Записки нечаянного богача 2

Эпилог Договор и разрешение

Мы сидели с Михаилом Ивановичем на удобных огромных креслах друг напротив друга. Их в салоне было четыре штуки, стояли они по углам, и при желании поворачивались в любую сторону. На заднем диване, разделенном надвое подлокотником из красного, наверняка, дерева, сидели два молчаливых джентльмена. За всю поездку они не произнесли ни слова, даже поздоровались кивком. Немые, наверное. Я подумал было, что это бойцы, но тут один из них остановился на мне взглядом. И я понял, что ошибся. Эти не бьются — эти убивают. Причём быстро и безжалостно. Кажется, слово «жалость» рядом с такими глазами даже у себя вызывало саму себя.

Второв дальнозорко щурился в телефон, то набирая кому-то сообщение, что читая что-то. Я сперва осмотрел всё внутреннее пространство Шевроле, тщательно делая вид, что не избегаю пересекаться взглядами с господами на заднем диване. Машина была удобная, просторная, богатая, но на дальнюю дорогу скучная, как по мне. Тут наверняка был телевизор, мультимедиа и все прочие пироги, но спрашивать про них означало отвлечь кардинала. Мало ли чьи судьбы он там перемещал крепким сухим пальцем по экрану? У тех двоих, одинаковых с лица, тоже интересоваться не было ни малейшей охоты. А окон в машине не было, как и звёздного неба на потолке. Я начал было продумывать разговор с Мурадовым, но бросил. Бывают моменты, когда можно заранее продумать всё. Это когда ты точно и достоверно знаешь все условия и мельчайшие детали предстоящего события. А бывает — как сейчас. Я даже не знал, куда мы едем. Можно было только предполагать, что там я увижусь с золотым дедом Владимиром Ивановичем. И что организация нашей встречи с сенатором не отняла у него много сил и времени.

Скорость на прямой не чувствовалась вовсе. Когда через два часа начали отмечаться плавные ускорение-торможение — решил, что добрались до какого-то города. Когда начали, судя по всему, подстаивать в пробках — опознал не глядя Москву-матушку.

На улицу вышел сперва один из сидевших сзади. Потом, через некоторое время, второй. Потом снаружи обе распашных двери в борту открыл Фёдор Михайлович, ехавший всю дорогу впереди. Вид у него был равнодушный, как у Будды. Только легкой отрешенной улыбки не было ни на губах, ни в глазах. Он был крайне собран, и это ощущалось даже на расстоянии. Кивнув, он помог спуститься Михаилу Ивановичу. Я влез следом самостоятельно, чай не баре, и осмотрелся. Напротив стояло длинное, на всю, кажется, улицу старое четырёхэтажное здание красного кирпича. Судя по надписям — там был коворкинг, какой-то музей, какое-то кафе и куча чего-то ещё, чем обычно полнятся дома в пределах Садового. А тут прямо не покидало ощущение, что центр столицы неподалёку. Я обернулся, посмотрел на стандартный выезжающий шлагбаум, перекрывающий въезд в какой-то не то дворик, не то проулок. А потом меня как ударило. Прямо за шлагбаумом стоял какой-то одноэтажный флигелёк со скучной серой крышей из металлопрофиля. А на стене висела стандартная адресная табличка: «улица Тимура Фрунзе». Я против воли втянул воздух полной грудью — и цензурные мысли пропали вовсе. Потому что из проулка, откуда-то из-за флигеля пахло шаурмой. Вкусной, сытной, без часто сопровождающих запахов горелого жира и лука. Я перечитал ещё раз название улицы на табличке, словно сам себе не доверял. Хотя — почему «словно»?

— Вы серьёзно? — похоже, это были последние культурные слова в голове. Второв обернулся. Он не выглядел удивлённым или недоумённым, но подобного вопроса от меня явно не ждал.

— О чём ты, Дима?

— Мы приехали на улицу Тимура Фрунзе есть шаурму к Абрагиму? — казалось, ещё чуть-чуть — и я начну нервно подхихикивать. А потом запою «ля-ля-ля, я сошла с ума, какая досада» и убегу.

— Почему к Абрагиму? Хозяина зовут Сулейман. Ты что-то путаешь, — нахмурился Второв. А я понял, что он точно не знал, скажем так, альтернативной истории этого места. Ну и поведал, что помнил.

— Очень интересно, очень. Как, говоришь, автора зовут? — и Михаил Иванович вынул из нагрудного кармана записную книжку в кожаном переплёте и записал. Да, не в смартфон. И — да, книжка была с непременным разделенным кругом на обложке. — Надо же, как пересекаются реальность и вымысел в Москве. И все норовят её придуманными чудищами населить. Будто обычных, настоящих им не хватает!

Второв искренне веселился, слушая про тайное место встречи, где можно было беседовать, ничего не опасаясь, и где, порой, встречались заклятые враги, чтобы найти общий язык. А потом поведал мне историю иранца, что приехал в столицу очень давно. И открыл маленькое заведение вдали от метро и прочих святых мест, типа ГУМ, ЦУМ и Детский мир. И прославился сперва в одних кругах, потом в других, а потом прочно закрепил за собой ту славу, которую и описывал популярнейший автор современного городского фэнтези. Договаривал он уже на ходу, потому что, с его слов, ждали только нас.

Повернув за флигель, мы оказались в уютном дворике, куда, казалось, вовсе не доносились звуки вечно спешащей Москвы. Тут, под липами, стояли большие зонтики, а под ними — простые белые пластиковые столы и стулья. И мясом пахло так, что не передать. Народу почти не было, лишь за крайним столиком аккуратно ел, часто промакивая губы бумажной салфеткой, пожилой мужчина в клетчатых брюках и пиджаке. Время от времени он извлекал из внутреннего кармана фляжечку и с выражением неописуемого блаженства совершал глоток. За столиком возле самой кухни и раздачи сидели Дымов и Мурадов, о чём-то оживленно переговариваясь. Мне стало как-то неловко. Будто я притащил на школьную разборку отца и деда.

— Нариман, а вот и мы! — сообщил о нашем приходе Второв. Темноволосый, с густым серебром проседи, сенатор встал из-за стола и поздоровался с ним за руку.

— Здравствуй, Михаил Иванович, здравствуй. Очень давно не видел тебя, — проговорил он с тем самым акцентом, в котором был явный перебор букв «Ха», что так и липли в каждом слове.

— Дела, Нариман, дела, сам понимаешь. Одно из них, видишь, и сюда привело. Позволь, я вас представлю. Это, — он кивнул на меня, — Дмитрий Волков, частный инвестор и мой друг. — Глаза Мурадова стали внимательными настолько, что ими, казалось, можно было резать стекло.

— А это, Дима, Нариман Мурадов, бизнесмен и уважаемый человек. Я слышал, у вас возникли некоторые обстоятельства, мешающие взаимопониманию. Предлагаю разрешить все вопросы беседой, как и принято у взрослых людей. — Такое ощущение, что старик мог выступать медиатором в международных конфликтах. Он говорил дипломатично, но настолько уверенно, что его совершенно не хотелось перебивать. Но и я сюда не просто так помолчать ехал, и шаурмы поесть.

— Уверен, мы с уважаемым Нариманом Азиз-оглы решим всё сегодня, здесь, за этим столом. — ну, может, прям на все сто процентов уверен я и не был, но никто из присутствовавших этого, кажется, не почувствовал.

Мы уселись за столик, пожали руку Владимиру Ивановичу, который, впрочем, тут же засобирался домой, сославшись на дела. Мы и договаривались с ним, что он поможет организовать встречу. Про присутствие на ней речь не шла. Вышедший проводить его хозяин заведения, и вправду огромный пожилой уже иранец, бритый наголо, с чёрными как ночь глазами, кивнул мне и пропал под крышей, собрав лишнюю посуду и выставив передо мной чистую тарелку и приборы. Не пластиковую, нормальную.

Мы откусили по куску завернутого в лаваш мяса одновременно. Мои собеседники даже глаза прикрыли от удовольствия. Я же словно картонку жевал, вкуса не чувствовалось вовсе. Даже обидно — в кои-то веки довелось с сказку попасть, а вспомнить и нечего будет. Но внутри снова разгорался напалм, будто отключая ненужный функционал. Слышал я отлично, казалось, каждый листик липы на ветру по отдельности. Видел весь двор разом. На вкус, наверное, мощности системы не хватало. Перекусив и похвалив разулыбавшегося Сулеймана, вынесшего чай, перешли к делу.

Я неторопливо достал из папки бумаги и передал Мурадову. Отдать должное — у него лишь чуть затвердели скулы и, кажется, стал острее нос. Но ни слова он не произнес. Бумаги перевернул буквами вниз и прижал рукой.

— Ты проделал большую работу, Дмитрий. Эту информацию наверняка было трудно найти, — ровным голосом произнес он, отпив чаю из стаканчика, видимо, хрустального, той специальной формы, что так распространена у потомков древних персов.

— У меня была очень сильная мотивация, Нариман Азиз-оглы, — не менее ровно ответил я, глядя ему в глаза.

— Давай без отчества и на «ты», Дима. Раз уж ты с самим Дымовым на короткой ноге, мне «выкать» тоже не нужно, — предложил сенатор.

— Хорошо. Нариман, твой человек угрожал моей семье и детям моих друзей. Найти какие-то сведения о нём — самое малое из того, что я мог бы сделать.

— А что ты сделаешь, если увидишь его? — в голосе показались хищные нотки. Но на вожака, защищавшего свою стаю, было не похоже. Странно.

— Я убью его, — внутри кивнули все трое. Сомнений в сказанном не было ни малейших.

— Как? — у хищного тона появился заинтересованный оттенок.

— Это важно? Не думал об этом, — ответил я.

— Да, пожалуй, ты прав. Это неважно. Уже, — непонятно согласился он. — Видишь ли, я очень не люблю вранья. С подлыми людьми не построить дом, как у нас говорят. А даже если и построишь — мира в нём не жди. Абдусалам очень расстроил меня. Я был уверен, что он честен и достоин уважения. Мне жаль, что он потерял и уважение, и честь. Он сделал это, будучи моим человеком, и за это я приношу мои извинения.

Он встал из-за стола и протянул мне руку. Внутренний скептик в секунду сгрыз все ногти. Фаталист выглядывал снайперов на крышах и злился, не находя. Лишь реалист был спокоен, как океан в штиль. Я поднялся и пожал руку сенатору.

— Про людей с гор и с Востока у вас говорят разное, Дима. Есть даже мнения, что нам доставляет удовольствие обманывать русских, что данное вам слово не имеет никакого значения. Это неприятно. И я всю жизнь делал так, чтобы про меня не возникало и мысли подумать подобное. Все, кто знает меня, подтвердят: Нариман Мурадов — человек слова. Мы давно работаем с Пашей Кузнецовым. У меня есть общие проекты с Михаилом Ивановичем, — Второв чуть кивнул. — Доверие этих людей дорогого стоит, чтобы терять его из-за одной шахты или одного негодяя. В подтверждение своих слов я хочу передать тебе подарок, Дима. Памятный сувенир.

Не переставая по-восточному красиво и убедительно вещать, он наклонился и достал из-под стола какой-то короб. Реалист, склонный в критические моменты использовать устаревшую терминологию, опознал предмет как шляпную коробку. Это был цилиндр высотой полметра и диаметром сантиметров сорок. Похоже, что сделан он был из хорошей кожи. На меня смотрели дверки, закрытые на изящный бронзовый крючок.

— Кажется, у вас есть поговорка: «шутка друга — слаще мёда», проговорил Мурадов и открыл ставни. — Мы пока не друзья, да и шуток не шутим. Но мёд натуральный, горный.

В коробе стояла колба, заполненная прозрачной желтоватой тягучей жидкостью. В ней, накрытая полностью, была закреплена отрезанная голова. Абдусалама я видел лишь однажды, мельком, в том досье, что показывал мне в машине Головин. Но узнал его сразу.

— Враг, подаривший голову твоего врага, — начал Нариман, а скептик с фаталистом в один голос заорали: «Всё равно враг!». Хорошо, что он их не слышал. И очень хорошо, что мне удалось сохранить невозмутимое лицо, словно мне по три раза на дню дарят чьи-то головы. — разумеется, не друг, — завершил он. — Но я повторю при уважаемом Михаиле Ивановиче, что приношу извинения за ошибку своего человека. И его голову.

— Я принимаю и то, и другое, Нариман, — ответил я, удачно сообразив отхлебнуть чаю. Поэтому голос звучал нормально, почти по-человечески. — И чтобы не пошёл слух, что Волковы оставляют дорогие подарки без отдарков — прошу в ответ принять и мой дар.

Засунув руку во внутренний карман, я осторожно достал шкатулку и поставил перед ним. Брови сенатора поползли наверх, самообладание он сохранял на одной силе воли. А её у него явно было предостаточно. Казалось, все глаза за этим столом сошлись на серебряной коробочке. Даже голова Абдусалама смотрела в ту же сторону со смертельным интересом. Ну, или это свет так неудачно падал.

— Это то, о чём я думаю? — громким шёпотом спросил Мурадов, ни к кому конкретно не обращаясь, словно сам у себя.

— Открой, — посоветовал я. Он быстро и как-то остро глянул на меня и протянул руки к подарку. Открыл. И на хищном лице отразилось священное восхищение и детский восторг, смотревшийся совершенно неожиданно.

— Я, Дмитрий Волков, при свидетелях дарю тебе, Нариман Азиз-оглы Мурадов, принадлежащий мне Осколок Черного Камня Каабы, — слева и справа кивнули Второв и Сулейман, подтверждая, что услышали и запомнили мои слова. — Ты лучше меня знаешь, что он не имеет цены. Я ничего не прошу взамен. Но если этот подарок сможет хоть немного улучшить отношения между моими и твоими единоверцами — я буду счастлив.

— Я, Нариман Азиз-Оглы Мурадов, при свидетелях принимаю твой бесценный дар, Дмитрий Волков. И при свидетелях же клянусь сделать всё возможное для того, чтобы наши народы и люди одной с нами веры жили в мире и согласии, — его рука чуть подрагивала, когда он жал мою, но была твердой. Хотя в глазах стояли слёзы.

Огромная благодарность уважаемым читателям, добравшимся до финала второй части приключений нечаянного богача!

Ваши комментарии, замечания, советы и поддержка — неоценимы!

До встречи на страницах третьей книги!