Златорогий череп

XX

Мармеладов исписал уже десять листов своим торопливым почерком, причем с обеих сторон, а теперь заканчивал одиннадцатый. В эти странички втиснулись все подробности расследования, важные цитаты из бесед с убийцей, найденные улики и те умозаключения, которые — шаг за шагом — привели сыщика к палатам Гребенщикова. Он составлял рапорт для обер-полицмейстера, а заодно и сам мысленно повторял весь этот путь, проверяя, нет ли какой ошибки в расчетах. Мелькнула мысль, что сей процесс весьма похож на составление гороскопа, только задним числом. Но чья судьба сегодня решается?

Давая в письме характеристику Сабельянова, сыщик задумался, можно ли считать того злодеем в истинном смысле слова? Или он, подобно героям древнегреческих трагедий, оказался лишь игрушкой в руках судьбы и совершал жуткие поступки по чужому замыслу, не смея от него отступить? Ираклию с самого рождения внушали мысль о спасении рода от проклятия. На неокрепший мозг, еще смутно понимающий, чем добро отличается от зла, обрушили три тысячи лет отчаяния и слез. А сверху придавили фанатичной мечтой о бессмертии, о возможности стать равным богам! Был ли у мальчишки шанс справиться с этим гнетом и не сойти с ума? Разумеется, нет. Он стал бездушным оружием. Смертоносным клинком, который сто поколений предков выковали и отточили. При дворе турецкого султана таким же способом взращивают янычар — ломают детскую психику долгие годы, пока малыши не превращаются в свирепых бойцов, готовых убить любого, на кого укажет перст владыки. Без всякой жалости. А потому и сами они жалости не заслуживают. Пусть даже Ираклий оказался заложником семейных кошмаров, пусть разум его отравлен жуткими суевериями, а рукой управляет чужая воля… Меч, занесенный над головой невинного человека, не стоит пытаться понять или простить. Нужно успеть подставить щит и отвести угрозу.

Сыщик поставил вместо подписи букву М с косыми закорючками и двойной петлей. Промокнул чернила. Убийства по Зодияку нужно прекратить раз и навсегда. Сегодня же! Письмо — лишь страховка на случай, если все пойдет не так, как задумано. Тогда уж за дело возьмется полиция… Хотя непонятно, что может пойти не так. Ловушка четко выверена, — Мармеладов сам руководил процессом, — раскрашенные плиты приладили идеально, даже при свете дня не отличишь от настоящего паркета. А уж ночью… Пройти можно лишь по узкой, в пять вершков шириной, паркетной дорожке, нарочно оставленной вдоль стены — если про нее не знать заранее — в жизни не найдешь. Даже с фонарем Сабельянов не заметит подвоха. Но вряд ли убийца вломится в купеческий дом с иллюминацией. Будь он хоть самый самоуверенный человек на планете, а так рисковать не станет. Пойдет на ощупь и провалится в яму!

В особняке Гребенщикова никого нет. Сразу после полудня фабрикант уехал, ключи оставил Вятцеву, который вызвался присматривать за домом. Доктор дождется подкрепления, в лице сыщика и Мити, все вместе они спустятся в подвал. Сядут ждать… Какую дату поставить на письме? Седьмое апреля? Или восьмое? Оно ведь наступит меньше чем через три часа. Самое время выдвигаться. Почтмейстер должен с минуты на минуту появиться с двумя жеребцами, на которых они вмиг домчат до Таганки.

Скрипнула дверь.

Легок на помине! Только ближайший друг входит к нему без стука.

— Сейчас, Митя. Адрес на конверте докончу… «Обер-полицмейстеру Москвы, лично в руки». Готово. Теперь поскачем навстречу приключе…

Он поднял голову и увидел глаза Ираклия, горящие безумием, но при этом абсолютно спокойные. Такое ощущение возникает, когда хватаешь кусок льда без рукавиц, а он обжигает кожу не хуже иного костра.

— Здравствуйте, г-н Мармеладов, — буднично сказал убийца.

Сыщик молча положил перо на стол, чтобы не выдать внезапной дрожи, пробежавшей от кончиков пальцев до плеч, и дальше, сжимая горло, вздыбливая волосы. Это не страх. Логика подсказывала, что если бы Ираклий хотел его убить — стрелял бы с порога, не тратя время на приветствия. Нервные мураши побежали от досады, что и этот ход преступника не удалось предугадать.

— Что, и здоровья мне не пожелаете? До чего же вы негостеприимный человек, господин Мармеладов. У вас даже стула не имеется, чтобы присесть, — Сабельянов скрестил руки на груди, то ли подчеркивал этой позой свое превосходство, то ли спрятал что-то под накидкой. — Впрочем, я ненадолго. Решил лично завезти вам послание. По пути, так сказать. А вы, смотрю, и сами послания сочиняете? Дайте угадаю… Оставите письмо служанке, чтобы отправила в полицию завтра в полдень, если вы к тому времени не вернетесь?

— Завтра на рассвете. В этом деле и лишнего часа терять не следует.

— Вот как… То есть вы готовы идти до конца, даже понимая, что скорее всего погибнете нынче ночью?

— Вас это удивляет? Мы ведь уже договорились о приемлемом обмене: моя жизнь против вашей. А уговор в нашей стране пока еще дороже денег.

Сыщик говорил громко в надежде, что Митя, который должен вот-вот появиться, услышит из-за хлипкой двери и ворвется с заряженным револьвером.

— Мне известно, по какому адресу вы нанесете визит, господин Цобелиани! Не скрою, там ждет западня. Но вы уже и сами об этом догадались, верно? Если каким-то чудом сегодня ускользнете, все равно останутся еще целых пять шансов вас поймать.

Из ящика стола он вытащил иллюстрированный план Москвы с двенадцатью отметками, сделанными точно по циферблату часов. Ираклий вытянул шею, чтобы взглянуть издалека, ближе подходить не рискнул.

— На первый взгляд все точно. Вы прекрасный сыщик, г-н Мармеладов. Однако в этой игре я всегда буду опережать вас, причем не на один, а сразу на на несколько ходов. Смиритесь с этим. Чем вам поможет карта? Отошлете ее полиции? Допустим. Мы оба знаем, что эти идиоты сделают дальше. Выставят кордоны, нагонят сотни городовых. Но ведь в этой толпе мне будет проще затеряться. Всего-то надо раздобыть черный мундир и дрянные сапоги, чтобы не выделяться на фоне остальных. Нет, нет, ваша борьба бесполезна. Несмотря на все ловушки, — примитивные или хитроумные, — я довершу обряд. Это неизбежно! А те, кто встанет у меня на пути — умрут.

Мармеладова охватило неприятное волнение. Точно такое возникало в ночь перед экзаменом. Предчувствие плохой оценки. Вроде и вызубрил все билеты наизусть, но не покидает ощущение, что в нужный момент забудешь самое важное. Где же Митя? Почему опаздывает? Может он услышал голоса и на цыпочках отошел от двери, чтобы привести подмогу? Хорошо бы так.

— Теперь что касается нашего уговора, — Ираклий выпрямился, упираясь татуированной лысиной в притолоку. — Помните мое письмо? Возможно вы не поверили или не приняли предостережение всерьез. Или просто решили уже тогда, что готовы поставить на кон свою жизнь против моей. Но согласитесь ли вы, чтобы на ваших глазах умирали близкие люди?

Сыщик помрачнел.

— Вы хотите свести счеты за смерть прадеда, как я понимаю. Но в том нет моей вины…

— Ничего вы не понимаете! — закричал Сабельянов, но тут же снова взял себя в руки и повторил с презрительной усмешкой. — Не понимаете. Никогда не поймете. Последние годы Вахтанг страдал от невыносимой боли и та случайная пуля стала для него благом. Он исполнил предначертанное давным давно — воспитал меня достойным продолжателем рода Цобелиани. Пришла моя очередь. Я должен исполнить свое предназначение.

— А я — свое! — Мармеладов встал из-за стола. — Не знаю, что там у кого на роду написано, но я вас остановлю.

— Тогда вот, извольте, головоломка, — говорят, вы такие обожаете… Что выбрать? Спасение совершенно незнакомого человека, который будет принесен в жертву нынче ночью или, — душегуб выпростал левую руку из-под накидки и бросил на стол холщовый пакет, вроде тех, в которых отправляют ценные бандероли, — спасение Дмитрия Федоровича Миусова, вашего верного товарища в сыскных делах? Так вы, помнится, его рекомендовали?

Мармеладов рухнул обратно в кресло. Негнущимися пальцами теребил он туго затянутые узлы, забывая дышать и молиться, но вот наконец развязал бечевку и вытряхнул из пакета фуражку почтмейстера с золотым околышем, измазанную кровью. Медленно втянул носом воздух, чтобы успокоиться.

— Что с ним?

— Приятель ваш серьезно ранен, не стану скрывать — он при смерти. Хотя его еще можно спасти, если немедленно поспешить в почтовую контору. Но раз вы считаете своим предназначением не дать мне совершить ритуальное убийство на Таганке… Слушайте, г-н Мармеладов, а поедемте вместе? Мой экипаж у подъезда.

Сыщик потянулся к цилиндру, словно соглашаясь на щедрое предложение. Хотя в голове его бешено-ревущим водопадом обрывались мысли. Где Митя? Что с ним? Верить ли Ираклию? Фуражка-то стандартная, мог любую кровью вымазать, чтобы обмануть и отвлечь. Но если сейчас пристрелить гада, то на его коляске до митиной конторы всего пара минут езды…

— Нет, не трогайте шляпу! — в правой руке убийца сжимал револьвер. — Подозреваю, что там у вас спрятано оружие. Возьмите его за ствол и швырните под диван. Вот так, чудесно… И трость, пожалуйста, отбросьте подальше. Бросайте, говорю! Иначе придется вас застрелить и я так и не узнаю ответа на свою головоломку… Итак, что же вы выбираете?

— Помилуйте, да есть ли выбор? — сыщик старался говорить спокойно, но глаза его пылали гневом. — Безусловно, я сделаю все, чтобы спасти незнакомца, которого вы наметили в жертву. Но жизнь друга мне во сто крат дороже. Поэтому садитесь в свой экипаж и убирайтесь к дьяволу.

Сабельянов недоверчиво хмыкнул.

— Так просто? Но я, кажется понимаю, чем продиктовано ваше решение. Впереди еще пять убийств, а значит еще пять шансов меня изловить, в то время как у доблестного почтмейстере шанс один…

— Вы с ума сошли, Ираклий! — воскликнул сыщик, вновь вскакивая на ноги. — Впрочем, чему я удивляюсь, это случилось уже давно. Неужели и вправду думаете, что я цинично взвешиваю шансы, решая эту проблему при помощи математики?! Отойдите от двери, иначе я высажу ее вместе с вами и даже пули меня не остановят. Прочь!

Сабельянов попятился, но пистолет в его руке не дрогнул. Равно как и голос.

— Признаться, вы меня разочаровали, — сказал он. — Я восторгался вашим живым умом, вашим умением по одной нитке угадать не только сюртук, но даже и то, что лежит в его карманах, — и поверьте, восторгался искренне. Считал, что мы с вами очень похожи. Но оказалось, что у вас есть слабости, например, привязанность к людям. Г-н Мармеладов, вы же логик. Мыслитель! Неужели не подсказывает вам разум, что привязанности — это ошибка. Вы начинаете зависеть от друзей, а они — от вас. Получается цепь, с виду крепкая, но все звенья в ней слабые и хрупкие, как баранки из пекарни Филипповых. Сожмешь в кулаке — лишь крошки останутся. Я же рассчитываю только на себя, оттого сильнее любого соперника. Вы никогда не сможете одолеть меня. Слышите? Никогда!

Убийца вышел, аккуратно притворив за собой дверь.