Зита. Дорога в небо

Глава 10

— Дебилка! Сука со свороченными мозгами!..

Мужчина неловко шевельнулся, охнул, замер, схватившись ладонями за промежность, и принялся поливать ее грязными ругательствами пуще прежнего. Она терпеливо послушала несколько минут. Альфа-самец чуть не лишился главного достоинства, перенервничал, товарищу необходима разрядка, все понятно. Но — хорошего в меру.

— Леонид Михайлович! — укоризненно сказала она в перерыве между ругательствами. — Как вам не стыдно?

— Стыдно — у кого видно! — желчно отозвался зэковской присказкой мужчина, шевельнулся и снова охнул, на этот раз от боли в разбитой голове.

Светка несдержанно фыркнула, Зита тоже не выдержала и улыбнулась. Насчет «у кого видно» — в самую точку, Леонид Михайлович восседал в штаб-вагоне без штанов и трусов, лишь промежность в бинтах. Брюки, разрезанные безупречно острым лезвием и уляпанные кровавыми пятнами, кучкой валялись под стулом.

— Нет, ну какую юность надо было провести, чтоб не понимать элементарных вещей? — прошипел Леонид Михайлович. — Это же была игра! Любовная игра, дура! Самое обычное знакомство с намеком на продолжение! Нет желания — отказалась бы, и всё! Какого хрена сразу бритвой по яйцам?!

— Какую юность надо было провести, чтоб получать удовольствие исключительно от насилия?! — сердито огрызнулась Зита. — Вариант отказаться — он был вообще? В принципе? Как зажал, как голову вывернул — чуть шею не сломал! Радуйся, что пулю в печень не словил!

— Одна ты посчитала насилием! — буркнул мужчина, понемногу успокаиваясь. — Все прочие с точностью до наоборот! Приклеивались так, что потом не отодрать! В резиденции сейчас сидит одна такая, фиг выгонишь! А тоже поначалу причитала, и шампанское ей не то, и цветы без запаха!

— Ну и ломал бы ее, раз ей нравится! — с недоброй усмешкой посоветовала Светка.

— Надоела дура! — брезгливо сказал Леонид Михайлович. — А ты, кстати, тут чего расселась, капитанша? Мухой слетала до моего литерного, пусть подгонят медкапсулу-реаниматор!

— Не поняла, — честно призналась спартаковка. — Ты кто такой, чтоб приказывать?

— У своего начальства спросишь, оно быстро объяснит! — насмешливо пообещал мужчина. — А пока беги, не сиди тут!

Светка недоуменно моргнула. Она точно знала, кто ее начальство, но…

— Зита?

— Это осужденный на пожизненную каторгу Берг Леонид Михайлович, бывший «владелец заводов, газет, пароходов», а также корпорации «Аэростаты России»… — рассеянно пробормотала Зита, изучая личное дело в компьютере. — … вступивший в коррупционный сговор с рядом руководящих лиц Седьмого каторжного района… в частности, с бывшим начрежима бывшим полковником Левиным, он же Ося, он же Еврей… с целью личного обогащения и улучшения условий существования на каторге… а наглый он такой, Света, потому что в преступную схему включены не только руководители Седьмого каторжного, но и старые его знакомые, люди, приближенные к руководству республики, и даже кое-кто из правительства России… ведь так, Леонид Михайлович?

— А если пулю в лоб? — бесхитростно поинтересовалась подруга, глядя на притихшего мужчину. — Помогут ему знакомства?

Зита серьезно подумала. Оценивающе посмотрела на мужчину. Еще подумала.

— Возможно, — сдержанно решила она в результате.

Светка недовольно вздохнула. Она прекрасно уловила недосказанное. Возможно — значит, этот заевшийся и зажившийся «хозяин жизни» зачем-то нужен Зите, настолько нужен, что казнь отменяется. Что сильно нарушало привычную черно-белую картину мира и было просто физически ей неприятно.

— По мою душу явились, значит, эсэсовцы, — криво усмехнулся Леонид Михайлович и осторожно выпрямился на стуле. — А я тут рассказывал, кто я такой, как дурак… Что вам мои возможности и умения, если вы только ломать обучены! Не про себя нужно было рассказывать, а спросить сразу, кто вы такие. Или вам самим сказать прямо. Быстрее бы получилось. Так кто ты такая, комиссарша Таня? Представишься по полному протоколу или упечешь в шахту без лишних объяснений?

— Зинаида-Татьяна Лебедь, генерал-лейтенант политических войск, — вздохнула Зита. — Полномочный представитель лидера республики и диктатор Седьмого каторжно-производственного района с правом личной подписи первого лица.

— …! — тихо сказал бывший хозяин жизни.

Зита не обиделась, поняла, что не про нее сказано, просто оценка человеком собственного ближайшего будущего.

— Насчет шахты — а где вы прописаны, Леонид Михайлович? В смысле, на какой именно зоне, номер барака? Не в резиденцию же вас отсюда отправлять, сами понимаете, и уж тем более не в личный литерный поезд. А в вашем деле, как ни странно, ничего не указано, безобразно вел учет полковник Левин!

— Ося прекрасно работал, — усмехнулся мужчина. — Вам не понять, просто примите на слово — прекрасно. Виртуозно учитывал тысячи факторов, увязывал в работающий организм очень непростых людей, решал любые вопросы… Вам будет его очень сильно не хватать. Как и меня. Здесь, в Заполярье, своя жизнь и свои законы. Впрочем, тебе наверняка всё равно, ты ж сюда явилась карать…

— Прекратите врать, — поморщилась она. — Строите тут из себя эффективных менеджеров. Что прекрасно работает, так это подкупольные номерные города. Без вас, без вашего верного Оси, без всей этой шушеры из зон. А каторжные районы работают отвратительно, как и принято у сборища конченых жлобов, воров и уголовников. Так куда вас?

— Мне без разницы, — безразлично сказал Леонид Михайлович и отвернулся. — Может, это и смешно, но я прописан именно в резиденции, другого места проживания не имею. Но когда будете отправлять в шахту, учтите одно обстоятельство: ваша республика торгует концентратами полиметаллов напрямую с Западом через мой бывший хаб в Дудинке. И без меня Каллистратову эти операции не провернуть. У него на Западе нет надежных партнеров, а у меня есть. Он, кстати, в курсе. А ты, похоже, нет. Именно поэтому, глупая девочка, ты можешь творить что угодно здесь, в Седьмом каторжном, но к Шестому тебя близко не подпустят. Шестой каторжный — выход на Дудинку, слишком для тебя жирный кусочек…

Она побледнела и открыла «ядерный чемоданчик». Значит, Шестой каторжный — слишком жирный для нее кусочек… и близко не подпустят…

Каллистратов сумрачно и недовольно уставился на нее из своего секретного далека.

— Ну?

— Владимир Данилович, некий Берг Л.М. вам очень нужен?

— Уже нет, — буркнул Каллистратов и опустил голову к документам на столе. — Обнаглели вконец контакты, невозможно работать. Обойдемся без его хитрожопых соплеменников. Уже нашли выход через Грузию на южных стратегических противников, с ними получается более надежно, и они берут любые объемы. Вот такой фокус — с врагами торговать надежней, чем через друзей! Так что погарцевал урод, и достаточно. Пропиши ему расстрел и закрой тему. Полностью закрой. Всё?

— Спасибо, — беззвучно сказала она одними губами. — Вы самый лучший мужчина на свете.

— Я знаю, — кивнул он и отключился.

Она подняла голову и краем глаза заметила, как Светка убирает ствол обратно в кобуру. Понятно, подруга решила завалить олигарха при нехорошем развитии ситуации. И будь что будет. Главное, чтобы личный мир, основанный на вере в справедливость, не рухнул. И что-то господин олигарх белый-белый, как бы не грохнулся тут в обморок…

— Леонид Михайлович, вам нельзя падать, шов разойдется! — забеспокоилась она.

Мужчина дико глянул на нее и гоготнул, как безумный. Впрочем, он уже близко находился к означенному состоянию, громкость связи Зита и не подумала убрать.

— Света, отведи больного в дежурное купе! — попросила она.

Подруга изумленно воззрилась на нее.

— Ну не в резиденцию же его! — раздраженно сказала Зита.

— Да выпни на зону, конвойный доведет!

— С порезанным членом? Света, ты представляешь, что с ним там будет?

— Да не все ли равно перед расстрелом? — хрипло сказал бывший олигарх. — Царь же ясно приказал. Моня не нужен, Моню стрелять!

— А как с вами еще? — внезапно обозлилась Светка. — Допросились со своей хуцпой — единственная нация, которую гоняли и гоняют во всем мире! Особо хитрые, богоизбранные? Вот к богу и отправим! Поднимайся, раненый! Не хватайся, ничего страшного там нет! Царапина в два сантиметра, а кривишься, словно яйца кирпичом оторвали!

— Штаны ему принеси сначала, — стараясь оставаться серьезной, сказала Зита. — А то напугает детей своей… повязкой. И чаю налей потом. С валерьянкой.

Она открыла дверь штаб-вагона, ледяной ветер резко ударил в лицо. Конвойный в новеньком «пингвине» уставился вопросительно.

— А где остальные просители? — не поняла она. — Объявили же приемный день.

— Наверно, не придут? — предположил солдат. — После Якута вряд ли кто решится испытывать судьбу. Наверняка вся зона в курсе, как тут дела решаются…

— Каким образом? Якут если и дошел до зоны, то только что!

— Ну, я не знаю, новости на зонах распространяются быстро…

Она остро глянула на солдата.

— Особенно если конвойный отзвонится кому надо по телефончику, да? За малую мзду?

— Никак нет! — с честным видом сказал солдат. — Я же понимаю, что в сговор с осужденными вступать запрещено!

— Да я тоже понимаю, что других вариантов распространения закрытой информации нет, — вздохнула она. — Ну, тогда сам заходи, если всё понимаешь.

— Госпожа… медсестра! — занервничал солдат. — Честное слово!..

— А я сказала — заходи.

Солдат помялся, но все же полез вверх. Он четко понимал, что какая-то медсестричка приказывать ему не имеет права, то то понимание, а то — чутье. Чутье же вопило, что и приказывать имеет право, и карать. А спросить прямо, кто такая, боязно на всякий случай.

Она внимательно смотрела, как солдат осторожно устраивается на стуле, как опускает автомат вниз, замечает окровавленную одежду и нервно сглатывает.

— Какие нервные у нас солдаты, понимаешь, — усмехнулась она. — Фамилия? Ах, Липецкий… что же тебе сказать, рядовой Липецкий, контрактник, награжден медалью «За безупречную службу», специалист второго класса…

— А что надо сказать? — осторожно поинтересовался солдат и слегка расстегнул форму, видимо, взопрел от переживаний.

— В курсе, что эксплуатационные бригады и путейцев переводят на самообеспеченку?

— Да все в курсе…

— И что из этого следует? — требовательно уставилась на солдата она.

Рядовой Липецкий тут же изобразил деревянное лицо и пожал плечами.

— Из этого следует, что рядовой Липецкий не нужен, — усмехнулась она.

— Ну, переведут куда-нибудь…

— Не переведут! — жестко отрезала она. — Вас много таких, дармоедов! Поэтому, рядовой, слушаю твои предложения!

— А кто я такой, чтоб решать? — буркнул солдат. — Как скажут, так и поеду. А нет, так в Четверку вернусь, я из нее призывался.

— А в Четверке чем займешься? — полюбопытствовала она.

— Ну, в патрульные…

— Не требуются! — улыбнулась она. — Большую часть патрульной службы переложили на штурмовые отряды и дружину самообороны, в милиции тоже массовые сокращения. Еще?

— Пожарным…

— И вообще чего привязалась, все равно работать не буду?! — развеселилась она.

Солдат невольно усмехнулся:

— Ну, типа того, как-то так. Профессий у меня нет.

— Специалист второго класса? — напомнила она.

— Водитель вездехода Северспаса! — презрительно поморщился солдат. — В смысле, доучиться на гражданское применение? На карьерах за соцминимум пусть идиоты вкалывают! Или осужденные, им все равно где конца срока дожидаться.

— На карьерах вообще-то далеко не соцминимум, но неважно… а важно то, что работать, значит, не умеешь, — задумчиво подытожила она. — Ну… в чем-то это даже хорошо. Получи решение медико-психологической комиссии. Прочитай и распишись.

Рядовой Липецкий расстегнул «пингвина» до конца. Ему явно и резко стало жарко. Прикасаться к жуткому документу он не спешил.

— Можешь не читать, решение все равно вступит в силу через десять суток, — усмехнулась она. — Начальство зачитает, будешь приятно удивлен.

— Что там?

— Даже так? Ну, могу и объяснить для неграмотных, мне нетрудно. Работать ты не умеешь. А должен, чтоб перекрыть соцминимум. У тебя были варианты, солдат. Ты мог уйти на профессиональные курсы. Если б сумел выучиться и проходить ежегодно повышение квалификации, до конца жизни был бы в шоколаде как высококлассный специалист. Ты мог подать заявление на эмиграцию, отпустили бы сразу, республике тихие саботажники даром не нужны. Ты много чего мог. Но отказался. Значит, пойдешь… у вашей зоны какая специализация вообще?

— Урановая шахта, — враз охрипнув, сообщил солдат. — Ну и группа самообеспечения, прачечные там, пищевой цех, ТЭЦ…

— Вот на шахту и пойдешь. Вольнонаемным. С полной ответственностью бригадира за вас всех, раздолбаев. В смысле — у бригадира будет оружие и очень широкие права его применять. Вынужденная мера, других способов заставить вас работать нет. Будет неплохо, если бригадирскую должность займешь ты, все же профессиональный охранник, со спецификой работы знаком.

— Да, будет неплохо… — эхом прошептал солдат.

— Только учти — бригадир отвечает за подчиненных собственной жизнью, — рассеянно сообщила она. — И за выработку, и за поведение. Иначе никак. Иначе вас, раздолбаев, работать не заставишь, иначе вы тут же снюхаетесь… да ты иди, Липецкий, иди. У тебя смена через час, исполняй службу, пока она есть.

Солдат вздрогнул, застегнул форму… и нехорошо покосился на автомат. Она с легкой улыбочкой ожидала. Сорвется или нет?

— А… в Четверку можно? Если вольнонаемный, значит, свободен, не на службе…

Не сорвался, констатировала она удовлетворенно. Как и вся армия. Что, собственно, предполагалось, но требовало проверки.

— Можно! — легко согласилась она. — Но не примут. Номерным городам такие кадры не требуются, гарантирую. Я уже уведомление к личному делу прикрепила, чтоб в подкупольники не пускали.

— А… в Россию?

Она пожала плечами, отпечатала документ, заверила и толкнула через стол.

— Разрешение на выезд, оно же проездной до границы республики. Оставляешь здесь оружие, и свободен. Вполне успеваешь на грузопассажирский до Западной Заставы. Пойдешь в казарму за личными вещами, передай своему лейтенанту, что жду его. Всё, катись, гражданин Липецкий, навстречу солнцу и теплу.

Она задумчиво смотрела вслед солдату и представляла, какая волна слухов пойдет по военным частям. Ну, в результате кадровикам работать будет легче с заранее подготовленным контингентом. Люди успеют подумать, определиться с выбором. Для того и был приглашен солдатик. Как и его командир. Да и образец принятия решений для кадровиков будет нелишним.

Зря опасался Владимир Данилович — всех смелых в армии зачистили во время бунта. А теперь… как поставила себя основная масса армейцев когда-то слугами государства, так и осталась в тех же рамках. Куда скажут, туда и топают — хоть в бой, хоть на увольнение. А ведь по факту — грозная сила, способная менять правительства и режимы…

Лейтенант, в отличие от солдатика, ей понравился сразу и безоговорочно. А она, естественно, ему. Взгляд от ее задницы, по крайней мере, отводил с трудом. Впрочем, это не помешало ему прямо спросить, с кем имеет честь беседовать и каковы ее полномочия. Выслушал, проникся, но лебезить не начал, молодец. И на новость об увольнении офицер среагировал хорошо: пожал плечами и заявил, что настоящий мужчина без работы нигде не останется, хорошие механики, например, прямо здесь на ТЭЦ требуются. Там он, собственно, и подрабатывал между дежурствами, ну а теперь будет работать на всю ставку. Всей разницы — переселиться из казармы младшего комсостава в общежитие вольнонаемных при ТЭЦ, имелось здесь, оказывается, и такое. Потом лейтенант начал задавать вопросы, вроде простые и житейские, но на которые Зита зачастую ничего не могла ответить. Пока что — не могла. Про отдельное жилье, про инфраструктуру, соответствующую стандартам подкупольников. Про зарплату, возможности профессионального роста. Ну и про женщин, естественно. И если девушку лейтенант еще мог подыскать на тех же курсах повышения квалификации, например, то куда везти свою избранницу — вопросик пока что без ответа. Ибо в общежитие для вольнонаемных аристократка из подкупольника не поедет, без вариантов…

В результате беседы они все же пришли к взаимопониманию. Лейтенант снял свое предложение Зите руки, сердца и соцаттестата, как не выдерживающее никакой критики, и пообещал подготовить свои предложения по решению больных вопросов. А она пообещала эти предложения серьезно рассмотреть и по возможности реализовать. Расстались друзьями, даже обменялись телефончиками и обещаниями писать. Хороший офицер, побольше бы таких.

А потом она сидела у окна, смотрела на серую круговерть над зоной и думала, думала… Хорошие вопросы ей задал лейтенант, толковые. И неподъемные. Как сделать жизнь остающихся здесь не каторгой, а именно жизнью? Куда им везти своих подруг? А их дети — в какие школы пойдут, где будут гулять, общаться? Кстати, и ее собственные тоже? Что станет фоном их детства — колючие ограждения зон, мерзлый грунт подъездных дорог, бесконечная полярная ночь? Или что-то более радостное? А что именно? Строить здесь подкупольники? Неплохо бы, технологии отработаны, социальные проблемы решены комплексно… только не выйдет. Производства дико разбросаны. Шахты неотделимы от месторождений, обогатительные цеха по ряду причин технологического характера тяготеют к рекам… и самое главное — подкупольники немыслимы без мощного источника энергии. А АЭС — ресурс для республики ограниченный и очень, очень дорогой… Только-только закладывается Эльфа — одиннадцатый номерной, и напряжением всех сил и средств, возможно, удастся вытянуть Цвёльфу — двенадцатый подкупольник… и это всё. На большее урана нет…

А что есть? Именно в ее распоряжении — что? Ну, деньги. Валюта, драгметаллы. Каторжные районы работают отвратительно, но это по сравнению с подкупольниками, а так-то прибыль приносят. В чем плюс социалистической системы — финансовые и материальные ресурсы можно направлять куда требуется без оглядки на права частной собственности. Сами-то частники в республике есть, как без них, но не они решают… так что деньги есть. Много денег, если потребуется. Что еще? Материальные ресурсы? Что-то есть, но… если придется строить что-то соответствующее по размахам тем же подкупольникам, строительные производства нужно будет создавать на месте с нуля. А это — время. Так что материальных ресурсов негусто, как и времени.

А еще есть люди. Вон они, зоны битком забиты. Все года существования режима Ферра сюда гнали враждебный социалистическим принципам контингент: больших казнокрадов и мелких уголовников, психопатов всякого рода, национальных экстремистов — а они, национальные, все по сути экстремисты в душе… Много, в общем, людей, всяких-разных. А «Атомная сила Сибири» еще добавляла, каждый год в количествах. Саботажников, воришек, жуликов, просто безответственных начальничков, городскую шпану пачками… И еще есть военный контингент Заполярного Особого военного округа. Та самая лагерная охрана. Пока что есть. С людьми, кстати, не так уж плохо, она ожидала много худшего. Думала — если здесь собраны отбросы общества, следовательно, царит ад. Оказалось — ничего подобного. Удивительным образом люди как-то структурировались в более-менее вменяемое общество, со своими традициями, с понятиями о честной работе, о честности вообще… Видимо, что-то изначально заложено в природе людей, не позволяющее быстро скатываться к людоедскому зверству. И вот — работают каторжные районы, как-то существуют вопреки природе и заскокам охраны, вопреки даже антисоциальной сущности большинства каторжан, выполняют очень непростые работы, требующие четкой организации…

За этими мыслями она совсем отключилась от текущей действительности. На автомате прошла в спальный вагон, скинула форму и оружейную сбрую, накинула халатик, пошлепала проведать любимых деток…и остолбенела от неожиданной картины. Осужденный Берг Л.М. сидел в ее родительском кресле, на его коленках устроились оба ее ненаглядных ребенка и вцепились в мужчину как в величайшее сокровище. И глаза у них, похоже, на сильно мокром месте. И у Леонида Михайловича тоже. И еще она в их лепете пару раз расслышала священное слово «папа»…

Леонид Михайлович заметил ее сразу, наверняка специально развернулся к двери. Уставился беспомощно, но тем не менее по-своему упрямо, и детей к себе прижал. И даже не покривился, хотя наверняка было больно.

— Леонид Михайлович, — тихо упрекнула она. — Ну что вы творите? Вам нельзя брать тяжести на коленки, шов разойдется.

— Мама, нас папа нашел! — заявила уреванная Майка, и только она в ее вроде бы счастливом голосе могла услышать и неуверенность, и тревожный вопрос. А Дениска — ну, он мальчик, у него все просто, папа пришел, и точка. И слезы в три ручья от волнения, и кривое от сдерживаемых всхлипов личико.

— Дети, освободите коленки больного человека и идите-ка в спальню, а я тут Леонида Михайловича поругаю.

Майя, чуткая душа, услышала в ее словах что-то очень важное для себя, потому что без возражений потопала в спальню и братику просемафорила «страшными глазами» — следуй за мной!

— Я не специально, не подумай, — хмуро сказал Леонид Михайлович. — Лежу, а охраны нет, чего бы не пройтись перед смертью? Зашел в детскую, а там твои… как вцепились! Маюшка сама меня папой назвала, у меня… духу не хватило сказать нет, поняла? Как посмотрел в ее глаза… Слушай, я же тобой специально интересовался в Копейке, имелись определенные планы, информацию заказывал, ну не была ты в детстве такой бессердечной дрянью! У тебя замечательные детки, полжизни отдал бы за таких! Ты почему оставила их без отца?!

— Не отдадите, — вздохнула она, подошла и села рядом, на подлокотник кресла. — Полжизни не отдадите. Вы же олигарх. Для вас власть — всё, детей там и близко не видно.

— Я бы поспорил, но не с дурой! — зло сказал Леонид Михайлович. — И не обо мне речь, мне все равно конец — ты-то что творишь?!

— Настоящего папу я им не предоставлю по не зависящим от меня причинам. А замену — где я такого найду со своей сумасшедшей работой и со своими такими же требованиями? Он же будет не только им папой, но и мне мужем.

— Высоко летаешь, понятно. Значит, не просто так с детства оказалась в любовницах у личного представителя Ферра. И ведь не сказать, что особая красавица… а от задницы глаз не оторвать. И знаешь, почему?

— Леонид Михайлович, не надо, — тихонько попросила она.

— Извини.

Вскоре на непонятную тишину в детской осторожненько заглянула верная Светка с неразлучным Гогой на руках. Заглянула — и изумленно округлила рот. И замерла не дыша. Потому что голова Леонида Михайловича расположилась как раз на груди Зиты, а ее пальчики нежно перебирали седеющие волосы бывшего олигарха. И на лицах обоих виднелись явные следы очень сильных переживаний.

Гога посмотрел на «нану», тоже округлил рот и заткнул его кулачком. Светка бесшумно отступила в невидимость.

Потом в детскую не стучась — а для чего вообще стучаться в детскую и вообще куда бы то ни было? — ввалилась Лена. Ввалилась, мгновенно оценила картину… прожжённая разведчица, она наверняка поняла больше и точнее простодушной Светки, но и она вряд ли смогла догадаться, что два очень непростых человека плачут по совершенно разным причинам, и они никак не связаны с тем, кто находился рядом. Но, тем не менее, случилось маленькое чудо: развязная балерина впервые удержалась от похабных комментариев, просто развернулась и молча вышла.