Солнце стояло уже высоко над горизонтом, когда протяжное эхо в последний раз отразилось от вершины горы Хиндарфьялль. И снова наступила тишина, только плеск волн, бьющихся о прибрежные камни, нарушал ее. Зигфрид открыл глаза. Ему показалось, будто кто-то позвал его. Окликнул несколько раз по имени.
— Кто здесь? — прошептал Зигфрид.
— Это я! — снова раздался знакомый голос. Но уже совсем близко.
Перед ним стоял, низко склонившись к его ногам, карлик-колдун Регин.
Зигфрид никак не мог отличить сна от яви, и поэтому переспросил снова.
— Кто здесь?
Регин подошел ближе и прошептал Зигфриду прямо в лицо:
— Пора…
Зигфрид встал, взглянул на яркое солнце и прищурился.
— Пора? — переспросил он. — Убивать дракона?
Потом помолчав, все же решил дотронуться до Регина, чтобы наверняка убедиться, не сон ли это.
Регин засмеялся. Протянул Зигфриду руку и сказал:
— Не удивляйся. Я слежу за тобой очень давно. С самого начала твоего пути. Ведь ты несешь меч, выкованный на моей наковальне, на той же наковальне я когда-то выковал меч доблестному рыцарю Сигмунду, которым он положил одного из братьев дракона. Этот славный рыцарь был твой названый отец, Зигфрид. Не удивляйся. Я родился очень давно, много веков назад. Не удивляйся. Гномы живут долго, и я уже не могу сосчитать, сколько поколений людей прошло с тех пор перед моими глазами. Мой отец, богатый крестьянин Грейдмар, имел трех сыновей. Я был вторым, Фафнир — старшим, а Отр — младшим. Мои братья были намного выше и красивее меня, а кроме того, они, как и отец, умели колдовать и превращаться в различных зверей и птиц, но мы жили дружно и счастливо, ни в чем не нуждались и не мечтали о лучшем. Возле нашего дома текла большая река, и, в то время, как мы с Фафниром ходили на охоту или работали в поле, Отр, превратившись в огромную выдру, — с тех пор в наших краях выдру называют не иначе как Отр, — ловили в ней рыбу. Это его и погубило.
Прежде, чем рассказывать дальше, — продолжал гном, — я хотел бы напомнить тебе, милый Зигфрид, о том как велики были боги Асы! — и он указал своим крошечным пальцем в небо. — Я рассказывал тебе в детстве, не знаю, запомнил ли ты, что однажды в далекие времена, когда не было ничего: ни земли, ни неба, ни песка, ни холодных волн, была лишь одна черная бездна. Гиннунгагап. Так звали ночь.
«Когда-то я слышал об этом от птиц», — подумал Зигфрид. Регин продолжал:
— К северу от нее лежало царство туманов Нифльхейм, а к югу — царство огня Муспельхейм. Тихо, светло и жарко были в Муспельхейме, так жарко, что никто, кроме детей этой страны, огненных великанов, не мог там жить, в Нифльхейме же, напротив, господствовали вечный холод и мрак. Но вот в царстве туманов забил родник Гергельмир. Двенадцать мощных потоков взяли из него свое начало и стремительно потекли к югу, низвергаясь в бездну Гиннунгагап. Жесткий мороз царства туманов превращал воду этих потоков в лед, но источник Гергельмир бил не переставая, ледяные глыбы росли и все ближе и ближе подвигались к Муспельхейму. Наконец лед подошел так близко к царству огня, что стал таять. Искры, вылетавшие из Муспельхейма, смешались с растаявшим льдом и вдохнули в него жизнь. И тогда над бескрайними ледяными просторами из бездны Гиннунгагап вдруг поднялась исполинская фигура. Это был великан Имир, первое живое существо в мире.
В тот же день под левой рукой Имира появились мальчик и девочка, а от его ног родился шестиголовый великан Трудгельмир. Так было положено начало роду великанов — Гримтурсенов, жестоких и коварных, как лед и пламя, их создавшие. В одно время с великанами из таявшего льда возникла гигантская корова Аудумбла. Четыре молочные реки потекли из сосков ее вымени, давая пищу Имиру и его детям. Земных пастбищ еще не было, и Аудумбла паслась на льду, облизывая самые большие ледяные глыбы. К концу первого дня на вершине одной из этих глыб появились волосы, а на другой день — целая голова, к исходу же третьего дня из глыбы вышел могучий гигант Бури. Его сын Бер взял себе в жены великаншу Беслу, и она родила ему трех сыновей богов: Одина, Вили и Be.
Со временем богов стало больше: у старшего из братьев, Одина, родилось много детей, они построили для себя высоко над землей страну и назвали ее Асгардом, а себя Асами.
Асы были первыми крылатыми богами, предшественниками королей-птиц.
Высоко-высоко над облаками, так высоко, что ни один даже самый зоркий человеческий глаз не может и увидеть, лежит прекрасная страна богов птичьего племени — Асгард. Тонкий, но прочный мост Бифрест — люди называют его радугой — соединяет Асгард с землей, но плохо придется тому, кто осмелится по нему подняться. Красная полоса, которая тянется вдоль Бифреста, — это вечное, никогда не потухающее пламя. Безвредное для богов, оно сожжет любого смертного, который осмелится к нему прикоснуться.
Посреди Асгарда подымается вершина исполинского ясеня Игдразиля. Ветви Игдразиля раскинулись над всем миром, а корни лежат в трех странах — Нифльхейме, Иотунхейме и Миграде. Из-под этих корней бьют чудесные источники. Первый, Герильмир, находится в Нифльхейме, второй течет в Иотунхейме. Это источник мудрости. Грозный великан Мимир, самый могучий из всех великанов, зорко стережет его воды, и никому не дает из него напиться. Вот почему источник мудрости называют также источником Мимира.
Третий источник, Урд, бьет в Митгарде. Он так прозрачен и чист, что каждый, кто искупается в нем, становится белым как снег. По вечерам над Урдом густым туманом подымается медовая роса. Она окропляет все цветы на земле, а потом ее собирают пчелы и делают из нее мед.
У источника Урд послелились вещие морны. Здесь стоит их роскошный дворец, в котором они определяют судьбы людей с первого дня их жизни и до самой смерти.
Вершина ясеня Игдразиля называется Лерад. На ней сидит исполинский орел, а по ее ветвям прыгает взад и вперед проказница белка Ротатеск. Около Лерада, на высочайшем месте Асгарда, стоит трон владыки мира и старейшего из богов — Одина. С этого трона он видит все, что делается и в Асгарде, и в Митгарде, и даже в далеком Иотунхейме.
Кроме Одина, в Асгарде живут еще двенадцать богов — Асов. Первым из них по праву считается старший сын Одина, бог грома Тор, могучий рыжебородый богатырь. Он не так мудр, как его отец, но зато во всем мире нет никого равного ему по силе, как нет на земле человека, который бы смог перечислить все его подвиги. Тор — сын богини земли Иорд. Он покровительствует крестьянам-хлебопашцам и зорко охраняет их дома и поля от нападений злобных великанов Гримтурсенов. Недаром люди говорят, что, если бы не было Тора, великаны уничтожили бы весь мир. Бог грома велик и тяжел, и его не может выдержать ни одна лошадь, а поэтому он или ходит пешком, или ездит по небу в своей окованной железом колеснице, запряженной двумя козлами: Тангиостом и Тангризниром. Они быстрее ветра, быстрее даже восьминогого жеребца Одина мчат своего хозяина через моря, леса и горы.
У Тора есть волшебный пояс, который в два раза увеличивает его силу, на руках у него толстые железные рукавицы, а вместо копья, меча или лука он носит самые толстые и крепкие скалы.
Тор редко бывает в Асгарде: он дни и ночи сражается на востоке с великанами. Но, когда Асам угрожает опасность, им стоит только произнести вслух его имя, и бог грома сейчас же является на помощь.
Младшего брата Тора, сына Одина и богини Фригг, зовут Бальдр. Он так красив и чист душой, что от него исходит сияние. Бальдр — бог весны и самый добрый среди Асов. С его приходом на земле пробуждается жизнь и все становится светлее и краше.
Бог войны Тир, сын владыки мира и сестры морского великана Гимира, — третий из Асов после Одина и храбрейший среди них. У него одна левая рука, так как правую он потерял, спасая богов от одного страшного чудовища, но это не мешает Тиру быть искусным воином и принимать участие в сражениях.
Хеймдалль — его называют также Мудрым Асом — верный страж радужного моста. Он видит и днем, и ночью на расстоянии ста миль и слышит, как растет трава в поле и шерсть на овцах. Мудрый Ас спит меньше, чем птицы, и сон его так же чуток, как у них. Его зубы из чистого золота, а у его пояса висит золотой рог, звуки которого слышны во всех странах мира.
Браги — бог поэтов и скальдов. Никто не умеет так хорошо слагать стихи и песни, как он, и всякий, кто хочет стать поэтом; должен просить его покровительства.
Год, или слепой Ас, так же как Тир, Хеймдалль и Браги, — сын Одина. Он обладает огромной силой, но никогда не покидает Асгард и редко выходит из своего дворца.
Бога Видара зовут Молчаливым Асом, так как он не любит говорить, несмотря на то, что он очень мудр и храбр. Молчаливый Ас — сын Одина и великанши Грид — почти так же могуч, как и бог грома Тор.
Вали лучше всех владеет оружием и в сражениях не уступает самому Тиру, но он плохой советчик и не очень мудр.
Пасынок Тора, Улль, — замечательный стрелок из лука. Все его стрелы попадают в цель, как бы далека и мала она ни была. Улль также быстрее всех бегает на лыжах. От него этому искусству научились и люди.
Бог Ниорд — не Ас. Он происходит из рода духов Ванов, но не из птиц. Он покровительствует мореплаванию, и ему подвластны ветры и море. Ниорд богаче всех Асов и, как все Ваны, очень добр.
Его сын Фрейр, бог лета, мало уступает в красоте самому Бальдру и так же добр, как и его отец Ниорд. Фрейр посылает людям богатые урожаи. Он не любит войн и ссор и покровительствует миру на земле как между отдельными людьми, так и между целыми народами.
Последний из богов, бог огня Локи, не Ас и не Ван. Он происходит из рода великанов, но Асы уже давно разрешили ему жить с ними в Асгарде, за его необыкновенный ум и хитрость.
Над живущими в Асгарде богинями по праву царствует жена Одина, богиня Фригг. Она столь же мудра, как и владыка мира, но никогда не говорит о том, что знает. Подобно своему мужу, Фригг часто спускается на землю и, переодетая, бродит среди людей, внимая их горестям и заботам.
Дочь Ниорда и сестра Фрейра, богиня любви Фрейя — ее называют также Ванадис, потому, что она из рода Ванов, — первая в Асгарде после Фригг. Все богини птичьего племени равны, но есть среди них самая старшая, та, что вскормила тебя в детстве, Зигфрид. Это богиня Бхуми.
Равных ей по красоте не было и нет во всем мире ни среди богов, ни среди птиц, ни среди людей, а ее сердце так мягко и нежно, что сочувствует страданию каждого.
У нее есть волшебное соколиное оперение, надев которое она часто летает над облаками, и чудесное золотое ожерелье Бризингамен, а когда она плачет, из ее глаз капают золотые слезы.
Жена Браги, нежная и кроткая Идун, — богиня вечной юности. Она скромна и тиха, но без нее Асов уже давно не было бы в живых. У Идун есть корзина с яблоками вечной молодости, которыми она угощает богов. Эта корзина волшебная, она никогда не пустеет, так как взамен каждого вынутого яблока в ней сейчас же появляется новое.
Богиня Эйр — покровительница врачей. Она излечивает все болезни и раны.
Мать Тора, Иорд, — богиня земли, а его жена, Сиф, — богиня плодородия. Красота волос Сиф несравненна!
Богиня Лефн освящает браки между людьми; богиня Син охраняет их дома от воров, а Сиофн старается, чтобы они жили мирно и дружно.
Богиня истины Вар выслуживает и записывает клятвы людей, а богини Фулла, Сага, Грин и Гна прислуживают Фригг и выполняют ее поручения.
Кроме богов и богинь, в Асгарде живут прекрасные девы — воительницы — валькирии. Их предводительница и мать — богиня Птиц — Бхуми, — та, что вскормила тебя в детстве, Зигфрид! Валькирии невидимо принимают участие в каждой битве, даруя победу тому, кому ее присуждают боги, а потом уносят павших воинов в Валгаллу и там прислуживают им за столом. Девы-валькирии облачены в Асгарде в белоснежное лебединое оперение и нет им среди птичьего племени равных по мужеству, благородству и красоте. В девах-лебедях-валькириях соединились две стихии — неба и моря. И потому они одинаково любят как летать, так и плавать по волнам.
А теперь слушай, Зигфрид, что было дальше, — сказал Регин. Случилось, что три бога — Один, Генир и Локи, — странствуя по свету, шли по течению этой реки и, увидев моего отца с лососем в зубах, приняли его за настоящую выдру. Локи взял камень, осторожно подкрался к Отру и метким броском убил его на месте. Захватив с собой добычу, Асы подошли к нашему дому. И попросились переночевать. В награду за это они предложили убитого ими зверя.
Кровью налились глаза моего отца, когда в этом звере он узнал собственного сына, но он сдержал свой гнев, и радушно приняв незваных гостей, накормил их ужином и уложил спать.
В тот день мы с Фафниром долго убирали сено и вернулись домой только к ночи.
— Отр убит, — такими словами встретил нас отец, едва мы переступили порог своей хижины. — И вот спят его убийцы.
Услышав это, Фафнир в ярости схватил копье Одина и замахнулся им на богов, но отец удержал его руку.
— Ты нас погубишь! — воскликнул он. — Им не суждено пасть от твоей руки, да и остальные Асы жестоко расправились бы с нами. За это давайте лучше возьмем их в плен и заставим уплатить большой выкуп.
Мы согласились, и пока боги спали, схватили их и крепко связали по рукам и ногам.
Проснувшись, Асы стали требовать, чтобы мы их освободили, угрожая нам своим гневом, но отец показал им шкуру Отра.
— Вы убили моего сына, — сказал он, — и должны заплатить нам за его смерть.
— Справедливость — высший закон богов, — отвечал Один. — Мы не знали, что эта выдра твой сын, но ты получишь за него любой выкуп. Говори, что тебе надо?
Отец задумался, потом расстелил на полу шкуру выдры, а она была очень большая, больше, чем иная воловья, и сказал:
— Набейте эту шкуру золотом и покройте ее им же сверху, да так, чтобы ни одного волоска не было видно, и я отпущу вас на свободу.
Ты удивляешься, Зигфрид, что мой отец запросил так много? Но тогда люди делали из золота посуду и разные инструменты, а не копили его, как теперь.
Один спокойно выслушал слова отца и кивнул головой.
— Я согласен, — сказал он. — Освободи одного из нас, и он принесет тебе столько золота, сколько ты хочешь, но сначала дадим друг другу клятву: мы — в том, что не будем звать на помощь других богов и уплатим выкуп, а ты и твои сыновья — с том, что получив его, отпустите нас на свободу.
Подумав, мы решили, что он прав, и скрепили наш уговор обоюдною клятвой, а на рассвете отец развязал бога огня Локи, и тот, надев свои крылатые сандалии, помчался за выкупом.
Больше всего золота было тогда у гнома Андвари, который уже давно волей одной злой норны был превращен в щуку и плавал в реке у водопада, носившего его имя. Там, глубоко под водой, он и хранил свои сокровища. От их блеска светились даже волны. И люди прозвали золото Андвари «пламя реки».
Локи знал об этом и направился прямо к водопаду, однако договориться с хитрым гномом было не так-то просто. Тщетно бог огня кричал и звал гнома по имени: тот не показывался. Тогда рассерженный Ас зашел глубоко в воду и попытался поймать Андвари руками, но гном в образе щуки легко выскользнул из его пальцев, и высунув из воды свой узкий и длинный нос, рассмеялся пронзительным, тонким смехом.
— Ну погоди же! — воскликнул в гневе бог огня. Он побежал к великанше Ран, грозной повелительнице морских глубин, и выпросил у нее ту самую сеть, которой она увлекает на дно корабли и собирает в свой подводный грот тела утонувших людей. С этой сетью он и вернулся назад к водопаду.
Как ни ловчился, как ни изворачивался гном, на сей раз он быстро попался, и лукавый Ас с торжеством вытащил его на берег.
— Пощади, Локи! — взмолился Андвари, тщетно пытаясь освободиться от стягивающей его жабры петли. — Отпусти меня обратно в реку, и я сделаю все, что ты хочешь.
— Я отпущу тебя, Андвари, — отвечал бог огня, — но за это ты отдашь мне все свое золото.
— Ты получишь золото! — воскликнул гном, — ты получишь все мое золото, клянусь тебе, но только брось меня в воду — я задыхаюсь!
Локи исполнил его просьбу, и Андвари, облегченно вздохнув, стал поспешно нырять, выбрасывая на прибрежный песок свои сокровища. Он работал долго. Наконец, когда солнце начало склоняться к западу, а перед богом огня вырос целый золотой холм, гном вынырнул в последний раз и заявил, что больше у него ничего нет.
Довольный Локи уложил золото в сеть и уже собрался отправиться в дорогу, как вдруг увидел, что под одним из плавников Андвари что-то блеснуло.
— Что ты там прячешь? — спросил он.
Гном неохотно достал маленькое золотое кольцо и показал его богу огня.
— Это все, что у меня осталось, — сказал он. — С его помощью я собираюсь вновь умножить свои богатства.
Кольцо ярко сверкало в лучах солнца и словно манило к себе Локи, который не мог оторвать от него глаз.
— Я беру его, — сказал он. — Ты поклялся, что отдашь мне все свое золото, и должен сдержать клятву.
— Смилуйся, Локи! — в ужасе вскричал Андвари. — Неужели тебе мало того, что ты уже получил?
— Отдай мне кольцо, — неумолимо настаивал бог огня, — или я отберу его силой!
Перепуганный гном попытался нырнуть в воду, но Локи успел схватить его одной рукой, а другой вырвал кольцо.
— Я оставлю его у себя, — сказал он. — Сам не знаю почему, оно мне кажется лучше всех драгоценностей в мире.
Он бросил Андвари в воду, надел кольцо на палец и, взвалив на плечи сеть с золотом, тронулся в обратный путь. Не успел он, однако, пройти и десяти шагов, как гном высунулся из воды и крикнул ему вслед:
— Ты отнял у меня кольцо, последнее, что у меня осталось. Так пусть же отныне мое проклятие преследует тебя и всякого другого, кто к нему прикоснется. Пусть погибнет каждый, кто возьмет его в руки. Мои сокровища принесут в мир алчность и преступления, из-за них будет проливаться кровь, но никому и никогда — ты слышишь, — никому и никогда не доставят они счастья.
Локи в ответ только рассмеялся и, махнув рукой, зашагал дальше.
Наступил вечер, когда он, сгибаясь под тяжестью ноши, дошел до нашего дома. Золота было так много, что его как раз хватило на то, чтобы набить им шкуру Отра и полностью закрыть ее сверху.
Увидев это, отец развязал Асов. В этот миг Один заметил на пальце у Локи кольцо Андвари.
— Подари мне его, — попросил он. — Это кольцо нравится мне больше, чем мой Драупнир.
Вспомнив проклятие гнома, с недоброй усмешкой протянул Локи Одину роковое кольцо, и тут мы увидели эту крохотную золотую вещицу, которая принесла впоследствии столько несчастий нашей семье, а вместе с нею и всему миру. Я не знаю, Зигфрид, как и почему это случилось, но при первом же взгляде на кольцо Андвари я стал пожирать глазами лежащее на полу золото. Теперь мне уже казалось, что его слишком мало, и я с неудовольствием думал о предстоящем дележе с отцом и братом.
— Ну что же, Грейдмар, — сказал Один, — ты получил выкуп, и теперь мы можем идти. Отдай мне мое копье.
Отец нахмурился, как будто жалея о данной им клятве, и ничего не ответил. Нагнувшись, он еще раз внимательно посмотрел, хорошо ли покрыта золотом шкура Отра. Вдруг его лицо прояснилось и глаза сверкнули.
— Один усик выдры еще не закрыт! — торжествующе воскликнул он. — Отдай мне кольцо, которое принес Локи, и тогда я вас выпущу.
Один, нахмурившись, отдал ему кольцо, и отец поспешно зажал его в своей руке.
— Вот твое копье, — сказал он со вздохом. — За смерть Отра вы расплатились, хотя я и взял с вас слишком мало.
Боги, не отвечая, направились к выходу, но на самом пороге Локи вдруг остановился и злобно рассмеялся.
— Не к добру ты взял это кольцо, Грейдмар, — сказал он, — оно принесет гибель и тебе и всему твоему роду. Андвари проклял каждого, кто к нему прикоснется.
И он поведал нам все, о чем я тебе рассказывал.
— Да будет так, — торжественно произнес Один. — И ты, Грейдмар, и твои дети, и много еще славных богатырей погибнет из-за сокровищ гнома, и никому не удастся ими воспользоваться.
— Сказал бы ты это раньше, не выйти бы вам так легко из моего дома, — проворчал отец.
Но боги только усмехнулись и скрылись в темноте наступающей ночи.
С этого дня, Зигфрид, счастье навсегда покинуло наш дом. Мы с братом требовали от отца, чтобы он поделился с нами своими сокровищами, а он стал настолько жаден, что не хотел об этом и слышать. Наша ненависть к нему все росла и росла, и однажды ночью, когда он спал, Фафнир пронзил его своим мечом.
Смерть отца не принесла мне желанного золота: его захватил старший брат. С помощью волшебного шлема отца он превратился в чудовищного дракона, и мне пришлось бежать, чтобы спасти свою жизнь. С тех пор я странствую по свету и тяжелым трудом зарабатываю себе на жизнь, а Фафнир все так же, в образе дракона, стережет свои сокровища, и не было еще на свете богатыря, который бы осмелился вызвать его на бой.
Но знай, Зигфрид, проклятие Андвари поразило не только нашу семью. Жажда наживы, жажда золота охватила весь мир. Ради богатства люди начали вести братоубийственные войны, они стали грабить, обманывать, нарушать свои клятвы. Даже боги и те вступили в кровопролитную борьбу с добрыми духами Ванами, и все это ради золота, одного золота, потому что уже не они, а оно господствует над миром.
Теперь ты понимаешь, Зигфрид, — продолжал Регин, — какую власть имеет этот желтый металл. С его помощью можно собрать многочисленные дружины и завоевать целые страны, с его помощью можно стать могущественнейшим из земных королей, и ты будешь таким королем, потому что ты, и только ты один можешь победить Фафнира и отнять у него сокровища Андвари. Меч, который я тебе сковал, пронзит сердце жадного дракона и отомстит за смерть моего отца. Половина сокровищ по праву будет принадлежать мне. Другая половина будет твоей, Зигфрид, а вместе с ней и слава, равной которой еще не было в мире.
Окончив свой рассказ, Регин выжидающе посмотрел на Зигфрида, но юноша, казалось, даже не думал о сокровищах Фафнира и, опустив голову, молча играл рукояткой своего меча.
— Золото Андвари ждет нас, — нетерпеливо сказал наконец гном. — Идем?
Зигфрид медленно поднял на него глаза.
— Я скоро поеду, Регин, — спокойно ответил он, — но только не за золотом. Прежде чем мстить за твоего отца, я должен отомстить за своего.
Лицо гнома вытянулось от досады.
— Ты хочешь плыть в страну франков и сражаться там с Гундингами, — насмешливо воскликнул он. — Но ведь у тебя нет ни дружины, ни кораблей. Уж не хочешь ли ты один победить все войско короля Линги? Послушайся меня и добудь сначала сокровища моего брата. Тогда ты соберешь под свои знамена сколько угодно воинов.
— Или раньше отправлюсь к своим предкам в Валгаллу, — так же насмешливо возразил ему Зигфрид. — Мне не страшна смерть, но если я погибну в битве с драконом, мой отец останется неотомщенным. Нет, Регин, сегодня во сне я принял решение, и тебе не удастся меня отговорить.
Он встал, не слушая больше гнома, который что-то сердито ворчал себе под нос, отправился по дороге. В тот же день вечером он рассказал Гудекану, королю-рыбаку о своем намерении поехать в страну франков.
— Ты настоящий сын своего отца, мой мальчик, своего названого отца Сигмунда, род которого должен быть тобой восстановлен. Именно поэтому и для этого ты был взят в младенчестве из замка Анка, с места, над которым висело проклятье, и сбережен и воспитан птицей. Теперь настал твой черед, мой друг! И я не оставлю тебя без помощи. Возьми мои корабли и мою дружину. Она не так многочисленна, как дружины короля Линги и его братьев, но зато состоит из опытных и храбных воинов. Ты отважен и честен, и я верю, что боги даруют тебе победу.
Зигфрид начал благодарить старого Гудекана, короля-рыбака славной Дании, но тот прижал его к груди и сказал:
— Когда ты был еще ребенком, я предсказал тебе славное будущее. Оправдай мои слова, будь достоин своего имени, имени сына Сигмунда, и лучшей благодарности мне не надо.
Получив согласие Гудекана, короля-рыбака, Зигфрид стал немедленно готовиться к походу. Датский король дал ему около сотни своих кораблей. Узкие и длинные, как и все корабли викингов, они могли идти и под веслами и под парусами. В каждом из них помещалось от двадцати пяти до пятидесяти воинов. В ожидании отплытия эти корабли были вытащены на берег и тщательно проконопачены, а их оснастка заменена новой. Тем временем молодой вождь отобрал воинов для своей дружины.
Все это были рослые, крепкие люди, прекрасно владевшие оружием и не раз принимавшие участие в самых дальних и опасных походах. Некоторые из них побывали и на знойном юге, и у скалистых берегов Исландии, а иные заплывали даже в страну мрака и вечных льдов, где, по преданию, жили одни снежные великаны.
Регин долго сердился на Зигфрида, но незадолго до его отъезда он неожиданно пришел к нему и, стараясь смягчить свой резкий, скрипучий голос, спросил:
— Скажи, Зигфрид, что ты будешь делать, когда одержишь победу над Гундингами?
— Когда я одержу победу над Гундингами, — улыбнулся Зигфрид, — я поеду с тобой за сокровищами Андвари. Правда, к золоту я равнодушен, но я охотно померяюсь силой с твоим братом драконом.
— Тогда позволь и мне сопутствовать тебе в походе, — сказал Регин, — раз уж ты и впрямь собрался к проклятому богом месту, месту смерти названого твоего отца, Сигмунда. В бою я не много стою, но, может быть, помогу тебе добрым советом.
— А ты не боишься, что мы сложим в этом походе свои головы? — спросил Зигфрид.
— Я уже тебе говорил однажды, что никто, кроме тебя, не может добыть «пламень реки», — возразил Регин. — Если ты погибнешь, золото для меня навсегда потеряно, а жить без него я не могу. Будь что будет, я разделю твою судьбу.
— Хорошо, — рассмеялся Зигфрид, который не мог понять алчности Регина. — Если так, я согласен и беру тебя с собой.
Через несколько дней карабли датчан, как и было обещано Гудеканом, датским королем-рыбаком, были спущены на воду. Украшенные флагами с изображением летящих воронов и морских ястребов и прикрепленными на носу резными фигурами медведей и волков, они вытянулись вдоль берега, готовые по первому знаку молодого вождя пуститься в плавание. На них разместилось несколько тысяч воинов, которые должны быть сопровождать юношу в его походе в страну франков.
Зигфрид не мог взять в поход лошадей, но он все-таки нашел место для Грани на «Драконе», самом большом из своих кораблей, на котором он плыл сам вместе с Регином и полусотней отборных воинов.
Гудекан, датский король, пришел его провожать.
— Будь достоин своего имени! — сказал король-рыбак.
Солнце уже клонилось к закату, когда корабли Зигфрида, подхваченные свежим северным ветром, оставили берега Дании. Погода сначала благоприятствовала плаванию, но уже под вечер ветер усилился, а к ночи перешел в настоящий ураган. Регин посоветовал Зигфриду спустить паруса, но тот приказал поднять их еще выше, и легкие суда датчан как птицы понеслись вперед.
— Ты погубишь нас всех! — стонал гном, закрывая от страха глаза.
— Зато мы быстрее доберемся до цели! — отвечал юноша.
Огромная золотая змея с блестящими от слез глазами смотрела на Зигфрида с печального небосклона.
К утру на море разыгралась такая буря, что даже самые отважные и опытные воины из дружины Зигфрида приуныли. Они убрали часть парусов, но, несмотря на это, мачты кораблей гнулись, и казалось, что они вот-вот сломаются, совсем же опустить паруса молодой вождь не решался — это сделало бы его корабли игрушками волн: идти на веслах в такую погоду было почти невозможно.
Неожиданно Зигфрид услышал грохот, еще более страшный, чем рев бури, и увидел прямо перед собой высокий утес, о который, клубясь и пенясь, разбивались огромные седые волны. Он уже собирался повернуть руль «Дракона», чтобы избежать этой новой опасности, но тут до него долетел чей-то голос, столь могучий и громкий, что он заглушил собой и ветер и море.
— Эй, Зигфрид, не бойся и плыви ко мне!
В этот миг море вокруг утеса успокоилось, и «Дракон» смог подойти к нему вплотную. На его вершине стоял одноглазый старик в широкополой шляпе и синем плаще.
— Привет тебе, сын Сигмунда! — сказал он. — Я знаю, ты едешь в страну франков. Возьми и меня с собой. Ты об этом не пожалеешь!
— Охотно, — отвечал юноша. — Я рад тебе, кто бы ты ни был.
Старик легко перепрыгнул с утеса на корабль.
— Море хочет поглотить и тебя и твоих людей, но я постараюсь его успокоить.
Он стал на носу «Дракона», поднял вверх руки, и Зигфрид невольно вскрикнул от изумления. Ураган тут же стих, волны опали, и поверхность моря сделалась ровной, как зеркало. Старик продолжал стоять с поднятыми руками, и вот тучи внезапно раздвинулись и яркие лучи утреннего солнца осветили утомленные бессонной ночью лица датчан и весело заиграли на золоченых крыльях их шлемов. Незнакомец обернулся к Зигфриду.
— Ты доволен? — спросил он.
— Да, я доволен, — отвечал тот, — но, говоря по правде, я предпочел бы этому затишью небольшой ветер: под веслами мы не скоро доберемся до берега.
Старик улыбнулся.
— Хорошо, я исполню твое желание, — сказал он и махнул рукой.
Сейчас же подул ровный попутный ветер, и суда датчан, снова подняв паруса, быстро понеслись к югу.
— Ты действительно велик и мудр, незнакомец, — сказал пораженный юноша. — Но вот уже второй раз ты приходишь мне на помощь, а я до сих пор не знаю твоего имени.
— Зови меня Гникар, — отвечал старик. — Хотя у меня столько же имен, сколько на земле племен и народов. Много лет живу я на свете, и мои волосы были уже белы, когда родился твой прадед — Вольсунг.
— Я вижу, Гникар, что для тебя на свете нет тайн, так скажи мне, отомщу ли за смерть отца и сниму ли проклятье с того места? — спросил Зигфрид.
— Посмотри вверх! — усмехнулся старик.
Юноша поднял голову и увидел орла, парящего высоко в небе.
— Это вестник победы, — сказал Гникар, — так чего же ты спрашиваешь?
Он завернулся в плащ, надвинул на глаза шляпу и не произнес больше ни слова, пока они не причалили к берегу страны франков. Больше восемнадцати лет прошло со дня, когда погиб славный рыцарь Сигмунд, и уже никто, кроме крестьян, страдавших под жестоким владычеством Гундингов, да старых воинов, не вспоминал покойного Сигмунда, в молодости храброго вождя франков, правившего так мудро и справедливо. В стране господствовали король Линги и его братья. Их дружины были так многочисленны, что они могли не бояться нападений врагов и поэтому все свое время проводили в пирах и забавах.
В тот же самый час, когда северный ветер принес к земле франков корабли датчан, Линги в старом замке Вольсунгов, в том самом замке где когда-то предательски был убит отважный Сигмунд своим племянником и наложницей Куни, сейчас в этом самом замке, Линги принимал многочисленных гостей. Разгоряченный выпитым медом и лестью своих придворных рыжебородый, с огромным орлиным носом и желтоватыми кошачьими глазами король гордо сидел за столом, прислонившись широкой спиной к дубу валькирий, и слушал песню одного из бродячих скальдов, который пел о могучем богатыре Беовульфе и о его замечательных подвигах.
— Я не знаю, так ли велик был этот Беовульф, — воскликнул Линги насмешливо, едва певец успел закончить последнее слово, — но вряд ли он справился бы с нами, Гундингами! Вольсунги тоже хвастались, что ведут свой род от самого Одина, а теперь мы сидим здесь, в их замке, в замке самого Сигмунда, и нет больше их рода, нет никого, кто бы мог прогнать нас отсюда.
Он еще говорил, когда снаружи послышался шум, и в зал вбежал мальчик лет пятнадцати, в грязной, оборванной одежде.
— Кто ты такой, — гневно вскричал король, — и как ты смел сюда явиться?
— Выслушай меня, господин! — отвечал испуганный мальчик, падая перед ним на колени. — Я пастух и сегодня, как обычно, пас твое стадо на опушке леса, вблизи моря. Вдруг к берегу подошли корабли, и высадилось много вооруженных людей, а один из них, красивый, как Бальдр и могучий, как Тор, подозвал меня к себе и сказал:
— Беги в замок и скажи своему господину, королю Линги, что Зигфрид, сын наследный и названый сын славного Сигмунда, рожденный от Коскэнда и Берты, дочери Аика, правнук Вольсунга, приехал сюда, чтобы отомстить за своего названого отца, деда и продолжить род, как было завещано его отцом Сигмундом через Коскэнда. Пусть король и его братья готовятся к бою, который будет для них последним!
Кошачьи глаза Линги сузились от гнева. Он встал со своего места и взялся рукой за меч, но потом неожиданно расхохотался.
— Сын Сигмунда через Коскэнда! — воскликнул он. — Значит он все же жив! Но ведь ему еще не может быть и восемнадцати лет. И этот мальчишка смеет угрожать мне — мне, Линги из рода Гундингов, потомку Гэндзиро! Скажи, — обратился он к пастуху, — много ли с ним воинов?
— Я не мог сосчитать их, господин, — ответил мальчик, — но знаю, что они приехали на ста кораблях.
Линги снова расхохотался.
— Не слишком велика дружина у этого Зигфрида, — сказал он презрительно. — Дружины его отца и деда, которые мы в свое время разбили, были куда больше. Собирайте наших воинов! — приказал он братьям. — Но не нападайте первыми. Пусть последний потомок Вольсунгов отойдет подальше от берега. Я хочу уничтожить и его, и его людей до последнего человека. А ты, пастух, убирайся назад к своему стаду.
Он пнул ногой мальчика, и не обращая внимания на встревоженные лица гостей, вышел из замка и приказал подать ему коня.
Как только дружина Зигфрида высадилась на берег, к нему подошел Гникар.
— Нам пора проститься, — сказал он. — Не бойся, скоро мы опять увидимся. Еще раз приду я к тебе на помощь, ну, а потом, потом придет твоя очередь, и ты придешь ко мне сам. Прощай!
И он, не оборачиваясь, быстро направился к лесу и так незаметно исчез в кустах, что юноше показалось, будто он растаял в воздухе. Не дождавшись на берегу нападения Гундингов, Зигфрид повел свою дружину дальше на юг. Король Линги поджидал его на обширной безлесной равнине в двух днях пути от моря. Здесь он рассчитывал легко окружить и уничтожить небольшое войско молодого вождя.
— Это не битва, а охота, — смеясь, говорил он своим братьям. — Зверь сам идет в наши руки, и я позабочусь о том, чтобы ему не удалось улизнуть от моих воинов.
И действительно, не успел отряд Зигфрида выйти на открытое место, как на него со всех сторон обрушились пешие и конные дружины Гундингов.
Казалось, что Зигфрид будет мгновенно сметен их ударом, но датчане, стоя плечом к плечу и дружно защищаясь, выдержали первый натиск врагов, а потом и сами стремительно двинулись вперед.
Перед их рядами на своем жеребце бурей носился Зигфрид. При каждом взмахе его волшебного меча падало трое, а то и четверо неприятельских бойцов. Меч, как мог, помогал своему хозяину.
— Это сам Тир! Сам бог войны Тир! — кричали дружинники Гундингов, в страхе разбегаясь во все стороны перед юным богатырем.
Стоя поодаль на небольшом холме, Линги гневно теребил свою рыжую бороду.
— Нам надо остановить его, братья, — воскликнул он, — или он один перебьет наших людей. Вперед! За мной!
Он пришпорил коня и помчался прямо на юношу. Его три брата, такие же рыжебородые и коренастые, как и он сам, поскакали за ним следом.
Увидев короля и узнав его по золоченому рогатому шлему и богатому вооружению, Зигфрид радостно засмеялся.
— Здравствуй, Линги! — крикнул он. — Час настал, и пора уплатить старый долг!
Вместо ответа Линги яростно ударил его мечом, однако юноша легко отбил его удар и в свою очередь поднял меч. Гундинг закрылся щитом, но Грам рассек его, словно тот был из воска, рассек рогатый шлем, рассек самого Линги и рассек его коня.
«Мой добрый меч отомстил за своего хозяина», — подумал Зигфрид, глядя на мертвого врага, но не успел вымолвить этого вслух — на него с трех сторон напали три королевских брата.
— Смерть тебе! — закричали они.
— Смерть вам! — отвечал юноша и изо всех сил взмахнул Грамом.
Три разрубленных пополам тела одновременно упали на землю, а из груди неприятельских воинов вырвался громкий крик ужаса. Не пытаясь больше сопротивляться и бросив оружие, они кинулись бежать, думая лишь о том, как бы спасти свою жизнь.
Зигфрид не стал их преследовать. Он приказал своим дружинникам с честью похоронить тела убитых, а сам повернул коня и медленно поехал обратно на север. Тут его окликнул Регин. Во время битвы хитрый гном прятался за спины датских воинов, с тревогой наблюдая за ее исходом, и теперь был вне себя от радости.
— Ты куда едешь, Зигфрид? — спросил он.
— Я хочу посмотреть на старый замок Вольсунгов, где родился мой отец, Сигмунд, — ответил юноша. — А потом готов ехать с тобой за золотом.
— Разве ты не желал бы остаться в этой стране и править ею, так же как твои предки? — удивился Регин.
Зигфрид покачал головой.
— Я еще слишком молод, чтобы быть хорошим королем, — ответил он. — Пусть страной франков отныне управляет мой названый дед, Хиальпрек, он добр и справедлив и будет любим народом, а я должен еще постранствовать по свету в поисках славы и подвигов.
Регин с трудом сдержал торжествующую улыбку.
— Подожди, я поеду вместе с тобой, — сказал он. — Только сначала найду себе лошадь.
Зигфрид рассмеялся, потом нагнулся, поднял одной рукой гнома и посадил его сзади себя.
— Ни одна лошадь не угонится за моим Грани, — сказал он, — но зато он легко понесет двоих. Только держись за меня покрепче.
Слуги Линги, узнав о поражении дружины Гундингов и о смерти своего господина, в страхе бежали прочь, и Зигфрид нашел старый замок Вольсунгов пустым. Он медленно прошел по его залам и наконец остановился перед дубом валькирий. Могучее дерево уже давно залечило рану, нанесенную ему мечом Одина, и лишь едва заметный шрам на коре указывал на то место, откуда старый Сигмунд вытащил когда-то клинок и передал его Коскэнду, а теперь этот клинок висел на поясе у его названого сына, у того, кто должен продолжить род Сигмунда.
— Как ни стар этот дуб, он переживет последнего из Вольсунгов, — сказал Зигфрид, оборачиваясь к Регину, который молча стоял за его спиной.
— Зато замку осталось жить совсем недолго, — ответил карлик, показывая юноше на прогнившие бревна стен и осевшую крышу.
— Чем скорее он рухнет, тем лучше, — угрюмо произнес Зигфрид. — Мое сердце говорит мне, что Вольсунги никогда больше не переступят его порога, а чтобы он достался другим мне не хочется. Скажи лучше, долог ли путь до жилища твоего брата?
— На твоем коне Грани все пути коротки, — ответил Регин, — через пять или шесть дней мы будем уже вблизи Гнитахейде. Это огромная степь неподалеку от мрачной пещеры, возле страны готов. Там-то и живет Фафнир, и там он хранит свои сокровища.
Зигфрид на минуту задумался.
— Я не знаю, Регин, зачем я должен проливать кровь того, кто не причинил мне зла, и добывать для тебя золото, о котором ты мечтаешь, — сказал он, — быть может, если я так поступлю, проклятие с этого места, замка и всего рода Сигмунда не будет снято… Может быть… Но я дал тебе слово и сдержу его. На рассвете мы едем.