Зита. Дорога в небо

Глава 16

Полированное дерево конференц-зала покачивалось и плыло перед глазами. Хорошо надавали по голове товарищи офицеры.

— Геля, Костю Любимова найди, если жив, — пробормотала она и осела по стенке.

Бывший командир штурмовиков оказался жив и даже не ранен, хотя выглядел, словно после крепкой драки. С его помощью она поднялась на ноги.

— Костя, мне надо срочно в штабной поезд, — твердо сказала она. — Поведешь мою «козу», я не в состоянии.

— Но я же… — пробормотал неловко парень.

— Болтать — потом, — оборвала она и осторожно развернулась к выходу.

Ангелина встала перед ней с вопросом в глазах. Она кивнула, отвечая на невысказанные слова.

— Спасибо, — прошептала спартаковка.

Резко кинула ладонь к берету, развернулась и ушла. Зита молча проводила ее взглядом. Еще один кусочек детства канул в прошлое. Еще один.

На улице перед конференц-залом бойцы обряда самообороны сортировали раненых и убитых. Лейтенант при виде Любимова дернулся было на перехват, но заметил ее запрещающий жест и остановился. Любимов все отследил, болезненно скривился, но промолчал.

В воздухе ей стало лучше. Резкий ветер под юбку подействовал не хуже армейского «пшика» под нос. Поэтому, когда вдруг пришел на телефон вызов из штабного поезда от дежурного офицера, она сначала подумала — и не ответила на него. Переворот — это предательство близких людей, так что пусть пока не знают, где она находится и куда движется.

«Стрекоза» стремительно, но на удивление мягко опустилась на площадку прямо перед ее вагоном. Любимов, не задав ни одного вопроса, правильно просчитал ситуацию. Обычно она проходила охраняемый периметр с посадочной платформы, но сейчас, Костя прав, лучше вот так, напрямую в личные апартаменты.

— Оружие дай, — пробормотала она, привычно ухватила рукоятку пистолета, разблокировала дверь, прислушалась и быстро переместилась внутрь, в приемную. Костя беззвучно скользнул следом за ней, держа у пояса табельный траншейник. Ноги слушались на почти обычном уровне, уже хорошо.

Детей она нашла в дверях игровой комнаты. Майка посмотрела на нее огромными темными глазами, прошептала облегченно «мама» и опустила на ковер пистолет. Из-за ее худой спины такими же огромными глазами на нее молча таращились Дениска и Гогик. Она одним прыжком кинулась к ним, прижала всех троих.

— Все хорошо, я вернулась! — жарко выдохнула она.

— Он вошел, я правильно выстрелила, как ты учила! — бормотала ей в плечо девочка. — Он упал и стал кричать! Долго кричал! Я говорила младшим, чтоб ушли, а они вцепились за плечи, не слушаются и ревут! И целиться мешают! Им же страшно! А он кричит! И я выстрелила, чтоб замолчал! А что я еще могла сделать, они же испугались!

— Ты все правильно сделала, — прошептала Зита. — Ты у меня молодец. А мы все, взрослые — дуры… А теперь отодвиньтесь в игровую, в защищенную зону, мне надо посмотреть, кто там приходил. Костя, прикрой детей.

Тело лежало у самого входа в защищенный сектор. Мужчина был еще жив. Она аккуратно присела рядом, отодвинула валяющийся на ковре пистолет. Обычное табельное оружие, другого не видно. Не подготовились террористы, экспромтом действовали, что ли?

Она аккуратно развернула голову лежащего, вгляделась в знакомое лицо. Вот же сволочь. А она ему, дура, войти в команду предлагала. Вот он и вошел, и теперь лежит в луже крови.

— Зита Сергеевна, перевяжите меня, я кровью истеку, — прошептал мужчина. — Зита Сергеевна!

Она бросила мимолетный взгляд на рану. Молодец дочка, четко обездвижила и не опасно для жизни. А вторым выстрелом промахнулась, пуля расщепила деревяшку над головой лежащего. Так что замолчал он от страха, не от ранения. Сволочь.

— Как вы прошли в защищенный сектор, Эльдар Эминович? — спокойно спросила она. — Как?

Ее тон мужчину не обманул, он побледнел больше, чем от потери крови. Учуял, мерзавец, что она из последних сил сдерживается, чтоб не задушить его прямо тут голыми руками.

— Вы сами дали разовый пропуск, — напомнил он.

— В защищенный сектор — как? — повторила она.

У меня технический допуск, — признался мужчина. — Это штабной состав, его комплектовал я. И работал до вас тут, именно в этом секторе.

Она кивнула, не поверив. Как же, технический допуск. Уж такие вещи она проверила лично сразу при заселении. Предательство, все же предательство.

— Зита Сергеевна, перевяжите! — взмолился мужчина. — Я же умру!

— Не умрешь, — пообещала она с нехорошей усмешкой. — Не сразу. Сначала над тобой будет открытый суд. Мы тебя, захватчика детей, в пыль сотрем вместе со всей татарской оппозицией. Чтоб даже понятия татарской идентичности в республике не осталось.

— Скоро самого понятия заполярной республики не останется! — пообещал мужчина, бросив притворяться. — Недолго осталось ждать! За все отплатим!

Она коротко ударила, чтоб заткнулся, и поднялась. Включила обзорный экран охраны периметра, полюбовалась на напряженные лица офицеров дежурной смены. Охраннички, мать их. Пусть постоят, пока она разбирается, как так получилось, что через защищенный сектор ходят чужие. И она тоже хороша, с психу отправила Светку на несрочное задание, оставила детей одних…

Светка ворвалась в защищенный сектор впереди охраны, как ураган. Сразу кинулась в игровую, сердцем учуяв, где ее ненаглядный Гогик. Храбрый кавказец тут же взвыл басом, загудел, зажаловался на всю округу. Жизнь, следовательно, вернулась в привычную мирную колею. Зита села прямо на ковер, притянула к себе детей и обессиленно замерла. Пять минут отдыха. Страшного не случилось, прикрыла умница-дочка глупую маму, можно просто посидеть бездумно…

— Не уходи, будешь нужен, — бросила она Любимову, который не знал, куда себя девать, и прикрыла глаза. Парень сразу определился, занял место в кресле напротив входа и положил на колени руку с пистолетом, снятым с предохранителя. Молодец, не то что она, дура эмоциональная…

Входная дверь слегка приоткрылась. Любимов поднял ствол. Лена осторожно заглянула, оценила обстановку, на Любимова посмотрела с огромным сомнением, но и только.

— Стрелять не будешь?

— Заходи.

Подруга вошла, стараясь не делать резких движений, снова покосилась на Любимова, не дождалась реакции Зиты и уселась рядом на ковер. Достала сигареты, закурила и жадно затянулась. Майя, умница, посмотрела с неодобрением на клубы дыма, взяла брата за руку и ушла.

— Он сказал, — сообщила Лена, глядя в сторону, — он сказал, что прозевал заговор. Представляешь?!

— Нет, — спокойно сказала Зита.

— Вот и я не представляю, — вздохнула Лена. — Гад. Прячется теперь от меня, боится, что застрелю.

— А застрелишь?

— Мужа, если что, я еще найду, — сказала Лена и прямо посмотрела ей в глаза. — А сестра у меня одна. Веришь?

Она слабо кивнула. Да, сестра одна, и именно поэтому Лена сидит сейчас перед ней живая.

— Ангелина в конференц-зале была от вас?

— В смысле — от нас? — переспросила Лена, обдумывая услышанное.

— Ангелина была от вас?

— Вот, значит, как, — пробормотала Лена и ссутулилась. Сигарета мелко дрогнула в ее руке.

— Такое дело без вашего участия невозможно, — сказала Зита, не глядя на подругу.

— Не от нас.

— Не трогайте ее, — приказала Зита. — Пусть уходит.

— Да она…

— Пусть Ангелина уходит.

— По закону ее расстрелять надо! — жестко сказала Лена. — На месте!

— Закон в республике — я. Пусть она уходит.

— Ну… ладно, — отвела глаза Лена. — Я бы на нее руку поднять и не смогла бы. Она тебе жизнь спасла. Все же спартаковское братство — это что-то сверхъестественное. Когда встала перед выбором — перестреляла друзей, чтоб тебя спасти…

Лена в молчании докурила сигарету, покрутила фильтр, не нашла куда выбросить, спрятала в оружейный карман.

— Ты прости его, — глухо сказала она. — Мы не хотели, честно. Это все вообще должно было пройти мимо тебя! Надеялись Каллистратова из бункера вытащить, много вопросов накопилось к этой крысе, ну и проблему излишней правящей элиты разгрузить. А Светка, дура, сболтнула не к месту и не вовремя… Черт разберется в ваших отношениях с Каллистратовым! Мы же были уверены, ты с ним на ножах! А ты помчалась его защищать! В концертной юбке с голыми коленками наперевес! Чудом уцелела, просто чудом! Ангелинка, конечно, молодец, и пограничник твой правильно сообразил, но — три ствола против полусотни?! Тебя должны были сразу убить, дура ты заполошная!

— Саша Новацкий не стал в меня стрелять, — тихо сказала Зита. — А Ангелина его наповал…

— Прости моего балбеса, я очень прошу, — еле слышно сказала Лена. — Я же тебя знаю. Ты вроде спокойная, а потом раз — и перережешь горло. Особенно за детей. Пусть он живет? На коленях прошу, как сестру…

— Захват детей — чья идея?

Лена криво усмехнулась и достала новую сигарету.

— А вот тут мы лопухнулись, — неохотно признала она. — Тут нас братья-соседи переиграли вчистую. Поверх нашей операции еще чья-то легла. Этот твой татарин не от нас шел, честно. И с татарской диаспорой теперь надо очень вдумчиво разбираться, расплетать клубочек.

— Разбирайтесь, — обронила Зита. — За горло — не беспокойся. Сломали мне лезвие товарищи офицеры. Много лет подарок Андрюшки меня хранил, но вот и ему вышел срок…

Лена с трудом прочистила горло.

— Спасибо, сестра. Ты даже не представляешь, какое тебе спасибо.

— За мужа просишь, а за себя нет?

Лена непонятно дернула плечом и отвернулась.

— За себя — нет, себе я сама приговор вынесла. Зита, ты только не удивляйся, я давно хотела тебе сказать… Я тебя люблю, Зита. Очень-очень. И каждый день, проведенный вместе с тобой, считаю счастливым. Вот.

— Лена… — протянула озадаченно Зита.

— Ну вот такая я лесба! — криво усмехнулась Лена и вытерла подозрительно заблестевшие глаза.

— Лена… — повторила Зита задумчиво. — Ты меня за дуру-то не держи. Я тебя с детства знаю. Рассказывай.

— Да особо нечего рассказывать, — пробормотала Лена. — Ухожу я. Далеко-далеко на запад, под глубокое-глубокое прикрытие. Надолго. Операция «Мертвая рука».

— Это по чьему приказу?

— По твоему, — вздохнула Лена и снова закурила. — Завтра Сергей подойдет к тебе, выслушай его внимательно. Он хоть и дурак, но в своем деле специалист. Республике осталось недолго жить, он это понимает, и я понимаю, и любой, кто не закрывает глаза на реальное наше положение. А погибать, сама знаешь, лучше с музыкой. Нас перебьют, но напоследок хлопнем дверью. Хорошо хлопнем, чтоб трупы с веток посыпались! За рубеж уйдут диверсионные группы, под глубокое прикрытие. И когда нас начнут уничтожать…

Зита невидяще смотрела в стену перед собой и молчала.

— Зита, это наш выбор. «Спартак» уходит весь. И служба собственной безопасности, и молодежный кулак, и кандидаты. Все уходят. Внешняя разведка Особого Заполярного нас поддержала и тоже уходит. И ГБ. Все, Зита. Не отговаривай нас, это личное решение каждого. Вот, теперь ты знаешь все.

— Ты-то куда? — нарушила тишину Зита. — Ты же на три разведки работаешь как минимум, тебя там каждая собака знает. Как и спартаковцев. Мы там здорово наследили.

— На то и расчет, — сказала Лена сквозь клубы дыма. — Пока за стариками гоняются-арестовывают-стреляют, молодежь свое успеет сделать. «Спартак» идет дымовой завесой, мы так решили. Прикроем молодых, может, кто и уцелеет. Жалко, они ж еще школьники, не пожили толком…

— Понятно.

— Ошиблись вы с Каллистратовым, — вздохнула Лена. — Теоретики социализма сраные. Настоящий социализм в капиталистическом окружении построить невозможно, вот что практика показала. Задавят экономически и добьют наемниками. Слабые мы против всего мира, такие вот дела. Это Советский Союз никто не трогал, потому что там социализмом чуть пахло, так, тоненькая пленочка поверх государственного капитализма, и сам он шел к развалу, зато нас… Жалко до слез, красивая была попытка. Одни наши подкупольники чего стоят, настоящий прорыв в будущее… Но за нашу смерть мы каждому вставим!

— Операцию запрещаю, — сказала Зита.

— А тебя никто спрашивать не будет, подруга. Мы для чего социализм построили? Чтоб каждый принимал участие в управлении государством! Вот мы и принимаем. Это наше общее решение, Зита, на твой запрет нам плевать. И по большому счету на все плевать, недолго осталось жить…

— У группы Владимира Даниловича прорыв, — сообщила Зита ровным голосом. — Новый источник энергии. Сегодня он предъявил мне действующий образец.

Лена удивленно вскинула брови и призадумалась.

— Мощно! — признала она в результате. — Только общий расклад не меняется. Ну, можем поторговаться с соседями, пока продадим технологию, на полгодика оттянем неизбежное…

— Новый источник энергии — побочный результат, — пояснила Зита. — А основной — гравитация. Гравитация, Лена. Понимаешь?

— Нет. Управление гравитацией — сказки!

— Есть действующий образец, — напомнила Зита.

— Так ты хочешь сказать, что…

— Я хочу сказать, что у нас есть полгода. В лучшем случае. За полгода мы должны успеть сделать всё.

— В смысле…

— Всё, — твердо повторила Зита. — Двигатели, жилой корпус, кольцевые промышленные технологии, защиту от внешних угроз, социологическую проработку развития общества в ограниченном объеме… короче, все. Будем уводить республику туда, где ее не достанут. На Земле нам места не осталось, значит… ну, сама должна понимать. Так что спим досыта, Лена, этой ночью в последний раз, потом не будет времени!

— Опаньки, — пробормотала Лена недоверчиво. — Я, конечно, передам своему, но… а ты, подруга, все это всерьез, что ли?!

— Кунгурцеву я сама передам, завтра в девять расширенное совещание руководства республики с нарезкой задач в первом приближении. Тебе, Сергею и вообще всем нашим явка обязательна.

— Опаньки… — повторила Лена растерянно.

— А вы перебили половину специалистов, которые должны были тянуть основной груз, — с тоской сказала Зита и отвернулась. — Как теперь без них, не представляю…

— Зита, это гражданская война, — вздохнула Лена. — Она никогда не кончится. Думаешь, мы хотели крови? Но они же решили удержать власть силой! Уступили бы им разок — и все, покатилась бы республика путем Советского Союза!

— Да, но убивать зачем? — прошептала Зита. — Они же наши!

Лена неловко кашлянула. Достала очередную сигарету, покрутила в руках и убрала обратно.

— Да как-то даже не задумывались… — пробормотала она. — Звери мы, Зита, кровожадные жестокие звери, права Ангелинка. Нам до тебя не дотянуться. Вроде тянемся, и уже как будто сравнялись, а случается кризис, и такое вылазит… Я ведь только сейчас поняла, кому ты кричала «не стрелять!». Только сейчас. А должна была — тогда.

Она тяжело поднялась, неуверенно коснулась плеча подруги и ушла.

— Я свободен? — нарушил тишину Любимов. — Охранять теперь есть кому, заговор подавлен…

— Останься, — тихо сказала она. — Мне без тебя страшно.

Тяжелый, жуткий день кончался. За стеной мирно журчал голос Светки, что-то детям рассказывала спокойное и доброе на ночь. Она поморгала, посмотрела на свои грязные руки, передумала протирать ими глаза и поплелась в душевую. И на выходе уткнулась в Любимова. Удивленно уставилась на него. Парень покраснел и с каким-то отчаянием обнял ее. Ожидает, что обзовут молокососом и оттолкнут, поняла она. А ведь он влюблен в нее со школы. А она? Она попробовала прислушаться к собственным ощущениям и желаниям — и грустно улыбнулась. Кого она обманывает, себя, что ли? Ведь сама же попросила остаться.

Можно было сказать что-нибудь вроде «смелей, спартаковец!», но зачем, если можно просто обнять в ответ? В результате ковер внезапно пропал из-под ног, она даже слегка растерялась. Да, давненько ее не носили на руках. И куда же ее несут? Вот будет весело, если Костя сейчас ввалится в детскую… Но парень каким-то шестым или десятым чувством выбрал верное направление, и они оказались в рабочем кабинете, самом защищенном помещении штабного состава. Если защелкнуть замки, и с кумулятивным зарядом не сразу пробьешься. Любопытному Гогику точно ничего не светит.

— Я, наверно, сильно разочаровал вас, Лия Сергеевна, — угрюмо сказал парень потом. — Я не из талантливых любовников…

— Не ведись на вражескую пропаганду, — посоветовала она. — Насмотрелся риэл-порно, да?

— А где еще найти информацию по этой теме? — смутился, но с упрямством возразил Любимов. — У нас же все спектакли, все фильмы… вообще вся культурная продукция ну просто дико целомудренная! Как будто нет чувственной стороны любви! Вот и смотрим западное, чтоб хоть чуточку разбираться! А в республике запрет на порно! Нет чтобы свое что-то снять на хорошем уровне!

— Да не в чем там разбираться! — улыбнулась Зита. — Все эти любовные изыски — чушь и вражеская пропаганда, средство подавления молодежной бунтарности. И нечего там снимать «на хорошем уровне». Потому что нормальная, естественная реакция мужчины на женщину — загнуть ей ноги за уши и загнать по самые гланды, как выражаются грубые товарищи офицеры. Вот и все. Что там снимать?

— Ну уж не настолько мужчины примитивные животные! — буркнул парень.

— А сам чем только что занимался? — напомнила она.

Парень явно собрался ей возразить, но осекся и промолчал. Только дико покраснел.

— Костя, ты мне нравишься таким, какой есть, — мягко сказала она. — Очень-очень нравишься. Таким и оставайся, ничего больше.

— Вы удивительная женщина, Лия Сергеевна, — тихо сказал он. — Может, оно вам и не надо, но знайте — я буду верен вам всю жизнь. Слово офицера.

Он внезапно оказался рядом с ней, одним движением подхватил, заглянул в ее темные, серьезные глаза… и словно утонул в них.

— Я ведь мечтал об этом с девятого класса! — признался он. — Подойти, подхватить на руки…

Парень снова резко покраснел, видимо, мысленно продолжил словами «товарищей офицеров», о чем именно мечтал.

— Что ж не подошел? — мягко попрекнула она.

— Ну кто я такой был тогда? — пробормотал он. — Никто, прыщавый старшеклассник…

— Поменьше слушай всяких стервочек, они любят мужчин принижать, чтоб возвыситься самим, — усмехнулась она и мягко соскользнула вниз. — И особенно не слушай свою подружку-эльфиечку. Вот уж стервочка, пробы ставить негде.

— Люси не моя подружка, — пробормотал Любимов. — Просто…

— Просто она твоя ученица. А ты ее учитель. Следовательно, и ее мужчина. А она твоя женщина. И это останется между вами на всю жизнь. Всю жизнь она будет мысленно с тобой спорить, доказывать свое, обижаться, злиться…

— Мы давно расстались, — хмуро сказал Любимов. — И вообще она не такая. Настоящая спартаковка, в молодежном кулаке отряда, просто…

— Просто твоя ученица, — вздохнула Зита. — У меня ведь тоже есть учитель, я знаю, с чем это едят. Я Владимиру Даниловичу иногда глаза выцарапать готова. Но он — мой учитель. На всю жизнь. И все на этом, заканчиваем личные темы, дела не ждут. Отдай халат.

— Не отдам.

— А и ладно! — легкомысленно сказала она. — Все равно скоро баиньки.

— Мне в часть… — неловко начал Любимов.

— Нельзя тебе в часть, — вздохнула Зита. — Ты же там открыто высказывал недовольство, решения руководства республики резко критиковал, против меня всех настраивал, ну и настроил в результате. А сейчас явишься представителем моих интересов, да? Тебя как предателя застрелят у КПП, до штаба не дойдешь. Эту кашу надо расхлебывать издалека и очень аккуратно, чтоб больше никто не погиб. Сдавай часть заместителю по удаленному варианту, скажи, что форс-мажор.

— Я, если честно, не понимаю, почему до сих пор не арестован, — буркнул Любимов и вернул халат.

— Потому что не за что, — хмуро сказала Зита. — Участие пограничников в заговоре — моя и только моя ошибка. Непоправимая.

— В смысле?

— Не учла сопутствующие, — призналась она с горькой усмешкой. — Социализм пока что никто не построил, идем неизведанными путями, и такие ошибки ляпаем, детям впору! Но понимаешь это, только когда назад оглядываешься! А каждая ошибка — жизни людей! Я думала — да мы все думали! — ротация на низовых руководящих должностях даст нам резерв инициативных, грамотных управленцев, на крайний случай толковых мотивированных рабочих, и не более. А на самом деле получилась общность людей с небывалыми характеристиками. Настоящая социалистическая общность людей, как сейчас понятно и очевидно… Обширная группа лиц, не отделяющих себя от государственных интересов. Крайне инициативная, мы же по этому качеству целенаправленно отбирали. Все — политики, если не сказать политиканы. Все за республику готовы жизнь отдать…

— Ну и что плохого…

— Ну и ошиблась я, Костя, страшно ошиблась. Политикам для участия в государственных делах необходима информация, вот в чем подвох. А мы отнеслись к новой общности людей, как к… к пешкам, недостойным принимать решения! Информацию засекретили, ограничили допусками! А без информации политики превращаются в популистов! При оружии в руках это всегда заканчивается кровью, что и случилось. А всего-то надо было дать информацию о причинах всех государственных решений. В том же «Государственном ежедневном журнале». Там при журнале форум открыт, пусть бы обсуждали, спорили, мы бы внимательно посмотрели и, может, что-то поменяли! Скажи, если б пограничники знали о причинах засилия иностранных компаний на нашем транспорте, пришли бы в конференц-зал с целью перестрелять руководство республики?

— Конечно, нет, мы не дебилы! Но это же информация высшей степени секретности, там же интересы других государств, как это можно обнародовать…

— Да запросто! Подумаешь, узнали б во всем мире, кто нам каскадные центрифуги поставляет и за что! А то они не знают! Ах, дипломатический скандал, ах, с нами не будут иметь дел! За прибыли — будут, никуда не денутся! Зато ребята остались бы живы!

Он успокаивающе прижал ее к груди месте с халатом, так и оставшимся в ее руках.

— Завтра получишь пакет необходимой информации и начнешь разруливать ситуацию! — пылко приказала она. — Любые сведения по потребности — в свободный допуск! Чтоб через неделю боевые части снова стояли на защите республики, понял? Займи апартаменты рядом с узлом связи, они как раз на такой случай. В девять на совещание, понял?

— Вот бешеная грузинка… — буркнул он. — Понял, не дурак. Сам нагадил, самому и разгребать. Чего я не понял, так это кем тут остаюсь.

— Моим мужчиной, конечно, — удивленно сказала она. — Помощником, порученцем, доверенным лицом. Мало?

— Вашим мужчиной — надолго? — спросил он и упрямо посмотрел в ее глаза.

Она задумалась. Прислушалась к своим ощущениям и желаниям, и еще к чему-то, чему пока не нашлось названия в языке. И поразилась открытию.

— Навсегда, Костя, — тихо сказала она. — Пока смерть не разлучит нас.

— Не пущу к тебе смерть, — так же тихо откликнулся он. — Не пущу.

Она отстранилась и вгляделась в его лицо.

— Только ты, запевала, как раньше в поредевшей колонне стоишь… — прошептала она и болезненно скривилась, словно сдерживая слезы.

— Что?

— Под военного грома раскаты… — прошептала она непослушными губами, — поднимались на праведный бой пионеры, теперь уж солдаты: знаменосец, горнист, звеньевой… Наш веселый умолк барабанщик, не нарушив привычную тишь, только ты, запевала, как раньше в поредевшей колонне стоишь…

И она резко отвернулась.

— Первые пионеры были великанами духа, — задумчиво сказал Любимов и снова обнял ее, словно боялся потерять. — Мы на их плечах стоим… Лия Сергеевна, в «Спартаке» все знают, что вы видите будущее. Иногда и только у близких друзей. И все знают, что будущее рвет вам сердце. В клочья. Не надо нас жалеть, мы сами выбрали свою судьбу! Прошу, не рви себе сердце. Очень прошу. Ну?

— Кто был у вас барабанщиком? — глухо спросила она. — Кто?

Любимов помедлил, но все же ответил:

— Люси.