Зависимые

Глава 13

На набережной в такт волнам покачивались пьяные. Бездыханная рыба проплыла мимо хвостом вверх. Поразительно, но глаза у нее были открыты. Описать цвет воды казалось невозможным: секунду назад напоминал вымытый шампунем асфальт, но вот уже похож на вздувшиеся вены наркомана.

Нева заигрывала, покачиваясь в собственном ритме, напевала едва слышную мелодию, обещала заботу и объятия. Кирилл стоял у кромки воды и понимал, что без сигареты решения не принять: слишком сильным был соблазн покончить со всем раз и навсегда. Ноги стучали одна о другую, намекая, что можно бы вернуться в номер и надеть носки, ступни прилипли к холодной подошве черных кед. Нестерпимо хотелось с кем-то поговорить, но мимо только изредка проезжали машины, а пешеходов он не встречал.

У пришвартованного корабля, на котором горел свет, сидели двое мужчин и пили одну на двоих бутылку пива. Как же хотелось к ним!

Кирилл даже начал спускаться по ступенькам, но поскользнулся уже на второй — они были влажные от воды и скользкие по своей природе. Нужно согреться, но в отель не хотелось.

В номере всегда повторялся один и тот же сценарий. Сигарета на балконе с видом на Мойку, виски из холодильника, колбаса из «Перекрестка» и концерты «Mad Season» на «YouTube». Кроме бармена и девушек на ресепшене отеля, Кирилл ни с кем не разговаривал. Но сейчас хотелось услышать собственный голос. Последний раз он слышал себя вчера, но тогда он был пьяным. А сейчас нет.

Кирилл посмотрел по сторонам и, убедившись, что поблизости никого нет, сказал сначала тихо: «Привет». Потом, прокашлявшись и сморкнувшись прямо на асфальт, повторял это слово, пока не узнал собственный голос.

Тогда Кирилл свернул на совсем пустую улицу и уже полноценно заговорил сам с собой. Рассказал о том, как приятно гулять одному по влажному городу, правда, холодно. Вот бы горячего чаю. Рассказал, что ему нравится идти, просто идти прямо. Не читать названия улиц, не заглядывать в карты. Садиться в автобус и ехать до конечной. Переходить на соседнюю улицу через заблеванные дворы домов без окон.

Вдоволь наговорившись, Кирилл свернул в сторону отеля и побежал, снова по мосту и тихому проспекту.

Через пятнадцать минут он лежал под одеялом и не чувствовал ног. Большой палец, бледный, будто перебинтованный, увеличился в полтора раза. Зуд не давал уснуть. Наутро, когда палец покраснел и перестал беспокоить, Кирилл получил сообщение от Сережи — приедет завтра в одиннадцать.

Дружба прошла очередную проверку на прочность. Ночные разговоры по телефону: один в опустевшем баре, другой на кухне квартиры. Оба курили и делали длинные паузы.

Кирилл позвонил администратору и забронировал для Сережи номер. Ни головной боли, ни слабости, ни срочных позывов к дефекации.

На вокзал Кирилл приехал трезвым. Прихрамывая, встретил друга. Они два раза покурили в толпе и сели в такси.

— У отца еще не был? — спросил Сережа.

— Нет, — сказал Кирилл. — Заедем в отель, а потом к нему.

Сережа рассказывал о работе, показывал фотографии объектов, а Кирилл только кивал. Вдоль Невского проспекта бежали спортсмены в черных трико. В его отсутствие горничная навела в номере порядок и положила блистер с аспирином на тумбочку.

Кирилл взял в руки книгу, которую купил на вокзале, пока ждал поезд, и открыл на двадцатой странице.

Через час, когда Сережа принял душ и переоделся, они встретились в лобби. До кладбища решили пойти пешком. Заросшие травой надгробия с покосившимися крестами, заржавевшие заборы. Мысли о смерти выползали наружу, и Кирилл пожалел, что пришел сюда трезвым. Руки тряслись, он убрал их в карманы.

Два подростка у могилы Густава Фаберже шутили про яйца: «Вот здесь хранятся яйца Фаберже».

Высокие деревья закрывали солнце. Удивительно тихо.

Сережа остановился, взял Кирилла за локоть. Прямо перед ним оказалось мраморное надгробие с фотографией его отца. Утоптанный клочок земли, свежие гвоздики, надкусанная вафля. Кирилл поднял ее и посмотрел на фотографию.

Отца не стало три года назад. О факте смерти Кирилл узнал от мамы, тогда они разговаривали по телефону в последний раз, но долго не мог решиться приехать на кладбище.

У соседней могилы лежал еще свежий кусок хлеба и стояла полупустая бутылка водки. Пластиковые цветы как символ бессмысленности жизни. «Любим и помним. Господи, упокой душу. Из жизни ты ушел мгновенно, а боль осталась навсегда». На заднем фоне мраморных надгробий слишком жизнерадостно разросся папоротник.

Кирилл закурил и натянул на голову шапку. Уже стемнело, когда они вышли на дорогу и так же пешком пошли в сторону отеля.

— Как Вероника? — спросил Кирилл, проходя по мосту через речку.

— Была у нас недавно, — ответил Сережа. — Спрашивала про тебя.

— Я позвоню ей, как только закончу тут одно дело.

— Бросишь пить?

— Да, — серьезно ответил Кирилл и остановился, чувствуя слабость. — Не хочу как отец. И как мама тоже. Это все трусость, страх перед ответственностью. Я ведь всю жизнь решался на то, чтобы встретиться с ним. По-мужски поговорить. Но все ждал, тянул время. И хуево не от того, что он умер, а от того, что я так и не решился.

Сережа кивнул и достал сигареты. Ему недоставало умения выражать мысли словами, и он просто похлопал друга по плечу. Этого было достаточно.

— Давай купим пончиков? — спросил Кирилл и свернул налево. — А потом я расскажу тебе про клинику, куда ты отвезешь меня завтра утром.

Восемь пончиков и горячий чай со сгущенкой. Они долго сидели на лавочке с надписью «Осторожно, окрашено» и смеялись, вспоминая детство в Тюмени. Маленькие квартиры, журчащие унитазы, исписанные стены подъездов, ржавые турники, бабушек у подъезда, мятные ранетки, волчью ягоду и гаражи, с крыш которых они прыгали в сугробы.

В номере Кирилл позвонил Наталье. Вопрос о том, чтобы вернуть его права, она уладила. Не говоря уже о деньгах, которые Наталья заплатила за его пьяную дурость, она стала тем человеком, который не бросил Кирилла и не отказался от него.

Выслушав благодарности, она положила трубку и улыбнулась. Значит, план сработал. Она заплатит и за его лечение, а дети подарят ей внуков.

Наталья надела очки, открыла банковское приложение на телефоне и проверила счет. Нужно отправить Кириллу четыреста тысяч.

Щурясь в экран, она не могла понять, почему операцию отклоняют. Оказалось — недостаточно средств. Игорь вчера несколько раз сказал, что глупо тратить свои сбережения на Кирилла. Но она даже представить не могла, что муж способен заморозить ее банковский счет.

На экране высветилось сообщение от подруги, а из-за стены раздался грохот. Новые соседи, молодая бездетная пара, вторую неделю устраивали вакханалии. И без того невыносимая головная боль ударила в виски. Накинув сверху ночной рубашки халат, Наталья вышла в подъезд.

Выплеснуть злость на соседей было не такой уж плохой идеей. Не дожидаясь, пока откроют дверь, Наталья вошла в квартиру. Музыка заглушила «Простите, я ваша соседка». Приходилось идти на звук вдоль прокуренного коридора. Навстречу выбежала маленькая белая собачка с нелепым хвостиком на макушке. Она звонко затявкала и потерлась о Натальину ногу.

— Господи, какая прелесть! Надо завести собачку, — сказала Наталья, когда навстречу ей вышел высокий мужчина с банкой пива в руке.

— Простите, а вы к кому? — поинтересовался он.

Наталья улыбнулась, придерживая полы халата.

— Наталья Олеговна, из пятьдесят второй квартиры. Зашла попросить вас сделать музыку тише. Ведь никому не хочется скандалов в присутствии консьержа и охраны.

Мужчина кивнул и сказал:

— Понял вас, Наталья Олеговна, — он посмотрел на часы и присвистнул. — Как поздно! Я думал, восемь, ну девять! Может, хотите чего-нибудь выпить в знак перемирия?

Мужчина, который представился Антоном, налил ей бокал игристого и куда-то пропал. Странно, но на женщину в бигуди и халате никто не обращал внимания. Она сделала глоток шампанского, поморщилась, и, убедившись, что музыка смолкла, вернулась к себе.

Телефон в кармане зазвонил во второй раз. Наталья ответила Галине.

— Наташка, ты дома? — запыхавшись, спросила подруга.

— Да, Галочка, а что стряслось? — с дрожью в голосе спросила Наталья.

Веселящаяся толпа смеялась на том конце трубки. Голос подруги прерывался.

— Наташ, я даже не знаю, как тебе сказать. Мы с компанией приехали в наш ресторан, где мы праздновали мой день рождения, помнишь? И вот мы сидим, выпиваем и я вижу, как мимо проходит Игорек с какой-то девицей. Высокая такая, брюнетка. Значит, прошел он мимо, а я стала высматривать, чего да как. Усадил он ее и в меню уставился. А потом, прости господи, положил на стол коробочку, такую бархатную. Наташ, ты меня слушаешь?

Наталья попыталась представить картину, которую описала подруга. Наверняка Галя, которая не умеет держать язык за зубами, уже всем разболтала.

В квартире стало душно, она открыла окно, сделала глубокий вдох и ответила:

— Дорогая, я тебя очень прошу: никому больше про это не говори. Слышишь меня? Никому. Галя, пообещай мне.

— Ну что за глупости, конечно-конечно, обещаю. Может, нам вообще в другой ресторан уйти? Я уже говорила мужу, что будет лучше хотя бы пересесть на второй этаж.

— Он тоже видел Игоря? — спросила Наталья шепотом.

— Наташ, да все видели! Я тебе фотографию сделала, когда ходила в дамскую комнату.

— Не надо фотографий. Дорогая, это какая-то ошибка, — Наталья попыталась изобразить смех. — Иди к друзьям, развлекайся и не вздумай никому говорить. Я сама поговорю с Игорем, скорее всего, это просто его клиентка.

Наталья отключила вызов, стукнула кулаком по столу и налила себе коньяку. Голова раскалывалась. Значит, все знают. Подумать только, какой дурой она себя выставила!

Отключив телефон, она пошла в спальню и стала ходить вдоль окна.

Впервые Наталья увидела мужа с другой полтора года назад. Они целовались в его машине, припаркованной у спортзала, куда Наталья хотела пойти. Когда она позвонила Игорю, тот сказал, что через пять минут начнет отопластику и перезвонит. Голос у него был такой же, как и всегда. Как будто ничего не произошло. Как будто у него нет любовницы. После того случая Наталья видела Тамару еще три раза. Конечно, она следила за мужем, но другого выбора он ей не оставил.

В первую очередь — нагуглила все компании, которыми владела Тамара. Нашла адрес офиса и номер машины. Выстроила цепочку, по которой могли развиваться их отношения с Игорем.

Полтора года Наталья играла в игру «Она знает, что он не знает, что она знает». Слушая рассказы мужа о срочных вызовах в клинику, заглядывая ему за плечо, когда он с кем-то переписывался, она с ужасом понимала — все летит к чертям! Наверное, она сможет взять на себя удар, притвориться, что ничего не знает, только бы Вероника не стала свидетельницей семейного краха. И чтобы люди не судачили.

Вранье Игоря оказывалось предсказуемым, а вот ее фантазия работала на пределе. Она представляла, как будет медленно стареть одна в огромной квартире, как растолстеют бедра и обвиснет кожа под коленями, как она перестанет видеть без очков и засыпать без коньяка, как разучится варить кофе и будет пить растворимый, смотря в окно на медленно проплывающие мимо предвестники старости. Развод представлялся монстром, который раздавит ее одним пальцем. Поэтому никаких попыток поговорить с мужем она не предпринимала.

Когда-то давно, сейчас казалось, что в прошлой жизни, у Натальи была подруга. Она рано вышла замуж, родила двоих детей, и, когда мужа уволили с работы, вышла работать сама. Детей оставляла то с бабушками, то с мужем, пока тот не начал пить. Инженер с хорошим образованием никак не мог найти работу, а может, и не искал. Когда дети пошли в школу, их отец уже был алкоголиком, и жизнь семьи подчинилась известному сценарию: запой, во время которого отец пил каждый день и дома его почти не видели, потом перерыв и обещания бросить — и снова запой.

Наталья с ужасом наблюдала за тем, как терпеливо ее подруга ждет, что когда-нибудь обещания мужа исполнятся. И она правда ждала и даже верила, что сможет помочь мужу пройти этот сложный этап, что он бросит пить и снова станет тем прежним Пашей, фотография которого висела на стене почета института. Когда Паша умер от сердечного приступа в квартире соседа-алкоголика, его жена позвонила Наталье и сказала: «Вот теперь мне больше нечего ждать, все кончилось».

Но для Натальи ничего не кончилось. Звонок Галины, который вызвал шок, после двух рюмок коньяку стал обретать очертания спасательного круга.

Прождав три часа, за которые Игорь должен закончить ужин со своей любовницей, Наталья набрала его номер.

— Здравствуй, Наташа, — тихо ответил муж.

— Наверное, ты на сложной операции, но я не буду тебя задерживать. Игорь, я подаю на развод. Завтра утром встречаемся у нашего адвоката.

— Это розыгрыш? — спросил Игорь.

— До свидания.

Игорь положил трубку и вышел на балкон. После первого совместного выхода в свет они с Тамарой поехали к ней. Волны усталости накатили на мозг — сегодня он немного выпил.

Закрыв глаза, Игорь почувствовал, как теряет опору. Он схватился за правый бок и со стоном упал. «Скорая» приехала через пятнадцать минут и зафиксировала инсульт.

В приемной больницы не было никого, кроме дежурной медсестры и охранника.

Тамара ходила вдоль вытянутого коридора. Воспоминания о случившемся мутным пятном растекались по мозгу. Сидя в машине «Скорой», на миг она представила, что Игорь умрет. Именно в этот миг она поняла, как сильно его любит.

Час назад Тамара дозвонилась до Вероники. Та взяла трубку только после того, как получила сообщение о приступе отца.

Когда Вероника зашла в клинику, Тамара попыталась обнять ее, но не услышала даже «Привет». Они молча поднялись на второй этаж, уткнувшись каждая в свой телефон.

Поговорив с Тамарой по телефону, Вероника ничего не сообразила. Может быть, подруга была клиенткой отца? Но чем ближе она подъезжала к больнице, тем судорожнее вспоминала: любовником Тамары был известный хирург, женатый и взрослый. Сколько таких в Москве? Сто, двести, триста? Отец говорил, что он такой один.

Сейчас он лежал на высокой кровати: глаза прикрыты, уголки губ опустились вниз. Несмотря на старания казаться бодрым, он тяжело дышал и постанывал.

В палату вошел врач с бланками в руках. Обратившись к Веронике, он сообщил, что Игорю повезло. Транзиторная ишемическая атака, простыми словами — микроинсульт. Полное исчезновением симптоматики случится в течение 3–4 недель. Но стоит учитывать возраст больного и факт перенесенного им хирургического вмешательства.

Когда врач произнес слово «пожилой», Игорь посмотрел на Тамару, но, похоже, она не расслышала.

Вероника поправила одеяло на кровати отца и с тоской посмотрела на него. Слова не находились, крутились на языке и застревали в горле.

Тамара осталась у Игоря. Через маленькое окно Вероника смотрела, как та наклоняется к отцу, целует его в лоб, приглаживает волосы. Мимо прошла пожилая женщина в цветастом халате, улыбнулась, обнимая себя за живот.

Больничный запах и шум проезжающих тележек с тарелками отрезвляли. Из соседней палаты раздался стон. Нужно позвонить маме, которая наверняка ничего не знает.

Вероника спустилась на улицу и присела на скамейку. Как же сложно справиться с чертовой зажигалкой, когда трясутся руки. Отец ничего не объяснил, приходилось додумывать самой, но сюжет распадался, история не складывалась. Как будто она стояла у доски в школе и пересказывала учителю фабулу книги, которую не читала.

Вспомнился последний ужин с родителями: равнодушие отца и мамины причитания. Она почувствовала себя виноватой, не нужно было тогда убегать.

Через пару минут Тамара молча присела рядом и помогла прикурить.

— Я так за него испугалась, — сказала она тихо.

— От твоего голоса меня тошнит, — ответила Вероника и встала. — Ты притворялась моей подружкой, чтобы заполучить поддержку. Чтобы я помогла тебе увести папу из семьи. Поэтому ты кивала, когда я жаловалась на маму. Ты показала мне лучшую версию себя, а я купилась. Дура, вот я дура. Постоянно наступаю на одни и те же грабли, в одних людях вижу только хорошее, в других — только плохое.

Подул ветер, и сигарета потухла. Вероника никак не могла осознать, что перед ней сидит любовница отца. В белом пальто и медицинской маске, спущенной на подбородок. Она отвернулась и стала смотреть, как из машины «Скорой помощи» выносят молодую девушку с капельницей в руке.

— Жаль, что все так вышло, — произнесла Тамара. — Жаль, что тебе приходится страдать, но давай хотя бы здесь не будем выяснять отношения. Главное, чтобы Игорь поправился, тогда мы вместе все обсудим. Я уверена, что три взрослых человека смогут понять друг друга. Но хочу, чтобы ты знала — я ничего от тебя не скрывала и сама сейчас сгораю от стыда.

Вероника посмотрела на Тамару и увидела ту же женщину, с которой ужинала и смеялась, пила вино и ходила в театр. Тогда она восхищалась романом подруги с женатым мужчиной и наслаждалась обрывками историй, которые ей доводилось слышать. В голову полезли мерзкие картинки отцовских измен.

Она бросила сигарету в урну и вызвала такси.

В машине Вероника позвонила Кириллу. Не было ни одного человека, способного поддержать ее. Только он; и он ответил.

Вероника рассказала про инсульт отца и про его любовницу, про переживания за маму и стресс на работе. Кирилл выслушивал молча, только изредка произнося «Бедная Вероничка».

Когда она спросила, почему он говорит так тихо, Кирилл ответил, что находится в реабилитационном центре, где пользоваться телефоном запрещено. А за этот разговор он будет расплачиваться мытьем полов всю ближайшую неделю.

Утром на работе Вероника поняла, как устала каждый день выслушивать претензии нового директора и оправдываться за получасовые опоздания. Список задач стал напоминать список пыток. Бродить по винтажным магазинам и выбирать декор для съемок — да, но собирать чеки и копии чеков, чтобы потом сверять их с бухгалтером и отчитываться за каждые двести рублей — нет.

На прошлой неделе ей звонил знакомый сценарист с престижного канала и предлагал прийти на собеседование. Крутой режиссер ищет художника по костюмам. Перспектива идти на собеседования, где ее могут не выбрать, пугала. Но еще сильнее пугал предстоящий разговор с мамой.

Весь ужас случившегося представился ей, когда она столкнулась с мамой на парковке. Наталья только вернулась с дачи и несла в руках охапку ромашек. Желтые кроксы на ногах, под ними синие носки. Спортивный костюм и кепка.

Пока Наталья мылась в душе, Вероника поставила чайник и достала из серванта две чайные пары. Открыла шкаф, где лежали сладости, — пустой. Исчезли все бутылки из бара и книги из стеллажа.

С чашкой чая в руках Вероника ходила по комнатам и не могла понять, почему они стали такими одинокими. Пол в кабинете отца был заставлен коробками, заклеенными скотчем. На диване лежала кучка бумаг и очки.

— Как я рада, что ты приехала, — сказала Наталья, отжимая полотенцем волосы. — Я ведь прихватила с дачи цветов и для тебя. Ты бы съездила туда со мной на выходные, какая же там красота!

— Мам, а где у тебя все конфеты?

— Нет больше конфет, — засмеялась Наталья, — худеть надо. Утром встала на весы, это ведь ужас! Шестьдесят семь килограмм! Я столько не весила, даже когда была беременна.

— Ну брось, ты к себе придираешься. Мам, у меня завтра ранняя съемка. Я хотела с тобой поговорить: у папы случился микроинсульт, он сейчас в больнице, — сказала Вероника и замолчала, чувствуя, как подкашиваются колени и темнеет в глазах.

Наталья отвернулась. Реальность искажалась, руки предательски тряслись. Она не была готова встретиться с дочерью, не понимала, что именно ей известно, и не знала, как себя вести. Вполне вероятно, Игорь притворился больным.

— А вот это уже не моя проблема, — сказала Наталья, стараясь придать голосу равнодушный тон. — Пусть его новая пассия с этим разбирается. Хотя жаль, придется переносить встречу с адвокатом. Он тебе не сказал? Я подала на развод.

Вероника потерла глаза. Зашумело в ушах. Слишком громко. Слишком близко.

Наталья потянулась рукой к лицу дочери и стерла кончиком ногтя помаду, растекшуюся по контуру.

Вероника оттолкнула ее руку и вскочила. До окна всего два метра — спрыгнуть и не слышать про развод.

— Ты знаешь? — прошептала Вероника.

— Ты у меня такая красавица, — сказала Наталья. — Такая молодая, умная, красивая! Когда-то и я была такой. А сейчас я старая и твоему папе больше не интересна. Вчера я узнала, что у него есть любовница. Галя видела их вместе в ресторане. Говорит, они целовались у всех на глазах и держались за руки. Господи, как же стыдно! Я хочу, чтобы ты знала: как только я это услышала, я сразу позвонила ему и сказала, что требую развода.

— Но ведь ты говорила, что главное в жизни женщины — это семья? Может, тебе стоило дать ему шанс все исправить, мама? Разве одна измена может разрушить семью? — спросила Вероника, растирая по лицу слезы.

— Я никогда не прощу измены, — произнесла Наталья.

Вероника заткнула уши и побрела в кабинет отца. В отсутствие Кирилла она дочитала «Анну Каренину» и запомнила, что все счастливые семьи счастливы одинаково, а каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.

Миллион «если бы» давил на виски, и чем сильнее она прижимала к голове подушку, тем громче звучали вопросы.

Из кухни доносился голос мамы, она весело говорила по телефону про покупку собаки. Вероника вспомнила, как в детстве на голову ей упал шкаф с посудой. Он висел прямо над кухонным стулом. На папин сорокалетний юбилей на кухне собрались гости и кто-то толкнул шкаф. Он упал. Вероника тоже упала. Врач «Скорой помощи» сказала, что все в порядке и в больницу ехать не надо. Но мама настояла. И они поехали, вдвоем.

Вероника четко вспоминала машину «Скорой помощи» и запах бинтов. Только вот кому этот шкаф упал на голову, ей или маме, вспомнить никак не могла.

Наталья стояла на кухне и пересчитывала таблетки снотворного, которые остались у нее после последнего визита к психиатру. Восемь, девять, десять, одиннадцать. Блестящие желтые таблеточки обещали утешение и сладкий сон.

Вероника молча села за стол и стала рассматривать мать. Фиолетового оттенка вены на гладких ногах. Опущенные плечи, на которые волнами падали пепельные волосы. Смешная в этом розовом халате, как сахарная вата.

— Салатик? — спросила Наталья и поставила на стол тарелку. — Может, останешься сегодня дома?

— Мам, что теперь будет? — спросила Вероника.

— Что будет? Ты еще слишком молодая, чтобы понять, что такое брак. Всю жизнь я старалась быть хорошей матерью. Как же сильно я хотела родить еще. Помнишь, я не пришла на твое выступление, когда ты закончила балетную школу? Тем вечером у меня случился третий выкидыш. Последний. Тогда я поняла, что больше не смогу, что других детей у меня уже никогда не будет, что ты моя единственная. Ты мое всё, слышишь? Поэтому для тебя все останется как прежде.

Каждое слово матери стучало по вискам Вероники, как удары баскетбольного мяча. Что она знала об отношениях родителей, кроме того, что видела через замочную скважину своей детской? Теперь ей казалось, что под этим розовым халатом прячется маленькая беззащитная девочка Наташа. Которой так же страшно, которая молча плачет, которая за складками жира на животе прячет боль о нерожденных детях.

Вероника подошла к матери, вдохнула запах ее седых волос и спросила:

— Мам, можно я сегодня посплю с тобой?

Утром Вероника ехала от мамы на работу, когда пришло сообщение от Тамары. С отцом все хорошо. Только это был уже другой отец. Не тот, который забирал Веронику из школы на блестящем «Мерседесе». И не тот, что носил им с мамой одинаковые букеты цветов после работы. Незнакомый мужчина, запутавшийся в собственной лжи.

После восьми часов на площадке Вероника, покачиваясь от голода и слабости, зашла в кабинет своей руководительницы, которая два месяца назад удочерила девочку. На столе стояло фото малышки в белом кружевном платье. Вероника покрутила фотографию в руках и сказала, что хочет уволиться.