Красиво модулированный, разборчивый голос девушки-информатора раскатывался над перронами и мягко отдавался в устройствах связи. Вячеслав Шипунов, мастер железнодорожной дистанции, пожизненный каторжанин Седьмого спецрайона, бросил взгляд на залитый солнцем перрон, потер глаза и неверяще покачал головой. Он едет отдыхать на юг. Акация, сирень, яркие пристанционные цветники, сухой горячий воздух… невероятно! Он едет отдыхать на юг! Почти на все лето! И не просто едет, а в шикарном литерном поезде, в моносалонном вагоне! Практически собственная квартира на колесах! С душем и туалетом!
Он снова потер глаза. Юг, сказочный фруктовый рай, но… жара, да. Злое солнце отражается от любой гладкой поверхности и жалит глаза. И пот неприятной липкой пленочкой на лице. Как-то поотвык он от милых особенностей юга. И от природных пакостей севера тоже. Да все отвыкли, вся дистанционная бригада. За год вошло в норму, что в рабочем скафандре всегда комфортно, главное — не забывать подзаряжаться и вовремя менять расходники. К хорошему привыкаешь быстро. А отвыкаешь тяжело, м-да.
Он подумал, подумал, посмотрел на пылающий жаром перрон… снял курортный комплект и облачился в привычный скафандр путейца, только оранжевую сигнальную верхонку поменял на парадную бежевую, с офицерскими погонами. И через минуту облегченно вздохнул — ах, как хорошо! Подружка покосилась на него иронично от шкафа. Ну да, ее теперь из пляжного мини силой не вытряхнешь, когда еще выпадет такая возможность покрасоваться стройными ножками? Сейчас соберутся все шумной стайкой и пойдут прогуливаться вдоль вокзала, демонстративно не замечая взглядов — обязательный пункт в программе отдыха всех женщин.
С подругой ему, честно говоря, повезло. Не пришлось искать по зонам более-менее приличную, договариваться, обеспечивать условия. Просто прислали из института на дистанцию практикантку, поглядел он на нее, растерянную, маленькую, взял под свое покровительство, ну и как-то оно незаметно все и произошло. Не такая уж она и маленькая оказалась. Но он до сих пор не понял, что в нем такого увидела молоденькая девчонка, что специально приехала после института к нему на каторгу, осталась и живет. Из подкупольника, из самой Копейки! Можно сказать, аристократия заполярной республики! Умная, неконфликтная, уверенная в себе, спокойная, как море в полный штиль — самое то для семейного счастья после дневного общения с крикливыми путейцами. И сейчас они едут вместе к морю, впервые в жизни.
По наружному трапику к их салону пробрался один из путейцев и деликатно стукнул в стекло.
— Чего тебе, Палево? — неприветливо осведомился он через приоткрытую дверь.
— Такое дело, Шпунт, — тихо пробормотал тощий парень. — Гнилое такое дело, вообще палево конкретное… наши договариваются свалить с концами. Ну, за хребтом. Я как бы в стороне, меня не берут, но если свалят, всем по башке прилетит, так что знай, если что…
И парень аккуратно удалился, косясь по сторонам. Шипунов покачал головой. Ай как некрасиво. За кого его ребята принимают? Проверочку устроили! А то он не в курсе, что Палево не стукач, что его специально подослали авторитеты с контролькой на ЧП! Скинули информацию и посматривают со стороны, что он предпримет. И уже исходя из его реакции действительно подумают о побеге. Только не в курсе авторитеты, что не нужны ему стукачи, и так знает, что творится в бригаде. И разговоры их он слышал лично. Есть у бригадирского средства связи одна неафишируемая особенность: слышно через него все, что говорят рядом с бригадными переговорниками. Даже если эти переговорники выключены. Даже если подушками прикрыты, резервные микрофончики вовсе не в шлеме установлены, а под плечевой защитой, так называемыми погончиками. Нужно только мастеру-бригадиру не лениться и регулярно послушивать вечернюю болтовню подчиненных. И еще сетевой робот стоит, тоже болтовню слушает и просеивает по ключевым словам и фразам. Но с роботом уже служба безопасности работает, на случай, если бригадир увлекся юной подружкой и слушать ему некогда.
— Чего ему надо было? — спокойно спросила девушка из-за дверки.
— Втирается в доверие, — усмехнулся Шипунов.
— Неприятный он. Мутный.
Шипунов кивнул и снова подумал, как ему повезло с подругой. Сообщила свое мнение — и всё. Ни криков, ни давления, ни требований, как бывало с первой женой, как вспомнишь, так вздрогнешь…
— Ну как я?
Стройненькая белобрысая девчонка смотрела на него с ожиданием и надеждой. М-да, а одежды-то на ней — два лоскутка, не более… Он пробежался взглядом по изящным ножкам, по голому животику. Что-то она нужное уловила в его взгляде и улыбнулась.
— Вы недолго там, — предупредил он. — Сгорите на солнце как нечего делать. И хождения ваши местные ребята понимают как конкретный намек, и относятся соответственно, понятно? Особенно если рядом с тобой наши путейские бабы.
— Что ж теперь, совсем не гулять? — огорчилась подруга.
Он сочувственно вздохнул. Чего не хватало его милой курносочке на каторге, так это общества. Привыкла в Копейке к людскому водовороту у Торгового центра, тяжело без него, тоскливо, и страстные ночи не помогают.
— Да гуляй на здоровье. Сумочку только возьми.
Подружка мило поморщилась, но сумочку на плечо повесила. Та ощутимо шлепнула ее по голому бедру. Шипунов проводил ее взглядом и построжел — начиналась работа. Что-то подобное таким ситуациям, как с Палевом, они разбирали перед отбытием на инструктаже в службе безопасности, так что он четко знал, как себя держать. Для начала — выстроить личный состав бригады на перроне. Не всех, мужчин достаточно, уж они своим подругам нужную информацию сами донесут…
Он смотрел, как выходят на перрон путейцы, и еле заметно морщился. Не спешат, не уважают его. Упоминалась на инструктаже и эта фишка. Вообще ему нравилось работать с СБ, серьезные там ребята, деловитые и профессиональные. Поговаривают, что из «Спартака». Как они советовали при случаях неявного сопротивления? Выбрать одного не самого полезного и забить при свидетелях. Необязательно ногами, можно просто развернуть наглеца и отправить спецрейсом обратно в Седьмой каторжный. И всё, даже объяснять ничего не придется, остальные сами все прекрасно поймут… Он посмотрел на вальяжно шлепающего Комика. Его, что ли, отправить? Жалко, это ж Комик. Гниловатый, но безвредный, и руки у него из правильного места растут. Перевести засранца на другой участок? Так уже двоих перевел, бригадиры потом недоумевали, чего это он их, вроде нормальные мужики… Нет, как был он плохим руководителем, так и остался. И пистолет на поясе от неуверенности излечить не способен.
— Чего на построение вытащил? — недовольно сказал Комик через губу. — По связи сообщить не мог?
— А чтоб не отмазывались потом, что не слышали, — пояснил он.
— Ну ладно тогда, говори, чего хотел.
Он снова поморщился. Не уважают его. Не уважают.
— Сегодня мы пересекаем границу России! — сказал он громко и, как надеялся, уверенно. — Кто собрался валить — вперед и с песней. Как бригадир, должен донести до всех обязательную информацию, слушайте и не говорите потом, что не слышали: местным силам правопорядка приказано нас уважать — но только в границах курортной зоны. За ее пределами вы все, ребятки, оказываетесь вне закона. А это стрельба на поражение, если кто не понял. Границы курортной зоны обозначены на всех картах и соответственно на местности, не ошибетесь. Она большая, с прибрежными поселками, погулять хватит. А если ошибетесь случайно — извините, арестовывать вас не будут, уголовников здесь своих девать некуда. Отстрелят обязательно, вы и видом от местных отличаетесь, и чипированы, на любом сканере светитесь. В границах курортной зоны делайте что хотите в пределах здравого смысла и лимита расчетной карточки.
— Что, и можно будет жить не в поезде? — недоверчиво спросил кто-то.
— За свой счет — хоть в люксовой гостинице, — пожал он плечами. — Заполярная республика оплатила за нас только коммуналку, социалку и пляж. Остальное — сами.
— И бухать можно?
— В пределах здравого смысла, — усмехнулся он. — Еще вопросы? Тогда последнее: местных постарайтесь не обижать. Они, скорее всего, в драку на вас не полезут, просто свернут бизнес и переедут в другую курортную зону. И останется в вашем распоряжении только поезд да море, будете отдыхать без вина, плавучих дансингов, ресторанов и гонок на катерах с полетами над волной. У меня все, до отправления поезда час, не забудьте забрать подруг с перрона, их все сказанное тоже касается.
Путейцы угрюмо переминались и почему-то не расходились.
— А мы точно чипированы? — задал общий вопрос Комик.
— А кто бы вас без привязи выпустил? — удивился он. — Когда прививки ставили, заодно и маячки закатали.
— А почему сразу не предупредил?
— А обязан? — зло прищурился он.
— Понятно, СБ продался…
— Я не продался, — тихо сказал он. — Я и есть СБ. Тебе, Комик, море и вино не нравятся? Могу твой личный поезд развернуть в сторону Полярного круга, есть у меня и такое право. Хочешь?
— Клоун, углохни! — приказал кто-то из авторитетов, и путейцы разошлись задумчивые. Правда, не все, один из авторитетов остался. Токарь, из недавно переведенных. Спокойный и толковый специалист, хоть и конкретный уголовник. Интересно, чем он предыдущего бригадира не устроил? И где? Токарь… что, действительно токарь? Специалист из военки, залетевший на браке, как и он сам когда-то? Самостоятельный, авторитетный, такого можно не контролировать. Что называется, работяга. И, что забавно, тоже в скафандре. Остальные бродили по перрону в пляжных прикидах и маялись от жары. Странно, но местный железнодорожник на перроне вроде бы прекрасно себя чувствовал в плотной униформе. Одно слово — местный. Абориген. Он, наверно, солнца и не замечает.
— Солнце, зелень! — вздохнул Токарь. — На станциях свежими фруктами торгуют, ароматы — с ума сойти! Вроде только об этом на зоне и мечтал, а прибыли — и что-то не то. Слишком много всего.
— В скафандре лучше, — осторожно согласился Шипунов.
— Лучше, — легко согласился уголовник. — А если шлем развернуть, вообще лепота. А наши завтра все облезут и слягут. И солярий не поможет. Солярий — совсем не то, что местное солнышко.
Шипунов обеспокоенно поглядел в сторону прогуливающихся женщин. Где-то там же и его ненаглядная, хоть и предупредил, но ведь увлечется, забудется, и будут ему не ночи любви, а дежурства у постели больной. Как бы ее вернуть вовремя…
— Хорошо говорил, — вдруг сменил тему Токарь. — Но неубедительно. Ребята обязательно попробуют сдернуть.
Шипунов пожал плечами, мол, как смог, так и сказал.
— А работать кто будет? — полюбопытствовал Токарь. — У тебя неплохая бригада так-то подобралась, не жалко? По голове за потери не настучат?
Шипунов незаметно усмехнулся. Все же умные ребята в СБ, и этот вопрос предусмотрели, и ответ у него заранее подготовлен. Потери запланированы, и даже озвучена предполагаемая цифра. Страшненькая на самом деле цифра.
— Не настучат, — сказал он правду. — Путейские бригады все равно надо освобождать от случайных элементов, мы же элита, вот заодно с отдыхом и почистимся. Вокруг курортных зон для этого дела местный спецназ поставлен, чтоб потренировались, имеется договоренность с местным царьком. А сам что не бежишь?
Он не ожидал ответа, так, больше из насмешки спросил. В Седьмом каторжном на такие вопросы не принято отвечать.
— Да я побегал, мне хватило, — неожиданно сказал Токарь. — Слышал про «Белую змею»? Я там был.
Шипунов уважительно качнул головой. Кто же из путейцев не слышал про дерзкий побег с «Трех шестерок»?
— Так вас вроде выпустили из республики? — осторожно спросил он.
— А я вернулся, — легко сказал Токарь. — Потому что не дурак. А дураки все там остались… на границе.
— Наши положили? — недоверчиво спросил Шипунов.
— Не, российские. Им банда уголовников зачем?
— И что теперь?
— И ничего, — усмехнулся Токарь. — Дальше каторги не пошлют, больше пожизненного не дадут. Работаю на дистанции. Вот, отпуска дождался, и не надо никуда бежать. Карточка полная, два месяца можно бухать беспробудно, лишь бы печень выдержала, жилье предоставлено… Меня как бы все устраивает. Знаешь, даже подумываю иногда: а чем наша жизнь от воли отличается? Ну, разве что работать надо, так я всегда работал… Скафандр — великая вещь, в нем и Заполярье вполне терпимое.
Шипунов молча кивнул. Да, скафандр — великая вещь, настоящий гений придумал.
— Я что подошел-то… — сказал Токарь. — Хочу быть бригадиром. Из тебя бригадир никакой, честно, так я бы на твое место, а? А ты бы в чистые мастера дистанции, как и твоя девочка? Задай вопрос своему начальству, как это возможно провернуть. Если надо курсы какие пройти, так я готов.
Шипунов изумленно на него посмотрел. Чтоб уголовник сам шел на сотрудничество с СБ? М-да, что-то реально меняется на Седьмом каторжном…
— Или авторитетов не берут? — спросил Токарь.
— Смотря какая статья, — опомнился Шипунов. — А вопрос решается просто. Подойди к сопровождающим, они проверят историю и примут решение. Если что, моя рекомендация у тебя, считай, есть. Подпишешь договор и при нормальном раскладе вечером будешь бригадиром.
— Так просто? — усомнился Токарь.
— На самом деле — непросто, — признался Шипунов. — Но быстро. Будет здорово, если ты по критериям пройдешь, мне это бригадирство действительно поперек горла стоит, не моё, хоть отдохну нормально.
— Хороший ты мужик, — задумчиво отметил Токарь и уставился куда-то ему за спину.
— Опа! — сказал уголовник озадаченно, глядя мимо него. — Какие гости до наших женщин! И как все рады знакомству!
И мягко двинулся по перрону.
— Атас! — непроизвольно вырвалось у Шипунова в переговорник. — На перроне!
Все же путейцы есть путейцы, дисциплина и организованность в крови, как у военных. Он сделал всего пару шагов вслед за Токарем, как из салонов уже начали выпрыгивать мужчины. И не все с пустыми руками. Группка парней на перроне, тормознувшая прогуливающихся каторжанок, настороженно заозиралась. А потом ударил негромкий, но такой знакомый по стрельбищам выстрел. ПР-М, пистолет разведчика малошумный, идеальное оружие для женской ладошки… Он сам не понял, как оказался рядом с конфликтом. И как оружие оказалось в его руке — тоже. Главное выхватил взглядом сразу — его подружка стояла в боевой стойке, невредимая и очень сосредоточенная. И пистолет в ее руках профессионально перескакивал с мишени на мишень. Трупы пока под ногами не валялись, уже хорошо, только один из местных загибался и зажимал ладонью ухо. А потом перед его глазами запрыгала железнодорожная униформа.
— Господин старший лейтенант, ничего не было! — торопливо заговорил дежурный по перрону. — Я сам видел, ничего, честно! С ними просто хотели поговорить, что такого? А она сразу стрелять! Сейчас полиция приедет разбираться!
— За руки хватали, дорогу загородили… — спокойно заметил сбоку Токарь.
— Не было! — убежденно заявил железнодорожник. — Девушки неправильно поняли, нервные у вас девушки!
— А ваши нервные ребята куда побежали, не за подмогой ли, по южной традиции? — так же спокойно осведомился Токарь. — Позвони, дай отбой. Иначе перестреляем. И их, и тебя. У нас стволов хватает, и все штатные.
Железнодорожник прошипел что-то эмоциональное и схватился за телефон.
— Алина, дура ты блуднючая! — громко сказал Токарь. — Ты ж сама хотела познакомиться с настоящим мужчиной, с утра мечтала, я слышал! Чего завыпендривалась?
— Но не так же! — рявкнула здоровенная тетка. — Чего сразу за подол хватать? Я им что, проститутка?!
— Похожа, — философски заметил Токарь.
— Похожа я была в шестнадцать лет! А сейчас…
Алина, несмотря на размеры и зверский вид, юмор понимала, была далеко не дурой на самом деле и Токарю подыграла мастерски. Общие смешки немножко разрядили обстановку, раненого увезли в медпункт, потихоньку начались мирные разговоры с местными.
— И как у вас там, в Заполярье? — уважительно спросил железнодорожник. — Нормально платят?
— Кому как, — пожал плечами Шипунов. — Диспетчера за четыреста получают, станционные службы чуть меньше.
— Неплохо, — завистливо пробормотал железнодорожник.
— И квартиры бесплатные, — с серьезной рожей добавил Токарь. — Вон, видишь, моносалонные вагоны? Наше служебное жилье, душ, туалет и кухня, все как положено, так в них по дистанции и катаемся. В головном вагоне столовая-ресторан, два раза в неделю культур-состав подкатывают. Там солярий, спортзальчик, секции-шмекции всякие, учебка… Ну и по мелочи. Социалка там, медицина по разряду военных госпиталей, северные пайки…
Местный железнодорожник оглянулся зачем-то, понизил голос и спросил:
— Слушай, брат, а как к вам можно пристроиться? Подскажи ходы, не обижу!
Путейцы заулыбались, мол, попасть не проблема, грохни кого-нибудь, и сразу выпишут путевку, но улыбочки выглядели непривычно задумчивыми. Шипунов и сам вдруг осознал, насколько хорошо они, оказывается, устроились в Седьмом каторжном. Даже по сравнению с Большой Землей — хорошо. Вон как железнодорожник тоскливо поглядывает.
На шум и толпу не спеша пришли посмотреть сопровождающие, два офицера-заполярника. Ленивые, расслабленные по жаре, но плоские десантные автоматы-трещотки у каждого под рукой. С легкой иронией посмотрели на объявившуюся местную полицию и одной фразой сняли все претензии. Действительно, в бытовых конфликтах за офицерами безусловная правота. Не видели погончики на топике девушки? Не туда смотрели, в следующий раз будьте внимательней. Ну и что, что Россия? Официально пока что — одна страна. Что — эти недоразумения тоже офицеры? А где их знаки различия? И вообще девушка выстрелила первой. Чао.
— Вы там, на северах, все такие? — задумчиво спросил железнодорожник.
— Какие — такие? — не понял Шипунов. — Обычные мы. Дистанционная путейская бригада, можно сказать, коллеги.
— А стреляете, как снайпера, — недоверчиво улыбнулся железнодорожник и пожал ему на прощание руку.
Граница надвинулась незаметно. Поезд не спеша протянулся по живописному ущелью, плавно поворачивая перед заинтересованными взглядами снежные вершины далеких пиков, несколько раз пересек по грохочущим мостам одну и ту же мелкую речушку, нырнул в сумрак тоннеля, прополз сквозь яркую зелень склонившихся деревьев в другой, вырвался на солнце с другой стороны хребта, и у курортников захватило дух от величественной панорамы убегающих к самому морю предгорий. И снова поплыли мимо окон вагонов мелкие станции, уже местные, заграничные. Вроде бы такие же, вплоть до внешнего вида, а уже что-то не то. Уже сидят возле станционных кафе в тенечке мужчины, никуда не торопятся, провожают поезд взглядами, что-то негромко обсуждают за бутылочкой вина. Уже бредут под знойным солнцем куда-то не спеша цветасто одетые местные женщины, не обращая на окружающее внимания. И коровы лежат по обочинам в светлой тени незнакомых деревьев. А в посадках вдоль дорог вдруг сверкнут желто-оранжевыми бочками абрикосы, никому не нужные, свободно растущие. Вроде бы и машины попадаются, и ездят быстро, а все равно в воздухе словно разлилась какая-то неторопливость, основательность существования. Никто не спешит работать. Юг. Даже последствия войны не везде убраны.
Шипунов грустно смотрел на такой знакомый, но уже как будто чужой пейзаж. Сколько лет назад его семью выдавило отсюда войной на север? Так сразу и не вспомнить. Кто сейчас живет в их добротном каменном доме посреди небольшого сада, если он, конечно, не разрушен войной? Говорят, после войны правительство специально перемешало всех переселенцев, чтоб даже духу не осталось в предгорьях от дурных южных традиций. А потом еще и границы сместились…
— Родина, — пояснил он свое состояние вопросительно поглядывающей подруге.
Девушка вопросительно заломила бровь. Не поверила, понятно. И он спросил, не глядя на нее:
— Когда закончится задание, уедешь не попрощавшись?
Девушка вздрогнула. Ксюша, он знает ее под таким именем. А на самом деле? Вряд ли признается. Когда пришло понимание? А кто ж его знает… Потихоньку копилось, наверно. А щелкнуло озарение, когда увидел, как его застенчивая подружка профессионально держит на стволе компанию агрессивных парней. И ухо одному прострелила не задумываясь, хладнокровно, снайперски, да так, чтоб пуля на излете больше никого не задела. Видел он такое хладнокровие прежде, навсегда запомнил… Ну и по мелочам наблюдения копились. А он все не мог понять, чего такого особенного нашла в нем столичная фифа, ибо Копейка, как ни крути, действительно столица… Задание, просто задание для… для кого? Наверно, для выпускницы какого-то очень специального факультета в десантно-диверсионном. Преддипломная практика, сбор и анализ информации по настроениям в путейских бригадах Седьмого каторжного, что-нибудь вроде такого…
— Прокололась со стрельбой, да? — вздохнула девушка и положила голову ему на плечо. — Уеду, конечно. Мне в Копейке отчет защищать, курсы повышения квалификации проходить, учения, потом на очередное звание сдавать. Потом оформлю перевод в Седьмой каторжный и вернусь. Думаю до зимы управиться. Подождешь?
— Вот только не говори, что такая девушка, как ты, может полюбить такого старого психа и зануду, как я! — сердито сказал он.
— И еще он дурачок.
Он озадаченно замолчал. Ксения потерлась щекой о его плечо и тихо засмеялась.
— Я тоже раньше думала, что невозможно! — пояснила она. — А психологи сказали — идеальный вариант. А я не поверила, как юная дурочка… У меня раннее взросление, характер властный, жесткий, и не терплю помыканий из-за возраста. А ты нерешительный, компромиссный и наивный, как ребенок. И честный. Оптимальное сочетание характеров, где я еще такого найду? Тут возраст не главное. Вот еще уйдешь из бригадиров, и будет нам вообще семейное счастье. Ну не твое это, работать с людьми, выматываешься и злишься, тебе лучше с железяками. Уйдешь?
— Уже, — хмыкнул он. — Сегодня подошел Токарь и предложил подвинуться. И возражения там не подразумевались. Я сообразить ничего не успел, как уступил.
— Токарь — то, что надо! — убежденно сказала Ксения. — С ним в бригаде все будет хорошо!
Поезд вкатился в курортную зону вечером. Вильнул на стрелке возле приморского поселка, постучал размеренно на стыках и замер в тупичке. До моря — не более двухсот метров. До поселка — полкилометра, и там уже маняще подмигивала реклама, гремела на дансинге музыка и ревели в море глиссера. Шипунов прогулялся до командного вагона в компании с Токарем, и вышел оттуда уголовник-авторитет с небольшим пистолетом в подмышечной кобуре. И в бригаде действительно все пошло хорошо. Сидели путейцы под навесами, потягивали вино, благодушно разговаривали, блаженно щурились на море и никуда не спешили. Два месяца ничегонеделания! Эта мысль могла расслабить кого угодно. Потом через неделю приполз еще один поезд, в нем в числе прочих самодеятельный оркестр культур-поезда номерной горнообогатительной фабрики, и стало совсем хорошо. Наконец-то под темным южным небом зазвучали знакомые мелодии, под которые и даму не стыдно пригласить: вальс-акцент, вальс-глиссадо, одиночный вальс, сибирское танго и популярная на дистанциях несложная «трещотка»… Местные поглядывали на танцующих издалека с очень странными выражениями на лицах и задавали не менее странные вопросы типа «а вы что, все так умеете танцевать?» или «а вы там все такие?» Хе, конечно, все такие! Выбора-то особого не было! Подкатывается культур-поезд, и вот тебе третий выходной для занятий танцами, спортом, музыкой, для заочной учебы, наконец. Не желаешь? Неволить никто не будет, вперед на дистанцию, в дежурных группах всегда некомплект. Но среди путейцев дураков не водилось на работе надрываться, вот все и выучились. Не было дураков и признаваться. Так что под конец отпуска выработался правильный ответ на подобные вопросы: «А то! Мы же — пожизненные каторжане!» Парадоксально, но это говорилось всерьез и очень гордо. Шипунов поглядел, поглядел со стороны, махнул на заботы рукой и все два месяца отпуска провел с будущей женой. Летали над морем, рыбачили, купались, просто валялись в своем салоне под кондиционером, объедались фруктами… А в бригаде даже драк случилось на удивление немного, этих вечных спутниц зэковской жизни. Так, слегка, исключительно из-за женщин и исключительно с чужими. Но там Токарь с коллегой-бригадиром как-то быстро все порешали, то ли пристрелили кого невменяемого, то ли пообещали чего-то оторвать…
К поезду вышли практически все. Пропал Палево, но о нем не сожалели и даже не говорили. Мутный — он и есть мутный, не надо такого на дистанции. Шипунов подозревал — все, кроме него, знали конкретно, что случилось с парнем.
— Кончилась благодать! — с удовольствием произнес Токарь, наблюдая за посадкой. — Отдохнули, аж тошнит! Погляди, мастер, половина уже в скафандрах! Соскучились по снегу!
Шипунов невольно улыбнулся. Действительно половина путейцев сверкала оранжевыми «верхонками», как ни странно, в основном женщины. К концу отпуска все же оценили!
— Пока рядом твоей глазастой нет… — тихо сказал Токарь, — к тебе вопрос: я свои обязанности нормально вытянул? Нареканий нет?
Шипунов удивленно кивнул.
— Тогда — вахту сдал, вахту принял! — усмехнулся Токарь. — Думал я, думал… хорошо у нас на северах, без дураков хорошо, но воля тянет! Тянет, такие вот дела! Ну что, я пошел, сам бригаду довезешь? А то меня местные ждут, подговорился, чтоб за оцепление вывезли.
Шипунов смотрел на него с грустью и молчал.
— Можешь пойти прямо сейчас и сдать меня сопровождающим! — ожесточенно сказал Токарь. — Можешь сам застрелить — вправе, не обижусь! Только ты не сумеешь, слабоват против меня! Вот твоя глазастая, та да… ну, что молчишь? Я все равно не вернусь на зону, понял? Душа свободы просит!
— Не пойду я тебя сдавать, — хмуро сказал Шипунов. — Ты сам себя сдал. На скафандрах микрофончики стоят в постоянном режиме. У всей бригады. Тебя как бригадира должны были научить прослушке.
— Вот оно как…
Уголовник болезненно поморщился и посмотрел в сторону головного вагона. Оттуда неторопливо шли сопровождающие.
— Токарь, не дури! — тихо посоветовал Шипунов. — Все равно не уйдешь.
— Ты за кого меня держишь? — обиделся уголовник. — Я напрасную кровь не лью, не дебил!
Сопровождающие подошли и с легким любопытством уставились на несостоявшегося беглеца.
— Держи, — сказал один и протянул конверт. — Не потеряй, там все.
— Что — всё? — осторожно осведомился Токарь, не спеша притрагиваться к подозрительной бумажке.
— Помилование. Документы на имя Михаила Курца, тебя ведь так зовут, верно? Загранпаспорт. Неизрасходованные отпускные в местной валюте. Пропуск за пределы курортной зоны. Сертификат прививок. Водительские права… короче, всё. Топай.
— А чип?
— А он тебе чем мешает? — удивился офицер. — Ну, хочешь, топай к командному вагону, врач удалит. Но я бы не советовал. Точно такие ставятся горноспасателям, аварийщикам, морякам… случится что, быстрее найдут. И, кстати, в Европу без чипа не пускают, ты же туда собрался?
Токарь тяжело задумался.
— Почему?
— Пришла указивка на тебя с самого верху, — буркнул офицер. — В ней сказано — на наше усмотрение. Ну, ты нам понравился. Топай, вольная птица страус.
— А если я вдруг… — нерешительно начал уголовник.
Сопровождающие коротко хохотнули, похлопали отныне свободного гражданина по плечу и отправились обратно. Токарь неловко пожал руку Шипунову и ушел в поселок глубоко задумчивым. Шипунов до последнего смотрел ему вслед. Он хорошо понимал, что Токаря ему будет сильно не хватать. Ну не умеет он работать с людьми, не умеет.
— Слава, — напомнила сверху Ксения.
Он вздохнул в последний раз, запрыгнул в салон, поезд дрогнул и покатился на север, домой. Путейцы провожали ставшие привычными горные виды беспечными улыбками. Десять месяцев — это в общем-то не так уж долго!