Златорогий череп

XIX

Нарисованный луч привел на перекресток.

— Эх, незадача! — воскликнул Митя. — Четыре дома на четырех углах. И какой же выбрать?

Сыщик прошелся по нечетной стороне, приглядываясь к фасадам. Деревянный сарай пыжился произвести достойное впечатление, однако даже прибитый на крышу диван с надписью «Мебеля на заказ от надежных столяров» не спасал ситуацию. Его затмевали, подавляли и унижали купеческие палаты. Двухэтажный дворец с оригинальной надстройкой выделялся уже одной лишь причудливой лепниной в стиле барокко — пройди хоть всю Таганку, ничего подобного не встретишь! — но кроме того, по всему карнизу шла аршинная вывеска: «Фабрикант Гребенщиков. Фарфоры и лучшие фаянсы! Поставщик двора Его Величества». Последняя фраза выписана красными буквами, на зависть соседям. Этот козырь не сумели бы перебить ни торговцы модными шляпами из Панамы по удивительно дешевым ценам, ни кустари, предлагавшие земледельческие машины с гарантией. Мармеладов осмотрел их бледные лавки на противоположной стороне улицы. Вернулся к палатам. Заглянул в широкое окно и подозвал своих спутников:

— Тут он и положит следующую жертву!

— Точно?

— Восьмого апреля знак Тельца начинается, а здесь… Да вы сами посмотрите!

Прямо напротив входа бодались два быка саженной высоты. Левый был черно-белый, а правого раскрасили красным и синим. Скульптуру эту изготовили лет десять назад, к мануфактурной выставке, чтобы показать несокрушимую крепость русского фаянса, а после привезли из столицы и долго ломали голову, где ее лучше установить — в фабричном дворе или на крыше одного из цехов, но так и не решили. Тогда хозяин велел занести рогатых в дом, пусть-де временно постоят в передней. Они и прижились насовсем.

— Стало быть, сюда Ираклий и нагрянет. Надо Гребенщикова об угрозе предупредить!

— Знавал я в Петербурге одного Гребенщикова, — вспомнил Митя. — Песни сочинял приятные, хотя голосом Бог не наградил…

На торопливый стук вышел слуга. Проводил визитеров в диванную комнату — «Туточки погодьте!» — а сам ушел с докладом.

— Сегодня второе, — доктор считал в уме, но и пальцы для удобства загибал, — еще почти целая неделя до срока.

— Успеем ловушку подготовить.

— Уже придумал? — оживился почтмейстер, поворачиваясь к сыщику. — Сработает ли? Ираклий после схватки в торговых рядах сообразил поди, что ты его по карте выслеживаешь. Думаю, злодей понимает, что мы и сюда придем за ним.

— Верно, и обычный убийца наверняка выбрал бы другой адрес или просто плюнул на всю эту историю. Жизнь и свобода всяко дороже. Но Сабельянов — безумец, мания им овладевшая уже не позволит свернуть в сторону. Так что он придет, обязательно придет. Но изобретет какой-нибудь выверт, чтобы нас отвлечь.

— Он ведь может убить где угодно, как прежде делал, а потом приедет сюда на телеге и, не останавливаясь, сбросит мертвяка у входа, — предположил Вятцев.

— Мы тогда в погоню поскачем, — азартно воскликнул Митя. — Я коней раздобуду, верхом любой экипаж нагоним.

— Да, скакуны не помешают, — согласился сыщик. — Но тело своей жертвы Ираклий подтащит прямо к быкам. Для него это уникальная возможность усилить ритуал. Представляю, как он затрясся от радостного возбуждения, когда увидел статую. Больной разум способен разглядеть в этом не просто совпадение, а перст судьбы. Доказательство того, что выбран правильный путь и заветная цель близка.

— Разве смерть старого горца не прервала цепь жертвоприношений по Зодьяку? — спросил доктор. — Ведь теперь некому делать татуировки на голове убийцы.

— Кровавые рисунки — это не часть древнего обряда. Ираклий украшал лысину из сентиментальных чувств. Хотел, чтобы загубленные души разделили с ним бессмертие. Так он сам говорил. К тому же найти нового подручного труда не составит. В нашей славной империи нет недостатка в людях, которые удавятся за копейку, а каждый второй из них за ту же копейку способен мать родную удавить.

— А если Сабельянов и вправду не один нагрянет? — покачал головой Митя. — Может все-таки привести взвод полицейских с ружьями?

— Присутствие целого взвода мы скрыть вряд ли сможем. Будет не засада, а карнавал. Справимся вдвоем.

— Втроем! — в голосе хирурга звучала обида.

— Разумеется, втроем. Этот дом отлично подходит для засады. Все окна решетками забраны. По обе стороны — фабричный забор, а за ним бродят охранники с берданками и еще дюжину злющих собак выпускают на ночь. Пройти можно только через парадную дверь. Здесь мы его и встретим.

Лакей вернулся и затараторил:

— Кирилл Афанасьевич велел передать, что нонеча не готов к приему делегациев. Засим просит подняться в кабинет токмо одного, а прочим подать чаю. С сушками.

— Ежели с сушками, то я остаюсь! — Митя, слегка захмелевший от пива, говорил громко и развязно. — А вы, Вятцев, я смотрю, в больницу уже не спешите?

— Ах да, верно! — спохватился тот. — Поеду, гос-спода. Но вы уж сообщите потом, что за ловушка для убийцы готовится. Заезжайте вечером ко мне, в покойницкую…

— Нет, уж лучше вы к нам! — захохотал почтмейстер.

Мармеладов молча пожал руку доктора и вышел вслед за слугой.

Вскоре он убедился, что фабрикант отказал в приеме не из-за присущей всем купцам спеси, наоборот, о гостях заботился. В тесном кабинете троим посетителям не хватило бы места, а комфорт мануфактур-советник ценил больше всего на свете. Сам он сидел в широком и мягком кресле, одетый домашний сюртук из стеганой фланели. Макушку грела курительная шапочка, с двумя кистями. На столе перед ним сгрудились разноцветные осколки посуды и печных изразцов, переломленные пополам глиняные трубки и обезглавленные статуэтки. Гребенщиков брал черепки по очереди педантично осматривал сколы под увеличительным стеклом. После чего большую часть бросал в огромный короб, где они с громким дребезгом превращались в хаотичное крошево. Но те фрагменты, что заинтересовали, откладывал на широкий лист плотной бумаги.

— Чем эти, избранные, лучше остальных? — спросил Мармеладов.

— Лучше? Наоборот, хуже. Эти, — фабрикант похлопал по мусорному коробу, — хоть бьются естественно. А эти — аномалия. Тут налицо ошибки: либо глины пожадничали, либо рано с обжига сняли… Еще один такой кусок найду и устрою бригадиру выволочку. Я ведь в цех прихожу без упреждения, хватаю все, что под руку попадется. И нещадно бью…

— Бригадира?

— Зачем бригадира? Товар. Вы еще, пожалуй, решите, что я самодур. А у меня продукт и без того хрупкий, поэтому выбраковки не потерплю! Вот, хочу котиков в продажу запустить, но шеи слабые. Чуть что — хрусть и пополам, — он повертел отколотую голову с острыми ушками и зелеными глазами. — Как думаете, станут котиков покупать?

— Мещанки любят котиков, — пожал плечами сыщик.

— А купчихи, будто, не любят? А дворянки? Все любят котиков. По рублю с полтиной поставлю.

— Дорого. Живых-то можно бесплатно набрать в любой подворотне.

— Живого кормить надо. Дороже выйдет.

— Зато котейка свернется в клубок у хозяйки на коленях, помурлычет…

— Ваша правда. Но ежели баба живого котейку любит наглаживать, так она вернее фаянсового купит. Ставлю по два рубля! Только шею сперва укрепим, — Гребенщиков швырнул осколки в короб и отряхнул ладони. — Но вы ведь не про живность мяукающую пришли беседовать. Чего же надобно?

Мармеладов описал события последних месяцев, не упоминая Зодияк, чтоб не тратить время на лишние объяснения. Да и поверить в мистическую подоплеку человеку стороннему, не пережившему приключений, выпавших на долю сыщика и его друзей, будет непросто. Того и гляди, самого рассказчика примет за сумасшедшего… В кратком изложении Сабельянов предстал злодеем, который убивает людей в определенных местах под влиянием странной мономании.

— …Вот так адрес ваш и обнаружили. Надо закрыть фабрику на три дня, с седьмого по девятое. Отнеситесь со всей серьезностью к этим словам. Мы имеем дело с одержимым.

Фабрикант выслушал внимательно и даже заинтересованно, но потом нарочито зевнул и сказал блеклым голосом:

— История занимательная, да… Но как она меня-то касается?

— А вы когда родились?

— На Николу-зимнего.

— Тогда лично вам угрозы нет. Убийца выберет одного из рабочих, если они прежде не покинут фабрику. Смерть эта будет на вашей совести.

— Вы совесть мою не вмешивайте. Лучше расставьте на те самые три дня полицию вокруг моего дома. Цепью!

— Не выйдет, Кирилл Афанасьевич! Преступник умнее всей полиции вместе взятой, а сверх того, коварен и изворотлив. Порой я ставлю себя на место обычного убийцы и могу понять его мысли, предугадать дальнейшие действия. А с этим изощренным гадом так не получается! Если сделать по-вашему, Сабельянов увидит оцепление вокруг дома и ускользнет, да еще непременно каверзу учинит. Нет, его надо взять хитростью.

— Господин Мармеладов, я вам как на духу скажу: все эти ваши погони, ловушки, ой, ай, держи-хватай… Мне это ни к чему. Мальчишки пусть тешатся, играют в «казаков и разбойников». А я человек деловой, мне фабрику останавливать никак нельзя. К тому же я вас совсем не знаю. Первый раз вижу. Не обижайтесь, но вдруг вы по наущению конкурентов меня стращаете? Я народ распущу, а они подхватят. К тому же то, что вы видите как благо для рабочих, оно ведь и не благо вовсе. У них оплата поденная, три дня простоя выйдут боком. Если вся угроза в том, что кого-то вдруг убьют — уверяю, люди сами не захотят уходить. Пришибут-то одного, а кормить семьи надобно всем.

— Но разве вы не можете оплатить им эти дни, чтобы свести риск к минимуму?

— Такой ценой? Еще не хватало. Считайте меня бездушной падалью, но я скажу прямо… Жизнь одного работяги не стоит трехдневных зарплат целой фабрики.

— Но…

— Нет, и не уговаривайте. Вы преступника упустить не хотите, а я — прибыль.

Гребенщиков сердито схватил осколок расписной тарелки и уставился на него в лупу. Все дальнейшие аргументы он игнорировал, а потом и вовсе повернулся боком, давая понять, что сыщику здесь больше не рады.

— Но останутся ли высокими прибыли, — сощурился Мармеладов, — когда с вывески на вашем здании исчезнет надпись «Поставщик императорского двора»?

— Отчего же она вдруг исчезнет? — фабрикант зыркнул исподлобья и раздраженно смахнул со стола черепки.

Вопрос задел за живое: больше двадцати лет он подавал прошения, во всех промышленных выставках участие принимал, с дворцовых интриганов за товары брал гроши, а им, напротив, совал пачки ассигнаций, чтоб поспособствовали.

— У меня есть связи в столице и я надежно осведомлен, что супницами моими при дворе вполне довольны. Это фарфоры пусть спорят, у кого блюдце тоньше да прозрачнее. А у моего фаянса соперников нет. Его вся Европа ценит!

— А вот представьте, прочтет Его Императорское Величество доклад об этом деле и лично вас из списка поставщиков вычеркнет. За неблагонадежность.

— Небла… Как вы смеете! — Гребенщиков обиженно засопел. — Я потомственный почетный гражданин! Депутат от купечества в правлении публичных зданий и действительный член Московской коммерческой академии! По моей инициативе открылось Братолюбивое Общество снабжения неимущих. Раненым в турецкую войну триста рублей пожертвовал! Да я вернейший из подданных!

— Не знаю, не зна-а-аю, — протянул сыщик. — Император сейчас в такой ярости пребывает после убийства батюшки. Узнает, что вы не захотели помочь в поимке преступника, который против помазанника Божия злоумышляет…

— Да как же… А он злоумышляет?

— Разумеется. Сабельянов посягает на полную власть в империи и за пределами ее. Неужто вы думаете, у безумца рука на царя не поднимется?!

— У-у-у, подлюга! Что же вы раньше не сказали-то? — волнение в голосе купца нарастало. — Я же завсегда!

— Завсегда… — передразнил Мармеладов. — Вы ведь даже портрет нового императора не повесили!

И верно, за спиной фабриканта пол стены занимал портрет Александра Второго в красном мундире. Гребенщиков оглянулся и смущенно облизал губы:

— Я заказал уже. Золотом плачу, а все одно очередь. Не успевают пристойные художники рисовать, абы какой ведь не повесишь… К коронации обещаются!

— Это вы будете рассказывать уже не мне, — строго сдвинул брови сыщик.

— А к-кому? Нет-нет, не говорите! Я все понял, — потомственный почетный гражданин стянул вышитую шапочку, обнажая блестящий от пота лоб. — Можете всецело рассчитывать на мою поддержку! Я готов на все, лишь бы изловить врагов государя и Отечества нашего. Хоть сожгите чертов дом, хоть по кирпичику разберите — возражать не стану. Что мне дом? Жизнь за царя положу!

Вскочил на ноги, дико вращая глазами. Куда подевался степенный «деловой человек», зевающий и вальяжный? И ведь не играет роль, не прикидывается, фиги в кармане не держит — вправду переменился. О прибылях забыл. Охвачен искренним желанием послужить России, как полено в костре — огнем. Мармеладов не раз замечал, что стоит пригрозить гневом самодержца и люди теряют разум. Эту верноподданническую жилку из русского человека не вытравишь, а мошенники всех мастей охотно ее дергают, как струну балалаечную. Скажи купцу: «Дай денег!» Много интересного про матушку выслушаешь, а в итоге шиш получишь. Но добавь: «…на нужды армии!» Кошельки сразу распахиваются. Кто посмеет отказать? Патриотизм — это ведь не любовь к империи и короне, а страх шагнуть не в ногу со всеми. Боязнь поставить личный интерес выше государственного, иначе придет однажды такой вот ухарь, с прищуром, спросит язвительно: «Тебе что важнее, прибыль за три дня или жизнь царя-батюшки?» И поди догадайся, то ли из полиции, то ли из охранки. А за неверный ответ в ссылку закатают…

— Кирилл Афанасьевич, я рад, что не ошибся в вашей преданности государю! — сыщик чувствовал себя обманщиком, но утешался тем, что затеял это представление не ради наживы, а для поимки убийцы. — Спустимся вниз? Я наглядно покажу, какую ловушку нужно соорудить.

Они дошли до расписных быков. Мармеладов опустился на четвереньки, провел рукой по палисандровому паркету — темные дощечки были усложнены плотно, без единого зазора.

— У вас есть подвал? — сыщик постучал по деревяшкам. — Как раз тут?

— Да, но я не понимаю…

— Сейчас объясню. Мы недавно общались с гончарами из артели, — Гребенщиков фыркнул на эти слова, выражая презрение ко всем артельщикам, но возражать не стал. — Их слова про вывеску-обманку натолкнули меня на удачную мысль. Я придумал как сделать западню для убийцы. Надо разобрать пол сразу от входа и до середины комнаты. Получится яма, примерно две сажени на полторы. А чтобы ее прикрыть, ваши мастера изготовят плиту. Тонкую, но в меру прочную, чтоб не рассыпалась сразу. Сдюжите? Или переломится, как шея у котика?

— Ну, вы сравнили, — снова засопел фабрикант. — Статуэтка тонюсенькая, а плиту мы закатаем в три слоя, славный фаянс выйдет, хошь пляши.

— А вот и нет! Нам-то как раз нужна рыхлая и пористая обманка. Если наступит человек большого веса, скажем, семи пудов, то рухнет вниз. Ираклий и сам весьма тяжелый, да еще будет тело волочь… Провалится, а в подвале — засада. Скрутим мерзавца, охнуть не успеет.

Купец вздохнул, прикидывая в какую цену обойдется такая обманка.

— Потратимся… Поймите меня правильно, денег не жалко, но… Что если супостат разгадает вашу ловушку и не попадется?

— Он выбрал это место давно, изучил во всех деталях. Обязательно еще раз появится здесь накануне убийства — захочет проверить, все ли в порядке. Переоденется, бороду фальшивую нацепит, сгорбится, пройдет мимо как праздный прохожий, мельком в окошко заглянет. У него будет пара секунд, чтобы пробежать глазами по стенам, задержаться на быках, а напоследок и по полу скользнуть. Если обманку сделать относительно ровной, раскрасить ее, чтоб не отличалась от паркетных досок и припорошить пылью… Он не заметит подвоха. А уж когда труп притащит, под ноги уже смотреть не станет. Только по сторонам, высматривая нас.

— Понятно, — снова вздохнул Гребенщиков. — Одной плитой не получится, у нас просто нет печи, чтоб обжигать эдакую великаншу. Сделаем четыре, но совместим так, что даже ножик меж ними не просунете. Правда, придется повозиться. Пять суток на такую работу надобно, не меньше.

— Главное, чтоб не больше. Седьмого утром, пока он будет отсыпаться и копить силы, мы поставим обманку. Потом по ней уже никто не должен ходить до самого вечера. Лучше вообще всем домочадцам уехать за город, закрыть особняк на ключ. А ближе к полуночи мы спрячемся в подвале с потайными фонарями и заряженными револьверами.

Митя, услышав их голоса, вышел из комнаты со стаканом чая и надкушенной сушкой в руках.

— В подвале? Я ненавижу подвалы. Но если там найдется пара фунтов таких бараночек, — хихикнул он, — то я согласен. Где вы их покупаете? Чудо, как хороши!

— У Филипповых беру, — просиял купец. — Вы оценили, да? Баранки и сами по себе приятственные, а если в чашку макнуть…

— Мне неловко прерывать вашу идиллию, — съязвил сыщик, — но вы, Кирилл Афанасьевич, не забудьте рабочих распустить, как обещались, на оплаченные выходные дни.

— Да уж… Забудешь такое, — сразу сник Гребенщиков. — Не беспокойтесь, уговор в нашей стране пока еще дороже денег. Даю вам честное купеческое слово: мы не подведем!