лоб.

— Мне было бы приятнее, если бы вы называли меня по имени.

Она улыбнулась.

— Разумеется. Не годится отказываться от нашей дружбы в столь поздний час. В таком случае, Себастьян, я свободна и готова слушать. — Она поклонилась.

Жаль, что только он был не готов. Он чувствовал себя таким, черт возьми, неловким и обеспокоенным.

Вернулся Патро с серебряным подносом, поставил два бокала вина на маленький столик, расположенный между креслами у камина. Когда дворецкий бесшумно исчез, Себастьян жестом пригласил ее сесть.

Элиза осторожно присела, расправила юбки своего платья из золотого шелка, расшитого жемчугом. Признаться, облачившись в этот наряд, Элиза произвела немалый фурор на приеме у Уитбредов, да и Себастьян считал, что платье очень идет Элизе. Оно было изящным ровно настолько, чтобы привлечь внимание собеседника к прекрасным серым глазам девушки и ее золотисто-каштановым волосам. Черты лица Элизы были прелестны. От ее красоты веяло безмятежностью. Эта женщина навсегда покорила сердце Себастьяна.

— Вина… — Он указал на бокалы.

— Я уверена, что нужно дождаться, пока принц первым возьмет свой бокал.

— Ах! — Он явно был не в своей тарелке. Все вокруг него происходило непроизвольно, без лишних вопросов, и он, к своему удивлению, не замечал разных тонкостей. Себастьян взял бокал. — Давайте забудем на сегодняшний вечер, что я принц. — Он чокнулся с Элизой.

— Не думаю, что мне удастся об этом забыть, но я уж точно буду стараться, — улыбнулась она и пригубила вино. Ее глаза тут же засветились. — О боже! Как вкусно! Французское?

— Из Алусии.

Она ахнула:

— Из Алусии! Моя сестра умрет от зависти. — Она сделала еще глоток и на мгновение прикрыла глаза. — Великолепно. — Девушка улыбнулась. — Посыльный сказал, что вы хотели что-то обсудить со мной. Я вся во внимании. Даже не догадываюсь, о чем речь!

— Не догадываетесь?

— Полагаю, это имеет некое отношение к господину Хиту?

Нет, при чем здесь Хит! Но принц ответил:

— Да. — Господин Хит оказался предлогом, чтобы пригласить ее сюда. Не мог же принц просить Элизу прийти просто для того, чтобы вновь поцеловать ее. — Вам понравился бал? — поинтересовался он, ловко меняя тему разговора.

— Очень! Думаю, что не так сильно, как самой имениннице, но я была в восторге. Я много танцевала, и теперь уверена, что мое умение волшебным образом преобразилось, так что я стала танцевать намного лучше. Вы будете приятно удивлены.

Он и так уже был крайне изумлен.

— А вы видели выступление обезьянок и фокусников перед самим балом? Восхитительно!

Он покачал головой.

— Какая жалость! — Она поставила бокал. — А вы когда-нибудь бывали на ярмарке?

Он кивнул.

— И на ярмарках, и в цирке. Все привозили ко двору.

— Серьезно? — Она расправила плечи. — И какой он, цирк?

— Там демонстрируют искусство верховой езды и изумительные акробатические номера.

— Обязательно добавлю цирк к перечню того, что я должна обязательно увидеть. Вы заметили, какая сегодня луна?

— Луна?

— Да, огромная, как солнце. Она настолько близко, что, кажется, можно протянуть руку и коснуться. Мама пела нам в детстве песенку о человеке, который жил на луне. Как же там было?

Человечек с луны

Упал с вышины

И спросил, как пройти ему в Норич.

Купил он пирог

И горло обжег —

Такую почувствовал горечь![14]

Элиза засмеялась.

— Зачем ему было идти в Норич?

— У нас немного иначе. — Себастьян откинулся в кресле. — Не уверен, дословно ли цитирую, но там было так:

Один джентльмен

Долго жил на луне,

Но свалился оттуда в полночь,

Он был очень голодным…

Себастьян запнулся, решив, что слова звучат несколько двусмысленно.

— Я так понимаю, что он есть хотел.

И обжегся холодным

Пирогом по дороге в Норич[15].

— Мне мой вариант нравится больше.

Принц улыбнулся.

— Мне тоже.

Она взяла свой бокал и пригубила, не сводя с Себастьяна глаз. Принц чувствовал себя не в своей тарелке. Он отчетливо осознавал каждое свое движение. Люди всегда так жаждали с ним пообщаться, что сам он на деле говорил очень мало. А он столько хотел узнать об этой девушке. И вряд ли узнает, если сам не спросит. Но как же начать?

Элиза поставила бокал на столик.

— Кажется, вы несколько напряжены, Себастьян.

— Нет-нет, — поспешно заверил он. — Нисколько.

Она прищурилась.

— Зачем же вы просили меня прийти?

— Затем, чтобы… увидеть вас. Поговорить.

— О банкире?

Какой банкир! Неужели он опять все испортил?

— Нет, Элиза. О вас. Я бы хотел поговорить о… вас.

Она недоуменно воззрилась на принца.

— Хотели поговорить обо мне? — И тут же залилась смехом, откинувшись на спинку кресла в безудержном веселье.

— Что-то не так? — спросил Себастьян, пытаясь понять, что такого смешного он сказал.

— На одно мгновение мне показалось, что вы намерены предложить мне руку и сердце! — воскликнула она. — Вы сидите с таким серьезным видом, а когда мужчина говорит… — Она махнула рукой. — Не обращайте на меня внимания. — И вновь залилась смехом.

У принца ком встал в горле. Влюбленность настолько ослепила его, что он и не подумал, как это выглядит со стороны.

— Бог мой! Элиза, я…

— Святые небеса. Я иногда так глупо себя веду, — продолжала хихикать девушка. Она села прямо и осторожно вытерла слезы с глаз. Расправила плечи, положила руки на колени. — Довольно. Хватит. Я взяла себя в руки и искренне прошу простить меня. — Она изогнула бровь и наклонилась ближе. — Но тогда возникает вопрос: кому вы намерены сделать предложение?

Вопрос сбил его с толку, Себастьян не знал, что ответить. Никто, кроме его брата, не отваживался задавать ему такие вопросы напрямик.

Никто, исключая Элизу Триклбэнк.

Должно быть, она заметила его оцепенение и тут же махнула рукой.

— Забудьте, пустое… Мне не следовало спрашивать. Но, бесспорно, именно этот вопрос занимает умы всего лондонского общества. Но мне лично не интересно! — доверительно призналась она. — Какой смысл мне вообще интересоваться. Хотите знать, что мне действительно интересно?

— Хочу.

— Мне интересно, почему вы до сих пор не женаты?

Это вновь застало его врасплох, он онемел от очередного вопроса, который Элиза дерзнула задать ему.

— Тут… все очень сложно, — ответил Себастьян. Он не хотел говорить о женитьбе. Он хотел говорить о самой Элизе.

— О, ничуть не сомневаюсь, что вопрос крайне запутанный. Однако, как я подозреваю, всему королевству Алусии не дает покоя именно этот вопрос. Как и всем в Англии не дает покоя вопрос о чрезмерной плодовитости королевы. Отец сказал мне, что королева вновь носит под сердцем дитя.

— Вот как? — У Себастьяна кружилась голова от такого количества информации.

— А вы не заметили, когда виделись с ней? По-моему, она уже на сносях.

— Я… — Ему довелось вспомнить тот вечер в Виндзорском дворце. Он вспомнил, какой маленькой показалась ему королева Виктория. Сама похожа на ребенка. — Я ничего не заметил, — признался он. — У англичанок такие пышные юбки.

— Неужели? — Элиза вздохнула. — Столько мороки с этими пышными юбками. Я предпочитаю одеваться по алусианской моде. У алусианок такие красивые шлейфы.

Открылась дверь, внутрь проскользнул Патро.

— Ужин подавать, ваше высочество? — спросил он по-алусиански.

Себастьян кивнул.

Дверь мгновенно распахнулась, и вошел Эгий с подносом, за ним охранники с подносами, заставленными блюдами с едой. Патро брал каждое блюдо и мастерски накладывал еду на тарелки. Ягненок с морковью и луком-пореем. Свежеиспеченный хлеб. Наполнив тарелки, Патро отошел от стола.

Себастьян взглянул на Элизу.

— Поужинаем?

— Я поражена! Вот уж не ожидала ужина.

И вновь Себастьян ощутил неуверенность. Быть может, следовало предупредить, что он приглашает ее на ужин? Неужели она не ожидала, учитывая поздний час, что они будут трапезничать?

— Надеюсь… вы не возражаете?

— Нет, конечно же! Я голодна как волк, — призналась Элиза, встала и подошла к столу. Он даже не успел ее сопроводить. Себастьян кивком приказал Патро и Эгию удалиться.

Ему удалось помочь Элизе устроиться за столом, пока она не села сама. Он занял свое место, наполнил их бокалы вином и поднял свой бокал.

— За нашу дружбу!

Девушка подняла свой бокал и широко улыбнулась.

— За нашу дружбу, — эхом повторила она, чокаясь с принцем.

— Вкусно, не находите? — спросил Себастьян, когда они принялись за еду.

— Просто божественно, — согласилась Элиза, накалывая еду вилкой. — Я уже давно решила, что ни одна кухарка не сравнится с нашей Маргарет, но, наверное, ошибалась. И, кстати, Себастьян, вы не ответили на мой вопрос, если простите мое любопытство. Вы так и не сказали, почему до сих пор не женаты и не обзавелись десятком маленьких наследников. Разве не в этом заключается долг короля?

Ее манера перескакивать с одной темы разговора на другую очаровывала. Но сам вопрос лишал присутствия духа. Она совершенно права — именно этим и обязаны заниматься принцы.

— Когда вы так ставите вопрос, он звучит не слишком привлекательно.

— Правда? А я бы с удовольствием окружила себя десятком бегающих вокруг маленьких принцев.

— Вам я могу задать тот же вопрос, — сказал он. — Почему вы не замужем? Как я полагаю, в поклонниках нехватки нет, и не понимаю, почему вы оградились от брака.

Элиза искренне удивилась.

— Я не ограждала себя. Я обязательно вам отвечу, но ведь я первая спросила, — дерзко улыбнулась Элиза.

— Первая, — уступил он. Принц откинулся на спинку стула. Вздохнул, вспоминая годы, причины, по которым он… уклонялся от исполнения своего долга. — Дело в том, что, если я встречал женщину, которая мне нравилась, она оказывалась неподходящей супругой для наследного принца либо из-за происхождения, либо из-за отсутствия необходимых связей. А те, кто подходил, мне абсолютно не нравились.

— Звучит просто ужасно.

Она его дразнит? Недооценивает ситуацию?

— И я над этим не властен. — Он наколол вилкой кусок мяса. — Честно говоря, многое в моей жизни мне не подвластно. Поэтому зачастую следует принимать решения, основываясь на потребностях государства, а не человека.

— Я считаю, что любой человек должен иметь право жениться по любви, если он нашел того, кто ему подходит. И никак иначе, — решительно заявила Элиза.

Она как будто прочла его мысли.

— Согласен, никак иначе.

Она на мгновение задержала на нем взгляд, и Себастьян ощутил, как между ними возник какой-то мощный разряд. Потом она опустила глаза и уставилась в тарелку.

— Правила, как выйти замуж за принца, — пробормотала Элиза. — Должна быть какая-то книга с руководством для тех леди, которые мечтают выйти замуж за принца. — Когда Элиза подняла голову, она вновь улыбалась.

Как жаль, что он, просыпаясь, не может видеть эту улыбку каждый день. Как жаль, что он не может жениться по любви и привязанности, и никак иначе.

— Вы так и не ответили на мой вопрос, — негромко произнес он.

— О да, вопрос, занимающий умы всех незнакомцев. Почему, скажите на милость, мисс Триклбэнк не исполнит свой долг и не выйдет замуж? — Она пригубила вина, не сводя глаз с принца. — Вы будете невероятно шокированы.

— Так шокируйте меня, — бросил он ей вызов. — Расскажите мне все. Неужели правда настолько ужасна?

Она засмеялась.

— С моей стороны не очень-то приятно говорить об этом. Боже, поверить не могу, что собираюсь вам это рассказать! — Она обмахнула рукой лицо. — Холлис всегда говорит, что далеко не все можно выносить за пределы нашей гостиной! Но что я теряю, если скажу правду? От правды мое положение не ухудшится. Ну что, Себастьян, держитесь. Мы с вами похожи настолько, что вы даже представить не можете. Мы оба ограничены ожиданиями и правилами. Что касается моей истории… однажды у меня был один джентльмен.

— Джентльмен — уже хорошее начало.

— По крайней мере, он таковым казался, — уточнила она.

— Интригующе, продолжайте, — подстегнул принц.

— Вы же знаете, что мой отец судья. Отец того джентльмена тоже был судьей. Мы несколько раз встретились, и после этих встреч он изъявил желание жениться на мне.

Себастьян ощутил жгучую неприязнь к этому мужчине.

— А вы ответили отказом?

Элиза прыснула.

— Как я жалею, что не отказала! По правде говоря, я была такой наивной. В действительности официально он не просил моей руки, понимаете? Но обещал, что обязательно это сделает. Я заверила его, что, когда придет время, он может рассчитывать на восторженный прием и положительный ответ.

— Вот как. — Себастьян отложил вилку. Он не имел права спрашивать, но испытывал необходимость это знать. — Вы его любили? — Он сжал пальцы в кулак и положил руки на стол. — Примите мои извинения. Крайне неучтиво с моей стороны. — Как странно, что он извиняется перед ней уже во второй раз.

— Вопрос по существу. Да, я любила его. Сильно любила, признаюсь. Я думала, что вскоре вокруг меня будет бегать десяток маленьких принцев, — улыбнулась она печально.

Удивительно, но, слушая эту историю, он чувствовал себя очень неловко. Неужели его тошнило от собственного негодования? Или это простая зависть?

— Тогда почему же вы не вышли за него замуж?

— А вот тут самое интересное. Он кормил меня обещаниями, заверяя, что это всего лишь вопрос времени. Он в полной мере воспользовался тем, как высоко я его ценила, — сказала она, и девичьи ресницы затрепетали. — Можете себе представить? Когда время пришло, он сделал предложение другой.

Себастьян недоуменно смотрел на Элизу.

Щеки ее порозовели, Элиза горько усмехнулась.

— Той, у которой было двадцать тысяч фунтов в год. У меня же был слепой отец и более скромное приданое. Прошу заметить, вполне приличное, но его даже сравнивать нельзя с приданым той леди. Подозреваю, что она решила его финансовые проблемы.

Себастьян не мог даже представить такого.

— Он держал меня за дуру. И никогда не думал жениться. Он постоянно лгал мне, хотел только соблазнить и — не стану вас обманывать — преуспел в этом. А потом оказалось, что я последняя в Лондоне, кто не знал о его помолвке. — Элиза вновь засмеялась, на сей раз глядя в потолок. — Правда раскрылась на одном из званых ужинов, когда хозяин дома встал и произнес тост за недавнюю помолвку. И я… — Она вздохнула и посмотрела на принца. — Достаточно сказать, что я отреагировала совсем неподобающе.

— Део! — воскликнул он. — Боже! Элиза, мне так…

— Прошу вас, — взмолилась она, перебивая его. — Это случилось десять лет назад. Уже все перегорело. — Она еще пригубила вина.

Разве возможно, чтобы мужчина столь отвратительно обошелся с женщиной? В особенности с Элизой? Он понимал, что двигало тем мужчиной, ведь Элиза была красавицей. Но почему так жестоко? А как же моральные ценности?

— Это неслыханно! — Себастьян опустил взгляд в тарелку. — И второго шанса не случилось?

— Не совсем так… Мистер Норрис был довольно настойчив, но он искал себе служанку, а не жену. Не знаю, как у вас в Алусии, но здесь, в Лондоне, когда женщина… — она запнулась и постучала пальцем по губам, как будто подбирая правильное слово, — пользуется дурной славой… да, пользуется дурной славой… И если за ней тянется шлейф дурной славы, то перспективы ее туманны. А когда она становится старше, как, например, я, за ней уже не стоит очередь поклонников. Перестают приходить приглашения. На нее навешивают ярлык старой девы, и, когда она идет по улице, никто ее не замечает. Она становится невидимкой. Она помогает отцу с законами, и никто не обращает на нее внимания. Она становится его тенью. — В ее улыбке сквозила грусть. — Ирония судьбы? Мне кажется, что правила, которые ограничивают меня, такие же непоколебимые, как и те, что ограничивают вас. С одной только разницей: вы у всех на виду и для всех желанны.

Себастьян ужаснулся. В Алусии для того, чтобы сделать хорошую партию, требовались молодость, энергичность и богатство. Но Элиза была такой живой и красивой. Другой такой не найти, и он предполагал, что разумные мужчины должны оббивать пороги ее дома каждый день, наперебой домагаясь ее внимания.

Уж он-то точно его добивался.

— Вы только посмотрите, я вас напугала! Не стоит бояться, в особенности из-за меня! — весело произнесла она. — Жизнь сама все расставит по своим местам. Я нужна своему отцу. Помогаю ему в работе, и так уж случилось, что я довольно неплохо разбираюсь в законах. И в часах.

Она улыбнулась, а Себастьян подался вперед, накрыл ее руку своей ладонью.

— И вы довольны своей жизнью, Элиза? И большего не желаете?

Казалось, вопрос смутил ее.

— Я не… нет. Нет, я большего не хочу. Зачем мечтать о большем? Жизнь моя не изменится. И я ни с того ни с сего не стану матерью десятка маленьких принцев. Единственное мое желание — чтобы отцу было спокойно и уютно. — На мгновение она отвела взгляд. — И, быть может, немного мир посмотреть. Хотя бы выехать из Лондона.

Себастьян откинулся на спинку кресла, его рука соскользнула с ее ладони. Он хотел для нее большего. Он хотел все бросить к ее ногам. Она заслужила иметь все.

— Ну как, вы не слишком шокированы? — поинтересовалась она.

— Ничуть, — негромко ответил он. — И вы для меня не пустое место. Я хорошо понимаю вас.

Она радостно улыбнулась.

— Отлично! Мне нравится быть вашим другом. — Сказав это, Элиза продолжила трапезу.

А вот Себастьян потерял всякий аппетит. Он продолжал размышлять над ее словами о том, что они оба находятся в одинаковых условиях. Получается, обстоятельства его рождения и ее любовная трагедия сделали их совершенно беззащитными, когда пришло время выбирать спутника жизни. О да, он понимал, что многие на всем земном шаре позавидовали бы его положению. Те, кто был бы рад целым флотилиям красавиц, которые изо дня в день проплывали перед принцем, пытаясь привлечь его внимание. Но Себастьян к ним относился настороженно. Их было столько, что все красавицы казались ему на одно лицо.

Он хотел от своей спутницы жизни того же, чего жаждала и Элиза, — покоя и уюта. И счастливой семьи с десятком маленьких принцев.

— Вы расскажете мне, наконец, о своем разговоре с господином Хитом?

Ну вот опять! Он взял вилку, попытался отмахнуться от образа Матуса, неожиданно возникшего у него перед глазами.

— Разговор не слишком помог. Он сказал только одно: мой секретарь интересовался, связывался ли Хит с французским банкиром. Как он понял, кто-то, располагающий внушительной суммой денег, хотел через английский банк перевести эту сумму в банк французский.

— Зачем? — удивилась Элиза.

— Не знаю. Не знаю, зачем кому-то из Алусии привозить с собой в Англию внушительную сумму денег, чтобы потом перевести ее во Францию.

— А быть может, деньги выиграли в азартные игры? Как я понимаю, можно выиграть огромные суммы.

— Наверное, можно, но зачем переводить деньги в какой-то французский банк? Почему не в банк Алусии?

— Потому что этот человек не хотел, чтобы об этом узнали в Алусии, — сказала она. Элиза отложила вилку в сторону, откинулась в кресле и скрестила руки на груди, обдумывая свою версию. — И естественно, если этот кто-то находится в Алусии, ему намного легче получить доступ к французскому банку, чем к банку Англии. Но от кого он прячется?

Себастьян пожал плечами.

— Наверное, от правительства? Чтобы избежать уплаты налогов.

— Или от родных. Быть может, он не хотел ни с кем делить выигрыш. Возможно, он поклялся, что бросит азартные игры, и не хотел их расстраивать. Но откуда об этом узнал ваш секретарь? Почему он наводил справки?

— В этом-то вся загвоздка! — согласился Себастьян.

— У меня есть одно предположение.

— Какое?

Она встала, чему Себастьян крайне удивился, — никто и никогда не вставал из-за стола, пока сидел он или король с королевой. Но Элиза уже подошла к камину и протянула руки к огню, пребывая в счастливом неведении относительно подобных старинных правил.

— А если деньги были предназначены для чего-то гнусного? И их можно было бы отследить при условии, что их положили в алусианский банк?

Элиза была права. Банком Алусии правил король.

— А если деньги предназначались, например, Веслории? А если причина, по которой деньги оказались в Англии, кроется в том, чтобы перевезти их из Англии во Францию, а потом в Веслорию, чтобы в Алусии никто об этом не узнал?

В некотором роде предположение имело смысл.

Элиза стала раскачиваться из стороны в сторону, явно увлеченная своей версией.

— Если дело обстояло именно так, тогда этот человек мог предположить, что вашему секретарю что-то известно. Преступник, возможно, подумал, что именно секретарь послал записку моему отцу, однако несчастный уже не смог бы этого сделать. А это означает, что о происходящем знает кто-то еще. Я полагаю, что необходимо разыскать того, кто принес эту записку. И того, кто дал ему это послание. Значит, кто-то еще в курсе событий.

Себастьян решил, что эта версия была настолько невероятной, что вполне имела право на существование.

— А вы знаете, Элиза, что вы чертовски умны?

Она засмеялась.

— Вы мне льстите.

— Ничуть! — Он встал из-за стола и подошел к стоявшей у очага Элизе. Себастьян хотел что-то сказать, но слова застряли в горле, целый ком невысказанных слов, которые смешались с переполнявшими его чувствами.

Он коснулся кончиками пальцев ее руки, потом их пальцы переплелись, а они продолжали стоять рядом, глядя на огонь.

— Элиза… я хочу, чтобы вы знали… — Он запнулся и вздохнул. — Я хочу, чтобы вы знали, я жалею…

Жалкие объяснения. Как дешево звучат. Они не могли адекватно описать его желания, и принцу пришлось проглотить горькое послевкусие.

— Жаль, что для нас все не может сложиться иначе.

Она сжала его пальцы.

— Не решаешься произнести вслух, Себастьян Шартье? Принц — и не решаешься? Неужели ты полагаешь, что я чего-то жду от тебя? Я же не наивная девушка-дебютантка, которая понятия не имеет, как устроен мир вокруг. А я ни о чем не жалею! — Она повернулась к нему лицом. Оно казалось еще красивее в золотистых отблесках огня. — Я встретила принца. Настоящего принца! И он стал мне другом. Поэтому я ничуть не жалею ни о чем. Только о том, конечно, что умер ваш друг.

Стоящий в горле ком начинал душить его.

— А я хочу, чтобы все было иначе! — признался он. — Део! Как же я этого хочу. — Он коснулся тыльной стороной ладони ее щеки. От жара камина кожа была теплой, а серые сверкающие очи не отпускали. Себастьян скользнул рукой по впадинке на ее шее, далее по изгибу, потом ниже к декольте.

Элиза не шевелилась. И не возражала.

— А как может быть иначе?

— Я бы заключил тебя в объятия, — нежно признался он. — И вел бы себя так, как совершенно не пристало вести себя принцу.

— Как именно?

Она стояла так близко, что он слышал на своем подбородке ее дыхание, когда приложил ладонь к ее сердцу.

— Так, что мог бы смутить нежные юные умы, — бормотал Себастьян. Он чувствовал, как решительно бьется ее сердце, колотится так же неистово, как у него самого. Его рука скользнула ниже, к округлостям груди. Элиза прерывисто вздохнула. Побледнела.

Девушка прильнула к нему.

— Мой ум давно уже не юн и не нежен.

У Себастьяна забурлила кровь. Он наклонился, приник своими губами к ее губам, и, как только их губы соприкоснулись, у принца едва сердце не выпрыгнуло из груди. Он прикусил ее губу, пытаясь глубже проникнуть в рот, и ладонь его уютно устроилась у девушки на груди.

Элиза тихонько застонала от удовольствия, и принц утратил остатки разума. Он обхватил ее за талию и рывком притянул к себе, прижавшись возбужденной плотью к ее телу, чтобы Элиза сама почувствовала, что она делает с ним. Чтобы поняла, как сильно он ее желает. Как медленно закипает его естество, не оставляя ничего, кроме неукротимого желания. Рука его скользнула ей под корсет.

— Дверь, — прошептала она.

Принц совершенно не слышал ее, он как будто был окутан туманом.

— Что?

— Дверь.

Себастьяну понадобились немалые усилия, чтобы заставить себя отступить от моря, в которое он вот-вот готов был нырнуть с головой. Он оглянулся через плечо на дверь и нехотя отпустил девушку. Шагнул к двери, по пути прихватив стул, и потащил его за собой. Он подпер дверь стулом, как беспардонный нахал.

Элиза продолжала стоять там же, у камина. Одной рукой сжимая горло, вторую уперев в бок. Она улыбнулась и медленно изогнула бровь, как будто задаваясь вопросом, почему он тянет.

Себастьян тут же метнулся через комнату к Элизе и схватил в охапку, чем вызвал восторженный крик. Затем он закружил ее по комнате и уложил на софе.

— Вы захватили меня в плен, Элиза, — сказал он.

Себастьян подумал, что это чудесное мгновение больше никогда не повторится и он никогда его не забудет. Он целовал ее со всей страстью, чувствуя то, что чувствует любой мужчина в такие моменты.