СМЕРТЬ ЗИГФРИДА

Услышав от Зигфрида, что его жене стало лучше, Гунтер сейчас же пришел к ней.

— Скажи мне, что с тобой было, Брунхильд? — спросил он заботливо. — И правду ли говорит Гутторн, что тебя околдовали?

— Лучше ты скажи мне, Гунтер, кто проехал ко мне через пламя: ты или Зигфрид? — в свою очередь спросила его Брунхильд, насмешливо глядя прямо в глаза.

Гьюкинг смутился и закусил губу.

— Грани не пошел подо мной, — немного помолчав, ответил он. — Но кто открыл тебе эту тайну?

— Это сделала твоя сестра Кримхильда, — с горькой улыбкой сказала валькирия, — и вот почему я была в таком горе.

— Разве ты недовольна тем, что вышла за меня замуж? — нахмурился Гунтер.

— Я недовольна тем, что Зигфрид обманул и тебя и меня, — возразила Брунхильд. — Знай, что он изменил вашей дружбе в ту ночь, которую провел у меня в замке.

— Изменил? — недоверчиво воскликнул Гунтер. — Зигфрид мне изменил? Нет, этого не может быть!

— Однако это так! — подтвердила королева. — Он первым стал моим мужем! Теперь ты знаешь причину моего горя, и, если Вольсунг останется в живых, я уеду от тебя к своему брату Атли-Аттованду. Мы расстанемся навсегда.

— Ты не должна так говорить, Брунхильд, — произнес молодой король. — Как ты можешь нанести мне такую обиду?

— Если ты не убьешь Зигфрида, ты нанесешь мне этим еще большую обиду! — сурово ответила валькирия. — Я даю тебе три дня сроку. А сейчас уйди и оставь меня одну!

Не зная, что делать, Гунтер пошел разыскивать брата, а Брунхильд в отчаянии схватилась руками за голову.

— Что я делаю? — простонала она. — Зачем я обрекаю на смерть того, кого люблю? Но ведь он не может быть моим мужем. Он принадлежит ничтожной Кримхильде, и этого я не в силах вынести.

Узнав от Гунтера все, что ему рассказала Брунхильд, Хогни рассмеялся.

— Она тебя обманывает! — сказал он. — Зигфрид не мог изменить вашей дружбе. Брунхильд просто ненавидит его за что-то. Его и Кримхильду.

— Но она грозит, что уедет к Атли, если Вольсунг останется в живых, — промолвил король, — и я верю, что она сдержит свое слово.

— Ну и пусть уезжает! — воскликнул Хогни, с первого взгляда невзлюбивший жену брата. — Без нее мы жили гораздо счастливей.

— Нет, Хогни-Гернот! — решительно произнес Гунтер. — Я слишком люблю Брунхильд, чтобы с нею расстаться.

— Но как же ты можешь убить Зигфрида, когда вы с ним кровные братья? — возразил Хогни.

— Гутторн не давал ему клятвы, а за золото он готов сделать все, — отвечал Гунтер.

Хогни подошел к брату и положил ему руки на плечи.

— Послушай, Гунтер, — промолвил он тихо, — ты хочешь совершить бесчестный поступок, который принесет нам много несчастий. Втроем мы были непобедимы, а без Зигфрида враги вскоре вторгнутся в нашу страну. Я знаю, ты любишь Брунхильд и боишься ее потерять, но еще страшнее потерять верного друга. Я повторяю, что не верю в бесчестность Вольсунга. Хотя, — добавил он еще тише, — может быть, тебя пленяет мысль о его сокровищах?

Гунтер слегка покраснел.

— Да, сокровища Зигфрида велики и могут сделать нас еще могущественнее, — сказал он. — Но я бы не вспомнил про них, если бы не узнал о его вероломстве. Теперь же он должен умереть.

— Договаривайся об этом с Гутторном, — сердито проворчал Хогни. — Ты мой старший брат и король, и я должен тебе повиноваться, но помни: ты навлечешь на нас беду.

— Ступай и приведи ко мне Гутторна, — не глядя на брата, произнес Гунтер.

Хогни вздохнул, но пошел выполнять его приказание и через несколько минут вернулся назад вместе со своим сводным братом.

— Зигфрид изменил мне, — сказал Гутторну король. — Согласен ли ты его убить? В награду дам тебе третью часть его сокровищ.

— Я давно знаю о его измене, — засмеялся тот, — и, конечно, исполню твою просьбу. Мать перед смертью открыла мне, что Вольсунг еще до встречи с Кримхильдой знал Брунхильд и хотел на ней жениться, но я боялся тебе об этом сказать…

— Я это знал тоже, но не придавал этому значения, — перебил его Гунтер, — мне даже казалось, что женившись на его бывшей невесте, поскольку он сам о ней за целый год ни разу не вспомнил, я только плотней замкну кольцо нашей кровной братской связи…

— Ты слишком любил своего коварного друга, — усмехнулся Гутторн.

— Ты слышишь, Хогни? — обратился Гунтер к брату.

Хогни пожал плечами.

— Даже если бы Брунхильд говорила правду, то и тогда убивать Зигфрида было бы бесчестно, — отвечал он.

«Да, — подумал Гутторн, глядя на них обоих, — хорошо еще, что я не сказал им о волшебном напитке моей матери, а то бы они, чего доброго, переменили решение. А так сокровища Фафнира попадут теперь в мои руки».

Зигфрид не спал всю ночь, а с рассветом ушел в лес и бродил там среди птиц до самого обеда. Он снова вспоминал всю свою жизнь, с самого раннего детства, тогда он впитал вместе с птичьими песнями и сказками что-то очень важное, то что казалось ему теперь безвозвратно потерянным, забытым. Незаметно для себя он почти перестал понимать язык птиц, разучился слагать стихи и петь.

«Я много говорил о своем имени с мечом в руках, но совсем забыл, что оно значит на самом деле, — думал Вольсунг, вольная птица, — мне нельзя здесь оставаться… Кроме всего прочего, это причинит горе и мне, и Гунтеру, и нашим женам. Надо сегодня же вечером сказать Гьюкингам, что мы с Кримхильдой уезжаем в Данию. Сокровища Фафнира нетронуты, а с ними нам будет везде хорошо…»

Что-то с болью шевельнулось у него в душе.

«А может быть, они и вовсе мне не нужны, эти сокровища? Может быть, из-за них я потерял что-то гораздо ценнее… свое имя?» — подумал он.

Зигфрид вернулся домой и сразу же лег спать. Чтобы не мешать мужу, Кримхильда ушла к себе, слуги Зигфрида были во дворе, и никто не видел, как Гутторн с обнаженным мечом в руках осторожно прокрался к комнате богатыря.

Дойдя до дверей спальни Вольсунга, он остановился и прислушался. Но до него донеслось только ровное дыхание спящего. Огромная змея неподвижно глядела с далекого небосклона на замок Гьюкингов. В глазах у нее сверкали золотые слезы.

Гутторн отворил дверь и несколько минут смотрел на прекрасное лицо Зигфрида и его блестящие в нежном свете локоны.

— Прощайся с жизнью, победитель дракона, ты, которого считают самым храбрым, самым могучим и самым богатым, — прошептал он. — Рука жалкого Гутторна уничтожит того, перед кем бегут целые дружины, и твое золото будет принадлежать мне.

И, подойдя к постели, он, не колеблясь, вонзил меч в грудь последнего из вольных птиц.

Глаза богатыря открылись, и Гутторн, не выдержав их взгляда, в ужасе бросился бежать, но тут Зигфрид, собрав последние силы, схватил Грам и бросил его вдогонку убийце. Меч богов настиг предателя в дверях и разрубил его пополам. Гутторн не успел даже вскрикнуть.

Первой на шум прибежала Кримхильда. При виде умирающего мужа она упала около него на колени, и, почти теряя сознание от горя, прижалась лицом к его окровавленной груди.

— Не плачь, Кримхильда, — прошептал Зигфрид, нежно гладя рукой ее белокурую голову. — Исполнилось предсказание Фафнира, и Один призывает меня к себе. Пожалуй даже лучше, что я умираю. Прощай!

В это время в комнату вошли Гунтер и Хогни.

Увидев в дверях труп Гутторна, король побледнел.

— Я вижу, что Зигфрид уже успел сам отомстить за себя, — сказал он.

— Да, он успел отомстить, но только одному. Нам отомстят другие, — вздохнул Хогни.

— Ну, до этого еще далеко, — пожав плечами, ответил Гунтер. — Зато теперь его золото в наших руках, а Брунхильд останется со мной.

— Нет, она с тобой не останется, — послышался чей-то голос позади Гьюкинга. — Она не будет жить с презренным убийцей.

Гунтер обернулся. В дверях стояла Брунхильд.

Бледная, с горящими глазами, она с ненавистью смотрела на мужа и его брата, а потом, презрительно отстранив их рукой, подошла к неподвижному телу богатыря и остановилась возле плачущей Кримхильды.

— Ты погиб, храбрейший из храбрых, погиб, не оставив после себя наследников, — промолвила она. — Но ты не бойся: твоя смерть будет отомщена, а я последую за тобой. Там, — и она показала рукой на небо, — там, в Валгалле, мы опять будем вместе.

— Что ты говоришь? — в ужасе воскликнул Гунтер, бросаясь к ней.

— Не смей подходить ко мне! — вскричала Брунхильд, с силой отталкивая его от себя. — Ты убил того, кому клялся в вечной верности, и убил безвинно, потому что я солгала и Зигфрид никогда не изменял вашей дружбе.

— Так как же ты осмеливаешься винить нас в его смерти, подлая женщина! — не выдержал Хогни. — Разве не из-за тебя он убит?

Разве не ты грозила моему брату бросить его и уехать к Атли?

— Да, грозила, но если б он был верен своей дружбе и своей клятве, он бы меня не послушался, — возразила валькирия. — Но его прельстили сокровища Фафнира, и он пролил кровь, которая намного чище и благородней, чем его. Это не пройдет вам даром. Я вижу нож, который вонзается тебе в грудь, Хогни, я вижу Гунтера, сидящего в змеиной яме, я вижу, как гибнет род Гьюкингов, потерявших свое имя, осквернивших имя птиц. Мое проклятие и проклятие богов будет тяготеть над вами до вашего последнего часа! Вы убили Вольсунга! Вы убили птицу! Вольную птицу!

— Вели ей замолчать, брат, — промолвил Хогни, трясясь от злости, — или я сам заткну ей рот!

— Нет, нет, не надо! Она сейчас успокоится, — остановил его Гунтер.

— Ну, так оставайся с ней вдвоем! — в сердцах сказал Хогни и вышел, небрежно оттолкнув ногой труп Гутторна.

— Не сердись, Брунхильд, — примирительно сказал Гунтер, подходя к жене, — подумай лучше о том, как помочь Кримхильде, ты видишь, она без сознания.

— Кримхильда скоро успокоится, — презрительно усмехнулась валькирия, — и даже помирится с тобой, Гунтер. Такие, как она, не умеют любить. А я последую за тем, кто был мне дорог. Уходи отсюда, уходи прочь! Тебе здесь больше нечего делать.

Растерянный король побежал звать на помощь брата, а Брунхильд тем временем созвала всех своих служанок и, обращаясь к ним, сказала:

— Вы уже знаете, Зигфрид умер. Я хочу разделить его судьбу. Кто из вас последует за нами?

Но служанки, покачав головами, в страхе отступили.

— Довольно уже крови, — промолвила Фанни.

— Лучше жить на земле, чем в царстве Хель, — поддержали ее другие.

— Да, да, мы хотим еще жить! — хором закричали все.

— Ну так живите, — пренебрежительно махнула рукой королева. — И передайте Гунтеру, чтобы он сжег мое тело на одном костре вместе с Зигфридом, а между нами положил был меч Грам, как это сделал Вольсунг, когда ночевал в моем замке. Прощайте.

И прежде чем онемевшие от страха служанки смогли что-нибудь сказать или сделать, Брунхильд схватила меч Зигфрида и твердой рукой вонзила его себе в сердце.

Не смея отказать жене в ее последней просьбе, убитый горем Гунтер приказал воздвигнуть для нее и последнего из Вольных птиц один общий костер. Труднее ему было исполнить ее второе желание и положить между ними Грам. Он уже давно мечтал завладеть чудесным мечом Зигфрида, но, решив, что подаренный Одином клинок мало пострадает от пламени, согласился и на это. Следуя обычаю, в костер бросили и молодого охотничьего сокола Вольсунга, его собаку и одного из коней под седлом и полной сбруей. Грани Гунтер хотел тоже оставить себе, но едва пламя костра охватило тело Зигфрида и Брунхильд и высоким столбом поднялось к небу, могучий жеребец вырвался из конюшни и, опрокинув пытавшихся задержать его конюхов, бросился прямо в огонь. Тщетно разыскивал потом Гьюкинг в золе Грам и остатки конских костей. Замечательный меч и такой же замечательный конь бесследно исчезли.

— Вот видишь, брат, — мрачно сказал Хогни, глядя на разочарованное лицо короля, — боги отказывают нам в своей помощи. Я боюсь, что проклятию Брунхильд суждено исполниться и род Гьюкингов последует за родом Вольсунгов.

Останки рыцарских доспехов Зигфрида схоронили у подножья горы Хиндарфьяль, где, не умолкая, шумит Северное море, а в окрестных лесах выводят протяжные трели черные дрозды:

Путь пилигрима

К вершинам, вдаль,

Где сладким жалом

Станет печаль;

Являя небо,

Внушил мне склон,

Что для восторгов

Там нет препон.

В бессмертной жизни,

Вечно любя,

Смотрю оттуда

Я на тебя.

На этой вершине

Сиянью конец —

Дарован тенью

Прохладный венец.

Загрузка...