Записки нечаянного богача 2

Глава 18 Побег из лечебницы

С эскулапами чуть до драки не дошло. Они влетели, как стая бакланов, размахивая руками и вереща, кружась вокруг и создавая нездоровую суету, которую в последнюю очередь ожидаешь в больнице, от серьезных дяденек в возрасте и в очках. Пытаясь разобрать их гомон, я понял только одно — валить надо как можно быстрее. Светила медицины взирали на наш с Серегой дуэт из коматозника и восставшего покойника с нескрываемым, но каким-то плотоядным ажиотажем. И их сугубо научный интерес ну никак не бился с моим практическим. По обрывкам понятных фраз, прозвучавшим не на латыни, я догадался, что энтузиасты скальпеля и микроскопа очень хотят запереть нас в стеклянной призме чистой зоны и обстоятельно исследовать. Для начала — на полгодика. А там — как пойдет, как мать-наука велит. Ежели кто-то из нас врежет дуба — научным изысканиям это не помешает, им все равно, одушевлен объект исследования, или уже нет.

— Тём, придумай чего-нибудь. А то я сейчас в окно выйду, — чуть повернув голову углом рта предупредил я Головина, с интересом наблюдавшим за дискуссией академиков. Ему-то хорошо, это же не его собирались запереть и в перспективе выпотрошить.

— Тут третий этаж, — отмахнулся он, не отрываясь от горячего научного диспута.

Свое отношение к высоте я выразил кратко, но емко, сообщив, что все эти незначительные условности мне где-то примерно по пояс. Серега тоже кивнул ему явно было аналогично — мы же одного примерно роста.

— Ба-а-а! — завопил вдруг Головин, тыча пальцем за спины делегатов-вредителей в дальний от входа угол палаты, — Николай Иваныч Пирогов!

Профессура оборвала свой чаячий базар и враз притихла, словно стайка детей, застигнутых за чем-то предосудительным. Вот это я понимаю — авторитет великого врача! Полтораста лет как помер, а его именем академиков вон как ловко пугать выходит!

Артём, подхватив нас с Серёгой под локти железными клешнями, пнул дверь из палаты, и под вой приходящих в себя светил мы вылетели в коридор. Вслед нам летели мольбы и проклятия, но лишь добавляли энтузиазма и скорости. Картина была эпичная: мимо с визгом отскакивавших медсестер и жавшихся к стенам судорожно крестящихся пенсионерок с больничными «ходунками» летели трое. По центру — здоровенный, в черном камуфляже, Головин, а по краям — мы с Ланевским в простынях. Трио было одновременно похоже на пару ангелов, конвоировавших куда-то грешную душу, и на Сатану, изгоняющего первых людей из райского сада. Полагаю, за возможность изваять подобный сюжетец в мраморе сам Микеланджело отвалил бы приличные деньги. Да все это под топот одной пары берцев и шлепанье по плиткам двух пар босых ног. Да с развевающимися вокруг двух голых задниц простынями.

Мы слетели по лестницам какого-то черного хода, выскочили на улицу мимо схватившегося за сердце вахтера и впрыгнули в двухсотый, где за рулем сидел Лёха с тем же выражением лица, с каким не так давно выслушивал мои пояснения по поводу вольной трактовки религиозных текстов.

— Валим-валим-валим! — заорали мы в три глотки, падая в салон. Двери захлопывали уже на приличном ходу.

Машина катила по Пятницкому шоссе, подъезжая к одноименному метро. Отдышаться, кажется, успел только Головин, хотя по нему не было заметно, что он вообще запыхался. Мы с Лордом сопели, как загнанные кони.

— Лёх, тормозни у метро, пожалуйста! — попросил я водителя.

— Решил подаяния попросить? Может, церковь поищем, там должны охотнее давать милостыню? — нет, видимо, к чувству юмора Артёма привычку выработать невозможно.

— Там пожрать купим. Бургеров, картошки по-деревенски, и много-много сладкой газировки, — я сглотнул набежавшую слюну. Рядом то же самое проделал Серега, ерзавший на скользкой коже, пытаясь хоть как-то распределить проклятую простыню, чтобы та прикрывала и зад, и перед.

— Это ресторан. Пусть и быстрого питания, но ре-сто-ран. Туда с голыми жопами нельзя, — Головин забавлялся от души. Видимо, его тоже отпускало — встретить друзей с того света, вырвать их практически из-под ножа вивисекторов, да после той заварухи в проклятом особняке, наверняка отняло много сил и нервов. А ему еще Второву объяснительную писать. Тут в кармане разгрузки Артема раздался гитарный рифф из песни Би-2 про полковника. Он достал трубку, и я подумал, что сейчас Тёма улыбнется светло, как Данила Багров в кино, и скажет: «Брат!». Но, судя по краткой реплике, звонила какая-то распутная женщина.

— На связи. Да. Нет. Нет. Пожрать. В Шереметьево. В душе не представляю, — судя по фразам, он отчитывался вышестоящему руководству, и оно явно интересовалось мной. — Лады, отбой.

— Что вы будете делать в Шарике в простынях — ума не приложу, — заметил Артем, глядя в окно на проплывавшую мимо церковь.

— Тём, дай позвонить, пожалуйста, — попросил Серега. Судя по его голосу, эту фразу до сих пор он не произносил примерно никогда. Ну что ж, все бывает впервые. Внутренний фаталист согласно кивнул, ни на секунду не прекращая думать о большом ванильном молочном коктейле.

— Бадди, привет. Все в порядке, не волнуйся. — Ого, а я, кажется, знаю, с кем говорил Лорд! Видимо, связь аристократа и дочери степей была чуть шире профессиональных обязанностей. — Потом все расскажу. Отмени всё на сегодня, я на больничном. — Он поправил простыню на бедре. — Мне нужны два новых телефона, два костюма, две пары обуви, две сорочки и два ремня. Нет, не одинаковых. Да, Волкову. Нет, галстуки и запонки не надо. Метро «Пятницкое шоссе», возле МэкДаналтс. Ну да, ну да, «и точка». Хорошо, спасибо тебе, малыш.

Лорд вернул трубку Головину, который смотрел на него с не меньшим интересом, чем я. Нечасто видишь голозадых английских аристократов в простынях, красных, как помидор. Но смотрелось эффектно. Пригладив элегантным движением волосы назад, Ланевский пояснил:

— Да, это моя помощница Бадма. И — да, иногда она живет у меня.

Тёма поднял вверх большой палец, а я одобрительно двинул Серегу плечом. Жизнь налаживалась. Еще сильнее она наладилась, когда Головин с Лёхой притащили мешки с едой, наполнив нутро крузака незабываемым ароматом американской харчевни с бесплатными туалетами. Да, это вредно. И — да, нам было похрену. Смолотив опасное количество еды в рекордные сроки, мы с Ланевским осоловело отдувались, глядя на снующих туда-сюда возле метро горожан. И незаметно одновременно отрубились.

Проснулись от того, что Тёма толкал Серегу, протягивая трубку:

— Подъем, держи, тебя вызывают!

— Да, Бадди! Сейчас, — моргая спросонок, Ланевский завертел головой. — Да, вижу. Справа от тебя черный Тойота Лендкрузер Двести, он тут такой один на парковке. Левая задняя дверь. Да, — и он вернул телефон Головину.

Из серебристой Короллы, кажется, даже новой, грациозно, как дочь индейского вождя, выбралась Бадма Норсоновна, секретарь, и, как выяснилось, очень личный помощник Сергея Павловича. Одетая строго, по-офисному, в черно-белое, она подошла к багажнику своей машины и извлекла оттуда два костюмных чехла и два мешка для обуви, в каких в школу дети «сменку» носят. Через плечо у нее висела довольно объемная дамская сумочка, украшенная известными логотипами из двух букв. Цокая каблуками, дочь прерий уверенно направилась в нашу сторону. Ну, то есть цокота в закрытой машине я, конечно, не слышал, просто додумал.

Лорд открыл дверь даме элегантно, по-джентльменски. То, что он сидел внутри и в простыне — дело десятое. Валявшиеся под ногами пакеты, коробки и стаканы, а также крепкий макдачий дух в салоне его тоже явно не смущали. Выдержке Бадмы, полагаю, люто позавидовали бы мировые звезды покера и всех разведок — она лишь чуть повела черной бровью. Одной и еле заметно. Настоящий ронин. Наши с Лёхой и Тёмой вежливые, но чуть фальшивые «Здравствуйте» и «Добрый день» приняла с легким кивком и полуулыбкой. Серега забрал мешки и костюмы, сложив их между нами на сиденье. Она достала из сумочки две коробки с телефонами и вручила нам поочередно. Причем в моей коробке, судя по картинке сверху, был именно мой. А я с ранней юности поклонник марки «Моторола», еще с памятной раскладушки V3i. Где за полтора часа можно было найти далеко не самую популярную модель Moto G8 plus — ума не приложу, но Цветок Прерий с задачей справился блестяще.

— Спасибо тебе, Бадди, ты очень помогла, — холодная отстраненность аристократа вернулась, видимо, вместе со штанами. — Полагаю, нам стоит подавать прошения об отставке. Предупреди Валю, пусть подготовит бумаги. Кто их теперь будет согласовывать, правда, не понятно, после того, как… — я двинул ему локтем под ребра, и он чудом успел поймать простыню, едва не явив сокрытое ею.

— Хорошо, Сергей Павлович, — голос Бадмы Норсоновны не имел никакой эмоциональной окраски, но звучал величаво, как ветра́ хребтов Восточного Саяна её Родины.

— Дмитрий Михайлович вчера одобрил четвертый вариант по офису, пусть Валя после увольнения возьмется, — продолжил Лорд чуть сдавленным голосом, потирая бок.

— Непременно, — кивнула она.

— И еще раз большое тебе спасибо, — проговорил Ланевский чуть тише, взяв ее руку и задержав чуть-чуть дольше, чем того требовали приличия. Цветок Прерий еле заметно изогнул уголок рта, отчего на лице появилось чуть лукавое выражение. Она снова кивнула и прикрыла дверь. Лорд задумчиво смотрел на ее удаляющуюся спину и покачивающиеся бедра.

Я раскрыл чехол с костюмом и начал разбираться с барахлом. Под пиджаком и рубашкой на плечиках неожиданно нашлись трусы и классическая майка, в широких кругах обидно называемая «алкоголичкой». Нательное белье было в фирменных запаянных пакетах, к чему с большим одобрением отнесся внутренний скептик. Видимо, таскать чужое исподнее, пусть чистое и не с покойника, ему претило, как Егору Прокудину по кличке «Горе» из «Калины красной».

К этому времени отмер и Лорд, проводивший взглядом серебристую машинку, что увезла с парковки его восточную фею, и мы зашуршали пакетами вдвоем. При всем уважении к японскому автопрому, одеваться у него внутри все-таки было крайне неудобно. Хотя в легковой машине нам пришлось бы значительно дольше провозиться. В итоге на заднем диване обнаружились два стильно одетых джентльмена: я в темно-синем костюме и черных ботинках, Серега в светло-синем и ботинках горчичного оттенка. Аристократическая сдержанность и даже некоторый снобизм вернулись к нему в полной мере. Он вынул из коробки свой телефон с обгрызенным яблоком и погрузился в него. Я достал свой и с удивлением заметил значок сети в верхнем правом углу — интересно, чем он ловил сеть без сим-карты? Обратившись с этим вопросом к Лорду, удивился повторно, узнав, что Бадма не только привезла нам аппараты, но и восстановила симки. Нет, определенно, в мире богатых есть свои плюсы, и то, что их становилось все больше, искренне воодушевляло.

Подтянув резервную копию с гугл-диска, я получил в руки свою родную трубку, оставалось только установить «мою» фоновую картинку и мелодии звонков: старину-Стинга на общий и отдельные: «Это здорово» для Нади, «Мюнгхаузена» на Барона, «Вечно молодой, вечно пьяный» на Кола, динамичный проигрыш из «Red Hot Chili Peppers» на Дока — он как-то раз в доску заколебал нас этой песней, поставив ее за один вечер раз триста, и с тех пор она прочно ассоциировалась именно с ним. И «Переведи меня через майдан», она же — «Песня старого лирника» в исполнении Татьяны и Сергея Никитиных — на маму. Это была одна из любимых песен ее и отца. Раньше с этим звуком гитарных струн мне звонили два контакта. Теперь только один.

Но Наде я набрал раньше:

— Привет, милая! Прости, что долго не отвечал. У вас все в порядке?

— Да, доброе утро. Все хорошо, дети спят. Ты как? — вот чёрт, времени-то половина десятого всего!

— Нормально все, Надь. Вчера суета какая-то была весь вечер, а потом отравился чем-то, всю ночь то туда, то сюда, — спокойно сообщил я под удивленным взглядом Лорда и пристальным — Головина, который опустил солнцезащитный козырек, сдвинул в сторону шторочку, закрывавшую зеркало, и наблюдал за мной в него.

— Ночью что-то душа не на месте была, Дим. Чуть сердце не остановилось. Ты точно не влип никуда? — не проснувшаяся до конца жена была честная, как топор.

«А у меня — остановилось», подумал я, но ответил ровным голосом:

— Не о чем переживать, милая, все в порядке. Сейчас заскочим за Бароном в Шереметьево, а потом поедем к Дымову на дачу, помнишь, я говорил? Вы хотите с нами? Тут рядом, кстати, Артем и Серега, приветы тебе передают.

Лорд утвердительно кивнул, мол, да, передаю, а Головин крикнул: «Надь, привет!», продемонстрировав огромную классовую пропасть между ними.

— И им привет. Мы с Аней в океанариум собирались, Слава нас отвезет. Ты если не поздно освободишься — может, встретимся в центре, погуляем? Или в Парке Горького, например? — Надя говорила со сна медленно, тихо и так по-домашнему, что мне остро захотелось послать к чёртовой матери все на свете поездки, переговоры, тайны и мистику, вернуться домой и закрыть двери. Сперва входную, а потом в спальню, и не выходить оттуда дня два-три. Но пока не судьба.

— Я очень постараюсь, солнышко. Слушайтесь Славу, ведите себя хорошо. Да, мне ребята Раджу пригонят, ты не пугайся, если его на месте не увидишь. Извини, что разбудил, досыпай! Целую!

Успел только попросить Лёху, чтоб договорился о моей машине, как телефон защелкал зажигалкой снова. На экране высветился круг, поделенный на две равных части, черную и белую. Букв или цифр не было ни одной. Как это вообще могло быть?

— Дима, доброе утро! Как самочувствие?

— Здравствуйте, Михаил Иванович, спасибо, все благополучно, — ответил я, понимая, что избежать этого разговора все равно не получится. Лорд вскинулся, Головин предсказуемо сощурился в зеркале.

— Доктора в крайнем изумлении от твоего случая до сих пор. Очень просят вернуться на исследования. Я сказал, что у тебя другие планы, ты не против? — Второв явно улыбался. Я вспомнил пробег привидений по больничным коридорам и тоже хмыкнул.

— Совершенно не против. И планы на самом деле другие. Сейчас друга встречу в аэропорту, и поедем в Дымову, Владимиру Ивановичу. Он обещал присоветовать насчет добычи полезных ископаемых, — если я не ошибаюсь, ничего нового я ему все равно не расскажу.

— Дело правильное, полезное. Федор мне пообещал, что промашек с охраной больше не будет. Но постарайся, пожалуйста, сам тоже как-то… поаккуратнее выбирать места и компании, — Михаил Иванович явно старался быть сдержанным и деликатным, не давить. Но мне все равно казалось, что давит. И он, и крузак вокруг, и даже расстегнутый воротник рубашки.

— Сам об этом же думал, Михаил Иванович. И очень постараюсь, слово даю, — да, по части стараться не влипать я — большой мастер. Жаль, что влипать — еще больший.

— Славно. Очень удачно, что мысли у нас сошлись. Удачи, Дима, держи в курсе, если что. Мне сказали, что ты если на этот кружочек у себя в контактах нажмешь — то мне сможешь позвонить. Номер, извини, не даю — привычки такой нет у меня.

— Понимаю. Большое спасибо за помощь, — вежливо ответил я.

— Пустяки. Счастливо, Дима, — и он положил трубку.

А я смотрел, как разделенный круг гаснет и на его месте возникает фоновая картинка — вся семья на крыльце нашего дома в тени каштана. Барон снял перед тем, как уехать, как мы их провожали тогда. До тех пор всегда устанавливал сплошной черный фон на обои и на заставку. Теперь без этого теплого летнего фото экран своего телефона не представлял.

— Чего хотел? — без намека на энтузиазм и позитив спросил Головин.

— Ничего. Приветы передавал. Просил попробовать не влипать никуда, — задумчиво ответил я. Пристальное внимание Второва настораживало, и с каждым разом все сильнее. Мысль про парадный металлоискатель не покидала.

— Мудрый дед, ты бы его послушал, — согласился Тёма.

— Полностью поддерживаю, — излишне энергично закивал Серёга. Я только глубоко вздохнул в ответ.

Пока ждали выхода Андрюхи, Тёма коротко рассказал о деталях вчерашнего вечера. Показал фото и немного видео. Наш план сработал. Глушилка вырубила все камеры и микрофоны в усадьбе. А потом включились камеры у меня в пряжке, про которую Лёха ничего не рассказывал, и у Лорда в значке на смокинге, которую ему всучил все тот же Лёха. Поэтому записи нарядного Толика и того момента, как он всадил в меня железку, были и у «Приключенцев», и, надо полагать, у второвских безопасников. Фото самой железки, кстати, смутило особенно. В кадре на полу памятного зала, рядом с клетчатой линейкой, как и полагается на снимках улик, лежала рукоять стилета и несколько сантиметров лезвия. Заканчивалось острие округлой оплавленностью, словно его вынули из кузнечного горна или плавильной печи. На груди же, на ладонь ниже левой ключицы, был круглый шрамик, как от ожога, размером с рублевую монетку — я заметил, пока переодевался.

Внутренний скептик прикинулся внутренним параноиком и сразу выдал завиральную теорию о том, как серый кардинал решил сместить предправления банка из топ-3, и под это дело подвязал одного нечаянного богача, которого хлебом не корми — дай двумя ногами в жир влезть, как удачно выразился тогда Головин. Нормальная теория, интересная, ничуть не хуже рептилоидов и прочих макаронных монстров. Толик и Эльза-Гореслава, кстати, тоже приехали в ту же лечебницу, откуда с утра так феерично сбежали мы. В банке, думается мне, творился управляемый хаос, поэтому с увольнением Сереги и его команды вопросов не должно было возникнуть. Он как раз отруливал что-то по телефону, энергично шагая вдоль фасада терминала. Тёма с Лёхой, как настоящие военные в редкие минуты досуга, отрубились спать, выдавая такие трели, что, казалось, стекла крузака вот-вот треснут. Я развалился на диване, потому что выходить мне запретили строго-настрого. Вышел только, когда пригнали Раджу.

Барон выступал из дверей терминала походкой победителя — на обросшем загорелом лице, когда и успел-то за несколько дней в тундре, светилась широкая улыбка. Рядом с ним шагал мужик в штормовке, глядя на которого профессию мог определить и слабо зрячий. На нем были сапоги, военные штаны с кучей карманов, тельник, упомянутая уже штормовка и борода. Почему-то именно она выдавала геолога с головой. Хотя вполне возможно, что так же мог выглядеть какой-нибудь вахтовик или промысловый рыбак.

Мы поздоровались, пожали руки и обнялись. Клим, как звали Андрюхиного друга, оказался не из болтливых, но на вопросы отвечал обстоятельно. Оказался из-под Каргополя, это многое объясняло — там народ серьезный, вдумчивый, поморы в принципе лишку не говорят. Так, на двух машинах, и домчали до дачи легендарного Владимира Ивановича. Володя встречал нас у калитки.