Златорогий череп

IX

Анна отшатнулась.

— Думаете, это… останки людей? — она сложила дрожащие пальцы в щепоть и перекрестилась.

— Или обезьян из рода шимпанзе. Британский зоолог мистер Дарвин утверждает, что мы ближайшие родственники с ними, оттого и строением скелетов схожи. Хотя отыскать в здешних краях шимпанзе куда сложнее, чем человека.

— Получается, здесь сожгли одну из жертв.

— В том-то и дело, что не получается! — воскликнул сыщик. — В письме внуков Сварога сказано о четырех убийствах во имя древних богов. Видимо, это как раз они на дубе вырезаны. Так?

— Так. Но ведь и вы намедни говорили о четырех убийствах, связанных с Зодиаком.

— Верно. Однако все четыре тела были обнаружены полицией и попали в анатомичку доктора Вятцева. Кто же тогда этот несчастный? Чьи сожженные кости мы обнаружили?

— Не знаю.

— Надо допросить Глебова, только он прольет свет на тайны этого капища.

Крапоткина случайно дотронулась до каменного алтаря и теперь отряхивала перчатку, испачканную грязью и пеплом.

— Вы же оставили адрес. Он непременно заедет. Приглашение тайного советника — о, я оценила вашу хитрость, — никто не станет игнорировать. Себе дороже!

— Не скажите. Прислуга в усадьбе чванливая, а мужики обычно пример с господ перенимают. Стало быть, и Евграф этот — самоуверенная сволочь. Была бы у нас улика, которая подвигнет его обязательно прибыть ко мне.

— А череп и кости? А письма с угрозами?

— И как мы все это докажем? — вздохнул Мармеладов. — Череп, кости… Не факт ведь, что именно Глебов приближался к идолу и разжигал костер. Как свяжем юношу с письмами? Нет, нам нужно отыскать то, что заденет его за живое. Но здесь я ничего подобного не вижу.

Они вернулись к речушке, прошли по тайной тропе, долго и безуспешно карабкались по склону оврага, но, в конце концов, взобрались наверх, к замеченному ранее павильону из желтого камня. Прежний владелец усадьбы генерал-аншеф Петр Иванович Стрешнев нарочно выстроил его в уединенной части парка, для отдыха от назойливых домочадцев и гостей. В трех стенах приказал сделать широкие окна, чтобы солнце чаще заглядывало и удалось хоть копеечку сэкономить на освещении. Внутри все было устроено с учетом предпочтений старого вельможи: белые стены, мягкий диван, полка для курительных трубок с длинными чубуками и любимая книга «Стефанит и Ихнилат». С тех пор минуло больше ста лет, многое в обстановке изменилось. Княгиня, теперешняя хозяйка, первым делом избавилась от трубок и заменила продавленный диван на два ореховых кресла. Потом велела перекрасить стены в цвет сахарной бумаги. Опять же книг в павильоне прибавилось, целый шкап ими забит. Именно этот шкап привлек внимание сыщика — темно-красный, словно покрытый запекшейся кровью.

— Смотрите, смотрите! — он вновь преисполнился азарта. — Да подойдите же к окну, не бойтесь. Видите инкрустацию на дверцах? То самое солнце, с двенадцатью стрелами, как на алтаре. Мы должны проникнуть туда!

— К чему зря рисковать, — засомневалась Анна. — Мы убедились, что Глебов связан с жертвоприношениями, и даже если для суда доказательств мало, то не так сложно будет разыскать его в Москве, взять за шкирку и заставить говорить.

Но Мармеладов уже возился с замком. Сложный механизм не поддавался, однако это не охлаждало желания попасть внутрь, а наоборот, убеждало, что в павильоне хранится нечто ценное. После нескольких бесплодных попыток, он достал клинок из трости и взялся за окна — втиснул острие между рамами, пошуровал немного и поднял крючок.

— Фух! Открылось… Залезайте первой, я подсажу вас.

— Нет, я не полезу! У меня нехорошие предчувствия. Давайте просто уйдем.

— Тогда ждите здесь. Я мигом!

Он подтянулся на руках, перемахнул через подоконник и подошел к шкапу.

На пяти полках толстые тома в переплетах из потемневшей кожи соседствовали с современными брошюрами, коими публицисты всех мастей завалили Москву.

«Поди же ты, сочинения г-на Самарина. Не поскупились, сыпанули золота на обложку. Хотя для трактата о заговоре иезуитов против России и бумаги-то жалко», — литературный критик, мирно дремавший в Мармеладове во время его расследования, неожиданно проснулся и начал брюзжать, и хорошо еще, что не вслух, а мысленно. — «Что тут еще? Леонтьев, „Византизм и славянство“ — не читал, но это, пожалуй, к лучшему. А вот Гильфердинг и его „Судьба прежних славянских государств“. Хомяков, Киреевский и, да, Аксаковы, куда же без них. Великий собор славянофилов! Самопровозглашенные спасители империи от всего европейского, а заодно с тем, от всего нового и прогрессивного. Честное слово, они напоминают стареющего мужичонку, который кутается в изъеденную молью епанчу давно помершей бабушки, в надежде, что это вернет его в безмятежное детство…»

Тут он взглянул на нижнюю полку шкапа.

— Здесь дощечки! — сказал сыщик громким шепотом.

— Шкап заколочен?

— Нет, это старинная летопись с деревянными страницами.

— Что в ней написано? — Крапоткина повисла на подоконнике и с любопытством заглядывала в павильон.

— Не могу разглядеть. Сейчас достану на свет… Заперто! И замок такой, что язычок не подденешь. Ладно, пойдем другим путем…

Снял пальто, прижал к стеклу и разбил его локтем. Осколки звякнули, посыпались, но в целом вышло негромко.

— Только бы пальцы не порезать, — он осторожно вытащил три деревянные таблички, размером чуть шире обычной книги. — Та-а-ак… Глаголица. Или шифр какой-то? Буквы поистерлись, ничего не разберешь… Надеюсь, эта штука дорога внукам Сварога. Заберем с собой. За ней Глебов приедет. Спускайтесь и держите наши трофеи, а я пока перелезу.

Мармеладов спрыгнул на вытоптанный снег под окном, отряхнул пальто от крупинок стекла и надел. Потянулся за дощечками.

— А ну-ка, живо вертайте назад чего покрали!

Анна вскрикнула от неожиданности. Злющий сторож подкрался со стороны особняка, а с ним еще двое. И все, как назло, с ружьями.

— Врасплох застали. Молодцы, нечего сказать, — шепнул сыщик и перешел на французский, надеясь, что среди лапотников этот язык не знает никто. — Inutile de résister. Nous sommes à dix pas. Même si dans le même temps nous attaquons, nous avons une grande chance de frapper à deux, le troisième temps de tirer. Et sur une telle distance il est peu probable de rater[19].

— Que devons-nous faire? — губы не дрожали, Анна не боялась или делала вид, но говорила беспечно, будто спрашивала совета, покупая шляпку. — Il suffit de donner à ces placage et de s’en aller?[20]

— Ce n’est pas le fait de nous dévaloriser. Ces assassins ne veulent que nous traîner devant le marbre de l’autel et nous brûler, sans attendre personne[21].

— Alors comment allons-nous agir?[22]

— Gagner du temps, jusqu’à ce que l’occasion se présente[23].

— Tu y arriveras?[24]

Привратник нервно переступил с ноги на ногу.

— Вы энто прекращайте! Говорите так, чтоб я понимал. А то пальну без упреждения… Что забрали из домика?

— Лубки, — Мармеладов поднял доски над головой, чтоб все их разглядели.

— Какие ж то лубки? — удивился один из сторожей. — Картинок нет, токмо закорючки…

— А он, Сёмка, изрядный враль, — сплюнул привратник. — Давеча брехал, что тайный советчик. Хех! Нешто ж мы советчиков не видали? И тайных, и действительных. Ни у кого худого брюха не водится. Такое лишь у прощелыг бывает. Слышь, тайный, ты энто… Бросай дощечки на землю.

— Нельзя, — вздохнул сыщик. — Сыро очень, и грязи полно. Моментально испортятся доски, а барин ваш осерчает.

— Что нам барин?! — хмыкнул третий слуга. — Повизжит свиньей и успокоится. Не выгнет же спину розгами, в сам-деле.

— А коли барыня узнает? — грозно спросила Анна.

Удали у сторожей поубавилось, они скомкали ухмылки и засунули глубоко за пазуху.

— Ладно, Сёмка… Поди и отыми лубки.

— А можно заодно по харе съездить?

— Чего ж нет?! Валяй.

— Уж наваляю, не сумлевайся, — глумливо осклабился слуга.

Он сделал пару шагов, выставив ружье перед собой.

— Берите, берите! — Мармеладов сложил дощечки горкой и вытянул руки, словно встречая дорогого гостя хлебом-солью. — Не менжуйтесь, я же вас не укушу.

И прибавил, даже не посмотрев на свою спутницу:

— Quand il arrive à portée de tir, cache toi derrière mon dos[25].

— Эй, ты сызнова? — взбеленился сторож. — Вот я тебе…

Сыщик резко отпрыгнул вправо, напугав Сёмку, и оказался аккурат между ним и злыднем, мешая тому стрелять. Слуги дернулись вперед и вбок, на ходу щелкая затворами. Мармеладов швырнул деревяшки в снег, нисколько не переживая об их сохранности. Еще один прыжок. Вырвал ружьишко из вялых пальцев остолбеневшего лакея, завернул ему руку назад, вынуждая скрючиться от боли, и снова поставил на линию огня. Анна подхватила дощечки и юркнула за этот живой щит.

— Стрельни в воздух, Михалыч! — застонал Сёмка, пытаясь вырваться из цепких рук сыщика. — Услышат в усадьбе, сбегутся на подмогу.

— Нет уж! Я лучше советчика завалю.

— В Семена попадешь! — предостерег третий слуга.

— На пяти шагах? Смеёшь-си? — привратник сощурил глаз, прицеливаясь. — А ежели впрямь в нашего бедокура первый заряд попадет, так у меня и второй ствол не пустой.

— А-а-а-а!!! — «живой щит» брякнулся в обморок от страха и потащил за собой Мармеладова. Тот упал на колени, пытаясь закрыть собой Анну, но понимая — бесполезно. В ушах зазвучал голос мавританки: «двое из тех, кто сейчас в этой комнате, умрут в один день и не своей смертью». А ведь Крапоткина в тот миг стояла за коврами…

Неужели этот день пришел так быстро?

— Вперед, бессмертные! Не щадить никого!

Сначала на привратника упала черная тень. Секунду спустя два кованых сапога ударили его в грудь, вышибая дух и опрокидывая навзничь. Митя, спрыгнувший с крыши, подхватил упавшее ружье и шарахнул прикладом третьего сторожа, прямо между выпученных от изумления глаз.

— Уф-ф! Ненавижу повторять «а я предупреждал», — сказал почтмейстер, тяжело дыша, — но ведь и впрямь предупреждал.

— Ты как… здесь? — сыщик не находил слов. — Что за… чудеса?

— А можно ли считать чудом мое вечное упрямство? — Митя помог приятелю подняться на ноги. — Ты вчера про усы и подзорную трубу пошутил, и — представь себе, — не шли эти слова из моей головы. Уснуть не мог. Лежал и вспоминал, где моя старая подзорная труба? Вроде в походном сундуке хранится, на дне. Часов до двух ночи ворочался, а потом не выдержал. Встал, нашарил трубу. Смотрю на нее и понимаю: а ведь я тоже могу незаметно наблюдать за твоей встречей с незнакомкой и, если что пойдет не так, выручить из беды. Собрался моментально. Одолжил жеребца в гусарском эскадроне — ты знаешь, мне там доверяют резвых скакунов. Примчался сюда за пару часов до рассвета. Перелез через забор, если встать на седло, то со спины коня как раз удобно перемахнуть. Осмотрелся и понял, что с крыши этого павильона березовая роща — как на ладони, а меня из-за зубцов никто не приметит.

— Чего же раньше не появился? Или нарочно ждал до последнего, чтобы выход на сцену получился более эффектным?!

— Что ты, братец! Все не так получилось. Просто я пока вас ждал — замерз люто. Закутался в шубу покрепче. Выпил для сугреву водки из фляжки. Потом еще. Сморило меня после бессонной ночи, — Митя смутился. — Только от крика барышни пробудился и, как оказалось, вовремя. Кстати, представь нас, а то неловко…

— А вы знакомы, — ухмыльнулся Мармеладов. — Это г-жа Крапоткина.

— Да неужто?! Девица с гвоздем? — Митя приложил руку к груди, где остался след от былой раны.

— Она самая.

Анна успела поднять деревянные таблички и стряхивала с них снег. Набросить на лицо вуаль, чтобы спрятать пылающие щеки в ее спасительной паутине, не было никакой возможности.

— Не могу передать, сударь, как я рада, что вы тогда… Остались в живых…

— Поверьте, моя радость в этом вопросе ничуть не уступает вашей… Ладно, чего старое поминать? — вздохнул почтмейстер и тут же набросился на Мармеладова. — А ты чего оружия не взял?

— Я взял шпагу! Но забыл возле шкапа, когда дощечки вытаскивал. Сейчас достану, — сыщик перемахнул через подоконник и исчез в павильоне, но вскоре вернулся, уже с тростью. — Давайте выбираться отсюда, пока сторожа не очухались или другие не набежали. Говоришь, в эскадроне коня взял? Он где-то неподалеку? Это хорошо. Даму в седло посадим, а сами пешком пойдем. Пока извозчика не встретим.