Застенец 4

Глава 7

Когда человек не смотрит в твою сторону, нет смысла пытаться заставить его обернуться.

Варвара Кузьминична была подчеркнуто холодна. Она лишь на мгновение удивилась, когда я разделся по пояс и показал на треснувшую, как корка арбуза, кожу вдоль налившейся трупной филеотовостью вздувшегося «рубца». Правда, сразу взяла себя в руки.

— Что это?

— Тело не справляется с увеличивающимися потоками магической энергии, — честно признался я.

— Очень смешно, — фыркнула лекарь.

— Разве похоже, чтобы я шутил?

Варвара взглянула на меня серьезнее, но ничего не ответила. Она уже стала «лечить». Выплескивать свой дар через сложную форму лекаря, от которой к моему телу исходили тонкие нити. По ощущениям было скорее щекотно, но я терпеливо сносил эту муку.

— Если честно, Николай, то я так и не смогла разгадать тебя. Когда мы наедине, ты совершенно другой. Но твои поступки и… другие действия.

Я даже не сразу понял, о чем это она. И только с некоторым запозданием вспомнил о медвежьей услуге Максутова.

— Если Вы о тех слухах касательно борделей, то это слухи.

— Они не рождаются на ровном месте, — назидательно протянула лекарь.

— Конечно. Иногда их распространяют специально. Так было и в этот раз. Будьте уверены, моей чести не коснулась рука женщины сомнительного поведения.

— Мне-то что, — вздернула плечиками Варвара. — Делайте все, что считаете нужным… В общем, все, на всякий случай приходите завтра, я еще раз повторю процедуру.

— Спасибо, — сухо отозвался я. Дошел до порога и все-таки обернулся. — И на будущее, не надо путать человека с его образом. Вы правы, судить нужно по поступкам. А не по слухам.

Не сказать, чтобы я был совсем уж расстроен. В мире происходили вещи пострашнее неразделенной любви. Да и какая уж тут любовь, толком ничего и не было. Даже за ручки не подержались. Хотя, признаюсь, я частенько думал о Варваре, когда закрывал глаза перед сном. Только любовь ли это? Скорее, сильное влечение. Но я знал одну мудрость, которую не пишут в книжках. Если девушка настроена делать мозги с самого начала, то со временем будет все еще хуже. А стоит ли тратить свою единственную жизнь на разборки с чужими тараканами? Вот и я подумал, что нет.

В любом случае, на следующий день возвращаться я не собирался. Кровь остановилась, рана затянулась, теперь главное — не перенапрягаться и не борщить с силой.

Я был у Варвары Кузьминичны не более получаса, но город, казалось, будто подменили. Тут и там мне встречались прохожие, которые славили Императора, поздравляли друг друга и говорили, как они скоро всыпят застенцам и принудят тех к миру. Я даже ушам и глазам своим не верил. Петербург будто с ума сошел.

По пути мне удалось перехватить сопливого мальчугана из простолюдинов со стопкой газет.

— Сколько? — только и спросил я.

— Десять копеек, — пискнул тот.

Таких денег у меня, конечно, не оказалось. Пришлось в крохотную замызганную ручонку сунуть рубль.

— Сейчас, вашблагородие, сдачу дам, — заторопился тот, пихая руку куда-то за пазуху.

— И что, мне потом этой мелочью греметь? Себе забирай, — махнул я, взглянув на первую полосу.

«Охрана Его Императорского Величества разгадала заговор застенцев и нанесла контрудар. Президент заговорщиков и его ближайшее окружение разбиты».

Ну да, ну да. Мы не агрессоры, а всего лишь защищались. История стара как мир. Что интересно, свидетели этого происшествия будут молчать в тряпочку, иные источники информации маги заблокируют. Даже если застенцы решат раскидывать листовки с вертолетов, стена их не пропустит. А кто руководит СМИ, тот руководит умами населения.

Я посмотрел на мальчонку, который все так же стоял неподалеку, со страхом глядя на меня. Так и не поверил в свое счастье. Видимо, черная конвойная шинель делала подлое дело. Что называется, норм шмот. Плюс десять к параличу.

— Сколько там газет? — оценил я пухлую стопку. — Так, вот тебе еще один рубль, давай остальное сюда. И все, беги.

— Спасибо, вашблагородье, — ожил мальчишка и бросился наутек.

Я же дошел до собственного дома со стопкой газет, глядя на толпы народа на улице. И по дороге дочитал статейку. В общем, все просто. Застенцы попытались нагнуть нас, но мы сами нагнули их. Чудом спасли Императора и теперь вынуждены объявить войну, целью которой станет полная капитуляция застенных войск. Хорошо, что не диванных. Хотя, и в том, и в другом случае результат на успех был не очень высоким. Уж я-то понимал, о чем говорю.

Так или иначе, сегодня объявлялся выходной день. На двенадцать было назначено обращение Императора к своим подданным у дворца Меншикова. Туда все и перли.

Все-таки, несмотря на всю мою нелюбовь к Романову, надо отдать ему должное. Ловко и быстро он все это состряпал. Про заранее напечатанные газеты — черт с ним, и в нашем мире были прецеденты. Но все организовать и, самое главное, сделать так, чтобы все сработало — это мастерство.

Еще и меня, зараза, впутал. Теперь не отсидишься со словами: «Моя хата с краю. Я вообще не в курсах был». С другой стороны, даже не особо участвуя в каких-либо событиях можно легко получить по шапке. Стоит лишь оказаться не в том месте, не в то время. В истории тому примеров масса.

— Колюся, что там такое происходит? — встретила меня встревоженная тетя. — Илларион хотел пойти, поглядеть. Но я не пустила. Вдруг еще покалечат.

Что интересно, несмотря на нервозность, сейчас она была невероятно красивая. Дар у нее, что называется, прижился. И, как и у меня, в период стресса работал на полную.

— Если только Илларион выскажется вслух, что недостаточно сильно любит Императора. Война там происходит. С застенцами, — кинул я газеты на пол. — Это на растопку.

— Как же война? — всплеснула руками тетя.

— Просто. Император лично убил президента, а наши маги — всю остальную делегацию. У бедолаг не было никакого шанса.

— Какой ужас. И… ты там был?

— Был, — коротко ответил я. — Мед пиво пил и все такое. Я у себя. Меня не беспокоить.

Уважение — это когда ты считаешься с мнением и желаниями человека, даже если не согласен с ними. Было видно, что тетя меньше всего хочет оставлять меня в покое. Однако она сделала над собой волевое усилие и кивнула.

Я зашел в свою комнату и упал на кровать. Делать решительно ничего не хотелось. Да и нечего было. Весь город ликует, еще не понимая, что скоро прольются реки крови. И что мне ловить среди этой взбудораженной толпы?

Внутри было пусто. Накатила какая-то апатия. Все мои надежды и планы рухнули как карточный домик из-за прихоти одного человека. Конечно, в чем-то Максутов был прав. Надо занять себя. Вот только моральных сил для этого не нашлось. Я взял в руки артефакт, еще одну ловушку, в которую меня поймали, покрутил в пальцах. Даже если оставить его здесь, то он все равно будет наполняться, разделяя силу. Мою силу! Куда ни кинь, везде клин.

Наверное, я бы так и лежал до самой ночи, если бы в дверь робко не постучали. В неуверенности человека, стоящего снаружи, я узнал тетю. А может, просто почувствовал.

— Я же просил меня не беспокоить!

— Колюсик. Я знаю, но там к тебе пришел друг.

Я горько усмехнулся. Друг? Вот уж вряд ли. Скорее, опять кто-нибудь, чтобы попытаться заставить меня сделать то, чего я делать не хочу. В последнее время только так и происходит. Но из легкого любопытства все же спросил.

— Кто там?

— Из лицея, Макар Протопопов.

А вот эти слова внезапно придали сил. Я молниеносно сел на кровати, спешно срывая с себя шинель. Почему-то не хотелось, чтобы Макар видел меня в форме Конвоя. Ну, и еще мне хотелось максимально откреститься от происходящего.

— Минуту, — крикнул я, спешно переодеваясь в старый лицейский мундир. — Отведи его пока в кабинет.

Сам я довольно скоро вошел туда, на ходу поправляя взъерошенные волосы. Макар при моем появлении торопливо подскочил, будто стул под ним был как минимум электрический. И поспешно протянул руку, словно только рукопожатие не позволяло перейти ему к основному разговору.

— Ты слышал? — спросил он.

— Слышал, — коротко ответил я. — Что сам об этом думаешь?

Мне категорически не хотелось делить людей на тех, кто «за» и «против», тем самым отсекая «не оправдавших ожидания». Но не спросить я не мог.

— Я читал, что застенцы…

— Ложь, — не сдержался я. — Император со своими людьми хладнокровно убил президента и все его окружение без всякого повода. Точнее, в таких вещах всегда есть повод. Хотя уместнее назвать его мотивом. Просто им нужна война.

Эта новость заметно смутила Макара. Его выстроенная в голове картина начала рушиться, рождая душевные терзания и сомнения. В этот момент я даже почувствовал себя в определенной роли подлецом. Как же приятно жить в неведении, когда тебе говорят, кто хороший, а кто плохой. И что именно тебе надо делать, и кого ненавидеть.

— Может, у него не было выбора? — робко заметил Макар.

— Выбор есть у каждого человека. Просто многие не хотят его видеть. Скажу одно: раньше все было так себе, а теперь станет совсем плохо.

— Неужели застенцы так сильны? — со страхом спросил Протопопов.

— Боюсь, скоро мы это узнаем. Как вы?

— Директор сегодня собрал нас всех и объявил… Ну, ты понял. Лицей на время закрыт, мы все поступаем на военную службу. Даже «нулевки», представляешь?

— Вполне, — пожал плечами я. — Где, как не на войне, можно спровоцировать проявление дара. А Императору теперь нужен каждый маг.

«Даже ты, Кулик», — подсказал мне внутренний голос.

— Извольский и еще несколько старшекурсников подали в отставку, — продолжил Макар. — Точнее, попытались. Но директор заявил, что в военное время ослушание приказов Его Величества будет караться трибуналом.

Я удивленно изогнул бровь. Не от мысли про трибунал. Это как раз логично. Сейчас для удара надо собрать кулак воедино и заодно пресечь разброд и шатание. Но поступок Извольского меня даже восхитил. С другой стороны, у него дядя — министр иностранных дел. Думаю, в их семье о войне и планах Императора известно гораздо больше, чем среди остальных аристократов.

— В общем, ни у кого из нас не было выбора, — сказал Макар и торопливо исправился. — Точнее, выбор есть, но не очень богатый.

— Угу. Ну да ладно, — остановил я его. Жуть как не люблю, когда люди оправдываются. — Но ты же пришел сюда не о политических событиях говорить?

— Нет. Вот.

С ловкостью фокусника Макар достал из-за пазухи небольшую шкатулку с инкрустированным прозрачным кристаллом под крышкой. В довершение ко всему, шкатулка закрывалась на защелку. Чтобы случайно не отворилась будучи, например, в мешке.

— Сделал все, как ты просил. Проверил, полный порядок. Когда шкатулка открыта, Осадило работает как обычно.

Я взял новый артефакт в руки и попытался создать форму. Сила поднялась внутри меня возмущенной волной, но не выплеснулась.

— А когда шкатулка закрыта, то контуры замыкаются и создают структуру, которая работает с Осадилом, но исключительно внутри. Таким образом, все, что магическое находится в шкатулке, сводится на нет.

— Макар, ты гений!

— Скажешь тоже. Замкнутые контуры — это обычная артефакторика среднего порядка. Нет, конечно, там не использовали Осадило, как главный энергетический элемент, но…

— Макар, не прибедняйся. Я же сказал, ты гений!

— Ну, хорошо, — смущенно согласился Протопопов.

— Это все в корне меняет. Теперь я могу… могу…

Макар будто понял, о чем я хочу сказать. И даже кивнул.

— Твой жезл я оставил внизу. Полностью починить его не смог, но чуть-чуть подправил. Направление он будет показывать, пусть и с некоторой погрешностью.

— Ты и так сделал слишком много, — пожал я руку товарищу. — Слушай, я, наверное, пропаду на несколько дней. Если не больше. Берегите себя, что бы ни случилось. И не лезьте на рожон. Здесь не будет правых и виноватых. Геройствовать можно лишь спасая товарищей, а никак не ради мифической чести Императора.

Не уверен, что Макар меня понял. Одно дело сказать, совершенно другое — прожить. Но Протопопов хотя бы кивнул — уже что-то. На том и расстались.

Собирался я в спешке, но в то же время с удивительно ясной головой. Все же, как ни грустно это признавать, Максутов оказался совершенно прав. Только занятие, которое ты можешь сделать один во имя какой-то весомой цели, может спасти от самоедства. Самого дурного, что я мог сейчас заняться.

— Колюсик, ты куда собрался? — всплеснула руками тетя.

— Мне надо. По одному важному делу.

— Я тебя никуда не пущу!

— Пустишь. И это не обсуждается, — твердо сказал я.

Видимо, что-то в моем голосе было еще, помимо повышенного тона. Может, дар или что-то иное. Тетя Маша лишь обмякла и села на стул. Вообще, плюхнулась бы на пол, но внезапно возникший из ниоткуда Пал Палыч пододвинул кухонную мебель.

— Не переживай, я не воевать отправляюсь, скорее даже наоборот.

— Наоборот? — удивилась она. — Это как?

— К чему может прислушаться сильный человек? Только к другой силе. Той, которая равна ему, а по-хорошему даже превосходит. И у меня есть определенные мысли на этот счет.

— Колюся, я не могу тебя отпустить, — часто задышала тетя, готовясь расплакаться.

— Я понимаю, о чем ты. Но ты не сможешь оберегать меня вечно. Я вырос. Наверное, чуть раньше, чем нужно. Однако уж так сложилось. Если у меня получится, есть шанс все остановить. Если нет… То хуже уже все равно не станет. Но я хотя бы должен попытаться.

Внутри тети Маши явно боролись какие-то демоны. И не знаю, что там победило: голос разума, вера в меня или собственное бессилие. Она устало поднялась на ноги и неторопливо перекрестила меня.

— Иди с Богом.

— Пропустил момент, когда ты стала такой верующий, — попытался разрядить обстановку я.

— А я пропустила момент, когда ты стал таким умным… И взрослым. Иди уже, не рви душу.

— Хорошо. Я скоро вернусь. Обещаю. Илларион, Илларион, чтоб тебя, где ты? Пойдем, проводишь.

На улице я шел не останавливаясь, пока мой дом не скрылся из виду. И только тогда остановился. Вообще, Илька мне был нужен лишь для одного. Но не говорить же об этом при тете. Тогда точно поймет, что обещание про вернуться — не совсем правда.

— Помнишь того нотариуса, который мне завещание Ирмера озвучивал? Фамилия у него какая-то еще птичья. Курочкин, что ли?

— Куропаткин он, господин.

— Точно, Куропаткин. Не знаешь, случайно, где живет?

— Как не знать, — сразу погрустнел Илька. — Совсем, стало быть, дело швах, так, господин?

— Просто хочу подстраховаться. И не оставить вас с голой задницей. Времена нынче неспокойные.

— А когда они спокойные были? — пожал плечами Илларион. — Сначала прадед Императора, уж, прощенья прошу, по прозвищу Плешивый, вино пить запретил любого толка. Как же, стало быть, «сухой закон», вот. Через то и губернии даже бастовать стали, отделяться захотели. После, вроде, дед Императора пришел. Тот, конечно, эту глупость отменил. Да и то лишь потому, что сам пригубить любил страсть как. Сколько раз навеселе его видели, даже стыдно. После Николай ему на смену пришел. Только тут вздохнули, умный, справедливый, сам из кавалеристов, за народ простой радел, опять же. Батюшкой его прозвали. Да и он под конец жизни и тот с головой дружить перестал. И стал Батюшка Кровавым. Думали, может, сейчас времена хорошие будут. Да, оказалось, что были они уже. Только мы их за плохие принимали.

— Грустно, — заметил я. — Но жизненно. И что-то напоминает. Ладно, лови экипаж, адрес назови, а потом в кабак сходи. Только долго не задерживайся. Тете скажешь, что до кьярда проводил, и я улетел.

— А на самом деле, господин?

— На самом деле так и будет. Это единственный способ выбраться отсюда.

Илька выполнил все в лучшем виде. Через три минуты возле меня уже стояла легкая повозка с вполне приличным извозчиком.

— Помогай Вам Бог, господин, — сказал Илларион.

— Да что вы, сговорились все, что ли. Все нормально будет.

Илька пробормотал нечто невразумительное, а уже громче добавил.

— Хороший Вы человек. Даже лучше покойного господина. Только сердце у Вас мягкое, жалостливое. С таким долго не живут.

— А я все-таки попробую.

— Дай-то Бог. Молиться об Вас буду, господин.

— Адрес запомнил? — спросил я извозчика. Тот кивнул. — Тогда трогай. Илларион, — обернулся я в последний момент. — Тетю береги!

Слуга закивал и даже побежал за повозкой, осеняя меня крестным знамением. Я отвернулся, глядя вперед. И не только потому, что не любил долгие проводы — это само собой. У меня сложилось ощущение, что мы прощаемся навсегда.