Записки I-тетрамино

Глава 11

Мне нужжжен новый план, думал я пару часов спустя, пересчитывая полученные от Бумажжжного Человека деньги. Денег было откровенно мало — спасти мир на пятнадцать тысяч эргов не стоило и пытаться. К тому жжже клятая жжжужелица прожжжужала мне все мозги в процессе торгов.

Я инженер, а не жулик, попытался утешить себя я. Не стоило даже и пытаться торговать чужой интеллектуальной собственностью. То, что меня обжулили, не случайность, а закономерность. По своему земному опыту я знал, что от жуликов в основном страдают люди, стремящиеся кого-то обжулить. Я слишком привык быть честным.

К тому же у моего провала были и объективные причины: если верить словам Бумажного Человека, продавший ему книги попаданец был скорее проходимцем — он не случайно оказался с книгами в этом мире, а свободно проходил между мирами, посетив Гиену несколько раз за последние полгода и привозя книжные новинки.

И это было правдой — Бумажный Человек показал мне хранящиеся на компьютере архивы, в которых были сотни книг. Причина, по которой пока публиковалась только фантастика, тоже была довольно веской — книги других жанров были розданы местным литературным неграм для подгонки под местные реалии, чтоб не вызывать подозрений.

А еще этот ушлый старик (Бумажный Человек показал мне фотографию, на которой он пожимал руку загорелому седому мужчине лет шестидесяти, сделанную в момент заключения сделки) был более опытным коммерсантом, чем я. Он прекрасно представлял реальную стоимость книг и забирая всю прибыль до последнего эрга.

В последнее, впрочем, я до конца, конечно, не поверил, но отсутствие секретаря и общая бедность офиса как бы намекали, что особо я тут не поживлюсь. Тупо нечем. И надо воспринимать выданные мне после долгих и мучительных переговоров крохи не как проигрыш, а как ограниченный выигрыш. В конце концов, пока что мы движемся в рамках моего плана — сейчас я сниму в отеле номер, пообедаю, вздремну и на свежую голову что-то придумаю.

Осторожно, чтоб никого не разбудить, я поднял кота с коленей уснувшей кошкодевушки и пошел в сторону выхода. Кот душераздирающе зевнул и потянулся всем тельцем, как умеют только коты.

— Кушаньки охота, — оповестил он меня.

Ну, да — поспали, теперь можно и поесть. Поели, теперь можно и поспать. Лепота.

Еще раз перелезши через турникет, мы с котом вышли на улицу. Несмотря на то, что было всего около четырех часов вечера, было видно, что закат не за горами. Искать отель было не нужно — из-за окружавшей меня низкой городской застройкой выглядывало узкое, умопомрачительно высокое здание с ярко-красной вывеской: ОТЕЛЬ ИБИС.

«…оно всё конем!», — продолжил мысль я. Поправил лямки рюкзака и пошел в сторону отеля… до которого добрался уже спустя два часа. В сумерках.

Задним умом я понимал, что ошибся, потащившись в такую даль пешком. Еще и с рюкзаком. Еще и с котом, который каждые пять минут понукал меня, покрикивая «Шевелись, Плотва». Что самое разумное в этой ситуации — просто вызвать такси и с комфортом доехать до отеля. И что стоить это будет жалкие, не влияющие ни на что копейки — в Москву я с собой эрги не возьму.

Я думал, что, если вызову такси, это обесценит уже пройденный мной путь. Превратит принятое мной решение идти пешком в ошибку. Поэтому я брел через город практически без удовольствия, не замечая красот и диковин вокруг.

Из всего Сити я запомнил только отдельные фрагменты. Внутри город был очень разным — каждый пройденный мной квартал отличался от соседнего, как в Париже, где кварталы делятся на собственно французские и на китайские, турецкие, арабские, африканские, где французскость уступает национальному колориту.

Здесь, конечно, я не мог с уверенностью сказать, что это китайский или арабский квартал, но то, что кварталы отличались друг от друга, бросалось в глаза. Даже жители внутри этих кварталов отличались. Одеждой, звучащей из окон музыкой, продаваемой с лотков национальной едой. В моей Москве я такого не замечал. Это обязательно должно значить что-то важное, вот только что? Надо будет обдумать в спокойной обстановке, нарисовал я на руке воображаемый крестик.

Еще меня жутко достала многоуровневая планировка города — пересечь улицу, по которой сплошным потоком неслись беспилотные грузовики, роботы службы доставки и такси, было решительно невозможно, так что переходить на другую сторону мне приходилось по лестницам, ведущим к висящим над улицами мостикам. Которые петляли, пересекались и проходили один над другим совершенно без всякой логики.

Где-то на середине пути я решил немножко подкрепиться. А поскольку у меня слова не расходятся с делом, то я зашел в первое попавшееся на пути кафе. А чего тянуть? Если данных всё равно нет, то любой выбор оправдан.

Снаружи кафе напоминало рюмочную-стекляшку времен СССР — насквозь прозрачный стеклянный параллелепипед, стоящий на ажурных ножках-опорах прямо над проезжей частью. На входе меня встретила девушка восточной наружности в украшенном яркой вышивкой домотканом переднике.

— Мы подаём хаш, — мрачно сказала официантка. Произнесенная ей фраза звучала как «Беги, глупец».

— Ну, хаш так хаш, — согласился я, — это вообще что?

— Это суп, — холодно ответила девушка.

— И всё? Ты всерьез думала напугать меня супом? Он, что, безумно острый? Какой он на вкус?

— Ну… — задумалась официантка, — ты ведь русский, я вижу. Солянку пробовал?

— Еще бы, — согласился я, — конечно, пробовал.

— Так вот, хаш — не солянка. На вкус хаш совершенно не похож на солянку. Ты не сможешь есть.

— Ой, да ладно, — махнул рукой я. — Неси свой хаш, я в армии и не такое ел.

Девушка молча зашла в подсобку и вышла с большой тарелкой хаша на подносе, окруженной несколькими мисочками. Не успела она поставить тарелку на стол, как я понял, что я это есть не буду. Больше всего хаш напоминал расплавившийся от жары холодец, в котором плавали крупно покрошенные бараньи субпродукты — ножки, голова, рубец. Сверху это неаппетитное блюдо было покрыто слоем жира толщиной в палец.

«Возможно, на вкус это окажется лучше, чем на вид», — подумал я, аккуратно набирая ложку навара.

Но нет. На вкус блюдо было даже отвратительнее, чем на вид. Жирная, пресная жижа воняла рубцом и имела отчетливый привкус блюда, которое уже кто-то ел. Даже крысы, которых я ел на Хрельхе, даже жареные тараканы из Таиланда, даже манная каша с комочками из детского сада не вызывали у меня такого отвращения.

— Ну, как хаш?

— Отвратительно, — со вздохом признался я. — Унесите это немедленно. Это я не смогу есть даже в голодный год.

— А я предупреждала, что вкус хаша не очень простой.

— Предупреждала, — согласился я. — В свершившейся глупости твоей вины нет. Сколько с меня?

— Нисколько, — отмахнулась официантка, — ты хаш не съел.

— Ну, пару ложек я всё-таки одолел, — будучи честным человеком, признался я, — и хрящик какой-то пальцами выловил.

— Не парься, — отмахнулась официантка, унося тарелку обратно, — хаш этим не испортишь.

В её словах была определенная логика. Судя по тому, что я видел, хаш сложно испортить даже дохлой вороной. Поэтому я искренне поблагодарил официантку и сбежал из кафе.

Больше попыток перекусить я не делал. При любой мысли о еде пара ложек проглоченного хаша начинали бунтовать в желудке, так что я дошел до отеля исключительно на запасах силы воли и паре глотков воды из хранившейся в рюкзаке резервной бутыли.

С близкого расстояния вбитый в городской ландшафт гвоздь отеля казался еще более инородным. Он располагался в квартале, застроенном преимущественно двух-трех-этажными домами с плоскими крышами. Около домов росли развесистые деревья, бросая широкие тени.

Упадок, чьи признаки я постоянно замечал во время своего путешествия, проявлялся и в этой пасторальной сцене — часть домов пустовала, щеголяя пыльными, годами не мытыми окнами. Растительность вокруг высохла, создавая рыжие проплешины в зелёном ковре.

Я поднял глаза к шпилю отеля. Конечно, здесь не было выбитых окон, но в быстро наступающих сумерках светились окна только нескольких номеров — отель явно был заселен не полностью. По очередному узкому тротуару я вышел на небольшую площадь у отеля, откуда перешел в простенько выглядевший вестибюль — постояльцы явно редко попадали в отель пешком: парадный вход располагался много выше, на уровне пересекавших город транспортных эстакад.

Поднявшись в него на лифте, я присвистнул. Римская империя времен упадка сохраняла видимость твердого порядка: в богато декорированном в стиле модерн зале толпились посетители десятков миров и культур. Не так много, конечно, — на уровне малобюджетного сериала. Но достаточно много, чтоб слегка меня смутить: я не привык к такой роскоши.

За регистрационной стойкой стоял улыбчивый молодой человек с немножко пластмассовой внешностью. Я уже имел представление об уровне местной робототехники, так что понимал, что на робота он просто похож. Но на самом деле разница была небольшой — как и робот, он мог действовать только в рамках написанной менеджером отеля инструкции.

— С котами нельзя. Нельзя с котами, — оповестил меня портье.

— Тссс… — попробовал применить домашнюю заготовку я. — Не называйте чрезвычайного и уполномоченного посла Гвадалахары котом, он жутко обидчив. Да, их раса похожа на котов…

— Предъявите паспорт, — бодро отчеканил портье, — с листком регистрации ксеносов.

— Господин посол забыл паспорт в опере, — попробовал я, — да ведь, господин посол?

— Вопере, — поддакнул Беляш, — совсем забыл.

— Извините, но нет, — не меняя выражения лица, ответил портье.

После десяти минут бесплодных переговоров я сдался. Отель соглашался поселить меня и только меня. Даже без документов, если я внесу залог за бар. Но кот ни в виде домашнего животного, ни в виде ксеноса отель не устраивал. У ксеноса не было документов, а с котами было просто нельзя.

Устало вздохнув, я нацепил рюкзак и попёрся было искать отель посговорчивей. И уже почти вышел, как обнаружил, что портье, с которым я так долго спорил, тоже уходит и его сменяет девушка.

Я сделал круг во вращающихся дверях и бодро прошел к стойке во второй раз. Нас ждал второй акт Марлезонского балета.

— С котами нельзя. Нельзя с котами, — предсказуемо начала разговор портье.

— Это чучело кота. С чучелом, надеюсь, можно?

Портье посмотрела на кота, который смотрел в пустоту, вытаращив немигающие глаза и растопырив, словно обморочная коза, лапы.

— С чучелом можно, — согласилась она. — Давайте заполним регистрационную карточку. Как к вам обращаться?

— Господин Алёшенька, — вырвалось у меня. Я так обычно представляюсь надоедливым спамерам из банков.

— И господин Бе… — тихонько, почти не открывая рта, прогнусавил котик.

Я поставил чучело на пол, заметив нейтральным тоном, каким обычно говорит о погоде:

— Чучела не разговаривают.

— Что вы сказали? — удивленно переспросила меня портье.

— Я говорю, номер повыше дайте. Обожаю высоту.

— Двухместный номер, — раздалось с пола. Слава богу, эти слова никто кроме меня не расслышал. Я отодвинул чучело ногой подальше от греха.

— А-а-а… — пробормотала портье, что-то выискивая на планшете, — тридцать пятый этаж устроит? Семь тысяч за ночь.

— Отлично, — согласился я, взял карточку-ключ, рюкзак и чучело и бодро зашагал к лифту. Чучело при этом раздраженно било хвостом по моей спине.

— Отомри, — я сказал только в лифте, который поднимал нас на наш этаж со скоростью взлетающей ракеты.

Кот шумно выдохнул и тут же перебрался мне на плечо, разглядывая расстилающийся под нами город. Вид действительно завораживал: над низкой городской застройкой возвышались два уровня скоростных эстакад, между опорами которых были протянуты линии воздушного метро и ажурные, решетчатые трубы для велосипедистов.

Чуть выше по невидимым воздушным трассам двигались, мигая огнями, летательные аппараты всех цветов и размеров. Еще выше располагалась трасса для грузового воздушного транспорта, по которой с улиточной, едва различимой скоростью плыли айсберги огромных аэростатов. И за всем этим светилась огражденная мигающими предупредительными сигналами зона действия тягового луча, в которой были видны вереницы взлетающих и совершающих посадку космических кораблей.

Но не успел я насладиться видом, как лифт остановился, одарив меня секундным чувством невесомости. Дверь на этаж открылась, и я оказался в освещенном светом угасающего солнца коридоре. Я невольно поёжился. Из-за ледяного кондиционированного воздуха и обилия стекла и зеркал мне казалось, что я оказался внутри ледяной горы. Ощущение после жары было просто божественным.

— Позвольте, я помогу вам найти ваш номер, — раздался женский голос.

Я повернулся на звук. Сидящий на плече Беляш безвольно обвис, притворяясь горжеткой. Вот уж чего-чего, а инстинкта самосохранения у котика были огромные залежи. Но предосторожности были лишними: на этаже меня встретил робот.

Классический робот, словно из фильмов пятидесятых. Пластиковое лицо украшал динамик и объективы камер, пластиковые руки, которыми робот жестикулировал с дерганой грацией паралитика, заканчивались механическими захватами ладоней.

— Спасибо, справлюсь сам, — ответил я.

Помощь действительно не требовалась — светящиеся номера комнат были хорошо видны в сумерках. Я пошел по коридору, пытаясь оторваться от надоедливой жестянки, которая катилась следом, повторяя одно и то же: «Позвольте, я помогу, позвольте, я помогу…»

Чтоб проверить, правильно ли я понимаю функцию робота, я остановился и, вытащив купюру в пятьдесят эргов, помахал ей в воздухе. Робот заткнулся и принялся ворочать головой, отслеживая перемещение купюры. Сделав несколько пассов, я вручил ему деньги, и он тут же укатился в тень. Было очевидно, что робот был запрограммирован повторять действия живых горничных — надоедать постояльцам, пока те не откупались от него деньгами.

Отличный пример киберпанка, который мы заслужили.

Номер, в котором я оказался, был обычным. Земным. В точно таких номерах я ночевал, путешествуя по Европе. Закрытое бежевыми занавесками окно во всю стену. Огромная двуспальная кровать. Зона отдыха с диванчиком и журнальным столиком, под которым прятался холодильник для напитков.

Измученный жарой и длинной прогулкой, я тут же врубил кондиционер на максимум и разделся, раскидывая влажную от пота одежду по покрывалу. Прозрачная дверца холодильника манила меня богатством охлажденных напитков, но я, вздохнув, предпочел вытащить из рюкзака заботливо запасенную еще на Земле парочку жестянок с пивом — дешевле пить расплавленное золото, чем напитки из гостиничных холодильников.

Впрочем, применение холодильнику тоже нашлось — я поставил в него свои банки. И пошел в душевую, где долго стоял под прохладным потоком воды. Чтоб, выйдя, пасть на кровать морской звездой и лежать, лежать, лежать, наслаждаясь ледяным воздухом.

Окончательно замерзнув, я расположился в кресле, надев висящий в шкафу пушистый халат и тапки с помпонами. Вытащил из холодильника ставшее прохладными пиво. И слегка смирился с реальностью, сделав парочку глотков.

Пиво мне неожиданно понравилось. Обычно я пью «Жигулевское», но в последнее время происходящая в России социальная катастрофа добралась и до пива. Уверенное в том, что корову для повышения уровня надоев нужно меньше кормить и больше доить, правительство в очередной раз увеличило налоги, акцизы, поборы и инфляцию, сократив прибыль пивзаводов. Последние, в виде ответной любезности, скукожили пивные банки до 450 миллилитров, заменили хмель хмелепродуктами, солод — солодовым экстрактом, превратив пиво в крашенную жженым сахаром деревенскую бормотуху, заставив меня заняться низкопоклонством перед Западом.

Перейти на прибалтийское пиво.

В отличие от околопивного продукта ресурсной федерации, их пиво было нормальным, человеческим напитком — с хмелем, солодом, горечью и стоящей столбом пеной. Особенно в приб-б-б-балтийском пиве мне нравилось то, что их банки вмещали в себе честную пинту напитка, обеспечивая меня дополнительным глотком, который я мог сделать, выпив свою законную полулитровую норму.

Сделав его, я откинулся в кресле, ощущая одновременно и прилив энергии, и легкий голод. Эх, кутить так кутить! Я порылся в меню занимающего большую часть стены умного телевизора и заказал доставку в номер. Себе я выбрал гамбургеры с картошкой фри и колу без сахара, а Беляшу пришлось взять порционную рыбу а-ля натюрель — больше ничего подходящего в меню не было.

Заказ нам доставил низенький робот на колесиках. Прочитав счет, я удивленно присвистнул: крохотная порция рыбы стоила дороже, чем все мои гамбургеры, картошка и луковые колечки. Ну, на друзьях не экономят, попытался успокоить себя я.

Беляш, правда, не оценил. Пока я выпроваживал нахального робота, который, получив оплату, не торопился сваливать из номера, а крутился под ногами, явно рассчитывая на чаевые, Беляш осторожно рассматривал с разных сторон выложенное на блюдо слегка прожаренное филе.

— Что это такое? — спросил кот, осторожно дотрагиваясь до рыбы лапкой.

— Рыбка вомер. Свеженькая. Специально для тебя купил, не всё же время тебе суррогаты жрать, — ответил я, вытолкнув-таки надоедливый столик на колёсиках в коридор.

— Рыбка вомер — съел и помер, — театрально продекламировал Беляш, брезгливо отряхивая лапу. — Мне человеческая еда нужна, а не эта падаль.

— Это и есть человеческая еда, Киса. А твой любимый «Вискас» (tm) — кошачий корм, если ты не знал.

— Вы кормите котов «Вискасом»? — удивленно спросил Беляш. В его речи без труда прослеживались задорновские интонации.

— В любом случае «Вискаса» нет, — отрезал я, вспомнив, что вытащил его из заранее собранного тревожного рюкзака неделю назад, по случаю экстренной необходимости: Беляшик не наелся обычной порцией, и забыл доложить новый. — Я его дома забыл. Придется жрать рыбку.

— Ты хоть понимаешь, что натворил, мышь двуногая? — возмущенно развякался Беляш, запрыгнув на стол. — Миня аж трясет, сука!

— Успокойся, дружище, — сказал я, забирая тарелку со стола, — я спасу тебя от гадкого вомера. А потом мы с тобой сходим до какого-нибудь круглосуточного ларька….

Говоря это, я не забывал урча и причавкивая жрать вомера, закрываясь от кота руками. На самом деле, конечно, рыбу я не трогал — просто делал вид, рассчитывая обмануть недалёкое животное. Котов мы любим не за ум, если что.

— Эй, — не выдержал психической атаки кот, — что ты там жрешь как не в себя, оставь мне!

— Кушайте, Ваше величество, — тут же ответил я, возвращая тарелку с нетронутой рыбой на стол. — Это рыбная отбивная. Вы в бою её отбили у меня.

— Так бы сразу и сказал, — пробурчал с набитым ртом Беляш, — а то вомер, вомер…

Я сидел и думал над несовершенством мироздания. История с котом и вомером была далеко не первой в моей жизни. Человек я общительный и люблю советовать друзьям и коллегам понравившиеся мне книги и фильмы. Отношусь я к этому ответственно: советую не с бухты-барахты, а только шедевры. Произведения, что сумели пробить наросшую к сорока годам броню, вновь заставив почувствовать себя восторженным школьником.

Почти всегда получая феерический отлуп. Хорошие истории, как правило, имеют высокий порог вхождения. Порой нужно прочитать треть книги, чтоб тебя захватил сюжет. Посмотреть пару серий сериала. С точки зрения психологии это понятно и объяснимо — новизна пугает. И нет простого способа преодолеть этот разрыв, кроме как тупо продираться сквозь чужой текст дальше, доверившись рекомендации.

Вот только современные читатели, как оказалось, совершенно не готовы терпеть неудобства. Изобилие и доступность информации сыграли с ними злую шутку — сейчас книг столько, что, даже если отбросить девять десятых из них, забраковав по формальным признакам, оставшихся хватит на три жизни.

Поэтому почти все мои знакомые выстроили у себя в голове систему фильтров, ограждающих их от непривычной информации. Кто-то не читает книг, написанных женщинами. Кто-то не читает русских авторов. Кто-то бросает книгу, как только понимает, что в сюжете используется магия.

Кончается всё поеданием «Вискаса». В переносном, конечно, смысле. Поначалу эти фильтры действительно помогают, ограждая от мутного вала низкопробных поделок. Но быстро начинают вредить — их обилие приводит к тому, что тебе из всего многообразия мировой литературы доступны, например, только написанные мужчинами книги про попаданцев к Сталину. Или фанфики по Гаррипоттеру. Или короткие дрочильные романы зарубежных авторов-женщин. Хороших историй в таких узких рамках мало — и очень быстро наш читатель начинает жевать картон.

Ситуация с котом схожа до степени смешения — кот цепляется за «Вискас», потому что всю жизнь питался только им, не желая ничего менять. И мои слова о том, что другая пища может быть более вкусной и полезной, он воспринимает в штыки, поскольку считает себя мерилом всех вещей.

И там, и там мне приходится врать, чтоб заставить потребителя изменить привычному паттерну. И получать на орехи, если мой обман вскрывался. «Обоженьки, в книге, что ты посоветовал, есть грубый, площадной мат!» А в мясе волокна. А в рыбе кости. Мир несовершенен, не так ли? Зацикливаясь, ты лишаешь себя шанса узнать что-то по-настоящему интересное, новое, необычное.

Примерно такие мысли роились в моей голове, пока я допивал пиво, вовсю поглощая снеки. Кот уже давно расправился с рыбой и сейчас вылизывал себе шкурку, выгрызая несуществующих блох.

— Может быть, прогуляемся? — сказал я, размышляя вслух. — У нас весь вечер впереди.

— Давай без меня, мамочка, — отозвался кот, — в жопу эту парилку.

— И что, нам тут весь вечер взаперти сидеть и сериалы смотреть? — возмутился я. — Мне этот вид спорта еще в Москве надоел, если что. Мы сюда зачем прибыли? За чудесами.

— Это ты меня сюда притащил, не забыл? — начал возмущаться кот. — Мне и дома чудес хватало.

— Даже не начинай, шерстяной, — подавил бунт в зародыше я, — мы с тобой в одной лодке. Или ты хочешь обратно в бессловесные твари? Трикстер выдал нам оплату авансом, не забыл?

— То, что мы не можем пойти на улицу, не означает, что нам нечем заняться, — сразу включил обратный ход кот, — мы может прогуляться по отелю.

— Я могу, — уточнил я, — а вот ты нет. Ты у нас чучело, не забыл?

— …или пригласить кого-нибудь в гости, — довольно проворковал кот.

«Ай да Беляш, ай да интриган», — подумал я, сразу поняв, куда тот клонит.

— Я не догадался попросить у Мьюки номерок, — извиняющимся тоном сказал я.

— Кому сейчас нужны номера, — фыркнул кот, — просто доверься мне.

Доверия, впрочем, оказалось мало. Потребовался еще включенный коммуникатор. Я вытащил раскуроченное устройство из рюкзака, подключил аккумулятор и положил коммуникатор на стол, в шаговой доступности от кота. Напуганный отключением, Скрепыш молчал, переводя нарисованные на дисплее глаза с меня на кота и обратно.

Беляш несколько раз ударил по коммуникатору лапой, словно бил мышь, дождался, когда на экране появится знак вопроса и произнес:

— Хоккей, штука, соедини меня с Мьюки.

— Среди ваших контактов Мьюки не обнаружена, провожу поиск в сети, — отозвался Скрепыш, — найдена страница Мьюки на лицекниге. Установить соединение?

— Видишь? Всё элементарно.

Я сдержанно улыбался. Я давно знал, что кот читает реальность как справочник, демонстрируя удивительные, ничем не объяснимые познания во всех областях. Эту сверхспособность кота мне открыл случившийся несколько месяцев назад разговор с Иваном — моим другом, участвовавшим наравне со мной в истории с дарами Трикстера.

Тогда я как раз соорудил для кота очки и с умилением наблюдал, как Беляшик, сосредоточенно морща усатую ряшку, досмотрел «С легким паром» примерно до середины, после чего возмущено начал тыкать лапой в экран ноутбука.

— Они там все идиоты. Кроме Ипполита.

— И Ипполит тоже идиот, — сказал я. — Это комедия положений. Там идиоты все.

— Это еще с чего? В этой вакханалии безумия он просто невольный наблюдатель.

— А что, социализировался Беляшик, — радостно возвестил я слушающему этот диалог Ивану, — ну просто на пять с плюсом.

— Кто? Кот? — хохотнул Иван. — Посмотри на его покатый лобик, Лёша. У тварюшки всего капелька мозга, как и отведено природой коту. Устройство Трикстера, наделившее его речью, добавило ему способность вербально выражать мысли, а не ума.

— Ты думаешь, когда кот говорит, он не понимает смысла сказанного?

— Когда как. Когда он соседских котов материт или еду клянчит, вполне себе понимает. А если что-то не по годам умное сказал, то это встроенная в него программа что-то из ноосферы подтянула. От кота в сказанном только эмоциональная окраска и шаблон жлоба-домоседа.

— Серьезно? Не припомню, чтоб это в инструкции было, — больше по инерции буркнул я.

— Это всего лишь моё предположение, но обоснованное, — веско подняв палец вверх, сказал Иван. — Я уже много раз замечал, что кот говорит вещи, которых принципиально не знает и знать не может. Однако… Ты бы и сам это заметил, если бы мог взглянуть на кота непредвзято.

— Беляшик, ты не обиделся? — спросил я, волнуясь за его чувства.

— На что? — лениво отмахнулся хвостом Беляш. — Вы же кота какого-то обсуждали?

Мы с Иваном изобразили парный фейспалм. Но мысль оказалась верной — уже потом, участвуя в миссиях, я убедился, что кот не только в тапки вездесущ — он частенько проговаривается, сообщая мне необходимые для выполнения задания сведения, весьма упрощая мне жизнь.

При этом сам кот не мог осознанно пользоваться этой способностью — спрашивать его в лоб было абсолютно бесполезно — он только таращил глаза, делая вид, что не понимает, о чём его спрашивают. Озарения приходили к нему случайно, не вовремя и невпопад.

Но, как говорится, используем то, что есть. И не ноем.

Мои размышления на отвлеченные темы прервал заспанный голосок девушки, раздавшийся из телефона.

— Алле? Я сейчас спущусь и всё домою, — пробормотала она.

— Нет, Мьюки, — неловко начал я, — это, в общем, мы тут днем с тобой пересекались…

— Пять тысяч эргов за ночь, — моментально поняла меня девушка, — и никакого секса. Вообще.

— А-а… э-э… — только и смог выдавить я.

— Я не цену себе набиваю, — неверно истолковала она моё замешательство, — я кошка. У нас всё иначе.

— Но погладить-то тебя можно? — вспомнив её роскошную шкурку, буркнул я.

— Гладить — сколько угодно, — проворковала кошка, — но только по спине. Живот трогать нельзя.

— А то я не знаю, — сказал я, — можно подумать, у меня кошек никогда не было.

— Так по рукам?

— По ру… — начал я, но Мьюки уже отключилась.

«Ну вот. Ни до свидания, ни прощай… — уныло подумал я, — даже адреса не спросила». Но Скрепыш тут же звякнул, прося разрешения поделиться с Мьюки моим местоположением.

— Лучше бы ты моим разрешением озаботился, когда данными о поисковых запросах торговал, — сказал я, разрешая передачу данных.

И потянулся за второй банкой пива.