Зита. Дорога в небо

Глава 15

«Стрекоза» тихо шелестела винтами по направлению к штабному составу. Хотя — какая «Стрекоза»? От изначального квадрика осталось одно название, и то все чаще подменяется ласковой «козой». Аккумуляторы поменялись на более мощные, более емкие, к расширенным функциям автопилота добавилась опция удаленного управления, чтоб, например, в случае болезни или травмы пилота оператор вернул аппарат на базу. И резко поменялись характеристики «железа» — в соответствии с принципами социалистического общества стали более простыми и несоизмеримо более надежными. Социалистический девиз «чтоб служило вечно!» оставался теоретически недостижимым, но разработчики техники стремились к нему с похвальным упорством, имея в качестве идеала то ли кувалду, то ли ломик — надежно, функционально, практически вечно. И, да, вместо надежной кабины ветровой щиток, он же приборная панель, он же броневая защита от пуль автоматного калибра… Когда серийные скафандры уверенно вышли на суточный минимум автономной работы, в республике стали поговаривать, что и у карьерной техники кабины — ненужная опция. В смысле, зачем усложнять технику, если в скафандре и тепло, и мягко, и гигиенический блок имеется? М-да, к хорошему привыкается быстро…

Внизу проплыли причудливой вязью модули жилого городка, и Зита в очередной раз почувствовала справедливую гордость за удачную находку. Модули помогли быстро и безболезненно решить жилищный голод. Сначала нашлепали и обеспечили всех голым комплектом «кухня-комната-санблок» с пешеходным «крестиком» вместо второго этажа, а потом по мере насыщения просто добавляли нуждающимся детские, игровые, кабинеты, спортзалы, мастерские, танцзалы, зимние сады, бассейны… Присоединение к имеющейся жилой структуре — элементарное, через герметичные переходники космического типа, блоки предельно унифицированы и предполагают быстрый апгрейд. Получились не подкупольники с их субтропическим микроклиматом, а причудливый лабиринт, позволяющий жителю пройти из любой точки городка в другую, не высовываясь в, так сказать, девственную природу Заполярья. Со своим условным культурным центром, точками общественной жизни. По-своему уникальный, имеющий собственное очарование феномен республики. Стоило обнаружиться интересу людей к какой-либо местности, как там моментально появлялся десяток-другой модулей, жилая паутина как стремительно разворачивалась, так с той же скоростью и сокращалась, когда в присутствии человека отпадала надобность… Зита опустилась пониже, присмотрелась и поморщилась — устойчивость краски к агрессивной внешней среде по-прежнему оставляла желать лучшего. Ну невозможно в одиночку объять необъятное. Быстро — точно невозможно. Для зимней краски остро не хватало какого-то редкого полимера. Казалось бы, ерунда, мелочь, но в республике он не производился, а закупать с тотальной торговой блокадой очень и очень проблематично. Нет, обходные пути имелись и использовались, но… обходные же. Узкие, извилистые, ненадежные. А полимер требовался прямо сейчас. Разворачивать производство — значит, опять же где-то покупать уникальное оборудование. Можно все производить у себя, можно и нужно, но — время. Жить хорошо надо здесь и сейчас, а не в гипотетическом райском будущем. Проблема… А снять блокаду возможно только ценой таких уступок, которые ставят под вопрос существование и суверенитет самой республики. Заполярная республика изначально обладала развитым промышленным сектором, но не всеобъемлющим же. Многие мелочи гораздо проще было купить, чем заморачиваться собственным производством. И покупали — раньше, до блокады. А теперь то и дело выскакивала нехватка, казалось бы, самых элементарных вещей. В отдельно взятом виде проблемы решались без напряжения, но производственных лакун было слишком много, чтоб закрыть их разом. Зита разрывалась на части, крутилась, правдами и неправдами добывала необходимое для существования республики и все равно ощущала, как неотвратимо затягивается на шее невидимая петля. Сильные соседи с дипломатическими улыбочками душили неуступчивое государство, посмевшее иметь в мире собственную позицию. Ах, социализм? А без комплектующих к карьерной технике выживете? А без современной медицинской техники? А если перестать покупать электроэнергию, согласитесь продать контрольный пакет горнодобывающей корпорации? Ах нет… А если перекрыть по границе железную дорогу?.. Но труднее всего приходилось на переднем крае современных технологий, где требовалось очень сильно и очень быстро вкладываться немалыми средствами. Так что по общему уровню жизни, по благосостоянию граждан Заполярная республика шла впереди планеты всей, но технологически отставала все сильнее. И это отставание гражданам республики демонстрировалось очень настойчиво. Через зарубежные фильмы, транслируемые на территорию Заполярья со спутников, через видеоигры и поп-культуру. И блеск показной роскоши, Зита знала, манил очень и очень многих. Что такое бесплатная высококачественная медицина, образование, полная обеспеченность жильем и работой, гарантированный социальный минимум и обязательный двухмесячный отпуск на югах? Для большинства жителей западного мира — заветная мечта, к которой стремятся всю жизнь. Для граждан заполярной республики — нечто обыденное и само собой разумеющееся. А вот уличные гонки молодежи на автомобилях — это да, именно об этом стоит мечтать! О гонках, о причудливой, вызывающе откровенной одежде, о роскоши «золотой» молодежи на курортах Адриатики, о шлейфах полуголых красоток за спинами прыщавых юнцов, о всем том, что вмещается в понятие «культ безделья». Дворянская избранность из модных российских фэнтезийных сериалов — оно же, следовательно, самое то! Выйти утречком на крыльцо собственного дворца, покинувши огромное ложе с двумя роскошными красотками, снисходительно кивнуть слугам, чтоб подали хорошего вина столетней выдержки, поздороваться небрежно с королевским сыном за руку, нажраться вместе с ним потом в кабаке до синих соплей, снять проституток — о, в такой ситуации очень многие себя хорошо представляли! Как бороться с заразой чужой культуры, в республике знали давно — перекрыть каналы информации к чертовой матери, только и всего. И плюнуть на вопли про отрыв от мировой культуры. Нет никакой мировой культуры, сказки это и одна из форм идеологического оружия. Есть культура западного мира с их довольно странным пониманием свобод, с заведомым упрощением и примитивизмом, с готовностью угодить любым вкусам толпы, и есть культура Заполярной республики, основанная на мощном пласте самодеятельности, когда важнее, как танцуешь ты сам, а не профессиональный балерун. Что самое противное, технически проблем не было, перекрыть потоки вещания — дело одного дня. Но… в том-то и дело, что «но».

Знакомая серая лента штабного состава показалась впереди и внизу. Дом, родной дом. Еще одна примета новой эпохи — жилье без строгой привязки к местности, сегодня здесь, завтра на соседней дистанции, послезавтра вообще под Якутском. И не только жилье. Школьные поезда, передвижные дома культуры и медицинские центры… из-за протяженности и малолюдности республика вынужденно приспособилась жить на колесах, общаться и учиться частично в сети, частично на ходу, и работать там, где требуются в данный момент умелые руки.

«Стрекоза» аккуратно опустилась на посадочную платформу, защелкнулась на фиксаторы и замерла. Всё, заряжайся, аппарат, до следующего полета. Зита разблокировала переходник, кивнула дежурному технику и прошла в свой вагон. Вызов от Каллистратова был срочным, и сначала она хотела идти прямо так, в скафандре, но потом махнула рукой и отправилась переодеваться. У любимого мужчины в последнее время окончательно испортился характер, вечное недовольство, упреки и постоянные требования вызывали тягостное ощущение и убивали всякое желание общаться. И по делу, и тем более дружески, как бывало раньше. Срочный вызов… да они теперь каждый день случались, эти якобы срочные вызовы. И начинались одинаково, с недовольных взглядов и невозможных требований. Дай, обеспечь, организуй, проследи! Как будто мужчина мстил за что-то неведомое влюбленной в него женщине, пытался доказать ее ничтожество. Она смягчала, как могла, гасила конфликты доброжелательностью, и пока что это получалось, но… но желания общаться с учителем больше не было.

Оттягивая неизбежные упреки, она не спеша скинула скафандр послойно. Оболочка «хамелеона», защитная верхонка, технологический каркас, сангигиенический блок, двойная оболочка микросреды, расходники в утилизационный контейнер, накопители энергии на подзарядку, верхонку в моечный шкаф… еще одно удачное решение, такое вот послойное устройство, можно комбинировать и менять характеристики скафандра в очень широком диапазоне.

По плану сразу за разговором с лидером республики у нее значились танцы. Некогда, страшно некогда, но — надо. Танцы — это и хорошая физическая форма, и развитые актерские навыки, и вообще ей это просто нравится, быть в движении разной. Поэтому в кабинет она заявилась в тренировочной форме танцовщицы. Каллистратов глянул из экрана на ее цветастую юбку и с чего-то моментально рассвирепел:

— Вместо того чтоб по мужикам бегать, делом займись! Чего забыла на учениях?! Очередного содержанца подбирала? Где заказанная аппаратура, где?! У нас прорыв в исследованиях пошел, а мы из-за тебя стоим! Из-за того, что чешется у тебя в одном месте!..

Она вдруг выпала из реальности. Губы мужчины на экране беззвучно шевелились, глаза сверкали, а она словно наблюдала издалека. Вот поднялся и бесшумно опустился на темную поверхность рабочего поста кулак обозленного мужчины…

— Владимир Данилович, я ведь могу и ответить, — сказала она негромко.

— Что?!

— Сказать, отчего бесишься на самом деле? — жестко усмехнулась она. — Ведь не из-за срыва зарубежных поставок. Сказать?

Каллистратов осекся, отвел глаза.

— Зита, я, может, немного жестко, но…

— А бесишься из-за того, что не ты у меня был первым. Что вообще у меня не был, струсил. Для мужчин это почему-то очень важно. И теперь из тебя лезет обычная гнилая ревность.

— Зита! — мучительно поморщился мужчина. — Ты чего? Ну, нагрубил, признаю, но мы же друзья!

— Не твое дело, майор, с кем я и как я. Не твое дело.

Установилась очень неприятная тишина.

— Зита, — вздохнул диктатор республики. — Ну, дурак я. Хочешь, на коленях прощения попрошу? Прямо сейчас прилечу.

— Не стоит. Ты нашу дружбу поливал грязью последние два года, не стеснялся, при свидетелях. Тебя за это при встрече любой спартаковец застрелит. И будет прав. Сиди там, где сидишь. И не лезь в чужую жизнь.

Она вышла из кабинета, даже не выключив устройство связи. Страшное, недопустимое нарушение режима секретности, но — гори оно все синим пламенем. Экран с безмолвным мужчиной остался за бронированной дверью.

В оружейке Светка деловито перебирала арсенал, прикидывала, что требует немедленного обслуживания, а что может подождать.

— Опять со своим поцапалась, — бесцеремонно заметила подруга.

— Он не мой.

— Да ну? Майка точно от него, такая же темненькая…

— Света, ты в курсе, что в копейкинском центральном госпитале научились лечить твое бесплодие? — сухо перебила Зита.

— Ну…

— Чтоб завтра взяла отпуск и вперед.

— Зита…

— Звонил Давид. Очень интересовался Гогиком. Ты понимаешь, что это значит? Давид никогда не бросит своего сына. Сейчас он навел у себя в стране порядок, хочешь или нет, но Георгия он заберет!

— Не отдам!

— Отдашь, куда ты денешься. Света, тебе нужны свои дети. Чтоб завтра была в Копейке.

— Зита… — вздохнула подруга и неловко отвернулась. — Ну сделаю я операцию, и что? Кому я такая нужна? Во мне женского только имя, халда и есть халда…

— Тебе нужны дети, а не муж! — рассердилась Зита. — Не можешь сама подойти к мужчине, прикажу любому из офицеров, закрутит тебе руки и отымеет столько раз, сколько потребуется!

— Пусть только кто попробует! Руки поломаю!

— Даже нашему инструктору по рукопашному бою?

Светка нервно хихикнула и призадумалась.

— Не, инструктору, конечно, не получится… Зита, но он же страшный, как горилла! И женат!

— Тебе его внешность к чему?

Светка снова призадумалась, смущенно кашлянула и вдруг покраснела.

— Не, инструктор, конечно… да он, может, еще и не согласится!

— Кто не согласится? Сурен?!

— Ну так-то да, бабник тот еще! — проворчала Светка недовольно. — Каждую задницу взглядом до дверей провожает! Странно, что до сих пор не на урановых шахтах, непонятно, куда служба внутренней безопасности смотрит!

— А за что на урановые шахты? За взгляды? Ну, нравятся ему женщины, что в этом криминального? Сурен-оглы — очень порядочный мужчина, он только смотрит.

— У тебя все мужчины порядочные! — буркнула Светка. — О… а давай так: я иду на операцию при условии, что ты расскажешь, от кого у тебя дети!

— Даже так? — ровным голосом сказала Зита. — Подружка, а ты не задумывалась, почему я на эту тему ничего не рассказываю? Ни разу не задумывалась, перед тем как лезть в мою жизнь? Я ведь привезла детей из командировок. Представь вариант, что я там попала в плен. Ты слышала, как относятся к пленным снайперам? Наверняка слышала. Когда насилуют взводом, как определить, чей ребенок?

— Зита… — ошеломленно сказала Светка и прижала ладошки к губам.

— К счастью, подружка, это не мой вариант. В плен я не попадала. Но есть и другие. Я ведь в Грузии была ранена. Долго лежала без памяти. И кто там что со мной делал — представления не имею. И ты предлагаешь об этом рассказать, с большой вероятностью, что информация потом и до детей дойдет, сболтнет какой-нибудь гад?

— Зита! — с отчаянием сказала Светка. — Прости! Ну баба я любопытная, я же не подумала!

— К счастью, подружка, и это не мой вариант, выхаживали меня и охраняли очень достойные, очень простые люди, я свой псевдоним в память о них взяла. А как тебе вот такой вариант: я за рубежом и по предателям работала. Вдруг для того, чтоб пройти охрану, мне пришлось кое с кем лечь в постель? Да не с одним? И не единожды? И потом этого кого-то застрелить, чтоб обрубить концы? Это тебе рассказать, чтоб потом пошло гулять по республике и дошло до Майки с Дениской?

— Не надо, Зита, я прошу тебя! Я все поняла!

— К счастью, и это не мой вариант, — усмехнулась Зита. — Свой вариант я вспоминать не желаю и никому никогда не расскажу. Понятно?

Светка нехорошо прищурилась и посмотрела куда-то вдаль.

— Я его застрелю, — серьезно сказала она. — Обещаю. Пусть только высунется из бункера. Что он такого тебе снова наговорил, гнида трусливая? Урод!

— Наши отношения — наше личное дело, — поморщилась Зита. — Не вмешивайся.

— Не личное! — ожесточенно сказала Светка. — Не личное! Ты — из высшего руководства республики, а он тебя оскорбляет при каждом разговоре! После него ты сама не своя, на всех кидаешься! И еще защищаешь его!

— Он мой учитель, — тихо заметила Зита.

— Мне-то не ври! — зло сказала Светка. — Я рядом с тобой с детства, все знаю! Твой учитель — капитан Ратников! Вот он был настоящим мужчиной! Защищал тебя, применил боевое оружие, попал на фронт и погиб там! Но не струсил! Он, если любил, так любил по-настоящему, не прятался за твой возраст! И научил тебя всему — он! А Каллистратов — крыса бункерная! Но ничего, нашлось и на него средство! Есть кодекс поведения офицера! Есть закон о нравственных нормах для должностных лиц! Твой Каллистратов наговорил минимум на отставку! А за то, что он оскорбляет тебя, спартаковцы вообще приняли решение при первой же встрече… да неважно. Потому что прямо сейчас над твоим Каллистратовым проводится суд офицерской чести! Не явится лично — ребята загонят его на медные рудники только за неявку! Имеют право, он был и остается офицером! Пока что!

— Вот оно как… — озадаченно протянула Зита. — И где этот суд заседает, если не секрет? В конференц-зале Седьмого спецрайона или в ресторане «Севера»?

— В конференц-зале… откуда ты узнала?

— А заговорщиков всегда тянет на роскошь. Они, собственно, потому и заговорщики.

Она быстро вернулась в свой кабинет. Мужчина по ту сторону экрана так и продолжал сидеть, угрюмо опустив голову.

— Владимир Данилович, вы говорили, у вас прорыв, — напомнила она. — В чем суть?

— Да… — неопределенно отозвался он. — Вот.

Над рабочим постом поднялась в воздух и замерла крохотная моделька излюбленного кораблика всяких инопланетян, серебристое блюдце.

— Новый тип двигателя?

— Не только. Принципиально больше. Что-то с гравитацией связанное. В потенциале — космические полеты. Настоящие, не прыжки у орбиты. И побочным эффектом — практически неисчерпаемый источник энергии. На иных физических принципах. Только со стабильностью проблемы, никак уравновесить не можем, и в чем причина, понять не можем. Вчера два испытателя погибли. Снова. Нужны дополнительные исследования, а исследовательская база не тянет. Я, собственно, потому и звонил.

— Мы достанем необходимое, — пообещала она. — Не сразу, но достанем.

— Еврея своего попросишь? — безразлично спросил Каллистратов. — А он согласится? Каскадные центрифуги — вещь редкая, санкционная, под строгим учетом… Вы вообще как расстались?

— Нормально расстались, — пожала плечами Зита. — Сбежал он на свой Лазурный Берег, только и всего. Если я попрошу, поможет.

— Я так понимаю, ты меня не простишь? — вздохнул мужчина.

— Нет, — не стала врать она.

— Понятно. Не в оправдание, а так… эксперимент по продлению жизни последние два года как-то криво идет, на препаратах сижу. Из-за чего не всегда себя контролирую. Но ты права, не кривись. Я согласен, если грязь изнутри полезла, значит, она там была, не в препаратах причина. Хоть и не простишь, но — прошу прощения. Честно. И обещаю, что буду контролировать себя. Ты мне веришь?

— Я прерву связь, — сказала Зита. — Тут суд офицерской чести против вас обнаружился, надо разобраться.

— Я прилечу прямо сейчас! — твердо сказал мужчина и поднялся.

— Нет смысла ради ерунды прерывать эксперимент, я быстро, там дел на пятнадцать минут вместе с дорогой.

С «ядерным» чемоданчиком в руке она отправилась обратно на посадочную платформу.

— Зита, скафандр и оружие! — обеспокоенно крикнула ей в спину Светка.

Она раздраженно отмахнулась, но потом остановилась, развернулась вполоборота и сухо посоветовала:

— Слетала бы, подружка, разобралась, что там творится с допусками к учениям. Лене наверняка не до таких мелочей, помоги.

Светка виновато кивнула. М-да, тоже понимает, что прощения не будет.

Свежий ветер в лицо и под юбку после скафандра оказался неожиданным открытием, но ясности в мыслях не добавил, даже наоборот, так что в конференц-зал она влетела на эмоциях. А вот там — разом пришла в себя. Потому что ожидала увидеть спартаковцев. И Светка говорила, что ребята, и… ну а кто еще мог устроить суд офицерской чести над Каллистратовым? Только свои, только лично знакомые с всесильным диктатором республики. Таковы уж особенности суда офицерской чести — суд близких, суд товарищей. Страшный, если вдуматься, суд. Но в роскошном конференц-зале собрались отнюдь не спартаковцы. Высшие руководители производств, командиры пограничных частей, офицеры Особого Заполярного, высшее руководство номерных городов… в общем, в конференц-зале собралась руководящая элита республики. Что означало — нет никакого офицерского суда чести. Есть заговор. И она тут примчалась, вся из себя решительная. Прилетела, дура, гасить заговор цветастой юбкой. О чем только думала? Понятно, что о Каллистратове. И о себе. И о себе и Каллистратове. А надо было — о деле! О сердечных терзаниях можно и ночью поплакать, там думать не надо!

Она вглядывалась в знакомые лица, и в голове крутилась всего одна мысль: как хорошо, что не взяла с собой оружие. Потому что в зале собрались свои. По сути — ее боевые товарищи. Всех их она знала непосредственно и по личным делам, всех сама назначала и допускала к руководству. Все вместе, плечом к плечу, они вели корабль республики через шторма, рифы и жестокие течения. Сколько вместе пережито! Честные, неподкупные, принципиальные бойцы. Все — прирожденные лидеры, хваткие, умеющие подчинять, обладающие мгновенной реакцией и быстрым мышлением, способные устанавливать и поддерживать неофициальные, крайне необходимые для любого руководителя личные связи. Элита республики. И — предатели.

Офицерский суд чести, значит? А ничего, что такой суд — дело всегда сугубо внутреннее? Что судят друзья, коллеги, товарищи? Что компетенция такого суда — нравственные, этические оценки поступков, вовсе не рабочая деятельность? Если б тут сидел «Спартак», можно было б говорить о суде чести, а так… Не судить тут собрались, а забирать высшую власть. И на помощь рассчитывать не приходится. И не потому, что на охране стоят незнакомые бойцы, а… не от Светки она должна была получить сведения о суде, а от главы службы тайных дел, вот в чем дело. Поздно осознала, дурочка влюбленная. И то, что Кузнецов так вовремя исчез из ее поля зрения, говорит о многом.

Она еще раз обвела взглядом собравшихся. И наткнулась на знакомую беспечную улыбку от уха до уха. Хохотушка и вертихвостка Ангелинка сидела в уголочке, как всегда, в окружении молодых офицеров-пограничников, которых ореол доступности манил к ней с неудержимой силой. А в другом углу — строгий и неулыбчивый парень в черном спартаковском берете. Любимов, бывший командир штурмовиков Девятки, ныне командир ударно-штурмовой части на самой опасной южной границе. Вот, значит, как…

Сердце полоснуло острой болью обиды. От своих она удара не ждала. Неужели ссылка вороватой маменьки на принудительные работы заставила бывшего командира штурмовиков, а ныне отважного офицера, забыть о чести и совести? А Ангелинка? Ей-то что не так? Прикрыли ее любимые летающие бордели? Так на земле мужиков полно, вон приклеились к ней, палкой не отогнать… Роскошной жизни захотелось, в безделье и неге? Всего лишь?!

Секунды бежали, собравшиеся начали разворачиваться к ней с вопросительными физиономиями. Еще бы, ворвалась фурией и вдруг встала и молчит. Поневоле озадачишься. Значит, надо что-то говорить. Вышла на сцену — будь добра оттанцевать номер до конца, даже если слетели туфельки.

Вообще-то говорить не стоило, весь ее огромный личный опыт утверждал, что заговоры надо стрелять, а не забалтывать. Но она еще раз пробежала взглядом по таким знакомым, таким родным лицам и с острой болью осознала, что стрелять по ним она не смогла бы, даже если б держала в руках пулемет, а не «ядерный чемоданчик». По своим — не смогла бы.

— Есть информация, что здесь проводится офицерский суд чести, — громко и четко, на весь зал, произнесла она. — Над лидером нашей республики. Владимир Данилович по уважительным причинам лично присутствовать не может, я за него. Слушаю ваши обвинения.

Она мысленно зажала кулачки, чтоб не начали стрелять сразу. Тогда — конец, от десятков стволов не увернуться. Ей нужен разговор, жизненно нужен. Хотя бы несколько фраз, чтоб понять настрой, реакции, оценить степень угрозы. Чтоб было на основании чего строить предполагаемую схему собственных действий.

Она четко осознавала, что лично у нее шансов выбраться отсюда живой немного. Она хорошо знала сидящих в конференц-зале. Если уж они собрались, значит, решили идти до конца. Но вот — все ли? Все ли? Вот самый главный на данное мгновение вопрос!

Страха или растерянности не было. Все чувства остались там, в разговоре с Каллистратовым. А здесь… она смотрела на товарищей и понимала, что стрелять — не сможет.

По залу прокатился легкий гул. Заговорщики переглядывались и быстренько соображали. Понятно. Надеялись, что явится лично Каллистратов, они его шлепнут якобы по ошибке и заберут власть. Она остро вглядывалась и вслушивалась. Все эти мужчины потенциально превосходили ее по лидерским качествам, по физической силе, наконец, но на ее стороне — огромный жизненный опыт. Она в руководстве с тринадцати лет официально, а на самом деле значительно раньше, это что-то да значит.

Несмотря на остроту момента, она почувствовала законную гордость. Как работают ребята! Мгновенно ориентируются в изменившейся обстановке, тут же создают летучие ячейки для мозгового штурма, моментально приходят к общему выводу… она с Каллистратовым создала уникальную систему подготовки руководящих кадров, гибкую, эффективную и, что самое важное, базирующуюся на коллективистских принципах.

Так, похоже, среди заговорщиков нет единства. Пограничники отдельно, они и сидят особняком, городская хозяйственно-управленческая когорта отдельно, руководители производств, кажется, каждый сам по себе… что же их объединило тогда, свело вместе в конференц-зале? Ну не алчность же, алчных они давно постреляли и не давали больше возродиться!

Наконец переглядки закончились, ребята определились с командной вертикалью, и один из заговорщиков развернулся к ней. Саша Новацкий, глава нефтегазового сектора республики. Поднялся из простых сменных мастеров. Жесткий, умный, профессионал своего дела. Вместе с ним она замыкала нефтегазовый сектор на внутренних производственных мощностях республики, сложная оказалась задача, но справились. Многое вместе пережили, не спали ночами, разгребая последствия печально знаменитой янской аварии. Он тогда сделал ей определенное предложение, ну, многие делают такое после совместной ночной работы, но… у Саши оно было всерьез. И когда она мягко отказала, неизбежно отдалился. Тут, как мягко ни отказывай, рана на самолюбии остается глубокая. Тем не менее, переборол себя, сумел ее понять и принять такой, какая есть. Она считала его своей опорой. Не друг, но товарищ в старом, исконном значении слова. Надежный коллега в общем деле. Один из творцов республики. Предатель. Их взгляды скрестились. Ее — горький и печальный, и его — жесткий и беспощадный.

— Офицер обязан явиться на суд чести лично, — сухо сказал Новацкий. — Неявка — признание вины. На этом основании мы, офицерское собрание республики, снимаем Каллистратова Владимира Даниловича с должности лидера республики с лишением воинских званий и наград…

— Достаточно! — подняла руку она. — Я поняла. Даю ответ. Все видите, что у меня в руках? Знаете, что это? Вижу, догадываетесь. Так называемый «ядерный чемоданчик». На самом деле — терминал управления сетями правительственной связи. Устроен так, что может использоваться только одним лицом — руководителем республики. То есть мной. Владимир Данилович передал мне власть три года назад как своей преемнице. Лидер республики — я. Все приказы последних лет — от моего имени. Так что вы не можете снять Владимира Даниловича с должности лидера. Как не можете лишить воинских званий и наград. Он вышел из системы воинских званий сразу, как принял руководство республикой. На данный момент он — сугубо гражданское лицо.

Под ее печальным взглядом на зал опустилась гробовая тишина. Новацкий изменился в лице, на мгновение какое-то странное чувство прорвалось наружу. Горечь, печаль… беспомощность? Слишком быстро мелькнуло и исчезло, чтоб она успела понять.

— А где Каллистратов? — спросил кто-то растерянно.

— По моему приказу возглавляет группу испытателей в эксперименте института космической антропологии по имитации сверхдлительных полетов в космосе, — сообщила она ровным голосом. — Группа изолирована в выработанном Верхоянском шахтном комплексе, из внешнего мира к ним поступает только информация, и так будет продолжаться еще шесть лет. Там же осуществляется еще один эксперимент — по радикальному продлению человеческой жизни. Владимир Данилович участвует в нем добровольцем. Эксперименты на высших животных дали более пятидесяти процентов летального исхода, из людей Владимир Данилович идет первым. Это к теме о его личной храбрости, а то ходят тут слухи о бункерной крысе.

Все же мощное руководство она подготовила! Менее минуты потребовалось, чтоб заговорщики обработали ошеломляющую информацию и определились с дальнейшими шагами! Менее минуты!

— Тем лучше, — бесстрастным голосом произнес Новацкий. — Значит, все заинтересованные стороны здесь. Тогда обвинения предназначены текущему лидеру республики Лиане Сергеевне Бериа, она же Зита Лебедь.

— Но вы понимаете, что тогда это не суд чести, а заговор? — тихо спросила она.

Жизненно необходимо было, чтоб Новацкий подтвердил ее слова. Не ей необходимо — сидящим в зале. Если они не едины, то… возможно, слово «заговор» приведет в чувство чьи-нибудь романтические головы. Одно дело — суд чести, разговор о справедливости, о чести и нравственности с товарищем, опозорившим честь офицера. И совсем другое дело — участие в заговоре с целью свержения тех, кто тебя вывел на вершину табели о рангах, обучил и воспитал. Только ведь Новацкий — не дурак, он такие вещи тоже понимает превосходно, он никогда не скажет признания, которое может оттолкнуть часть сообщников…

— Значит, заговор, — подтвердил Новацкий ровным голосом.

Решил идти до конца, поняла она с грустью. Саша, Саша… могучий, надежный мужчина. Железный руководитель. И — предатель.

— Но мы по крайней мере действуем открыто! — вдруг выкрикнул смертельно бледный Любимов. — Мы предоставляем возможность оправдаться, не выгоняем пинком без объяснения причин!

Ах, вот в чем дело. Вот на чем они все объединились. Радикальное сокращение высших руководящих должностей, замена функционеров-управленцев специализированными компьютерными программами — все это планировалось провести не сейчас, в следующем году. И проблем не ожидалось, потому что сокращение должно было предваряться мощной разъяснительной работой, широкой общереспубликанской дискуссией, штабными учениями, наконец, с компьютерным моделированием вариантов будущего государственного устройства. Да и не все руководители попадали под сокращение. Кто-то же должен работать с программами, потом, функции, связанные с воспитанием и управлением человеческих коллективов типа командиров военных частей тоже компьютеру не передашь, также определение возможных путей развития отраслей промышленности и республики в целом — тоже задача чисто для людей, да и много чего еще… но ее красиво и профессионально опередили. Слили руководящей когорте информацию о повальных сокращениях, и в информационном вакууме важное, но рядовое в общем-то событие в непрерывной череде реформ приняло жуткую форму расправы над руководящим корпусом республики. А люди вообще-то хотят жить. И не просто жить, а жить хорошо. И вот сидят теперь мужики, облеченные немалой властью, смотрят на нее колючими взглядами, готовые защищать свой образ жизни до конца. А рядом с ними — молодые и наивные типа Кости Любимова, по недостатку управленческого опыта имеющие множество категоричных претензий к курсу лидера республики. Которых Саша Новацкий, кстати, только что ей отдал. Он ведь не должен молчать, Саша, не должен допустить никакого диалога обиженных юнцов с лидером республики. Он, наоборот, сам должен говорить, управлять ситуацией и, вообще-то, затыкать рот некой Зите Лебедь всеми возможными средствами, которых у него предостаточно…

Но Новацкий молчал, словно не слышал недоуменного ропота за спиной. И как будто смотрел отрешенно вглубь себя.

— Слушаю твои обвинения, Костя, — мягко сказала она.

И вновь ей показалось, что теперь и во взгляде Любимова на мгновение мелькнуло что-то странное. Он даже как будто дрогнул. Впрочем, голос у юноши остался по-прежнему твердым и звонким.

— Наше главное обвинение — отказ лидера республики от принципов социализма! — выкрикнул он. — Почему в кинотеатрах республики беспрепятственно идут зарубежные, с гнилой пропагандой фильмы? Почему авиаперевозки отданы на откуп иностранным компаниям, почему? Почему трансполярные магистрали заняты переброской иностранных транзитных грузов в ущерб собственным интересам республики? Почему нам, пограничникам, запрещено отвечать огнем на провокации?! И таких вопросов много! Лия Сергеевна, республика под вашим трусливым руководством теряет независимость! Мы проливали кровь наших солдат не за то, чтоб теперь на республике обогащались иностранные компании!

Обвинение в трусости остро резануло по сердцу. От Кости Любимова она такого не ожидала. От того, с кем воевали вместе, с кем теряли боевых товарищей. Она горько улыбнулась, и парень внезапно осекся, словно устыдился собственных слов.

— Топ-секрет, — сказала она, и зал замер настороженно. — То есть сведения высшей категории секретности. Иностранные фильмы с очень неоднозначным содержимым находятся в республиканском прокате, потому что владельцы киноконцерна являются одновременно и крупными контрабандистами. Без их тайных услуг наши химпроизводства давно встали бы. Мы не способны выпускать всю линейку комплектующих к оборудованию высокотехнологичных линий. Пока что не можем.

— Наш принцип — замыкание производств на внутренних возможностях, разве не так? — упрямо сказал Любимов.

— Прежде всего нам нужно выиграть время, — негромко ответила она. — Время — важнее всего. А иностранные фильмы вам никто не запрещает критиковать и бойкотировать. Или давать по шее тем, кто ими слишком громко восхищается. Для этого вовсе не требуется устраивать заговор и убивать своих же товарищей.

— Ну хорошо, а перевозки почему в руках иностранных компаний? — выкрикнул кто-то.

— Топ-секрет, — неприятно улыбнулась она. — Имеют право знать лица, непосредственно принимающие решения государственного уровня. Но вы готовы забрать власть, значит, тоже имеете это право. Нам, ребята, еще пять лет назад консолидированный буржуазный мир закрыл небо. Поставили ультиматум — все республиканские самолеты за пределами воздушного пространства республики будут сбиваться. А на акты возмездия ответят ядерным ударом. Все эти пять лет мы балансируем на грани войны на уничтожение. На очень тонкой дощечке балансируем. И иностранные компании, осуществляющие перевозки через территорию республики — балансир в наших руках. Они не дают нанести по нам удар, потому что в таком случае теряют значительную часть своих доходов и влияния. Вот такова правда, ребята. Горькая, но правда. Республике требуется время, чтоб полностью перейти на внутреннее производство, и Владимир Данилович сделал все возможное и невозможное, чтоб вам его дать. Вы вообще сейчас сидите в этом зале, а не покоитесь в безымянных могилах вдоль наших границ, только потому, что лидер республики дал вам время жить.

— А почему…

— Не будем терять время, — перебила твердо она. — У нас его и так крайне мало. На каждый ваш вопрос я могу дать аргументированный ответ, потому что все ваши вопросы — часть моей ежедневной работы, это же очевидно. Давайте говорить начистоту. Вы все здесь собрались, потому что не согласны терять власть. Это есть факт.

— Разве не так? — с усмешкой нарушил молчание Новацкий и остро глянул на нее. — Разве не на подходе управленческая реформа, в результате которой нас всех выпнут с должностей?

— Так, — прямо ответила она.

Зал мгновенно отозвался недовольным гулом.

— Ну а мы этого не желаем допускать, — с прежней усмешкой сказал Новацкий. — Мы построили государство не для того, чтоб об нас вытерли ноги и выбросили, как ненужную тряпку. Потому что мы и есть республика.

— Нет, ребята, — покачала головой она. — Вы не республика, вы — чиновники. А время чиновников кончилось, с этим ничего не поделать. Кончилось время руководителей с огромными штатами заместителей, секретарей и референтов. Вам на смену идет один человек, отвечающий за дело, с комплектом управленческих программ в компьютере. Возможно, им станет кто-то из вас, но точно не все вы. А вам придется уйти вниз, туда, где ваши таланты в области управления и воспитания коллективов крайне необходимы. Учителя, командиры военных подразделений, бригадиры и сменные мастера… потому, кстати, непонятно, что здесь делают пограничники. Вашу работу никакой компьютер не заменит.

Зал снова отозвался недовольным гулом. Привыкли к власти, печально поняла она. Привыкли к своему высокому статусу, к льготам и обширным возможностям, к уважению и чинопочитанию прежде всего. Таким уйти в бригадиры — то же, что отказаться от себя. Такие за власть будут держаться зубами. Только пограничники призадумались, уже хорошо.

— Уходите, ребята, — попросила она, не особенно надеясь, что ее услышат. — Мир большой, вашим способностям найдется спрос.

Но ее услышали, более того, поняли. И начали тревожно поглядывать на окна и двери, и на лицах кое-где проявилась неуверенность.

— А кто мы там будем, в мире? — серьезно спросил Новацкий. — Там все места поделены и заняты. Мы только здесь что-то значим, за границу свои должности и звания не заберешь.

— Но можно забрать ценности, — тихо сказала она. — Золото, платина, редкоземельные… республика щедро отблагодарит людей, столь много сделавших для ее процветания. Уходите, ребята, я вас прошу. Нам незачем убивать друг друга.

В зале установилась тишина. На мгновение ей даже показалось, что с ней сейчас согласятся, что все встанут, дружески пожмут ей руку…

— Видишь ли, зарубежный мир — закрытая система, — лениво сказал Новацкий. — Кто мы там будем со своим золотом? Его у нас просто отберут. А в номерном городе, если ты занимаешь пост руководителя корпорации, то летаешь на штабном «Сахаляре», живешь в центре, купаешься в личном бассейне, отдыхаешь в Европе, и на тебя смотрят красивые девочки. Так что — нет, Зита. Мне нравится моя нынешняя жизнь.

— Зато вы сможете жить, — еще тише сказала она.

И вот теперь ее не услышали. А у нее словно просветлело в голове, и детали головоломки под названием «заговор» начали стремительно складываться в цельную картину… и ей стало страшно.

— А как насчет тебя? — так же лениво поинтересовался Новацкий. — Ведь и ты — чиновник. Одна из нас. Мы, если честно, предполагали, что ты будешь с нами. Ты как, тоже уйдешь вниз?

— Хотелось бы, но нельзя, — просто ответила она. — Республика — мой с Владимиром Даниловичем проект, мне за нее отвечать до конца.

— Саша, к чему разговоры? — сказал кто-то резко. — Мы сюда для чего пришли? Или ты отказываешься?

— Да не отказываюсь я, — вздохнул Новацкий. — Просто…

И достал пистолет.

— Не стрелять! — отчаянно крикнула она. — Не стрелять!

Новацкий грустно и серьезно смотрел на нее. Потом шевельнулся, словно собираясь убрать пистолет обратно в кобуру… ударил выстрел, его развернуло и отбросило к стене.

— Не стрелять же! — снова крикнула она. — Взорву пульт!

Конечно, не было в «ядерном чемоданчике» никакой взрывчатки, но кто бы об этом знал, кроме нее? Зато были в ходу зарубежные боевики, в которых этот пульт мелькал в самых зловещих сценах и непременно взрывался, вот только на это и рассчитывала она.

И просчиталась. На нее быстро набежали, ударили в голову, она уклонилась, но не до конца, упала на колени… словно в замедленной съемке проплыла картинка, как Ангелина, вскочив и страшно оскалившись, разряжает свой пистолет в головы сидящих рядом офицеров… ее снова ударили, и снова неудачно, она вслепую отмахнулась лезвием, кто-то охнул и выматерился, потом прилетел жесткий пинок в руку, что-то звонко хрупнуло и сломалось, и руку обожгло болью…

— Перехватывайте чемоданчик! — азартно орали у нее над головой. — Не дайте ей набрать код!

Ее снова ударили, она отлетела к стене, и снова проплыла картинка: Костя Любимов, прикрывшись чьим-то телом, стреляет с двух рук по толпе, и лицо у него отрешенное и сосредоточенное, как у профессионального снайпера, каковым он и являлся на самом деле…

— Не стрелять! — снова закричала она из последних сил.

И тут загрохотали выстрелы. Тяжелые, грозные рявки «реактивок». Дверь разлетелась вдребезги, через проем в зал ворвались бронированные бойцы, и началась бойня… Далекий Каллистратов все же пришел на выручку своей бестолковой ученице.

— Да не стреляйте же! — крикнула она и бессильно расплакалась. В ответ сухо щелкнуло пару раз, и избивавшие ее офицеры повалились, пачкая наборный паркет кровью.

Она попыталась подняться на дрожащих ногах и не смогла, тогда просто села, прислонившись спиной к стене. По всему конференц-залу лежали убитые, а в углу в голос выла Ангелина над застреленными ею офицерами-пограничниками:

— Ребята! Ну как же так, ребята?..

Лейтенант отряда местной самообороны стоял над ней в своей страшной броне и беззвучно шевелил губами. Она с трудом сосредоточилась.

— Лия Сергеевна, вы как? — беспокойно спросил лейтенант, наклонившись к ней.

— Нормально, — шевельнула губами она. — Помощь не требуется. Продолжайте исполнять обязанности.

Лейтенант облегченно кивнул и ушел организовывать вынос тел.

— Геля! — позвала она слабым голосом.

Ангелина встала перед ней, глаза воспаленные и абсолютно сухие.

— Отпусти меня, командир, — попросила спартаковка безжизненным голосом. — Не могу больше. Свой долг я исполнила до конца, так что… все. В жизни больше оружие в руки не возьму.

— А кто за нас с тобой потянет этот груз? — спросила Зита тихо. — Кто? Мальчишки-штурмовики?

— Зита, да я не могу больше! Я крови наелась на две жизни вперед!

Ангелина опустилась перед ней на колени и наконец громко разрыдалась. Зита неловко притянула ее к себе.

— Пока стоит «Спартак», стоит и республика, — грустно напомнила Зита. — Нельзя нам уходить, Геля.

— Улетай, принцесса! — рыдала у нее на плече Ангелина. — Звери мы, кровавые, жадные звери, зачем ты среди нас?

— Дура, — коротко отозвалась Зита.

Спартаковка хлюпнула носом в последний раз, прерывисто вздохнула и пришла в себя.

— И еще какая! — горько признала она. — Зита, ты свой чемоданчик деактивировать не забыла? А то как даст сейчас финальную сцену парой кило в тротиловом эквиваленте…

— Да нет там взрывчатки, — вздохнула Зита. — Это просто пульт связи. Заблокирован моими личными данными, только и всего. И не очень-то нужный уже, если честно, руководить и без него можно.

— Да? — озадачилась Ангелина. — А все считали, что очень важная штука. И как-то думали ей воспользоваться. А как, если заблокирована? Ты же коды сроду не отдала бы…

— Дети, — изменившимся голосом сказала Зита и попыталась встать. — Ох я дура, что же сразу не догадалась… они попытаются захватить детей, единственный их шанс…