Записки I-тетрамино

Глава 8

Несколько кварталов и тридцать минут спустя, окончательно взмокнув, я присел передохнуть на стоящую возле кустов скамеечку в аккуратном маленьком садике. Забег с рюкзаком я предпринял из предосторожности — после общения с полицаями лучше пройти несколько кварталов в сторону.

Конечно, вероятность того, что кто-то оперативно свяжет летающего над городом воздушного хулигана и выписанный штраф за неправильную парковку самолета, была невысока. Но была. А я не тот человек, который игнорирует опасность, если её можно без проблем избежать, просто скрывшись с глаз долой.

Дополнительно хочу отметить, что это не нарушило никаких моих планов. Просто потому, что планов вообще не было. Я даже не до конца понимал, что именно мне нужно в этом мире исправить. Во все предыдущие разы мне было проще — проблема, требующая решения, там была налицо. На Хрельхе, можно сказать, даже бросалась в глаза. И это, кстати, вовсе не фигура речи — я вздохнул, проведя пальцем по шраму на лбу.

Отдышавшись, я вытащил и ополовинил бутылку с водой. Потом натянул рюкзак, посадил на плечо Беляша и подошел к указателю, висящему на одном из зданий. Среди дюжины надписей на разных языках, включая инопланетные кракозябры, была и русская: «Площадь Сотни Храмов 0,7 км».

— Ну, что, пойдем? — спросил я кота. — Надо же с чего-то начинать?

Кот не ответил, перебравшись с плеча на рюкзак. Да, собственно, я и не ждал ответа: Беляш и разумная стратегия — антонимы. Как умный и красивый. Да и положа руку на сердце — ну что кот мог сделать? Сидеть и мяукать до тех пор, пока проблема сама собой не решится, как он всегда поступал в случае затруднений?

А вот у меня, в отличие от кота, план спасения планеты имелся. Успел созреть, пока я воду пил. Точнее, я сумел привязать к местности домашнюю заготовку. У меня всегда есть пара-тройка в загашнике. И я мог приступить к реализации общей их составляющей. К зарабатыванию денег. И это было вовсе не так просто — это и на Земле у меня получалось через пень колоду.

Дело в том, что в этом занятии есть одна неочевидная тонкость: как отмечают многие экономисты, самым трудным является первоначальное накопление капитала. Охотно верю — заработать миллиард, когда у тебя их уже двадцать, много проще, чем заработать двадцать тысяч долларов с нуля.

Ситуация, в которой я сейчас оказался, была еще хуже: помимо денег у меня не было еще и времени. Я должен был убраться с планеты до утра понедельника. Но и не безнадежна, если вспомнить, что я только гость этого мира. И могу резвиться вовсю, не опасаясь последствий.

Кстати, о времени.

Я вытащил сотовый и посмотрел на иконку Wi-Fi. Найденные мной в сокровищнице принцессы Пич во время предыдущей миссии голографические кристаллы исправно работали, обеспечивая связь с Землей. Если быть предельно точным, работали не кристаллы, а кристалл: голографические самоцветы обладали уникальным свойством — они не перестают быть одним кристаллом, даже будучи расколотыми на куски.

Сейчас один из этих кристаллов был привязан к антенне моего домашнего роутера, а вторые два я не без труда вмонтировал в парочку сотовых телефонов. Таким образом, я мог оставаться в своей домашнее сетке, даже находясь за тридевять миров. Я синхронизовал время с земным сервером и сравнил показания с наручными часами.

Разницы не было.

«Это хорошие новости, — подумал я. — Просто отличные». Я все еще помнил ужас прошлой миссии, когда я оказался в мире, чей временной поток тек в четырнадцать с небольшим раз быстрее. Оказавшись там, внутри потока, мы об этом узнать, ясное дело, не могли. Узнали, когда Никсель, отправленная за подмогой на Землю, вернулась через две недели.

К тому времени я успел и с проблемой самостоятельно разобраться, и к мысли, что я навсегда застрял в том диковинном мире, привыкнуть, и бороду отпустить. Никсель же считала, что она вовремя вернулась, — для неё-то как раз прошли оговоренные сутки.

В общем, безобразная сцена получилась, чего греха таить. Теперь я понимаю, почему джинн, которого после заточения выпускают из лампы, испытывает множество противоречивых эмоций. Настолько сильных, что может убить своего спасителя. Это не единственное, что могу сказать в своё оправдание, нужно учитывать и объективные факторы. Я не знал про разные потоки времени и искреннее заблуждался, считая, что Никсель просто отвлеклась и забыла про меня на две недели.

И хватит об этом. Голографические кристаллы позволяли мне вызвать Никсель в любой момент. Ну и по мелочам тоже польза была — я мог рыться в земном Интернете. И именно на этом строился мой хитроумный план по быстрому срубу денежек.

Дело в том, что миры нашей исторической последовательности вовсе не являются копиями нашей Земли. Они похожи, но не более того. У нас могут совпадать некоторые исторические личности и отдельные вехи истории.

Воспитанный на попаданцах читатель уже, наверное, понял, что я собираюсь делать. Ну конечно же, петь Высоцкого по кабакам. В промышленных масштабах — я собрался продать какому-нибудь местному библиофилу книги из нашего слоя реальности. Фантастику, естественно, — в ней любое отличие реалий разных миров можно объяснить законами жанра, так что я не нарушал первого правила бойцовского клуба. Никому не рассказывал о том, что по созданной Омни сети можно путешествовать не только между мирами, но и между реальностями.

Для реализации плана мне не хватало малого — стартового капитала. Коммуникатора с выходом в местную сеть, чтоб я мог найти молодого талантливого писателя. И сделать его писателем-многостаночником, продав ему несколько земных книжных серий. Я, конечно, мог бы продать книги и в сетевую библиотеку, но, основываясь на земном опыте, обоснованно предполагал, что быстро получить с них деньги невозможно в принципе. А деньги были нужны именно что быстро — я тут зимовать не собирался.

Мне пришлось прервать глубокомысленные рассуждения, так как улица, по которой я шел, закончилась и я оказался на краю огромной, в три сотни метров диаметром, площади. Судя по тому, что я видел, заполненная народом площадь являлась городской достопримечательностью, местом силы и центром притяжения туристов. Отполированная миллионами ног мостовая, выложенная из металлических шестиугольных плиток, тускло блестела в лучах утреннего солнца.

Площадью Сотни Храмов ее называли не зря: здания, расположенные по периметру площади несли на себе печать вычурной избыточности, что обычно является признаком культовых сооружений. Храмы были относительно небольшие — метров десять шириной и максимум шесть этажей высотой, но самых различных архитектурных стилей. Казалось, заказчики ставили перед архитекторами задачу — сделать так, чтоб их храм был максимально не похож на остальные.

И архитекторы решали эту задачу как могли. Некоторые из увиденных мной храмов на дома-то походили с трудом. Как, например, вот этот, похожий на высокий холм с покрытыми кустарником отвесными склонами. О том, что это храм, а не часть живой природы, говорили многочисленные сводчатые окна и круглая дверь.

Рядом с ним соседствовало монолитно-черное прямоугольное здание, внутри которого вспыхивали и гасли огоньки звезд. Следующим шел классический, прямо как в Солсбери, собор. От земного собрата его отличали несколько измененные пропорции — я уже понял, что городские власти предоставляли всем религиям равные и очень небольшие доли окружности площади, так что храмы тянулись вверх, а не в стороны.

С ним соседствовал храм в форме вытянутой вверх пирамиды, заставляющей вспомнить развалившуюся в прошлом десятилетии московскую пирамиду Голода, потом шел храм в форме низенького, приземистого робота, храм, по стенам которого бесконечным потоком лилась вода….

Фасады храмов были украшены символами религий, светящимися вывесками с цитатами из священных писаний, лазерной проекцией, движущимися статуями и черт знает еще чем. Всё это шевелилось, мигало, махало прохожим ручками — в общем, вовсю привлекало внимание, призывая войти.

На пятачках перед храмами выступали священнослужители: возжигали свечи, раздавали брошюрки, пели псалмы и приносили в жертву куриц. Как и храмы, священнослужители тоже были подобраны по принципу «кто во что горазд». Я прошел мимо эльфийки в зеленых одеждах, мужчины в костюме обезьяны, классического католического священника в сутане, мумии, пары роботов…

Все это собрание совершенно разнородных храмов вызывали у меня спорные чувства. Открывшаяся мне картина была настолько дисгармоничной, настолько эклектичной и вырвиглазной, что, подобно Лиззи Веласкес, казалась даже по-своему привлекательной. Это было так ужасно, что почти красиво. Образно говоря, стрелка моего чувства прекрасного словно сделала оборот вокруг своей оси и сейчас уперлась в графу «А что? Живенько».

Вместе со мной вдоль храмов прогуливалось ярко одетые туристы, среди которых встречались ксеносы — десятки различных рас. Присутствовали и обитатели Гиены: в центре площади, около каскадного фонтана, увенчанного огромной статуей чего-то бесформенного, на роликах и скейтах каталась местная молодежь.

Я протяжно зевнул. В моём случае народная мудрость «Кто рано встает, тот потом весь день сонный» была справедлива на все сто процентов. Вытащив из рюкзака банку РЕД БУЛА, я печально посмотрел на этикетку. Текст был напечатан крохотными темно-красными буквами на светло-красном фоне, и я, больше угадывая, чем читая, ознакомился с составом:

СОСТАВ: ВОДА, САХАР, КОФЕИН, МАТЕИН, ГУАРАНИН, ГОВЯЖЬИ АНУСЫ, АРОМАТИЗАТОР ИДЕНТИЧНЫЙ НАТУРАЛЬНОМУ АРОМАТИЗАТОРУ «АРОМАТИЗАТОР “СЛИВА”», Е228, Е1337, Е1488, БУТИЛОПРОПЕЛОШЕКЕЛЬ, ПИРОКАТЕХИН, НАТР ЕДКИЙ, КАДАВЕРИН, ЭТИЛМЕРКАПТАН, ТРИПТОФАН, ПЕНТАГРАММЫ ИЗМЕЛЬЧЁННЫЕ, КРАСИТЕЛЬ «КАРМИНОВЫЙ КРАСНЫЙ» НАТУРАЛЬНЫЙ Е120 И СОДОМИТ АММОНИЯ.

Внизу была приклеена допечатанная позже добавочная этикетка: ВОЗМОЖНО НАЛИЧИЕ СЛЕДОВ ОСТАТКОВ САМОК ЖУЧКОВ АРАРАТСКОЙ КОШЕНИЛИ.

Желудок протестующе заурчал. «Надо, Федя, надо», — пробормотал я и сделал большой глоток. Ну что тут сказать? Вкус напитка полностью соответствовал составу. Пойло с таким вкусом должно бодрить даже без кофеина, чисто на одних рвотных спазмах.

Второй глоток пошел заметно легче. «Не иначе как бутилопропелошекель подействовал», — подумал я и тут же подавился энергетиком так, что измельченные пентаграммы пошли носом.

И было от чего. Прямо передо мной раздавала брошюры абсолютно голая девушка.

Небольшой дисклеймер. Нет, я не сорокатрехлетний девственник. Я уже видел голых девушек, а некоторых даже трогал. Сам по себе вид голого тела меня не удивляет и не шокирует — в хорошую погоду я валяюсь на секретном пляже в Серебряном Бору и давно привык к виду не стесняющихся наготы дам.

Но тут была другая ситуация. Стоящая с буклетиком в руках девушка была слишком домашней. У неё не было безумного блеска в глазах, как у наркоманки, она не смаковала смущение прихожих, как эксгибиционистка. На ней даже не было ошейника рабыни. Обычная добрая самаритянка возле церкви. Только голая. В толпе проходящих мимо одетых зевак она выглядела дико и неуместно.

Внимательный читатель уже, наверное, догадался, что женская психология явно не мой конек. Но в данном конкретном случае поведение девушки настолько выбивалось из общепринятых норм, что говорить о какой-то добровольности обнажения было бессмысленно. Девушка такого типа выйдет голая на площадь только под дулом пистолета.

Девушку нужно было спасать.

Я вздохнул и медленно сосчитал до десяти. Я уже говорил, что мне 43 года? Ума я, очевидно, так и не нажил, но в отличие от более молодой версии меня научился спрашивать у девы в беде, всё ли я верно понял? Нет ли у нас разночтений, ошибок интерпретации, плохого понимания местных обычаев и особенностей предписанного местной религией социального взаимодействия?

А то прецеденты, знаете ли, бывали. Неприятные.

Поэтому я подошел к девушке, взял напечатанную на местной интерлингве брошюрку, вполголоса спросив:

— Тебя тут держат силой?

— А что, похоже, чтоб меня держали силой? — хихикнула девица.

— Ну, в общем-то, да, — честно признался я, пояснив: — Это я по костюму сужу.

— И откуда ты такой… такой… сообразительный прилетел?

— С Москвы.

— А-а… Это многое объясняет, — протянула девушка, добавив: — Вот брошюра на русском.

На обложке красовалась надпись «Мы открыты и честны» и были нарисованы Адам и Ева. Я перелистнул страницу, уже примерно понимая, что я там найду. Так оно и оказалось. Девушка была адамиткой — последовательницей ответвления христианства, одним из постулатов которого было обязательная нагота.

— Теперь моя очередь задавать вопросы, — сказала девушка, когда я пролистал брошюру. — Ты с какой целью спрашивал, насильно ли тут меня держат?

— Помочь хотел, — буркнул я, изо всех сил стараясь смотреть девушке в глаза.

— Большое тебе спасибо, — неожиданно серьезно ответила девушка и символически клюнула меня губами в щеку. — Мне помощь не нужна, но кому-то она очень может пригодиться.

— Это тебе спасибо, — ответил я, неожиданно покраснев.

— Чем я еще могу вам помочь? — заметно более официальным тоном продолжила девушка, смотря мне за спину.

Я обернулся. К нам семенил толстенький голый мужчина с крохотной пипиской и блестящей лысиной.

— Это мой… дядя, епископ Савелий, — пояснила девушка, — на собрание приглашать будет.

— На собрание я не могу, времени нет, — замахал руками я, — лучше скажи, как тут можно быстро заработать?

— У тебя нет денег? — удивленно спросила она. — Я могу тебе помочь?

— Нет, нет, нет, — испуганно ответил я. Не хватало еще, чтоб мне молодые девушки деньги давали. — Мне на такси надо, до отеля добраться.

— Ну, не знаю тогда, даже чем могу выручить. Хотя постой — в фонтан с Бобиком обычно мелочь кидают. Поверие такое есть: «Кинь монетку, если хочешь сюда вернуться». Можешь там пару сотен собрать, если гонора хватит.

— Спасибки, — крикнул я, быстро уходя, попутно махая подоспевшему Савелию ручкой, — гонор — это моё второе имя.

— Моё второе имя Надежда, — крикнула мне на прощанье девушка, тоже махая рукой. — Приходи на собрание.

— Я подумаю, — крикнул я, в ответ, добавив в полголоса: — Скорее ад замерзнет.

— А почему? — раздался у меня под ухом голосок кота. — Ты же любишь голых девушек. Вот знаешь, что я скажу…

— Даже не начинай, пушистый. Даже не начинай, — сказал я и ссадил кота с плеч. От греха подальше — его жизненные советы, полные посконной житейской мудрости, уже не раз доводили меня до белого каления. Кот считал, что любую трудность в общении с женщиной можно преодолеть, просто трахнув её. Женщину, а не трудность. И с воодушевлением, достойным лучшего применения, повторял этот совет каждый раз, когда я пытался социально взаимодействовать. С женщинами, мужчинами и бытовой техникой вроде стиральной машины. С другой стороны, мы же не ожидаем высот юмора от существа, считающего, что напрудить в тапки — это уморительно смешная шутка.

Я прислонил рюкзак к стволу декоративной яблони, украшавшей крохотный уголок живой природы в зоне отдыха в центре площади, налил коту в его мисочку воды из фляжки, после чего попросил его посторожить вещи… И с удивлением, граничащим с благоговейным ужасом, оглядел раскинувшееся передо мной угробище. Памятник Бобику, собачке, давшей имя Бобик-Сити, был мрачен, огромен, уродлив и незабываем.

Больше всего эта глыба темного камня напоминала Морру — придуманное и нарисованное Туве Янссон мрачное стогообразное существо с огромным носом, большими круглыми глазками и многочисленными зубками. Имя Бобик подходило этой твари чуть меньше чем никак. Полагаю, что именно на этом и строился незатейливый юмор первопроходцев, обтесавших шутки ради уродливую глыбу камня.

Сейчас эта глыба возвышалась, окруженная белыми бурунами струй, прямо в центре фонтана. Неглубокого фонтана, мне по колено. Отцы города поскупились. Подойдя к бортику и приглядевшись, я без труда заметил лежащие на дне монетки.

Последний раз я собирал мелочь в фонтане, как бы ни соврать, лет тридцать назад. Тяжело вздохнув, я стянул ботинки и, закатав штанины, опустил ноги в воду, думая о том, что, когда я доживу до написания мемуаров, я не буду включать в них этот эпизод.

Мелочи было много. К сожалению, собрав пару десяток монеток, я понял, что туристы кидают на удачу в фонтан не только местные монеты. Увы и ах — монеток с Бобиком, законного платежного средства Бобик-Сити, было до обидного мало. Основной улов составляли маленькие пластинки металла и пластика всех цветов и форм, украшенные непонятными рисунками и надписями. И ежу было понятно, что это деньги других миров. И что местным магазинам они не нужны и даром.

Сбор средств был неожиданно и грубо прерван. Стоило мне наклониться за изумрудно-зеленой рупией, поблескивающей гранями в пронизанной лучами света воде, как чья-то костлявая рука вернула меня к реальности, грубо дернув за плечо.

Я обернулся. Около меня приплясывал более похожий на ожившие мощи благообразный старичок в полотняных шортах и яркой гавайке.

— Я тут собираю, понял? — возмущенно проорал старикан.

— Ну, так собирай, старче, — миролюбиво ответил я. — Я не против. Хоть лопатой греби.

— Это моё место, понял? — не желал идти на мировую дед. — И эта рупия моя, — с этими словами дед вырвал у меня из руки зеленый кристалл. — Я её утром положил, на развод. Чтоб туристы увидели и еще монеток кинули.

С этими словами он бросил кристалл обратно в воду. Поднимать второй раз рупию я не стал. В основном потому, что обратил внимание на пристально глядящего на меня здоровенного амбала в камуфляже. Увидев, что я на него смотрю, амбал довольно осклабился и потер похожими на лопаты ручищами.

«А вот и дедова крыша», — меланхолично подумал я. Подобного следовало ожидать — наверняка тут, как и в Москве, все хлебные места давно захвачены бизнесменами, которые руководят огромной империей нищих, забирая у них львиную долю выручки и подкупая гавриков. Конкуренции эти шакалы боятся даже больше, чем «Единая Россия».

— Не очень-то и хотелось, — сказал я, выворачивая карманы и высыпая собранные сокровища назад в фонтан. Придется переквалифицироваться обратно в инженеры.

Вернувшись к обуви, я посмотрел в сторону зеленой зоны, где я оставил под охраной кота вещи. За время моего отсутствия это место стало весьма популярным — чтоб добраться до вещей, мне пришлось проталкиваться через достаточно плотную толпу.

Интересно, не Беляш ли её собрал, думал я, протискиваясь между локтями людей и ксеносов. Так, в общем-то, и оказалось — в самом зрачке толпы, в смысле, в пустом месте в её центре, около заполненной мелкими деньгами котовой миски, на задних лапах горделиво восседал Беляш. Передними лапами кот делал движения, словно доит невидимую корову.

— Звездная пыль на сапогах. Мяугкое кресло, клетчатый плед, не нажатый вовремяу курок… — распевал кот тоненьким голоском, отчаянно при этом фальшивя и сползая на мяуканье. — Пожелай мняу удачи в бою, пожелай мняу…

Увидев меня, Беляш прекратил петь и, вытаращив на меня свои глаза-плошки, спросил:

— Ну, как поплавал?

— Отвратительно, — честно признался я. — Ты честно победил в конкурсе «Кто больше заработает».

— Ну, тогда собирай деньги и пойдем, — подвел итоги кот. — Котнцерт окончен, — добавил он, повернувшись к публике.

Но стоило мне наклониться к миске с деньгами, как мою руку уже второй раз за день перехватила сухонькая старческая лапка. Я встал и медленно повернулся к дедку.

— Позволь угадать, старче, — спросил я с нажимом в голосе, — эти деньги ты сейчас намяукал?

— Нет, но эти деньги тоже мои, — сказал, улыбаясь, дедок. — Потому что я тут собираю, понял?

Все верно. Это моя ошибка. В современном мире попытка разойтись миром воспринимается как слабость. С дедком придется договариваться на доступном его пониманию языке.

— Смотри — съедобное облако, — сказал я, показывая куда-то за спину старика.

Старик резво обернулся, и я отвесил ему пинка. Не со всей дури, конечно. С учетом возраста и комплекции. И пока дед приходил в себя, поднял рюкзак и, схватив кота, очень быстро ушел.