Записки провинциального священника

22 августа

Над храмом нависла новая угроза. Сегодня к нам приехали из Москвы реставраторы. Инициатором их приезда был местный отдел по охране памятников культуры. Блюмкин сразу же привел их ко мне.

— Вот, прошу любить и жаловать, известный искусствовед и реставратор Анатолий Захарович Белов со товарищи. Как это ни прискорбно, но поезд, о котором мы говорили в прошлый раз, оказывается, еще не ушел. Буду предельно откровенен. Анатолий Захарович проведет исследование настенной живописи, и на основании его заключений будет окончательно решена судьба храма. Если под побелкой ничего ценного обнаружено не будет, собор останется у прихода. Если же повезет искусству, то не повезет вам.

С Анатолием Захаровичем у меня затем состоялась короткая беседа тет-а-тет. В разговоре он был крайне сдержан и несловоохотлив. У нас оказались общие знакомые в кругу искусствоведов и реставраторов. Поговорили о них. Потом Анатолий Захарович сразу перешел к делу. Он попросил меня возвести внутри храма леса.

— Я понимаю, — сказал он, — что создаю для вас некоторые неудобства, но другого выхода нет. Впрочем, храм все равно нужно реставрировать, оставлять его в таком ужасном состоянии нельзя.

— Реставрация интерьера храма входила и в мои планы. Ваш приезд очень кстати.

— Не знаю, кстати ли. Какое-то время, однако, нам придется сосуществовать и сотрудничать. Надеюсь, что расходы по возведению лесов вы возьмете на себя.

— Да, конечно. За это не беспокойтесь.

Приезд Анатолия Захаровича «со товарищи», безусловно, кстати. Без обследования специалистами стен храма мы не сможем приступить к внутреннему ремонту и реставрации. Но к каким результатам приведет это обследование? Было бы кощунственно желать, чтобы в храме не осталось и следов древних фресок, — судя по данным летописи собора, они относятся к XVI веку. Однако их обнаружение означало бы только одно — закрытие храма и его превращение в музей.

С искусствоведами и реставраторами типа Анатолия Захаровича мне приходилось уже встречаться. У меня нет оснований сомневаться в его компетентности. Более того, думаю, что он большой специалист в своем деле. Он любит церковное искусство и гордится тем, что спасает его от «мракобесов-атеистов» и «мракобесов-попов». В этом его высший долг и призвание! Когда Анатолий Захарович в моем сопровождении вошел в храм, он сразу же забыл обо мне и обо всем на свете. В его глазах вспыхнул лихорадочный блеск, в руках появилась дрожь, ноздри напряглись — какое-то шестое чувство, видимо, подсказывало ему, что здесь он найдет то, что составляет предмет его вожделенных мечтаний — остатки древних фресок! Он первый увидит их, он откроет их миру, и имя его прославится во веки веков! А если это произойдет, Анатолий Захарович сделает все для того, чтобы пламя свечей и ладан никогда больше не возгорались в храме — не дай Бог, закоптится бесценная живопись, не дай Бог, дыхание сотен людей сконденсируется каплями влаги на ее поверхности! Ему не нужен храм, ему нужен музей, безлюдный и холодный!

Большого труда мне стоило уговорить Анатолия Захаровича отложить возведение лесов на несколько дней. Скоро праздник Успения Богоматери. Храм в этот день будет переполнен, и конечно же леса создали бы для нас массу неудобств.