Зигфрид

БРУНХИЛЬД

Снова дремучими лесами, потом полями, долинами рек, и наконец, невысокими, каменистыми горами ехал Зигфрид, к горе Хиндарфьялль, держа путь между землей франков и землей готов. На восьмой день он заметил вдалеке гору выше и круче других, на самой вершине которой, как будто, горел большой костер и время от времени доносилось, казалось, из самого пламени гортанное гулкое эхо. Юноша погнал Грани вскачь и, подъехав ближе, увидел шатер, сложенный из больших блестящих щитов, ярко сверкавших в лучах солнца. «Уж не спит ли в нем та девушка, о которой мне говорили ласточки?» — подумал Зигфрид. Он спрыгнул с коня, и, оставив его внизу, стал быстро подниматься в гору. Ее склоны были обрывисты, а порою почти отвесны, но юноша, хватаясь руками за уступы скал, продолжал смело лезть вверх и вскоре добрался до самого шатра. Однако, к своему удивлению, он нашел в нем не девушку, а воина в высоком золоченом шлеме, броне и кольчуге. Тот лежал на простой деревянной скамье, и закинув руки за голову, крепко спал. «Видно, ласточки меня обманули, — сказал сам себе Зигфрид, — или обещанная ими девушка ждет меня где-нибудь в другом месте?»

— Проснись, друг! — крикнул он, хлопнув воина по плечу. — Проснись, пора вставать!

Но тот даже не шевельнулся.

— Крепко же ты спишь, — сказал Зигфрид и резким движением стащил с него шлем.

В то же мгновение к его ногам упали золотистые волны густых каштановых волос. Воин оказался девушкой. Затаив дыхание, и все еще держа в руках шлем, Зигфрид наклонился над спящей и взглянул ей в лицо.

— Нет, я ошибся, ласточки мне не солгали, — прошептал он. — Сама богиня любви Фрейя, наверное, не так красива, как ты. Но как же мне тебя разбудить?

После некоторого раздумья он попытался снять с девушки панцирь, но его застежки проржавели и не поддавались усилиям юноши. Тогда Зигфрид вытащил из ножен Грам и быстро, но осторожно, чтобы не поранить лежавшую перед ним красавицу, разрезал им ее латы, кольчугу, наколенники и нарукавники. Тяжелые доспехи с глухим звоном упали на камни. Одновременно бледные веки спящей дрогнули. Огромные темно-синие глаза с удивлением взглянули на юношу.

— Кто ты? — спросила девушка, поднимая голову.

— Я Зигфрид, сын Сигмунда, покойного короля франков.

— Покойного короля франков? — переспросила девушка. — Долго же я спала! Когда я заснула, он был безбородым юношей. А ты, Зигфрид, наверное, великий герой?

— Я еще слишком мало живу на свете. Хотя мой род происходит издавна… и как я знаю… от вольных птиц — королей. Деда моего звали Вольсунг, — волнуясь, произнес Зигфрид.

— Вольсунг… вольная птица… — повторила за ним девушка, точно эхо.

— Меня воспитывала сама богиня птиц, Бхуми, — Зигфрид поднял глаза к небу, точно прося помощи у птиц, которые не замедлили тотчас появиться.

— Бхуми, богиня птиц, — шептала девушка, вглядываясь и вслушиваясь в самое сердце Зигфрида.

— Да, — улыбнулся он.

— Бхуми… твоя мать… моя мать… я из рода птиц… лебедей… — вспоминала девушка, прислушиваясь к звенящим высоко в небе птицам.

Они щебетали весело и задорно:

— Бхуми!

— Бхуми!

— Ты сын!

— Ты дочь!

— Бхуми!

— Твоя мать!

— Его мать!

— Брат!

— Сестра!

— Бхуми!

— Так — ты — лебедь? — спросил взволнованный Зигфрид, протягивая к девушке руки, сам того не замечая. — Как же ты попала сюда, на эту гору?

Девушка засмеялась и оправила на себе слежавшееся под броней платье.

— Вот и поцеловал ты меня… и я проснулась… хотя и так знаю, что ты смел, — сказала она. — Разбудить меня должен был самый храбрый человек на свете.

— От которого восстановится род птиц!

— Королей птиц, — щебетали птицы.

Девушка на мгновение задумалась. Но потом вдруг потянулась к Зигфриду и замерла в его объятиях.

— Я валькирия Брунхильд, — с улыбкой отвечала красавица, — и в те годы, когда твой дед, Вольсунг, был еще в цвете лет и сил, не раз сражалась рядом с ним на коне Грани, хотя он меня и не видел. Да, Зигфрид, во многих битвах принимала я участие и, покорная воле Бога Одина, поражала насмерть тех, кого он решил забрать к себе в Валгаллу. Но вот однажды воевали друг с другом два короля. Один из них, его звали Гиальгуннар, был уже пожилой и опытный воин, другой Агнар, был молод, хорош собой и совершал свой первый в жизни поход. Я не знаю почему, но Один за что-то любил старого короля и обещал ему свою помощь.

«Послушай, Брунхильд, — сказал он мне, — ты отправишься на землю и будешь сражаться на стороне Гиальгуннара. Когда же его враг падет, ты принесешь его ко мне в Валгаллу».

«Хорошо, все будет сделано так, как ты сказал», — отвечала я и послушно полетела выполнять его поручение.

Однако, Зигфрид, когда я увидела Агнара, мужественно бившегося со своим искусным противником, мне стало жаль этого славного юношу, которому боги отказали в защите.

«Почему в Валгаллу должен уйти тот», кто еще не изведал жизни на земле, а остаться тот, кому эта жизнь уже наскучила?» — подумала я. И тут, Зигфрид, моя рука как-то сама собой поднялась и вместо того, чтобы поразить молодого короля, поразила старого. Агнар одержал победу, дружина его врага разбежалась, а я, захватив с собою тело Гиальгуннара, поднялась с ним в Валгаллу. Ах, Зигфрид, если бы ты видел, в каком гневе был Один, когда увидел меня с моей ношей! «Ты посмела ослушаться воли богов, дерзкая! — прогремел он. — С этого часа ты больше не валькирия! Ты сегодня же отправишься к людям и выйдешь замуж за того, кого мы тебе выберем».

«Я отправлюсь к людям, о великий, — ответила я, — и выйду там замуж, но клянусь тобой, клянусь всеми богами, клянусь ясенем Игдразилем и священным источником Урд, что моим мужем будет лишь тот, кто еще ни разу не изведал чувство страха».

Услышав мои слова, Один рассердился еще больше и изо всех сил вонзил в землю свое копье.

«Ты надеешься перехитрить богов, Брунхильд! — воскликнул он. — Ты думаешь, что никогда не выйдешь замуж, потому что такого человека нет на свете, но ты ошибаешься. Придет день, и он родится. А чтобы ты не состарилась до этого времени, ты будешь спать, спать, пока он сам не разбудит тебя».

Я испугалась и обрадовалась, а старейший из Асов, помолчав немного, добавил с недоброй усмешкой: «Я сказал, что он тебя разбудит, но не сказал, что он будет твоим мужем, Брунхильд. Боги не помогают тем, кто непокорен их воле».

После этого Один привел меня сюда, в этот шатер, и уколол шипом волшебного терновника, который усыпляет на долгие годы. Вот почему я здесь, Зигфрид, и вот почему я знаю, что ты храбрей всех на свете… Я много раз рождалась, об этом мне рассказывала в детстве моя мать… Твоя мать… Богиня птиц… Бхуми… — девушка вздохнула. — Я многое узнала от нее, Зигфрид, вот послушай, я расскажу тебе о далеких птичьих краях.

Бог грома Тор еще не вернулся из далеких краев, где он продолжал воевать с Гримтурсенами, когда Хеймдалль, стоя на страже у радужного моста, увидел, как к воротам птичьего Асгарда приближается какой-то великан.

Сбежавшиеся на его зов Асы уже собирались было позвать Тора, но потом, видя, что великан безоружен, решили сначала спросить у него, кто он такой и чего ему от них нужно.

— Я каменщик, — отвечал тот. — И пришел предложить вам построить вокруг Асгарда стену, которую не сможет преодолеть ни один враг.

— А что ты за это хочешь? — спросил Один.

— Немного, — отвечал исполин. — Я слышал, что у вас в Асгарде с недавнего времени живет прекрасная из птиц, богиня Бхуми. Выдайте ее за меня замуж, а в приданое ей дайте луну и солнце.

Предложение великана показалось богам настолько дерзким, что они рассердились.

— Уходи прочь, пока мы не позвали Тора! — закричали они.

— Постойте, не надо торопиться, — остановил их Локи. — Позвольте мне с ним договориться, — добавил он тихо, — и поверьте, что тогда нам ничего не придется платить.

Боги, зная его хитрость, не возражали.

— За сколько времени ты берешься построить такую стену, и кто будет тебе помогать? — спросил бог огня у великана.

— Я буду строить ее ровно полтора года, и мне не нужно никаких других помощников, кроме моего коня Свадильфари, — отвечал исполинский каменщик.

— Мы принимаем твои условия, — сказал Локи, — но помни, что, если к назначенному сроку хотя бы одна часть стены не будет достроена, если в ней не будет хватать хотя бы одного камня, ты ничего не получишь.

— Хорошо, — усмехнулся великан. — Но и вы все поклянитесь в том, что не будете мне мешать, а после окончания работы отпустите домой с обещанным вознаграждением, не причинив мне вреда.

— Соглашайтесь на все, — посоветовал Локи богам. — Он все равно не успеет за полтора года построить такую длинную и высокую стену без помощников, и мы можем смело поклясться в чем угодно.

— Ты прав, — произнес Один.

— Ты прав, — повторили за ним остальные Асы и дали Гримтурсену требуемую им клятву.

Великан ушел, но уже через несколько часов вернулся обратно вместе со своим конем Свадильфари.

Свадильфари был величиною с большую гору и так умен, что сам, без понукания, не только подвозил к Асгарду целые скалы, но и помогал своему хозяину при укладке стен, работая один за десятерых.

Невольный страх проник в сердце Асов, и, по мере того как стены вокруг них поднимались все выше и выше, этот страх все усиливался и усиливался. Глядя на великана и его могучего коня, бедная Бхуми плакала целыми днями, проливая свои золотые слезы, которых накопилось так много, что на них можно было бы купить целое королевство на земле.

— Скоро мне придется отправиться в Йотунхейм, — горевала она.

Вместе с нею плакали Суль и Мани, и поэтому луна и солнце каждый день всходили закрытые туманной дымкой.

Асы с грустью вспоминали тот час, когда они исполнили желание Гримтурсена и дали клятву, запрещающую им позвать на помощь Тора, который сразу избавил бы их от великана, но особенно сердились они на Бога огня.

Наконец, когда до назначенного великаном-каменщиком срока оставалось два дня, а работы ему — всего на один день, боги собрались на совет, и Один, выступив вперед, сказал:

— Над нами нависла беда, и это ты, Локи, один виноват во всем. Ты уговорил нас заключить договор с Гримтурсеном, ты уверял, что он не сумеет закончить стену в срок. Ты один и должен за все расплатиться.

— А зачем вы меня послушались? — оправдывался Бог огня. — Ведь я не пил воды из источника Мимира и не так мудр, как ты, Один!

— Довольно, Локи! — произнес Браги. — Все мы знаем, что ты всегда сумеешь вывернуться. Придумай же теперь, как нам избавиться от великана. Мы не можем отдать Бхуми в Йотунхейм, не можем и оставить мир без луны и солнца. Знай, что в тот самый день, когда это случится, ты умрешь самой страшной смертью, какую мы только сможем придумать.

— Да, это будет так, — подтвердили остальные боги, и даже молчаливый Видар и тот сказал «да».

Локи долго думал, а потом вдруг рассмеялся.

— Будьте спокойны, Асы: великан не достроит стену! — воскликнул он, и встав со своего места, быстро ушел.

На следующее же утро, с восходом солнца — а оно в этот день было особенно туманным, — исполинский каменщик повез из Йотунхейма в Асгард последний воз с камнями. Однако, едва он доехал до небольшого леска, невдалеке от которого начиналась страна богов, как из него вдруг выскочила большая красивая кобыла и с веселым ржанием принялась скакать вокруг жеребца. Увидев ее, Свадильфари рванулся в сторону и с такой силой дернул за постромки, что те лопнули.

— Постой, постой, куда ты?! — закричал великан.

Но его конь уже мчался вслед за кобылой, которая поспешно исчезла в лесу.

Целый день простояли боги на стенах Асгарда, с тревогой ожидая прихода исполина, но он не явился. Бхуми снова плакала, но на этот раз от счастья, да и остальные Асы впервые после многих дней были веселы.

Лишь к исходу второго дня, когда довольная и радостная Суль кончала свое путешествие по небу, боги снова увидели Гримтурсена.

Оборванный и усталый, без своего коня, шел он к Асгарду, изрыгая на ходу самые страшные проклятья.

— Вы меня обманули! — закричал он еще издали. — Вы нарушили свою клятву! Это вы подослали в Йотунхейм кобылу, которая увела моего коня.

Асы, которые сразу догадались, что это проделка Бога Огня, промолчали.

— Отдайте мне птицу Бхуми! — продолжал кричать великан, неистово стуча кулаком по сложенным им стенам. — Отдайте мне луну и солнце, или вы дорого поплатитесь за свой обман.

С этими словами он нагнулся и, схватив один из оставшихся от постройки стены камней, с силой швырнул его в богов. Те еле успели нагнуться, а камень, пролетев над их головами, ударился о крышу дворца Хеймдалля и выбил из нее несколько черепиц.

— Тор! — хором крикнули Асы.

Долгий и громкий раскат грома был им ответом, и в прозрачном предзакатном небе вдруг выросла фигура рыжебородого богатыря, стоящего во весь рост на своей колеснице.

— Что я вижу? Гримтурсен у стен Асгарда?! — воскликнул Бог грома и, даже не спросив у Асов, что случилось, поспешно метнул в него свой молот.

Великан, готовившийся бросить в богов второй камень, выпустил его из рук и замертво упал на землю.

Стены Асгарда вскоре достроили сами боги, но еще долгое время на душе у них было невесело. Предсказания норн продолжали сбываться. Асы совершили клятвопреступление, а кому, как не им, было известно, что это никому и никогда не проходит даром.

Жеребец Свадильфари исчез бесследно, и никто не знает, что с ним случилось. Что же касается Локи — как ты, Зигфрид, наверное уже догадался, это он, превратившись в кобылу, сманил коня великана, — то он впопыхах заколдовал себя на такой долгий срок, что еще около года проходил в образе лошади и даже произвел на свет жеребенка. Этот жеребенок родился восьминогим и был назван Слейпниром. Его взял себе Один и до сего дня ездит на нем верхом.

Вскоре после того как Локи, пробыв некоторое время в образе лошади, вновь вернул себе свой обычный вид, он, Один и Ниодр отправились странствовать пешком по свету и забрели в дикие, пустынные горы, где за несколько дней пути не встретили ни человека, ни зверя. Владыка мира не нуждался в пище и продолжал неутомимо идти вперед, но зато его спутники еле держались на ногах от голода и усталости. Лишь на пятый день богам попалось стадо диких быков, и Один заколол одного из них своим копьем. Обрадованные Асы поспешили развести костер и, содрав с убитого быка шкуру, стали его поджаривать. Прошел час, другой, третий, четвертый; Локи и Ниодр неустанно подбрасывали в огонь все новые и новые охапки хвороста, но мясо быка оставалось по-прежнему сырым, как будто его и не жарили. Внезапно над головами богов раздался громкий смех. Они посмотрели вверх и увидели высоко в воздухе огромного черного орла, который кружился над их костром.

— Почему ты смеешься? — спросил его Один. — Уж не ты ли это с помощью какого-нибудь волшебства мешаешь нам приготовить себе обед?

— Ты угадал, Один, — отвечал орел человеческим голосом. — Вам не удастся зажарить этого быка, пока вы не пообещаете поделиться со мной его мясом.

— Хорошо, ты получишь четверть быка, — сказал Один.

— Да, мы дадим тебе четверть быка, — подтвердили Локи и Ниодр.

Не успели они это сказать, как мясо тут же, на их глазах, стало поджариваться и вскоре было совсем готово.

Боги погасили костер, сняли с него тушу быка и, разрезав ее на части, предложили орлу взять его долю. Тот не заставил себя просить и, слетев вниз, стал проворно глотать самые лучшие и жирные куски мяса.

Увидев это, Локи в гневе схватил толстую палку и хотел ударить дерзкую птицу, но она увернулась и ловко поймала ее своими острыми, крепкими когтями. В тот же миг другой конец палки словно прилип к рукам Локи и, пока он пытался их оторвать, орел взлетел к облакам, увлекая за собой Бога огня.

— Стой, стой, куда ты? — кричал испуганный Локи. — Сейчас же спускайся вниз, прошу тебя!

Орел как будто послушался и полетел над самой землей, волоча Бога огня по камням и кустарникам.

— Ой, что ты делаешь? — еще громче закричал Локи. — Остановись, или у меня оторвутся руки!

— Раньше поклянись, что ты исполнишь любое мое желание, — отвечал орел, продолжая быстро лететь вперед.

— Клянусь, что исполню! — простонал Бог огня. — Только остановись!

— Хорошо, — рассмеялся орел.

Он выпустил из когтей сук, и Локи тяжело рухнул на землю.

— Ну, а теперь послушай, чего я от тебя хочу, — сказал орел, садясь на соседнее дерево. — Ты сейчас же пойдешь в Асгард и приведешь сюда богиню Идун вместе с ее яблоками. Да смотри торопись, чтобы вернуться до захода солнца.

— Но кто же ты? — спросил Локи, вставая на ноги и отбрасывая в сторону сук.

— Я великан Тиаци, грозный повелитель зимних бурь, — гордо произнес орел. — Об этом ты мог бы догадаться, когда вы напрасно старались зажарить быка, которого я остужал своим ледяным дыханием, или когда эта палка примерзла к твоим рукам. Мои собратья — Гримтурсены — глупы: они пытаются победить богов в открытом бою. Я же решил лишить вас вечной юности. Тогда вы сами скоро одряхлеете и потеряете свою силу, и мы будем властвовать над всем миром. Ступай же, Локи, и приведи ко мне Идун.

Опустив голову, Бог огня печально побрел в Асгард. Он боялся, что Асы жестоко отомстят ему за похищение жены Браги и яблок вечной молодости, но не мог нарушить данную клятву.

Идти ему пришлось недолго: Тиаци подтащил его почти к самому Бифресту. Поднявшись по радужному мосту, Локи поспешил во дворец Бога поэтов, в одном из самых больших и красивых залов которого жила Идун.

— Ты, наверное, пришел ко мне за яблоками, Локи? — спросила она, радушно выходя ему навстречу. — Вот они, бери какое хочешь.

— Нет, Идун, — отвечал хитрый Бог. — В одном лесу, на земле, я видел яблоню, на которой растут яблоки еще лучше твоих. Вот я и пришел рассказать тебе об этом.

— Ты ошибается, Локи, — удивилась богиня. — Лучших яблок, чем у меня, нет во всем мире.

— Если ты мне не веришь, пойдем со мной, и я отведу тебя к ним, — сказал Бог огня. — Да захвати с собой и свои яблоки, чтобы ты смогла сравнить, какие из них лучше.

Не подозревая обмана, Идун сейчас же взяла корзину с яблоками вечной молодости и пошла следом за Локи, который привел ее прямо в лес, где их поджидал Тиаци. Едва лишь юная богиня дошла до опушки, как грозный орел налетел на нее и унес вместе с корзиной в свой далекий северный замок.

Бог огня оставался в лесу до тех пор, пока не увидел в отдалении возвращающихся в Асгард Одина и Ниодра. Тут он пошел им навстречу и рассказал длинную историю о том, как орел унес его далеко в горы, откуда он только что вернулся. Однако, как ни хитрил Локи, его проделка недолго оставалась в тайне. Зоркий Хеймдалль видел, как он вышел из Асгарда вместе с Идун, и Бог огня вынужден был признаться Асам, что это он помог Тиаци ее похитить.

— Ты заслуживаешь смерти! — воскликнул Браги, выслушав его рассказ. — Ты вдвойне заслуживаешь смерти, потому что не только предал великану мою жену, но и лишил нас всех ее яблок, без которых мы вскоре погибнем. Ты заслужил смерть, и я убью тебя, Локи!

— Постой, — остановил его Один. — Смерть Локи нам не поможет. Пусть лучше он загладит свою вину и отнимет у Тиаци Идун. Он ведь так хитер, что сможет это сделать лучше любого из нас.

— Я и сам уже давно бы это сделал, — возразил Локи, — если бы знал, как добраться до замка Тиаци. Ведь у меня нет такой колесницы, как у Тора.

— Послушай, Локи, — сказала Бхуми, до этого молча сидевшая на своем месте, — ты знаешь, что у меня есть волшебное соколиное оперенье, надев которое я летаю быстрее ветра. Я могу одолжить его тебе на время. Только верни нам поскорее нашу Идун.

Локи с радостью выслушал слова богини любви и на другой день утром, превратившись с ее помощью в огромного сокола, полетел на север.

Блестящий ледяной замок властелина северных бурь стоял на самом берегу Нифльхейма, меж двух высоких, покрытых вечным снегом гор. Подлетая к нему, Локи увидел в море Тиаци и его дочь Скади. Они сидели в лодке и удили рыбу и даже не заметили стремительно пронесшегося над их головами Бога огня. Торопясь унести Идун прежде, чем великан вернется домой, Локи влетел прямо в открытое окно замка. Около него, печально глядя на запад, в сторону Асгарда, сидела богиня вечной юности и, держа на коленях корзину со своими яблоками, тихо плакала.

— Скорей, Идун! — крикнул Локи богине, которая, не узнав его, испуганно вскочила. — Мы должны бежать, пока Тиаци ловит рыбу. — Собирайся в путь.

— Ах это ты, Локи! — воскликнула обрадованная Идун. — Но как же ты унесешь и меня и мою корзину?

— Ты держи ее, а я буду держать тебя, — предложил Бог огня.

— Нет, Локи, — возразила Идун. — Тебе тяжело будет лететь, и Тиаци сможет нас догнать… Постой, постой, я придумала! — вдруг рассмеялась она. — Ты не знаешь, что, если я захочу, я могу превратиться в орех.

Она три раза хлопнула в ладоши и в тот же миг в самом деле превратилась в маленький лесной орех. Локи положил его между яблок и, схватив корзину, снова вылетел в окно. Тут, к своему ужасу, он увидел, что лодка с Тиаци и его дочерью уже подплывает к берегу.

— Смотри, смотри, отец! — воскликнула Скади, показывая великану на Бога огня. — Из окна нашего замка вылетел сокол, и у него в когтях корзина.

— Это кто-нибудь из Асов, — скрежеща зубами, ответил повелитель зимних бурь. — Он уносит яблоки Идун. Но не бойся, ему не удастся уйти от меня!

И тут же, превратившись в орла, он пустился в погоню за Локи.

Стоя на стене Асгарда, Хеймдалль еще издали заметил их обоих.

— Локи летит назад! — крикнул он окружающим его Асам. — Он несет яблоки, а за ним гонится исполинский черный орел.

— Это Тиаци, — сказал Один. — Скажи, кто из них летит быстрее?

— Локи летит очень быстро, — ответил Хеймдалль. — Но великан его все же догоняет.

— Скорее, — приказал Один Богам, — разложите на стене Асгарда костер, да побольше!

Асы не поняли, что задумал мудрейший из них, однако быстро исполнили его приказание, и вскоре на стене Асгарда запылал огромный костер.

Теперь уже не только Хеймдалль, но и остальные боги увидели быстро приближающегося к ним Локи и догоняющего его Тиаци. Казалось, великан вот-вот схватит Бога огня, но тот, увидев впереди себя грозно бушующее пламя, собрал все свои силы и стрелой пролетел сквозь него.

Мудрый Один хорошо придумал. Огонь не тронул своего повелителя, но, когда Тиаци хотел последовать за Локи, пламя охватило его со всех сторон, и великан сгорел, как пук соломы.

— Я вижу, ты принес только яблоки. Где же та, кому они принадлежат? — спросил Один у Бога огня, когда тот, спустившись среди Асов, скинул с себя соколиное оперенье.

Вместо ответа Локи достал из корзины орех, бросил его на землю, и перед Одином сейчас же появилась Идун.

— Простите Локи, — сказала она. — Правда, он виноват, что меня похитили, но зато он же меня и спас.

— Мы уже и так простили его, — отвечал владыка мира. — Он не только вернул нам тебя, но из-за него погиб и наш злейший враг, великан Тиаци.

С торжеством отпраздновав возвращение Идун, боги разошлись по своим дворцам, но уже на следующее утро их разбудил резкий звук трубы. Перед стенами Асгарда появилась всадница на белом коне, в кольчуге и с копьем в руках. Это была Скади. Узнав о гибели отца, она прискакала, чтобы отомстить богам за его смерть и вызвать их на поединок.

Асы невольно залюбовались прекрасной и смелой девушкой и, не желая ее убивать, решили договориться с ней миром.

— Послушай, Скади, — сказал ей Один, — хочешь вместо выкупа за отца взять одного из нас в мужья?

Скади, готовившаяся к упорной и кровопролитной битве, задумалась.

— Моя печаль по отцу так глубока, что я не могу и слышать о замужестве, — отвечала она наконец. — Рассмешите меня, и тогда я приму ваше предложение.

— Как же нам ее рассмешить? — недоумевали Асы.

— О, это очень легко! — воскликнул Локи. — Подождите здесь и вы увидите.

Он убежал, а через несколько минут выехал из Асгарда верхом на козе Гейдрун.

При виде этого зрелища Скади улыбнулась, но тут же сдержалась, и ее лицо снова стало печальным. Не смущаясь этим, Локи подъехал к девушке и вдруг изо всех сил дернул Гейдрун за бороду. Рассерженное животное мигом сбросило его с себя и, наклонив голову, попыталось ударить Бога огня рогами. Локи ловко уворачивался, а Скади, глядя на его забавные прыжки, постепенно так развеселилась, что забыла о своем горе. В конце концов Гейдрун удалось зацепить хитрейшего из Асов одним рогом, и тот, перекувыркнувшись в воздухе, растянулся во весь рост прямо у ног великанши, которая, не выдержав, громко расхохоталась.

— Хорошо, — сказала она, бросая копье на землю, — я выйду замуж за одного из вас, но дайте мне самой выбрать себе мужа.

— Ты его и выберешь, — отвечал Один, — но с условием, что ты будешь видеть одни лишь наши ноги, и, если твой выбор падет на того, кто уже женат, тебе придется выбирать снова.

Скади согласилась и на это.

Закутавшись с головой в плащи так, чтобы были видны только их босые ноги, Асы один за другим вышли из ворот Асгарда и встали перед дочерью властелина зимних бурь в ряд.

Великанша медленно обошла их всех.

— У кого самые красивые ноги, у того и все красиво, — сказала она. — Вот… — Тут Скади показала на одного из Асов. — Вот Бальдр, и я выбираю его.

— Я не Бальдр, а Ниодр, Скади, — отвечал тот, открывая лицо. — Хочешь ли ты, чтобы я был твоим мужем?

— Что ж, я не отказываюсь от своего выбора, — засмеялась великанша. — Ты красив, а кроме того, как я слышала, добр, и ты будешь мне хорошим мужем.

Асы несколько дней праздновали свадьбу бывшего Вана с прекрасной дочерью Тиаци, после чего супруги, по просьбе Скади, отправились на север, в замок ее отца. Однако Ниодр, привыкший к теплу и безоблачному небу, не смог жить там долго. Каждое утро его будил от сна рев моржей и медведей, каждый вечер не давал заснуть грохот морского прибоя. Спустя несколько месяцев он уговорил жену переехать в его дворец Ноатун в Асгарде, но Скади там скоро соскучилась по снегу и морю. Тогда супруги договорились между собой жить попеременно: шесть месяцев в Асгарде и шесть месяцев в Нифльхейме.

Вот почему зимой так бушует море. В это время Ниодр на юге и не может его успокоить, но зато, когда он летом приезжает на север, моряки смело могут доверяться волнам: добрый бог не причинит им вреда.

Больше трех лет сражался Тор на восточных границах Митгарда, отбивая нападения великанов. Гримтурсены были многочисленны и воинственны, но Бог грома, стремительно носясь над облаками и появляясь то здесь, то там, безжалостно поражал их одного за другим своим страшным молотом. Наконец, не выдержав борьбы с грозным Асом, исполины отступили и бежали обратно в Йотунхейм, чтобы там собраться с силами для нового похода в страну людей.

Решив, что теперь он может спокойно отдохнуть, Тор выпряг из колесницы обоих козлов и пустил их пастись на соседний луг, а сам растянулся на голой земле и, положив рядом Миольнир, крепко заснул. Проснувшись на рассвете, Бог грома сразу же потянулся за своим молотом, но его рука не нащупала ничего, кроме камешков да нескольких травинок. Гор быстро вскочил на ноги и, протирая глаза, оглядел все вокруг — Миольнир бесследно исчез.

Гнев могучего Аса был ужасен. Он рвал на себе бороду и так топал ногами, что тряслась земля, а потом быстро запряг в колесницу своих козлов Тангиоста и Тангризнира и вихрем помчался в птичий Асгард, чтобы оповестить богов о своей потере.

Однако по дороге старшему сыну Одина стало стыдно, что он так глупо проспал свое оружие, и он решил признаться в этом одному Локи.

Выслушав Тора, Бог огня покачал головой и ответил:

— Твой молот могли украсть только великаны, значит и искать его надо у них. Пойдем скорей к Бхуми и попросим у нее соколиное оперенье. Я полечу в Йотунхейм и там узнаю, где находится Миольнир.

— Ты прав, — согласился Тор. — Пойдем к богине птиц Бхуми.

— Оба Аса направились во дворец к прекрасной птице.

— Если бы оно было сделано из золота и серебра, то и тогда я отдала бы его вам без сожаления, — сказала богиня любви, вынося им соколиное оперенье.

Локи накинул его на себя и так быстро, как только мог, полетел через море в страну великанов.

— Первым, кого увидел там Бог огня, был один из знатнейших и богатейших князей Йотунхейма — великан Трим. Он сидел на вершине высокой горы и, увидев над собой парящего в небе исполинского сокола, сразу догадался, что перед ним один из Асов, королей-птиц.

— Как идут дела в стране богов? — спросил он.

— Не очень хорошо, Трим, не очень хорошо, — отвечал Локи. — У Тора пропал его молот. Не знаешь ли ты, кто его взял и где он сейчас?

— Ха-ха-ха! — оглушительно захохотал Трим. — Мне ли этого не знать, когда я сам его похитил! Я мог бы убить Тора, пока он спал, да не хочу ссориться с Асами. Я готов даже вернуть им их Миольнир, если только они выдадут за меня замуж прекрасную Бхуми. А породнившись с богами, я, пожалуй, соглашусь перейти на их сторону.

— Где же ты спрятал молот? — продолжал спрашивать Локи.

— Молот, Локи? — снова засмеялся Трим, который по голосу узнал Бога огня. — Молот лежит глубоко-глубоко под землей, и тебе его не достать, несмотря на всю твою хитрость.

Узнав все, что ему было нужно, Локи сделал над головой великана круг и стрелой полетел обратно в Асгард.

— Молот у Трима, и он не хочет его отдать, пока боги не отдадут ему в жены богиню птиц Бхуми, — объявил он поджидавшему его Тору.

Услышав это, Бог грома снова побежал к богине птиц.

— Послушай, Бхуми, — сказал он, — немедленно собирайся и отправляйся к Триму! Ты должна стать его женой, иначе он не отдаст мне мой молот.

При этих словах Тора добрая и кроткая Бхуми рассердилась в первый раз в жизни и в порыве гнева разорвала свое драгоценное ожерелье.

— Молчи, Тор, и уходи прочь из моего дворца! — воскликнула она. — Никогда не поеду я в Йотунхейм и никогда не выйду замуж за великана, хотя бы все боги просили меня об этом. Ты сам проспал свой молот, так и выручай его сам.

Опустив голову, Тор молча вышел из Бхуми и снова направился к Богу огня.

— Посоветуй, что мне делать, Локи! — взмолился он.

— Нам надо собрать богов и рассказать им о случившемся, — сказал Локи. — Может быть, все вместе мы что-нибудь придумаем.

Тор скрепя сердце согласился и пошел собирать Асов.

Узнав о пропаже Миольнира и о требованиях Трима, боги пришли в ужас. Они долго советовались, но не могли ничего придумать. Наконец мудрый Хеймдалль, верный страж радужного моста, встал со своего места и сказал:

— А почему бы нам не надеть на Тора женское платье и не послать его к Триму под видом Бхуми? Может быть, он сумеет выручить у великана свой молот.

— Но ведь Трим сейчас же откроет обман, — возразил ему Вали.

— Нет, — отвечал Хеймдалль, — он ничего не откроет. Трим никогда не видел Бхуми и не знает, как она выглядит. Наденем на Тора платье подлиннее, чтобы не было видно его огромных ног, закроем фатой его лицо и рыжую бороду, а голову повяжем платком, и великаны ни за что не догадаются, что перед ними не женщина, а сам Бог грома.

— Никогда не надену я женское платье! — в бешенстве закричал Тор. — Если я это сделаю, все вы будете потом смеяться надо мной.

— Ты забываешь о том, Тор, — возразил ему Браги, — какая страшная опасность нам теперь угрожает. Хочешь ли, чтобы великаны перебили всех нас твоим молотом и захватили птичий Асгард и Митгард? Ты должен попытаться любой ценой вернуть назад Миольнир. И если тебе это удастся, никто из нас не будет смеяться над тобой.

— Послушай, Тор, — сказал Локи, видя, что Бог грома все еще колеблется. — Хочешь, я тоже надену женское платье и отправлюсь вместе с тобой к Триму под видом твоей служанки?

Предложение Локи очень понравилось всем Богам, а особенно Тору, который после этого не стал больше спорить и согласился с советом Хеймдалля. Боги тут же стали одевать Тора и Локи в женское платье, а к Триму направили гонца с известием, что Бхуми скоро к нему прибудет.

Великан был вне себя от радости и гордости. В ожидании невесты он созвал в свой замок многочисленных гостей и устроил там для них роскошный пир. Вскоре вдали показался Тор в фате и длинном платье, а за ним Локи в костюме служанки. Трим поспешно выбежал к ним навстречу. Он взял за руки мнимую невесту и, торжественно введя ее в замок, усадил рядом с собой за богато убранный стол.

Бог грома любил хорошо поесть и к тому же он так проголодался в дороге, что забыл всякую осторожность. Он тут же проглотил целого быка, за ним восемь огромных лососей и запил все это бочкой крепкого меда.

— Никогда, за всю мою жизнь, я еще не видел, чтобы какая-нибудь девушка так ела! — воскликнул Трим, с удивлением глядя на мнимую Бхуми.

— О Трим, — поспешно шепнул ему на ухо Локи, который на всякий случай встал за спиной великана, — тоскуя по тебе, Бхуми семь дней ничего не пила и не ела. Вот почему она сегодня так голодна.

Слова хитрого Бога обрадовали Трима, и он тут же захотел поцеловать свою невесту, но, увидев сквозь фату горящие, как уголь, глаза Тора, в ужасе отскочил назад.

— Ни у одной девушки в мире я не встречал еще таких страшных глаз! — запинаясь проговорил он.

— Успокойся, Трим, — снова шепнул ему Локи. — Семь долгих дней и столько же ночей плакала Бхуми, тоскуя по тебе, и ее глаза покраснели и воспалились.

Услышав, что Бхуми так сильно его любит, великан был растроган. Он вышел из зала и послал к гостям свою сестру, чтобы она положила на колени его невесте молот и получила от нее взамен какой-нибудь подарок, в чем и состоял в те времена обряд венчания.

Девушка сейчас же исполнила приказание брата, и какова же была радость Тора, когда в положенном ему на колени молоте он узнал свой Миольнир! В одно мгновение весь его женский наряд полетел прочь, и перед остолбеневшими от ужаса гостями Трима предстал грозный Бог грома. Придя в себя, великаны бросились бежать, но было уже поздно: Миольнир настигал их повсюду, и, сраженные его ударами, они один за другим мертвыми падали на землю. Такая же участь постигла и прибежавшего на шум Трима.

Так вернул себе Тор свой замечательный молот, а весь мир был спасен от большой опасности.

С тех пор прошло много лет, но и до сего дня не может забыть Бог грома, как однажды он чересчур крепко спал, а потом ходил из-за этого в женском платье, и очень не любит, когда ему об этом напоминают.

Тору часто приходилось слышать, что на востоке, в стране великанов, есть чудесное королевство Утгард и что в нем живут могущественнейшие волшебники, которых еще никто не мог победить. Не мудрено, что ему захотелось побывать там, чтобы испытать свою силу. Вернувшись обратно после поездки к Триму, он стал немедленно собираться в дорогу, предложив Богу огня снова ему сопутствовать. Локи, который любил всякие приключения не меньше самого Тора, охотно согласился, и оба Аса, усевшись в колесницу бога грома, отправились в путь.

Боги ехали целый день. Наконец, когда солнце уже спряталось за горами, они увидели в поле одиноко стоявшую хижину и решили в ней остановиться. В хижине жил бедный крестьянин Эгил со своей женой, сыном Тиальфи и дочерью Ресквой. Он радушно принял Асов, но пожалел, что ничем не может их угостить.

— Вот уже два дня, — сказал он, — как мы сами ничего не ели, и в нашем доме вы не найдете ни крошки хлеба.

— О еде не беспокойся, — отвечал ему Тор, — ее хватит на всех.

Он выпряг из колесницы обоих козлов, зарезал их и втащил в дом. Тут он содрал с них шкуру, а туши положил вариться в большой котел. Когда мясо было готово, Тор пригласил крестьян поужинать вместе с ним и с Локи. Голодные люди с радостью согласились и жадно набросились на еду. Боги скоро наелись и пошли спать, но, перед тем как уйти, Тор расстелил на полу козлиные шкуры и, обращаясь к крестьянам, сказал:

— Я разрешаю вам съесть сколько угодно мяса, но смотрите не трогайте костей, а сложите их все до единой в эти шкуры, иначе я вас жестоко накажу.

— А ведь кости-то вкуснее всего, — тихо шепнул Локи на ухо Тиальфи, прежде чем последовать за своим спутником.

Слова Коварного Бога не пропали даром, и, в то время как сам Эгил, его жена и дочь точно выполнили приказание Тора, Тиальфи, которому захотелось полакомиться костным мозгом, расщепил одну из костей своим ножом. Утром, проснувшись, Тор первым делом подошел к козлиным шкурам и дотронулся до них своим молотом. Оба козла сейчас же как ни в чем не бывало вскочили на ноги, живые и невредимые, и только один из них немного прихрамывал на заднюю ногу. Увидев это, Тор понял, что кто-то из крестьян нарушил его запрет, и из-под его густых сдвинутых бровей сверкнула молния. Он уже поднял Миольнир, готовясь убить ослушника, но тут вся семья Эгила с громким плачем бросилась перед ним на колени, умоляя грозного Бога простить Тиальфи. Когда Тор увидел слезы этих бедняков и услышал их мольбы, его гнев сейчас же прошел. Он сказал, что не будет их наказывать, но потребовал, чтобы за это Эгил отдал ему в услужение обоих своих детей, на что тот с радостью согласился.

Продолжать путешествие в колеснице, пока у козла не зажила нога, было нельзя, поэтому Тор оставил Тангиоста и Тангризнира у Эгила, а сам вместе с Локи и своими новыми слугами пошел дальше пешком.

Достигнув берега огромного моря, которое отделяет землю от страны великанов, путники построили себе лодку и поплыли, держа курс на восток. Через несколько дней на рассвете они уже благополучно пристали к берегу Йотунхейма. Тут они снова пошли пешком и вскоре добрались до высокого дремучего леса. Они шли по нему целый день, но казалось, что ему не будет ни конца, ни края. Наступил вечер, и Тор уже думал, что им придется заночевать на голой земле, как вдруг наткнулся на большую хижину. В этой хижине было всего три стены и потолок, но путешественники так устали, что не обратили на это внимание. Все четверо наскоро поужинали той провизией, которая была в котомке Тора, и легли спать.

Ночью неожиданно послышались раскаты грома, и вся хижина затряслась. Тор схватил свой молот, а его спутники стали искать, куда бы им спрятаться. Наконец в одной из стен хижины они обнаружили вход в небольшую пристройку и забились туда, дрожа от страха, а Тор встал у входа с молотом в руках и простоял так всю ночь. Как только настало утро, он поспешил выйти наружу и увидал неподалеку спящего великана. От его могучего храпа тряслась земля. Тор сейчас же надел волшебный пояс, увеличивающий вдвое его силу, и уже готовился метнуть в великана молот, но в это время тот проснулся и встал на ноги. Он был так огромен и страшен, что Тор впервые не решился пустить в ход свое грозное оружие, а только спросил великана, как его зовут.

— Меня зовут Скримир, — отвечал тот. — А о твоем имени мне не нужно и спрашивать: ты, конечно, Тор. Но постой, куда же делась моя рукавица?

Он нагнулся, и Тор увидел, что та хижина, в которой они провели ночь, была огромная рукавица, а небольшая пристройка, в которой они позднее спрятались, — ее большой палец.

— Куда ты направляешься, Тор? — спросил его Скримир.

— Я хочу побывать в королевстве Утгард, — отвечал Бог грома.

— В таком случае, давайте позавтракаем, — сказал великан, — а потом, если ты не возражаешь, пойдем вместе. Я как раз иду в ту же сторону.

Тор согласился. Скримир сел на землю, развязал свою котомку и спокойно принялся за еду. Видя это, путешественники последовали его примеру. После завтрака великан сказал:

— Давайте сюда вашу котомку, я понесу ее вместе со своей.

Тор не стал возражать. Скримир вложил его котомку в свою, затянул ремнями, взвалил себе на спину и пошел. Он делал такие огромные шаги, что Тор и его спутники с трудом поспевали за ним. Скримир остановился только под вечер. Скинув котомку на землю, он не спеша улегся под огромным деревом.

— Я так устал, — сказал великан, — что не хочу есть, а если вы хотите, то развяжите котомку и берите из нее все, что вам надо.

С этими словами Скримир тут же заснул и оглушительно захрапел. Тор подошел к котомке великана и попытался ее открыть. Однако, несмотря на всю свою силу, он не смог развязать стягивающие ее ремни. Целый час голодный Ас пыхтел и обливался потом, но все было напрасно. Тогда он пришел в ярость, и забыв всякую осторожность, подошел к Скримиру и ударил его молотом по голове. Скримир приоткрыл глаза и спокойно сказал:

— Кажется, на меня с дерева упал лист? Ну что, Тор, вы уже поужинали? В таком случае, ложитесь спать. Завтра нам предстоит длинный путь.

И он опять захрапел. Тор, Локи, Тиальфи и Ресква легли под соседним деревом, но спать они не могли. Бог грома был вне себя от гнева. В середине ночи он встал, опять подошел к Скримиру и с размаху ударил его молотом по темени. Он почувствовал, что молот глубоко ушел в голову великана, но тот только потянулся, зевнул и проговорил сонным голосом:

— На меня что-то упало. Наверное, желудь. Ты не спишь, Тор? Разве уже пора вставать? Ведь еще совсем темно.

— До утра еще далеко, — отвечал ему Тор, — и ты можешь спать спокойно. Я сейчас тоже снова лягу.

Скримир снова закрыл глаза, а Тор в смущении пошел под свое дерево. В первый раз в жизни ему пришлось встретить великана, против которого оказался бессильным его Миольнир. Вскоре начало светать, и тогда Тор все же решил сделать еще одну попытку. Он осторожно подкрался к Скримиру и изо всех сил ударил его молотом в висок. На этот раз Миольнир по рукоятку ушел в голову исполина. Великан проснулся, провел рукой по виску и воскликнул:

— Неудачное место выбрал я для ночлега! Наверное, на ветвях дерева сидят птицы. Только что целый сучок упал мне на голову. Эй, Тор! Пора вставать! Уже совсем рассвело.

С этими словами Скримир поднялся, развязал свою котомку, достал из нее котомку Тора и отдал ее остолбеневшему от удивления Богу грома.

— Давайте завтракать, — сказал он, — а затем скорее в путь.

Путешественники, растерянно переглядываясь, принялись за еду и поели за два дня сразу. Потом Скримир снова пошел вперед, а Тор и остальные — за ним. Часа через два они наконец достигли опушки леса.

— Ну, — сказал Скримир, — если вы все еще хотите попасть в страну Утгард к нашему королю, то вам следует идти отсюда на восток, а мне нужно на север. Примите же от меня на прощание благой совет. Я слышал, как вы говорили между собой, что не считаете меня очень маленьким. Знайте же, что в замке нашего короля есть люди еще покрупнее меня, так что не слишком надейтесь на свои силы. До свидания.

Сказав это, Скримир быстро пошел на север, а четыре путника еще долго смотрели ему вслед, искренне желая никогда больше не видеть его.

Несмотря на предостережения Скримира, Асы продолжали путь и уже около полудня увидели перед собой огромный замок, окруженный высокой железной решеткой. В ней были сделаны ворота, но они оказались на запоре. К счастью, прутья решетки так далеко отстояли друг от друга, что все четверо легко пролезли между ними. Тор смело распахнул двери замка и вошел внутрь, сопровождаемый Тиальфи и Ресквой. Локи из предосторожности держался немного позади. Они оказались в огромном зале, посередине которого сидел сам король страны Утгард — Утгардалоки. Около него стояло много великанов, и все они с изумлением посмотрели на пришельцев.

— Привет тебе, Тор! — медленно проговорил Утгардалоки. — Я рад видеть тебя и твоих спутников, но знаешь ли ты, что по нашему закону здесь имеют право быть только те, кто проявил себя в каком-нибудь деле или искусстве и занял в нем первое место? Чем же можете похвалиться вы все?

— В стране Асов, — сказал Локи, стоявший позади Тора, — нет никого, кто бы ел быстрее меня.

— Это большое искусство, — ответил Утгардалоки, — и если ты сказал правду, то будешь окружен у нас почетом. Сейчас мы устроим тебе состязание с одним моим человеком, которого зовут Логи.

Утгардалоки хлопнул в ладоши, и его слуги сейчас же внесли в зал огромное корыто с мясом. Корыто поставили на пол. Локи и Логи сели друг против друга и по знаку короля Утгарда начали есть. Уже через несколько минут они встретились как раз в середине корыта, но Локи съел только мясо, тогда как Логи сожрал и мясо и кости да еще половину корыта в придачу. Поэтому он был объявлен победителем.

— Не очень быстро едят Боги, — с насмешкой сказал Утгардалоки. — Ну, а что же может делать этот юноша, которого, кажется, зовут Тиальфи?

— В Митгарде говорят, что я бегаю быстрее всех, — отвечал Тиальфи, удивленный тем, что великан знает его имя.

— Хорошо, — сказал Утгардалоки. — Мы проверим и это.

Все вышли из замка. Перед ними расстилалось поле с широкой, хорошо утоптанной дорогой. Здесь и должно было произойти состязание. Утгардалоки вызвал из толпы своих приближенных юношу, по имени Гуги, и приказал ему бежать наперегонки с Тиальфи. Затем Утгардалоки махнул рукой и бегуны устремились вперед. Тиальфи бежал очень быстро, но Гуги все же сумел обогнать его на один шаг.

— Попробуем еще, — сказал Утгардалоки.

Тиальфи и Гуги побежали снова, но на этот раз Тиальфи отстал от своего противника уже на расстоянии полета стрелы. Третья попытка была для Тиальфи еще более неудачной. Он не пробежал и половины пути, когда его противник был уже у цели.

— Видно, что у вас бегают так же, как и едят, — усмехнулся Утгардалоки. — Ну, а ты, Тор? Что ты умеешь делать?

— Среди Асов утверждают, что никто не может пить так, как я, — отвечал Тор.

— Вот это искусство так искусство! — воскликнул Утгардалоки. — Что ж, пойдем назад в замок. Там ты покажешь, как пьют в Асгарде.

Все вернулись обратно в зал. Утгардалоки отдал приказ своему виночерпию, и тот поднес Тору длинный и узкий рог, до краев наполненный водой.

— Слушай, Тор, — сказал Утгардалоки, — некоторые из нас осушают этот рог в один прием, а большинство — в два. Только самые слабые люди Утгарда выпивают мой рог в три приема, но ты, конечно, осушишь его сразу.

Хотя рог и был очень длинен, он не показался Тору большим. Бог грома приставил его к губам и стал тянуть что было силы. Наконец он остановился, чтобы перевести дух, и, к своему величайшему удивлению, увидел, что количество воды в роге почти не убавилось.

— Ты слишком много оставил на второй раз, — заметил Утгардалоки. — Постарайся же теперь не ударить лицом в грязь.

Тор снова приложил рог к губам и пил до тех пор, пока у него не перехватило дыхание. Однако на этот раз воды в роге убавилось еще меньше, чем в первый.

— Плохо ты пьешь, — сказал Утгардалоки. — Теперь, чтобы стяжать у нас славу, тебе придется проявить свое искусство в чем-нибудь другом.

Взбешенный Тор в третий раз попытался осушить рог. Он пил так долго, что у него перед глазами пошли круги, но так и не осушил рога, хотя теперь воды в нем было уже заметно меньше.

— Довольно, — сказал Утгардалоки. — Я думаю, что ты сам видишь, что у нас пьют не так, как в Асгарде. Скажи-ка лучше, что ты еще умеешь делать?

— Я бы охотно показал вам свою силу, — проворчал Тор.

— Пожалуйста, — отвечал Утгардалоки. — Молодые люди моей страны обычно пробуют свою силу, подымая мою кошку. Конечно, это забава не для взрослых, но после того, как ты так плохо пил, я боюсь, что она будет тебе не под силу.

В эту минуту в залу вошла большая серая кошка. Тор подошел к ней, обхватил ее обеими руками и попытался поднять, но, как он ни пыхтел, как ни старался, кошка не сдвинулась с места и только одна ее лапа оторвалась от земли.

— Так я и думал, — засмеялся Утгардалоки. — Да это и понятно: кошка большая, а Тор маленький. Где ему поднять такого зверя!

— Может быть, я и маленький, — вскричал Тор вне себя от гнева, — но я все же берусь побороться с любым из вас, несмотря на весь ваш рост.

— Прежде чем бороться с нами, — сказал Утгардалоки, — я советую тебе сначала попробовать свою силу на моей старой кормилице, Элли. Если ты ее поборешь, я готов признать, что ты не так слаб, как я думаю. Если же она с тобой справится, тебе нечего и думать о том, чтобы состязаться с настоящими мужчинами.

Тут он хлопнул в ладоши и громко позвал:

— Элли! Элли!

На его зов в зал вошла дряхлая, сморщенная старуха и спросила, что ему надо.

— Я хочу, чтобы ты поборолась с моим гостем, — отвечал Утгардалоки. — Он хвалится своей силой, и мне интересно посмотреть, сможет ли он справиться с тобой.

Тор схватил Элли поперек туловища и хотел сразу же положить ее на обе лопатки, но она устаяла и, в свою очередь, с такой сила сжала его своими руками, что у него перехватило дыхание. Чем больше старался Тор, тем крепче становилась старуха. Внезапно она сделала ему подножку, и не ожидавший этого Бог грома упал на одно колено.

Утгардалоки, казалось, был очень удивлен, однако ничем не выдал этого и, обращаясь к Богу грома, сказал:

— Ну, Тор, теперь ты и сам видишь, что тебе незачем мериться с нами силой, не можешь ты и оставаться дольше в моем замке. Но я все же слишком гостеприимный хозяин, чтобы отпустить вас голодными, а поэтому давайте обедать.

Тор молча опустил голову: ему было так стыдно, что он не мог произнести ни слова.

Утгардалоки на славу угостил своих гостей, а после обеда сам пошел их провожать. Когда они вышли из замка, он спросил:

— Ну как, Тор, даволен ли ты своим путешествием и понравилось ли тебе у нас?

— У вас мне понравилось, — отвечал Тор, — но не могу сказать, чтобы я был доволен своим прибыванием в вашей стране. Еще не одно мое путешествие не кончалось так бесславно.

— А я, Тор, даже и не подозревал, что ты так могуч, — улыбаясь, сказал Утгардалоки, — а то бы не видать тебе моего замка! Теперь, когда вы из него уже вышли, я могу открыть тебе, что ты с самого начала был обманут. Великан Скримир, повстречавшийся с тобой в лесу, был я сам. Мою котомку ты не открыл потому, что ремни на ней были заклепаны железом, а когда ты бил меня своим молотом, я подсунул тебе вместо себя обломок скалы. Может быть, ты заметил в моем замке большой камень с тремя глубокими впадинами? Это следы твоих ударов. Локи ел очень быстро, но Логи, с которым он состязался, был сам огонь, а ты знаешь, что огонь прожорливее всех на свете. Тиальфи замечательный бегун, но перегнать Гуги он не мог, потому что Гуги — это мысль, а мысль быстрее любого бегуна. Рог из которого ты пил, другим концом был соединен с мировым морем. Осушить это море, конечно, нельзя, но ты выпил из него столько воды, что оно обмелело, как при сильнейшем отливе. Подымал ты вовсе не кошку, а золотую Змею. Она обвивает кольцом весь мир, а ты поднял ее так высоко, что она только кончиком своей морды и кончиком хвоста еще касалась земли. Самое трудное испытание ты выдержал тогда, когда боролся со старухой Элли. Элли — это старость. Ты знаешь, что она любого человека кладет на обе лопатки, а ты упал перед нею только на одно колено. Теперь, Тор, я сам убедился в твоей силе и от всей души желаю никогда больше тебя не видеть. Прощай!

Весь красный от охватившего его гнева, Тор схватил свой молот, но Утгардалоки внезапно исчез. Вместе с ним исчез и его замок, и на том месте, где он стоял, перед глазами Тора и его спутников простиралось только ровное, покрытое зеленой травой поле.

Так закончились похождения Тора в стране Утгард.

Вернувшись из волшебного королевства Утгард, Бог грома тотчас же снова умчался на восток сражаться со своими вечными врагами великанами.

В его отсутствие Одину как-то раз захотелось покататься верхом на Слейпнире и взглянуть, что нового делается на белом свете. Сначала отец Богов объехал землю и, убедившись, что на ней все обстоит благополучно, направил своего восьминогого скакуна на восток. Перепрыгивая с облака на облако, Слейпнир быстро достиг Йотунхейма и поскакал над Каменными Горами, владениями свирепого и могущественного великана Грунгнира. В это время великан как раз вышел из своего замка и, увидев высоко в воздухе всадника в крылатом золотом шлеме, широко раскрыл глаза от удивления.

— Хороший у тебя конь, — приятель! — крикнул он. — Пожалуй, немного найдется скакунов, которые могли бы его перегнать.

Один натянул поводья, и Слейпнир, став всеми своими восемью ногами на небольшое облачко, застыл на месте.

— Такой лошади, которая могла бы перегнать моего Слейпнира, нет во всем мире, — гордо ответил старейший из Асов, — ни в Асгарде, ни в Митгарде, ни в Йотунхейме.

— Ты хвастаешься, незнакомец! — сердито возразил великан. — Мой конь Гульфакси перегонит твоего скакуна, хотя у него и не восемь ног!

— Что ж, будем биться об заклад, — сказал Один. — Не вернуться мне живым домой, если твоему коню удастся хотя бы догнать моего жеребца.

— Ну погоди же, сейчас я тебя проучу, жалкий хвастунишка! — воскликнул Грунгнир, рассердись еще больше.

Он бросился в конюшню, вывел оттуда своего могучего вороного жеребца и, вскочив в седло, помчался прямо к Одину. Тот подпустил его поближе, а потом повернул Слейпнира и быстро поскакал обратно на запад. Он думал, что сразу же оставит великана далеко позади, но Грунгнир недаром хвалил своего коня. Гульфакси, так же как и Слейпнир, легко скакал по воздуху и, хотя и не мог догнать своего восьминогого соперника, мало уступал ему в скорости. Оба всадника скоро оставили позади себя Йотунхейм, вихрем пронеслись над морем, а потом над Митгардом и незаметно достигли стен Асгарда. Увлекшись погоней, ослепленный гневом, великан скакал, не разбирая дороги, и опомнился только тогда, когда очутился перед роскошным дворцом отца богов и увидел Асов, которые со всех сторон окружили незваного гостя. Грунгнир был силен и храбр, но он невольно смутился, так как был безоружен и знал что Асы могут в любую минуту позвать Бога грома. Заметив его нерешительность. Один весело рассмеялся.

— Не бойся, Грунгнир, — сказал он. — Входи и будь нашим гостем. Ты, верно, проголодался после такой скачки, да и твоему жеребцу тоже не мешает отдохнуть.

Грунгнир сейчас же сошел с коня и, надувшись от гордости — как-никак, а он был первым великаном, которого Боги пригласили на свое пиршество, — вошел в зал. Асы усадили его за стол на то место, где обычно сидел Тор, и поставили перед ним два огромных кубка с крепким медом. Эти кубки принадлежали Богу грома, но мы уже знаем, что никто не мог пить так, как он, и для Грунгнира они оказались не под силу. Несмотря на свой исполинский рост и могучее сложение, великан скоро охмелел и начал хвастаться.

— Во всем мире нет никого, кто был бы сильнее меня! — воскликнул он. — Ваш знаменитый Тор просто карлик по сравнению со мной. Я могу голыми руками перебить вас всех.

— Успокойся, Грунгнир, — добродушно сказал Один. — Ты наш гость, и мы не собираемся с тобой драться.

— Молчи! — закричал великан свирепо. — Довольно вы властвовали над миром — теперь пришла моя очередь, а вы все готовтесь к смерти!

Он был так страшен в своем гневе, что Асы, боясь сидеть с ним рядом, один за другим отошли на другой конец зала. Лишь одна Богиня Бхуми смело подошла к великану и вновь наполнила его кубки медом. Грунгнир выпил их один за другим и опьянел еще больше.

— Я перенесу Валгаллу в Йотунхейм, — сказал он заплетающимся языком. — Бхуми и Сиф пойдут со мной и станут моими рабынями, а остальных Асов вместе с их Асгардом я утоплю в мировом море, но сначала я выпью весь ваш мед.

И он снова протянул Бхуми свои кубки.

Не в силах далее слушать его похвальбу, Асы хором произнесли имя Тора. В тот же миг послышался стремительно нарастающий рокот колес железной колесницы, и в дверях зала показался Бог грома с молотом в руках. Увидев за столом Грунгнира, Тор застыл на месте. Он молча обвел глазами всех Асов, потом опять взглянул на Грунгнира и заскрежетал зубами от ярости.

— Как! — воскликнул он. — В то время когда я сражаюсь с великанами, этими злейшими и беспощаднейшими врагами Богов и людей, вы сажаете одного из них на мое место и пьете вместе с ним! Кто впустил его в Асгард? Кто разрешил ему войти в Валгаллу? Как не стыдно тебе, Бхуми, угощать коварного Гримтурсена так же, как ты угощаешь нас на великом празднике Богов!

Асы смущенно молчали, а Грунгнир, который сразу отрезвел при виде Бога грома, поспешно ответил:

— Меня пригласил сюда сам Один. Он меня угощает, и я нахожусь под его защитой.

— Кто бы тебя ни приглашал, за это угощение ты расплатишься прежде, чем выйдешь отсюда! — возразил Тор, подымая над головой молот.

— Да, теперь я вижу, как глуп был, придя сюда безоружным, — угрюмо промолвил Грунгнир. — Но скажи, велика ли будет честь для Тора убить беззащитного? Ты проявил бы куда больше смелости, если бы встретился со мной в честном бою на моей родине, в Каменных Горах. Принимай мой вызов, Тор, или я перед всеми Богами назову тебя трусом.

Еще никто из Гримтурсенов до сих пор не вызывал Бога грома на поединок, и грозный Ас не мог отказаться от боя, не умалив тем самым своей славы, которая была для него дороже всего. Тор медленно опустил молот.

— Хорошо, Грунгнир, я принимаю твой вызов, — сказал он. — Через три дня ровно в полдень я явлюсь к тебе, в твои Каменные Горы. А теперь отправляйся домой. Не отделаться бы тебе так легко, да у меня сегодня большая радость: великанша Ярнсакса родила мне сына, которого я назвал Магни.

Не говоря больше ни слова, Грунгнир поспешно вышел и, сев на своего жеребца, отправился в обратный путь.

Весть о том, что он вызвал на поединок самого Тора, быстро облетела весь Йотунхейм и вызвала среди великанов большое волнение. Грунгнир был сильнее всех своих соплеменников и считался среди них непобедимым. Его голова была из гранита, а в груди у него — недаром он жил в Каменных Горах — билось каменное сердце. Но Гримтурсены все же боялись, что и он не устоит перед Тором и его грозным молотом. Тогда они решили изготовить Грунгниру щит, который смог бы выдержать даже удары Миольнира. Триста великанов немедленно принялись за работу, и к утру третьего дня такой щит был готов. Он был сделан из самых толстых дубовых стволов, а сверху облицован обточенными гранитными глыбами величиною в два хороших крестьянских дома каждая. Тем временем остальные великаны слепили из глины исполина Моккуркальфи, который должен был помогать Грунгниру в его поединке с Богом грома. Этот исполин был пятидесяти верст росту и имел пятнадцать верст в плечах. Гримтурсены хотели и ему сделать каменное сердце, но на это у них не хватило времени, и поэтому они вложили в грудь Моккуркальфи сердце кобылы.

Но вот настал условленный час, и Грунгнир, вооружившись тяжелой кремневой дубиной, которой он разбивал на куски целые скалы, и взяв изготовленный для него щит, в сопровождении своего глиняного помощника направился к месту поединка.

Между тем не знающий страха и уверенный в победе Тор, захватив с собой одного Тиальфи, мчался на своей колеснице к Каменным Горам. Они уже миновали море, когда Тиальфи попросил Тора на минутку остановиться.

— Мы приедем слишком рано, мой господин, — сказал он. — Лучше подожди немного здесь, а я побегу вперед и узнаю, не готовят ли нам хитрые Гримтурсены какую-нибудь западню.

— Хорошо, ступай, — согласился Бог грома. — Я поеду вслед за тобой.

Тиальфи со все ног пустился бежать к Каменным Горам и, прибежав туда, увидел Грунгнира, который, прикрывшись щитом, внимательно смотрел на небо, ожидая появления своего противника.

«Хороший у него щит, — подумал юноша. — Пожалуй, он выдержит первый удар Миольнира, а кто знает, успеет ли Тор нанести второй. Ну ничего, сейчас я его проведу».

— Эй, Грунгнир! — крикнул он громко. — Будь осторожней, иначе тебе не миновать беды: ты ждешь Бога сверху, а он еще издали заметил твой щит и спустился под землю, чтобы напасть на тебя снизу.

Услышав это, Грунгнир поспешно бросил свой щит на землю, стал на него и, схватив обеими руками кремневую дубину, поднял ее над головой. Но тут ярко сверкнула молния, раздался оглушительный удар грома, и высоко над облаками появилась стремительно увлекаемая козлами колесница Тора. Завидев врага, могучий Ас еще издали метнул в него молот, но и великан почти одновременно успел бросить в Бога грома свое страшное оружие. Кремневая дубина Грунгнира столкнулась в воздухе с Миольниром и разбилась вдребезги. Ее осколки разлетелись далеко в разные стороны, и один из них вонзился в лоб Тора. Потеряв сознание, Бог грома пошатнулся и упал с колесницы прямо под ноги великана. Но Грунгнир не успел даже порадоваться своей победе: разбив дубину великана, Миольнир с такой силой обрушился на гранитную голову властелина Каменных Гор, что расколол ее пополам, и великан тяжело рухнул на тело своего врага, придавив коленом его горло.

Тем временем верный слуга Тора с мечом в руке бесстрашно бросился на Моккуркальфи. Их схватка продолжалась также недолго. Глиняный исполин с кобыльим сердцем, едва увидев Бога грома, задрожал как осиновый лист и после двух-трех ударов Тиальфи рассыпался на куски. Шум от его падения был слышен во всем мире и так перепугал жителей Йотунхейма, что они разбежались по своим домам и целый день боялись оттуда выйти.

Покончив с противником, Тиальфи поспешил на помощь господину и попытался скинуть ногу Грунгнира с его горла, но она была так тяжела, что он не мог сдвинуть ее с места. Отважный юноша не растерялся. Он вскочил в колесницу Тора и, помчавшись на ней в Асгард, привез оттуда Одина и всех остальных Богов. Асы дружно схватили ногу великана, однако поднять ее оказалось не под силу даже им.

Ужас наполнил сердца Богов: они считали Тора погибшим, и даже сам Один растерялся, не зная, как ему спасти своего старшего сына.

Неожиданно позади Асов послышались чьи-то тяжелые шаги. Они обернулись и увидели, что к ним подходит какой-то рослый, широкоплечий богатырь с круглым детским лицом и большими темно-синими глазами.

— Скажите, где и как мне найти моего отца? — спросил он Богов.

— А кто твой отец? — в свою очередь спросил его Один.

— Мой отец — Бог грома! — гордо ответил богатырь. — Я его сын Магни. Три дня назад я родился, а сегодня утром узнал, что он должен сражаться с великаном Грунгниром, и теперь спешу к нему на помощь.

Боги удивленно переглянулись.

— Грунгнир уже мертв, — сказал Тир, — а твой отец лежит под ним без сознания, и мы не можем его освободить.

— Вы не можете его освободить? — рассмеялся Магни. — Да ведь это очень легко.

С этими словами он нагнулся, взял ногу Грунгнира и как перышко скинул ее с горла Тора.

Тор сейчас же вздохнул и открыл глаза.

— Здравствуй, отец, — сказал Магни, наклоняясь к Богу грома и помогая ему встать на ноги. — Как жаль, что я опоздал! Приди я часом раньше, я бы убил этого великана ударом кулака.

— Ты молодец! — воскликнул Тор, горячо обнимая сына. — И ты не останешься без награды. Я дарю тебе Гульфакси, вороного жеребца Грунгнира, который мало чем уступает даже Слейнниру.

— Нехорошо дарить сыну великанши такого прекрасного коня! — проворчал Один.

— А разве лучше пить с великаном за одним столом? — насмешливо спросил Бог грома.

Но он не дождался ответа.

Боги усадили раненого Тора в его колесницу и отправились в обратный путь.

С той поры прошли века, но и сейчас повсюду в мире можно найти кремни, осколки дубины Грунгнира, а на востоке, в стране великанов, все еще возвышается глиняная гора — все, что осталось от Моккуркальфи, исполина с кобыльим сердцем.

Осколок дубины Грунгнира по-прежнему сидел во лбу Тора, причиняя ему большие страдания. Чтобы помочь раненому, Асы позвали к нему волшебницу Гроа, жену знаменитого героя Аурвандиля, который уже больше года назад отплыл в Нифльхейм и о котором с тех пор не было ни слуху, ни духу. Гроа сейчас же пришла и стала произносить над Богом грома свои заклинания. Вскоре кремневый осколок задвигался и стал выходить наружу. Почувствовав, что мучившая его боль утихла, Тор с благодарностью взглянул на волшебницу.

— Послушай, Гроа, — сказал он, — я вижу, что ты печальна, и знаю почему. Ты думаешь, что твой муж находится в Нифльхейме, в плену у снежных великанов, но это не так. Десять дней назад я был там и после долгого и упорного сражения освободил Аурвандиля из плена. Я посадил его в корзину, взвалил ее на плечи и, перейдя вброд все двенадцать потоков Эливагар, вынес его из царства туманов. Твой муж уж давно был бы дома, если бы не хромал: пока я его нес, Аурвандиль отморозил себе на правой ноге большой палец, да так сильно, что тот отвалился.

Слезы радости хлынули из глаз Гроа, и она от волнения забыла все свои заклинания. Напрасно сидела она потом несколько дней у постели Бога грома — волшебные слова уже никогда больше не пришли ей на ум, и небольшая часть осколка так и осталась во лбу Тора. Там она находится и по сей день.

Пока Тор залечивал рану, а остальные Боги за ним ухаживали, Локи, скучая, бродил по Асгарду, не зная, какую новую проказу придумать. Наконец он пришел к Бхуми и попросил у Богини птиц еще раз одолжить ему соколиное оперенье.

— Я хочу слетать в Йотунхейм, — сказал он, — и посмотреть, что замышляют против нас великаны.

Добрая Бхуми редко отказывала кому-нибудь в просьбе, и спустя каких-нибудь полчаса Локи уже летел на восток, по направлению к стране великанов.

Величайшим князем Гримтурсенов после Грунгнира был великан Гейрод. Почти столь же могучий, как и властелин Каменных Гор, он был намного умнее и хитрее его, а кроме того, имел трех дочерей, каждая из которых почти не уступала ему в силе.

На крышу его замка и опустился Локи, прилетев в Йотунхейм. Некоторое время он сидел там спокойно, разглядывая бродивших по двору слуг, но потом это ему надоело. Тогда он засунул голову в печную трубу и принялся кричать, подражая голосам различных зверей и птиц, так громко, и так пронзительно, что Гейрод, который в это время обедал, бросил есть и в страхе выбежал во двор.

Увидев на крыше своего замка огромного сокола, он позвал одного из слуг и приказал тому поймать дерзкую птицу.

«Ладно, ладно, — подумал Локи, видя, как слуга великана с трудом лезет на крышу. — Старайся, старайся, мой милый! Я подпущу тебя совсем близко, а потом взлечу под самые облака».

И, закрыв глаза, он притворился спящим. Между тем слуга — а это был такой же великан, как и его хозяин, — в конце концов все же залез на крышу, осторожно подполз к мнимому соколу и протянул к нему руку. Ожидавший этого Локи изо всех сил оттолкнулся от крыши и взмахнул крыльями, чтобы взлететь, но зацепился ногой за одну из черепиц и, прежде чем успел освободиться, был пойман. Слуга осторожно спустился с ним во двор и передал его Гейроду.

Едва взглянув в умные и хитрые глаза своего пленника, тот сразу понял, что перед ним необыкновенная птица.

— Ну-ка, дружок, — сказал он насмешливо, — говори, кто ты такой?

Локи, подражая настоящему соколу, защелкал клювом и попытался клюнуть великана в палец.

— Хорошо же! — сердито сказал Гейрод. — Подождем, ты у меня еще заговоришь!

Он отнес Локи домой, посадил его в большую железную клетку и приказал слугам не давать ему есть и пить, пока он не скажет свое имя.

Три месяца просидел взаперти Бог огня, страдая от голода и жажды и все надеясь, что Гейрод рано или поздно его освободит, но наконец не выдержал, и, когда великан снова спросил его, кто он такой, Локи назвал себя и попросил Гримтурсена выпустить его на свободу.

— Я охотно тебя выпущу, — отвечал тот, — но сначала дай мне клятву, что ты уговоришь Тора прийти ко мне в гости, но только пешком и без его волшебного пояса, молота и рукавиц. Я уже давно хочу с ним поговорить.

— Я не могу этого сделать, — возразил Локи. — Тор никогда не расстается со своим Миольниром и не пойдет к тебе без него.

— Не можешь? Хорошо, тогда ты останешься в клетке еще три месяца, — сказал великан.

— Нет, нет! — в страхе воскликнул Локи. — Так и быть, я что-нибудь придумаю. Клянусь, что уговорю Тора прийти к тебе!

— Без пояса, молота и рукавиц? — спросил Гейрод.

— Без пояса, молота и рукавиц, — послушно повторил Локи.

— Ну, вот мы и договорились, — рассмеялся великан.

Он позвал слуг, приказал им как следует накормить и напоить Бога огня, после чего выпустить его на свободу.

Измученный трехмесячной голодовкой, Локи с трудом добрался до Асгарда. Там он сбросил с себя соколиное оперенье, отдал его Бхуми, а сам пошел к Тору. За время его отсутствия Бог грома уже залечил свою рану и теперь готовился отправиться в новое путешествие в страну великанов.

— Здравствуй, Локи! — воскликнул он. — Где ты так долго пропадал? Не хочешь ли поехать со мной в Йотунхейм?

— Я только что оттуда, — отвечал Локи. — Я был у Гейрода и побился с ним об заклад.

— О чем же вы спорили? — спросил Тор.

— Я говорил Гейроду, что ты никогда не боишься и можешь голыми руками победить любого из Гримтурсенов, а он утверждал, что ты трус и побоишься прийти к нему пешком без своего молота, рукавиц и пояса, — сказал хитрый Бог.

Тор задумался. Он слышал о Гейроде и понимал, как опасно явиться к нему безоружным, но мысль о том, что его могут счесть трусом, была для него страшнее всего.

— Ты выиграл свой заклад, — произнес он гордо. — Я пойду к Гейроду и покажу ему, нужен ли мне мой чудесный молот для того, чтобы разбить ему голову.

— А ты не боишься? — усмехнулся Локи, желая еще больше раззадорить Бога грома.

Тот только гневно сверкнул на него глазами и пошел к Сиф. Он отдал ей Миольнир, пояс и рукавицы и, не отвечая на ее расспросы, отправился в путь.

Как ни быстро шел сильнейший из Асов, прошло немало времени, пока он добрался до страны великанов. Здесь на берегу моря стоял замок великанши Грид, матери молчаливого Бога Видара. Грид, хотя и жила в Иотунхейме, давно порвала со своими соплеменниками и перешла на сторону Асов. Тор знал это и решил у нее переночевать.

Увидев, что Бог грома идет пешком, а в руках у него нет никакого оружия, великанша очень удивилась, когда же он рассказал ей, что идет к Гейроду, она в ужасе всплеснула руками.

— Ты, верно, ищешь смерти, Тор! — воскликнула она. — Тебе ли не знать, как сильны и коварны Гейрод и его дочери? Послушайся меня и, пока не поздно, вернись обратно.

— Нет, тетушка Грид, — ответил Бог грома, — я не могу вернуться, так как иначе Гейрод назовет меня трусом.

Грид покачала головой.

— Ну, если так, то иди, — проворчала она. — Но только надень на руки мои старые железные рукавицы да захвати с собой мою клюку, с которой я хожу в лес. Поверь, что и то и другое тебе очень пригодится.

— Спасибо, тетушка Грид, — сказал Тор. — Я знаю, что ты умна, и послушаюсь твоего совета.

Добрая великанша накормила Бога грома и уложила спать, а наутро разбудила его и, отдав ему свои рукавицы и клюку, проводила в дорогу.

Спустя некоторое время Тор пришел к берегу широкой горной реки. Понадеявшись на свой огромный рост, он решил переправиться через нее вброд, и действительно, вода доходила ему только до пояса. Но тут неожиданно по реке побежали большие волны и, перекатываясь через плечи Тора, чуть не сбили его с ног. Могучий Ас поспешно оперся на клюку Грид и посмотрел вверх по течению. Там, стоя одной ногой на одном берегу реки, а другой ногой, — на другом, возвышалась чудовищная великанша — старшая дочь Гейрода. Наклонившись, она с силой загребала руками воду и гнала ее прямо на Тора.

— Ну погоди же, ты мне дорого заплатишь за это купание! — в гневе воскликнул Бог грома.

Он наклонился и, подняв со дна потока большой камень, изо всех сил метнул его в великаншу. Удар пришелся ей прямо в висок, и она мертвой рухнула в реку, запрудив ее своим телом. Вода сейчас же спала, и Тор благополучно перешел на другой берег.

Еще часа два шел он горами, пока не увидел вдалеке высокую черепичную крышу замка Гейрода, о которую так неудачно зацепился Локи. Великан стоял на пороге своего жилища и, заметив приближающегося Бога грома, злорадно усмехнулся.

— Входи, Тор, входи и будь нашим гостем! — воскликнул он. — Я рад тебя видеть, хотя ты и не очень любишь моих соплеменников.

— Я их люблю так же, как они любят нас, птиц-королей, Асов, — проворчал Тор, смело входя в дверь, которую ему открыл великан.

— Ладно, ладно, не будем вспоминать старое, — сказал Гейрод, следуя за Богом грома. — Погляди, я приготовил все, чтобы принять тебя с честью: огонь в очаге горит, на вертеле жарится целый бык, а у стола стоит бочка доброго старого меда. Мы с тобой сейчас попируем не хуже, чем вы пируете в Асгарде.

«Да, действительно, все это так, как он говорит, — подумал Тор, недоверчиво осматриваясь по сторонам. — Вон бык, а вот бочка с медом. Не понимаю только, зачем в очаге лежит этот большой, раскаленный добела кусок железа».

— Наверное, ты очень устал, Тор, да к тому же голоден. Садись же скорей за стол, — сказал Гейрод, все так же злорадно усмехаясь и показывая Богу грома на большой, высокий табурет.

Тор сел на него и в тот же миг стремительно взлетел вверх, так что его голова чуть не разбилась о толстую потолочную балку. Однако он успел упереться в нее железной клюкой старухи Грид, которую из осторожности по-прежнему держал в руках, и застыл в воздухе.

— Ты хорошо принимаешь гостей, Гейрод, — спокойно сказал он, чувствуя, что кто-то пытается прижать его к потолку. — Но я не привык сидеть так высоко.

С этими словами Бог грома с силой оттолкнулся от балки клюкой, и табурет под ним сейчас же опустился так же быстро, как и поднялся. Одновременно с этим Тор услышал громкие стоны и хруст костей и, посмотрев вниз, увидел двух дочерей Гейрода, лежащих на полу бездыханными.

— Видно, я слишком тяжел и удержать меня не так-то легко, — засмеялся он.

Великан с открытым от удивления ртом некоторое время молча смотрел то на своего гостя, то на мертвых дочерей, а потом стремительно бросился к очагу и, выхватив из него щипцами уже виденный Тором кусок раскаленного железа, метнул его в Бога грома.

Ас, у которого на руках были рукавицы матери Видара, поймал его в воздухе и высоко поднял над головой.

— Это угощение мне не по вкусу, Гейрод, — сказал он, сверкнув глазами. — Придется тебе съесть его самому.

Гейрод в страхе спрятался за стоящую посреди зала колонну, но смертоносное железо, вылетев из могучей руки Бога грома, пробило ее насквозь и поразило коварного великана в сердце.

«Теперь, пожалуй, уже никто из Гримтурсенов больше не будет звать меня в гости, — сказал сам себе Тор, выходя из замка Гейрода и направляясь в обратный путь. — Но ничего, я приду к ним и без их зова».

Победы Тора над Тримом, Грунгниром и Гейродом прославили его имя по всему свету. Великаны не осмеливались больше покидать Йотунхейм и совершать набеги на землю, но Бог грома все еще не был доволен. Он не мог забыть свое путешествие в волшебное королевство Утгард и то, как он не смог поднять золотую змею Митгард. Вспоминал он и слова вещих норн, предрекших ему гибель от этой страшнейшей из дочерей Бога Локи. Слишком храбрый, чтобы бояться врага, как бы силен тот ни был, Тор приходил в ярость при мысли, что он должен терпеливо ждать, пока враг первый нападет на него. Наконец он решил сам разыскать обвившееся вокруг всей земли чудовище и избавить от него мир, хотя бы это стоило ему жизни. Но золотая змея Митгард жила глубоко на дне мирового моря, никогда не показываясь на его поверхности, и, чтобы найти ее, Бог грома должен был обратиться за помощью к морскому великану Гимиру. И вот однажды утром, не взяв с собой никого и даже не сказав Асам, куда он едет, Тор отправился в путь.

Гимир жил в Нифльхейме, в огромной пещере на берегу моря. Как и великан Мимир, он не воевал с Богами, но и не дружил с ними, стараясь держаться от них в стороне. Поэтому, увидев Тора, он не выказал никакой радости и угрюмо спросил, зачем тот к нему пожаловал.

— Я бы хотел отправиться вместе с тобой на рыбную ловлю, Гимер, — отвечал Бог грома.

— Со мной на рыбную ловлю? — удивился великан. — Я слышал, ты умеешь ездить над облаками и разбивать скалы своим молотом; слышал также, что ты одержал победу над многими моими собратьями Гримтурсенами, но не знал до сих пор, что ты умеешь удить рыбу и управляться с веслами. Нет, Тор, я не возьму тебя с собой: ты все равно ничего не поймаешь и только будешь мне мешать.

— Не бойся, Гимир, — возразил Бог грома. — Правда, я никогда не удил, но знаю, как это делается, да и грести я тоже сумею.

— В северном море холодно, а я ужу и день и ночь напролет; ты замерзнешь и попросишься на берег, — продолжал спорить Гримтурсен.

— Я переходил вброд потоки Эливагар, вода в которых похолоднее, чем в твоем море, и то не замерз, — сказал Бог грома. — Видно, Гимир, тебе все же придется взять меня с собой.

Исполин нахмурился: он не знал, как ему отвязаться от назойливого гостя.

— Ладно, — проворчал он наконец. — Поезжай, если хочешь, только у меня нет лишней рыболовной снасти.

— Я захватил ее с собой, — отвечал Тор, показывая Гимиру гигантский крюк и канат толщиной с хорошее дерево.

Великан оглушительно захохотал.

— Такой крюк и такой канат выдержат целое стадо китов, — промолвил он, утирая выступившие у него от смеха слезы. — Кого же ты собираешься ловить?

— Это мое дело, — ответил сильнейший из Асов, которому уже надоело спорить с великаном. — Скажи лучше, есть ли у тебя приманка?

— У меня есть приманка, но для себя, — снова нахмурился Гимир. — А достать приманку для тебя не мое дело, доставай ее сам.

— Хорошо, я раздобуду ее и без твоей Помощи! — сердито воскликнул Бог грома и вышел из пещеры.

Возле нее, на пригорке, паслось стадо исполинских коров Гимира, среди которых был бык, спина которого подымалась над верхушками самых высоких сосен. Недолго думая Тор схватил его за рога и, оторвав ему голову, вернулся с ней в пещеру.

— Вот и приманка для моей удочки, — сказал он.

— Как же ты смел убить моего любимого быка? — заревел было великан, но, увидев, что Бог грома поглаживает рукоятку своего Миольнира, сразу успокоился и, мрачно насупив брови, пошел снаряжать лодку.

— Я сяду на весла, Гимир, — сказал Тор, когда Гримтурсен спустил ее на воду.

— Как хочешь, — усмехнулся великан, — но только боюсь, что мне скоро придется тебя сменить.

Однако, к его удивлению, Ас, который по сравнению с ним, казался совсем маленьким, греб лучше его самого, и их лодка быстрее птицы неслась по волнам.

Часа через два Гримтурсен попросил Тора остановиться.

— Мы приехали, — сказал он. — Здесь я всегда ужу рыбу.

— Может быть, ты и приехал, но я еще нет, — отвечал Бог грома, продолжая грести.

— Опасно заплывать далеко в море, — ворчливо настаивал великан. — Так мы можем доехать до того места, где лежит золотая змея Митгард.

— А далеко до него? — спросил Тор.

— Еще один час пути, если ты будешь грести так же проворно, — сказал Гимир.

Тор молча кивнул головой и еще сильнее заработал веслами.

— Разве ты не слышал, что я сказал? — промолвил великан.

— Слышал, — усмехнулся Бог грома.

— Так почему же ты не останавливаешься? — рассердился Гимир.

— Потому что хочу ехать дальше, — возразил Тор.

Гримтурсен уже приподнялся, собираясь броситься на Бога грома и силой отнять у него весла, но тут его взгляд снова упал на Миольнир, и он счел за лучшее остаться сидеть на своем месте. Некоторое время он молчал, хмуро поглядывая на Тора, который все греб и греб, а потом стал просить:

— Вернись обратно, прошу тебя, скорей вернись: мы едем как раз над чудовищем.

— Вот это мне и нужно! — воскликнул довольный Бог грома, бросая весла и поспешно надевая волшебный пояс, отчего его сила сразу возросла в два раза.

Затем он насадил на свой крюк голову быка и, привязав его к канату, бросил в море.

Великан со страхом следил за каждым его движением.

— Что ты делаешь? Что ты делаешь? — повторял он.

Крюк с приманкой опускался все ниже и ниже. Вдруг кто-то дернул его так резко, что сжимавшие канат руки Тора ударились о борт лодки.

— Попалась! — торжествующе закричал он.

Бог грома не ошибся: змея Митгард проглотила приманку, но вытащить эту исполинскую гадину было не так-то легко. Лишь с большим трудом могучему Асу удалось сначала стать на колени, а затем выпрямиться во весь рост. Началась ожесточенная борьба. Не обращая внимания на то, что лодка великана почти до краев погрузилась в воду, Тор изо всех сил тянул за канат и постепенно вытягивал чудовище, которое отчаянно сопротивлялось. Прошло немало времени, пока наконец над поверхностью моря показалась огромная безобразная голова змеи. Оцепенев от ужаса, Гимир смотрел то на выпученные холодные, полные беспощадной ненависти глаза дочери Локи, то на черные, но горящие ярким пламенем глаза Тора и никак не мог решить, какие из них страшнее.

Вдруг раздался громкий треск. Дно лодки, не выдержав, проломилось, и Бог грома оказался в воде. На его счастье, в этом месте было неглубоко, и он, погрузившись по горло, стал ногами на отмель, так и не выпустив из рук свою необыкновенную леску, на которой метался его враг.

— Вот мы и встретились с тобой снова, золотая змея! — воскликнул Тор, подымая Миольнир.

Все это время Гимир неподвижно сидел на корме лодки, уцепившись руками за ее борта, но, когда вода залила его ноги и великан увидел, что они тонут, он пришел в себя и, схватив нож, быстро провел им по канату, на котором висела змея. Тот лопнул, и чудовище сейчас же погрузилось в море.

— Нет, погоди, ты от меня не уйдешь! — закричал Бог грома и метнул ей вслед молот.

Миольнир с громким плеском исчез в волнах. Через мгновение он снова вылетел оттуда и прыгнул прямо в руки своего хозяина, а море далеко вокруг окрасилось в красный цвет. Это была кровь змеи Митгард.

Бог грома повернулся к Гимиру.

— Из-за тебя я едва не упустил моего смертельного врага и даже не знаю, убил ли я его или нет, — проговорил он, трясясь от гнева. — Ты заслуживаешь смерти, но я не могу забыть, что был твоим гостем. А чтобы и ты не забыл меня, вот тебе от меня на память.

С этими словами он дал великану такую пощечину, что тот, перелетев через борт лодки, гулко шлепнулся в воду.

Даже не посмотрев в его сторону, Тор выбирал мелкие места, вброд зашагал к берегу и через несколько часов добрался до своей колесницы, на которой и вернулся обратно в Асгард. Немного позже пришел к себе домой и промокший до костей, полузамерзший Гимир. Он от всей души проклинал Бога грома и дал себе твердый зарок никогда больше не иметь дела с Асами.

Убил или не убил Бог грома золотую змею, никто не знает, но норны уверяют, что она все еще жива и только тяжело ранена.

— Придет день, — говорят вещие девы, — последний и для нее и для Тора, когда они снова встретятся.

Но когда придет этот день, не знают даже норны…

Брунхильд вздохнула и печально заглянула Зигфриду в глаза.

Проходили века, Зигфрид, — продолжила она свой рассказ, — по-прежнему правил миром великий Один; по-прежнему защищал Асгард и Митгард от нападений великанов могучий Бог громов; по-прежнему волшебная корзина Идун была полна чудесных яблок, дающих Асам молодость и силу. Никогда еще не были Боги так веселы и счастливы.

Но вот доброго и кроткого Бальдра стали преследовать дурные сны. Все чаще и чаще видел он по ночам, что расстается со светлой страной богов и спускается в мрачное подземное царство Хель, все чаще и чаще мучило его сердце тяжелое предчувствие близкой смерти, и он из веселого стал печальным, из беззаботного — задумчивым.

Тогда встревоженный Один отправился в Йотунхейм, чтобы посоветоваться с Мимиром, и страшен был ответ мудрого великана.

— Да, Бальдр скоро умрет, — сказал он. — Ничто не может это предотвратить. Ничто не может предотвратить и гибели остальных Богов, когда придет их час. У каждого своя судьба, Один, и изменить ее не в силах даже ты.

От Мимира старейший из Асов пошел к норнам, но и те встретили его сурово и угрюмо.

— Ты скорбишь об участи сына, — сказала Урд, — а не ведаешь того, что не так уж далек тот день, когда и сам ты ее разделишь. Уже половина ствола ясеня Игдразиля сгнила, уже дрожит мировое дерево, жизнь которого окончится вместе с твоей. Слышишь ли ты скрежет зубов? Это чудовищный Нидгег, живущий в царстве Хель, подгрызает снизу его корни. Еще много лет будет продолжаться его работа, но когда-нибудь она закончится.

— Мы ежедневно поливаем Игдразиль водой из священного источника Урд, чтобы залечить его раны. Этим мы продлеваем жизнь могучего ясеня, но не можем его спасти, так же как и ты не можешь спасти жизнь Бальдра, — добавила Верданди.

— Подожди, Один, — произнесла Скульд, видя, что голова владыки мира склонилась на грудь. — Выслушай меня! Не вечно Бальдр будет у Хель: он слишком чист и невинен, чтобы навсегда остаться в стране мрака. Утешайся этим. Больше я тебе ничего не скажу.

С тех пор словно черная туча повисла над Асгардом. Узнав о словах Мимира и пророчестве норн, Асы прекратили свои пиры и забавы. Они оплакивали судьбу всеми любимого лучезарного бога, и только одна Фригг еще надеялась спасти сына.

— Нет, он не умрет, — сказала она и, обойдя Асгард и Митгард, Нифльхейм и Йотунхейм, страну гномов и страну эльфов, взяла клятву с каждого металла, с каждого камня, с каждого растения, с каждого зверя, с каждой птицы и с каждой рыбы в том, что никто из них не причинит вреда Бальдру.

— Утешьтесь и забудьте свою печаль, — объявила она Асам, возвращаясь из своего странствия. — Не может погибнуть тот, кого ничто не может убить.

Обрадованные боги громко славили Фригг; сам великий Один удивлялся ее премудрости, а Бальд забыл о своих снах и попросил богов испытать его неуязвимость.

Те охотно согласились выполнить его просьбу и, выйдя с Богом весны в поле, стали бросать в него камни, стрелять из лука, колоть его копьями и рубить мечами.

Бальдр в ответ лишь смеялся: и дерево, и камни, и железо твердо держали данную ими клятву и даже не царапали его кожу.

— Тебе больше нечего бояться, брат, — сказал ему Хеймдалль. — С этого дня ты можешь сражаться с любым врагом.

— Я не хочу ни с кем воевать, — рассмеялся Бальдр, — но я рад, что останусь с вами в Асгарде, где так светло и радостно, и не уйду под землю, к мертвым.

Видя и слыша это, Локи сердито хмурился. Он уже давно завидовал доброму Богу весны, а теперь, когда тот стал неуязвим, его злоба еще больше усилилась.

«Вы рано радуетесь; Мимир и норны не могли ошибиться», — подумал он и, превратившись в бедную старуху странницу, пошел к Фригг.

— Знаешь ли ты, о великая богиня, что сейчас делают твои сыновья? — воскликнул он, входя к ней. — Они за что-то разгневались на прекраснейшего из них, Бальдра, и пытаются убить его камнями и стрелами, копьями и мечами.

— Не бойся, бабушка, — засмеялась Фригг, забыв спросить странницу, как она попала в Асгард. — Бальд неуязвим. Ни один металл, ни одно дерево, ни один камень не могут его поранить. Иначе они нарушили бы данное мне обещание.

— Ох, так ли это? — прошамкала мнимая старуха. — Со всех ли деревьев и кустарников в мире взяла ты клятву не трогать Бога весны?

Мудрейшая из богинь задумалась.

— Видела я на севера Митгарда, в лесах Норвегии, маленькую зеленую веточку растения, которое люди называют омелой, — ответила она. — Эта веточка была еще так юна, что ничего не понимала, и я не стала с ней разговаривать. Позже, когда она вырастет, я попрошу также и ее не губить моего сына.

Бог огня еле удержался, чтобы не вскрикнуть от радости. Поспешно покинув дворец Одина, он скинул с себя женское платье, надел на ноги крылатые сандалии и, не теряя времени, помчался в Норвегию. К этому времени веточка омелы уже подросла и стала длиннее руки. Локи сорвал ее и, сделав из нее стрелу, вернулся в Асгард.

Боги все еще были в поле, где продолжали испытывать неуязвимость Бальдра, и лишь один слепой Ход уныло стоял в стороне от своих братьев, прислушиваясь к тому, что они делают.

— Что же ты не стреляешь в Бога весны? — обратился к нему Локи.

— Зачем ты смеешься надо мной? Ведь ты же знаешь, что я ничего не вижу! — ответил Ход.

— Это не мешает тебе быть таким же хорошим воином, как и остальные асы! — возразил Бог огня. — Не уступай им ни в чем и выстрели тоже. Вот, возьми, — добавил он, подавая слепцу лук и стрелу, которую сделал из ветки омелы, — а я поверну тебя лицом к Бальдру.

Ход, не подозревая коварства Локи, послушно натянул лук и выстрелил прямо перед собой. В тот же миг Бальдр вскрикнул и мертвым упал на землю. Стрела Хода пронзила ему сердце.

Асы в горе рвали на себе волосы, а Локи затрясся от страха: он боялся, что Ход его выдаст. Однако тот не успел этого сделать. Вали в бешенстве накинулся на своего слепого брата и убил его, так и не спросив, кто вложил ему в руки смертоносное оружие, поразившее светлого Бога. Коварный Ас и на этот раз избежал наказания.

На похороны Бальдра пришли не только все Асы и Ваны, не только валькирии и эльфы, но и много жителей Йотунхейма — великанов. Даже им, потомкам жестокого Имира и злейшим врагам Асгарда и Митгарда, было жаль того, кто за всю свою жизнь никому не причинил зла. Но больше всего горевали о нем Один и Фригг.

На огромном корабле, Гринггорни, был сложен погребальный костер. На костер положили тела Бога весны и его молодой жены Наны, которая не перенесла горя и умерла в тот же день. Потом на него ввели и жеребца Бальдра, под седлом, в богатой, украшенной золотом сбруе, а Один надел на палец мертвому сыну кольцо Драупнир и шепнул ему на ухо несколько слов. Этих слов никто не слышал, но, наверное, это были слова утешения: недаром норна Скульд обещала владыке мира, что Бальдр не вечно будет в царстве мертвых. Оставалось только разжечь костер и спустить корабль на воду, но он был так тяжел, что никто из Богов, даже сам Тор, не мог сдвинуть его с места.

Увидев это, один из стоявших тут же великанов сказал:

— У нас в лесах Йотунхейма, живет великанша Гироккин, которая обладает силой ста самых могучих мужей нашей страны. Пошлите за ней, и она вам поможет.

Боги послушались его совета, и Гироккин сейчас же явилась на их зов, прискакав в Асгард на исполинском сером волке, в пасти которого вместо уздечки была ядовитая змея.

Заметив ее, Тор невольно поднял свой меч, но Один остановил его руку.

— Смерть все примиряет, — произнес он. — Зачем убивать того, кто хочет тебе помочь?

— Среди жителей Йотунхейма нет ни одного, к кому бы я обратился за помощью, — проворчал Бог грома, но не стал больше спорить и заткнул Миольнир за пояс.

Схватившись руками за нос Гринггорни, великанша легко стащила его в море. Асы подожгли костер, и пылающий корабль, подхваченный свежим ветром, быстро поплыл по волнам.

— А теперь выслушайте меня, Асы, — промолвила Фригг, утирая слезы. — Кто из вас решится съездить к Хель и предложить ей выкуп за Бальдра, тот может потребовать от меня все, что хочет. Может быть, дочь Локи согласится отпустить моего сына в обмен на золото или другие драгоценности.

— Я поеду, — сказал младший сын Одина, Гермод, юноша, которому едва исполнилось восемнадцать лет. — Пусть только кто-нибудь из вас даст мне на время своего коня.

— Возьми моего Слепнира, — ответил Один. — На нем ты скорей доберешься до Хель и привезешь нам вести от Бальдра. Тебе надо торопиться: тени двигаются быстрее, чем любое живое существо.

Девять дней и столько же ночей не отдыхая скакал Гермод сквозь подземные ходы и пещеры Свартальфахейма, пока не добрался наконец до реки Гиоль, отделяющей страну живых от страны мертвых. Через эту реку перекинут тонкий золотой мост, который охраняет верная служанка Хель, великанша Модгуд.

— Кто ты такой, юноша? — спросила она у Гермода, когда он переехал на другой берег Гиоль. — Только вчера по золотому мосту проехало пятьсот воинов, но он дрожал и качался меньше, чем под тобой одним. И ни у кого в стране мертвых не видела я таких румяных щек.

— Да, Модгуд, — отвечал Гермод, — я не тень, а посланник Богов и еду к Хель, чтобы предложить ей выкуп за моего брата Бальдра.

— Бальдр вот уже два дня, как проехал мимо меня, смелый юноша, — сказала великанша, — и, если ты хочешь его увидеть, поезжай на север. Там, под Нифльхеймом, стоит дворец нашей повелительницы, но берегись: назад она тебя вряд ли отпустит.

Гермод, не отвечая, поскакал туда, куда ему показала Модгуд, и к концу десятого дня увидел большой замок, окруженный со всех сторон высокой железной решеткой, верхние зубья которой терялись во мраке.

Юноша спешился, подтянул получше подпругу на восьминогом жеребце, затем снова уселся в седло и изо всех сил натянул поводья. Как птица взвился в воздух Слейпнир и, легко перескочив через решетку, опустился у входа в замок старшей дочери Локи.

Много столетий прошло с тех пор, как Боги отправили Хель царствовать над тенями умерших, и за это время она стала такой огромной и могучей, что у Гермода, который увидел ее впервые, сердце сжалось от страха. Даже исполинша Гироккин и та была намного меньше и слабее подземной королевы. По правую руку от нее, на почетном месте, сидел Бальдр, рядом с ним — Нана и Ход, а по левую — Грунгнир, Гейрод и другие сраженные Тором князья великанов.

— Как зовут тебя, дерзкий, осмелившийся прийти ко мне раньше, чем огонь или земля поглотили твое тело? — грозно спросила Хель, не вставая со своего трона. — Или ты не знаешь, что отсюда нет возврата?

— Я Гермод, младший сын Одина и брат Бальдра, Хель, — отвечал юноша, подавляя в себе страх. — Асы послали меня к тебе с просьбой отпустить назад Бога весны. Они дадут за него любой выкуп.

Хель рассмеялась, но от ее смеха Гермоду стало еще страшней.

— Золота у меня больше, чем у вас в Асгарде, — сказала она, — а какой другой выкуп могут предложить мне Асы? Нет, юноша, мне ничего не нужно. Но я не так зла, как думают обо мне Боги. Пусть они обойдут весь мир, и, если они увидят, что все в нем, и живое и мертвое, плачет по Бальдру, если он действительно всеми любим, тогда приезжай снова ко мне с этой вестью, и я отдам тебе брата. А до тех пор он будет у меня. Ступай домой — ты первый, кого я отпускаю из своего царства.

— Постой, Гермод, — остановил его Бальдр, видя, что юноша уже собирается уйти. — Возьми кольцо Драупнир, которое мне дал с собой Один, верни его отцу. Это докажет ему, что ты меня видел.

— А от меня передай Фригг вот этот платок, — сказала Нана, снимая его со своей головы и вручая Гермоду. — Прощай. Может быть, мы не скоро увидимся.

— И скажи Асам, что это не я виноват в смерти Бальдра, — тихо добавил Ход. — Скоро его убийца сам им об этом скажет.

Узнав от Гермода об условии Хель, Боги сейчас же разошлись в разные стороны, чтобы обойти весь мир, и чем дальше они шли, тем радостнее становилось у них на сердце, потому что все живое и мертвое, все, что только встречалось им на пути, плакало по Бальдру. Плакали гномы и эльфы, плакали люди и великаны, плакали звери в лесах и птицы в небе. Даже рыбы в воде и те плакали. Плакали цветы, роняя на землю свою душистую росу, плакали деревья, с веток которых дождем падали капли сока или смолы, плакали металлы и камни, покрываясь туманной дымкой влаги, плакала и сама земля, холодная и мокрая, не согретая теплым дыханием Бога весны.

Один лишь Локи не плакал, а думал, как бы ему провести Асов и навсегда оставить Больдра у Хель. И вот, когда довольные Боги уже возвращались обратно в Асгард, они нашли в одной из пещер Йотунхейма великаншу, которая, увидев их, весело улыбнулась.

— Как, ты не плачешь по Бальдру? — в ужасе спросили Асы.

— А чего мне по нем плакать? — засмеялась великанша. — Меня зовут Токк-Благодарность, а вы знаете, что за добро всегда платят злом. Пусть Бальдр останется у Хель. Мне он не нужен.

Долго потом разыскивал Бог грома Токк, чтобы ее убить, но так и не нашел, а догадаться, что этой великаншей был Локи, он не мог…

Вот почему Бальдр до сих пор живет у Хель, — Брунхильд на миг задумалась и смолкла, а затем тихо добавила:

— Знаешь, Зигфрид, ведь я… не помню всех своих рождений… их, наверное, было столько, сколько звезд в небе, в одном из них я звалась Саввой… в другом…

— Саввой? — переспросил Зигфрид.

— Ну да, Саввой… это была очень печальная история, мой друг, — с грустью произнесла Брунхильд, припав к груди юноши.

— Я видел… значит это я тебя видел во сне! — прошептал он, целуя ее лицо.

— Сны посылают Боги! — защебетали птицы.

— Любовь посылают Боги, — сказал Зигфрид, — и вот почему ты должна стать моей женой!

— Не торопись, Зигфрид, — улыбаясь, возразила Брунхильд. — Один не сказал, что ты будешь моим мужем.

— Но он не сказал также, что я им не буду, — ответил Зигфрид, с восхищением глядя на девушку. — Значит, мы должны решить это сами. Или я тебе не нравлюсь?

Брунхильд осыпала поцелуями руки Зигфрида.

— Я жила у Богов, — сказала она, — но и среди них не видела никого красивее тебя, Зигфрид.

— Ты будешь моей! — горячо шептал юноша.

— Быть твоей женой большое счастье, но мое сердце чует беду. Владыка мира не забыл Моего своеволия и не пошлет нам удачи, — отвечала Брунхильд со слезами.

— Забудь, милая моя невеста, забудь обо всем, — говорил Зигфрид, — сейчас день, потом наступит ночь… Пусть с этого мига начнется наша свадьба, прошу тебя!

В птичьем веселом гомоне утонули и уплыли их голоса.

— Брунхильд! — порывисто воскликнул Зигфрид. — Пусть Боги теперь делают что хотят, а я клянусь тебе, тебе, которая теперь стала моей навеки, я клянусь, что всегда буду любить только тебя одну.

— Ах, Зигфрид, — ответила Брунхильд, опуская голову, — будь осторожней! Разве ты не знаешь, что каждый, нарушивший свою клятву должен погибнуть?

— Да, это так, но я ее не нарушу, Брунхильд, — промолвил богатырь. — Вот Андваранаут, кольцо Андвари, возьми его в залог моей верности.

Брунхильд вздрогнула.

— Андваранаут? — повторила она. — Кольцо, приносящее смерть? И ты взял его, Зигфрид? Да, видно, ты действительно смел! Ну что ж, я беру его! Быть может, нам не суждено быть вместе при жизни, вольная моя птица, но тогда мы, по крайней мере, вместе умрем.

Девушка надела Андваранаут на палец и, выйдя из шатра, с сияющим от счастья лицом оглядела раскинувшиеся вокруг леса, поля и горы.

— Привет тебе, солнце! — воскликнула она, поднимая к небу свои обнаженные по самые плечи руки, точно собираясь взлететь. — Привет тебе, синее море! Привет вам, цветы, трава, деревья, радующие глаза и сердце человека! Слава и вам, великие Асы, создавшие все это. Простите мне мою вину и дайте вашей бывшей валькирии хотя бы несколько лет счастья.

Затем, откинув назад густые темные волосы, она запела:

Затем, повернувшись к Зигфриду, который вышел вслед за ней, Брунхильд сказала:

— Нам нужно расстаться, сын Сигмунда и внук Вольсунга. Но ты не бойся, эта разлука будет недолгой. Я должна разыскать моего брата, короля Атли — Аттованда и попросить его подготовить все к нашей свадьбе. Когда я заснула, Атли был еще мальчиком, но теперь он, наверное, уже стар.

— Я знаю об Атли — Аттованде, — скромно сказал Зигфрид, не упоминая о том, как помог ему снять проклятье и освободиться от тела дракона. — Он стал могущественнейшим королем и завоевал много земель. Его царство лежит на юго-восток от этой горы. Я готов сопровождать тебя туда.

— Нет, нет, Зигфрид! — возразила Брунхильд. — Я поеду одна, а ровно через шесть месяцев ты приедешь за мной. Только не забудь своей клятвы.

— Я ее не забуду, как не забуду и тебя, — отвечал юноша. — Но на чем же ты поедешь? Ведь у тебя нет лошади.

— Зато у меня есть золото, и я куплю ее в первом же селении, — отвечала Брунхильд. — Не бойся за меня, Зигфрид, и уходи. Ты слышишь? Тебе пора ехать, прощай! Прощай, Вольсунг, моя Вольная птица!

— Прощай и ты, лебедь! — сказал юноша, невольно подчиняясь воле бывшей валькирии и, в последний раз, окинув взором прекрасное лицо и высокую стройную фигуру девушки, начал спускаться вниз.

Конь Грани терпеливо ожидал его у подножья горы. Вскочив на него, Зигфрид поднял голову.

Там, вверху, на самом краю обрыва, будто собираясь взлететь, протянув к нему руку-крылья, стояла Брунхильд.

— Прощай, Зигфрид! — донеслось до него. — Прощай! Будь верен и честен и помни свою клятву!

— Милая лебедь, я тебя никогда не забуду! — прошептал Зигфрид.