К чести капитана Датри, клетка в трюме оказалась не его идеей, а личной инициативой Чара. Корабельный секретарь явно воспылал ко мне и моим фрейлинам необъяснимой неприязнью.
Остальная часть команды, напротив, так рвалась засвидетельствовать… определённо не почтение, но весьма откровенную симпатию, что вызволять леди из клетки явился Бузур — так сказать, во избежание. И, возможно, чтобы засвидетельствовать свое почтение декольте Каталины.
Фрейлина к тому моменту так извелась от страха и неопределенности, что сразу кинулась ко мне, не удостоив огромного квартермастера и крупицей своего внимания. Ампаро чудом успела соскочить с опасно закачавшейся бочки.
— Ваше Величество?..
— Все в порядке, — солгала я с уверенностью, которой не ощущала и близко. Им не нужны были мои сомнения и страхи. Хватало и своих. От меня фрейлины ждали четких указаний и планов, и мне не оставалось ничего, кроме как сделать вид, что все будет хорошо. — «Бродяга» доставит нас на Коринезийские острова, откуда можно будет послать весточку моему отцу. Капитан дал слово, что никто на его корабле нас не тронет.
На самом деле Нил обещал, что никто нас не тронет, пока мы сами о том не попросим. Но я не собиралась добавлять поводов для паники.
У нас их и так имелось в избытке.
— Кэп велел выделить вам отдельную каюту, — сообщил Бузур, поскольку Каталина не спешила успокаиваться, видимо, представив себе долгое путешествие в трюме. Увы, нашему душевному равновесию не было суждено восстановиться: квартермастер замешкался, но честно добавил: — Лучше бы вам не покидать ее без действительно весомого повода. Кэп, конечно, пообещал выбросить за борт всякого, кто посмеет хоть пальцем тронуть леди, но…
— Но по-настоящему действенной эта угроза станет только после того, как кто-нибудь отправится на корм рыбам, — понятливо закончила я, потому как Бузур снова замялся, мучительно подыскивая слова.
Каталина зажмурилась и уткнулась носом в мое плечо. А квартермастер уставился на меня так, будто единственным распоясавшимся матросом тут была я — и подвоха, соответственно, следовало ожидать именно с моей стороны.
Я не без труда справилась с желанием поднять руки и наглядно продемонстрировать, что не касаюсь леди Каталины ни одним пальцем.
— Надеюсь, вы найдёте минутку, чтобы проводить нас до каюты? — спросила я и приобняла Каталину за плечо.
Это становилось интересно.
Гостевая каюта «Бродяги» оказалась почти вдвое меньше капитанской, но кто-то уже потрудился повесить в ней два гамака — в дополнение к уже имеющейся койке — и художественно разложить на каждом спальном месте по простой ситцевой камизе. Эта издевательская забота выглядела до того знакомо, что я немедленно заподозрила Чара, но, как выяснилось, я думала о нем слишком хорошо.
— Приказ кэпа, — кашлянув, признался Бузур. — В придворных платьях на корабле недолго зацепиться за такелаж или опрокинуть какую-нибудь лампу, да и жарко на солнце…
А ещё придворные платья сами по себе неплохая добыча; да и привычные к строгим многослойным нарядам женщины едва ли рискнут лишний раз покидать каюту, будучи одетыми в тонкую камизу с чужого плеча. Кажется, я зря подозревала капитана в излишнем благородстве: пират был расчетлив, как самый прожженный придворный интриган, и предпочитал подстраховываться даже по самым незначительным поводам.
— Весьма предусмотрительно с его стороны, — процедила я сквозь зубы, не позволив высказаться фрейлинам.
Спорить не имело смысла. Команда галеона наверняка единогласно поддержала решение капитана Датри — не из корысти, так из желания позабавиться за наш счёт; и уж лучше переодеться добровольно, в запертой каюте, без посторонних глаз, чем дополнить корабельные развлечения насильным раздеванием пленниц.
Платья — всего лишь вещи. У нас будут другие.
А вот достоинства лишаться нельзя. Это было главным правилом во дворце — и не утратило важности и сейчас.
— Можете передать комплимент ему лично, — хмыкнул Бузур. — Кэп хотел, чтобы вы присоединились к нему за ужином. Вас кто-нибудь проводит, когда придет время.
— Было бы замечательно, если бы капитан Датри отрядил для этого сира Родриго, — заметила я и, поскольку квартермастер не спешил уходить, добавила: — Он мог бы забрать наши платья — думаю, к вечеру мы как раз управимся со всеми слоями наряда.
Декольте Каталины вновь удостоилось пристального внимания (на сей раз — с лёгким оттенком подозрительности: а сколько же слоев там и действительно ли столь выдающийся вид — заслуга природной красоты?), но возражать Бузур не стал и наконец-то покинул каюту, озадаченный и несколько обескураженный.
Каталина тут же метнулась к двери и задвинула засов.
— Ваше Величество, вы же не собираетесь?.. — младшая фрейлина в ужасе прижала руки к груди.
Природной красоты там и в самом деле было с избытком, но Каталина предпочитала, чтобы об этом знало как можно меньше людей. Увы, на этот раз мне было нечем ее успокоить. Я и сама изрядно нервничала — правда, не из-за недостойного поведения пиратского капитана.
Камизы были не новыми. Едва ли их везли на продажу — скорее уж сняли с пассажирок захваченного корабля.
Придворная мода подразумевала камизы из тонкого шелка, незаметного под открытыми вечерними платьями. Должно быть, именно поэтому нам не позволили остаться в своих: такая ткань весьма дорога, тогда как ситец могли позволить себе даже слуги.
Интересно только, кому служили бывшие хозяйки нашей сменной одежды?..
— Собираюсь, — хмуро призналась я в ответ на исполненные мольбы взгляды: на сей раз хладнокровие подвело не только Каталину, но и куда более расчетливую Ампаро. — Сейчас мы не в том положении, чтобы начинать конфликт из-за разногласий в вопросах моды.
Да и касательно безопасности Бузур, увы, был прав. Широкие юбки, длинные шлейфы и расшитые рукава плохо сочетались с корабельной теснотой, и если насчёт такелажа я не переживала (кто нам позволит разгуливать рядом с ценными грузами?), то лампы однозначно вызывали опасения. В гостевой каюте имелась всего одна — масляная, подвешенная над дверью; но на палубе их было гораздо больше, да и капитан не рисковал связываться со свечами. Пока огонёк горел внутри лампы, все было в порядке, но стоит случайно разбить хоть одну… пожар — это всегда страшно, а уж на деревянном корабле в открытом море — катастрофа!
Каталина, к счастью, и сама это понимала. Протестовать ее заставляли строгое воспитание и врождённая скромность, но даже они пасовали перед извечной придворной привычкой: что бы ни решила сделать королева, всем остальным лучше подчиниться.
А Ампаро и вовсе услышала в моих словах даже больше, чем я собиралась выдать.
— Сейчас? — проницательно переспросила она. — Ваше Величество усмотрели возможность изменить наше положение?
Я одарила ее многозначительной улыбкой и повернулась спиной, чтобы фрейлина наконец занялась шнуровкой на верхнем платье — и чтобы спрятать выражение лица.
Возможностей я видела даже две, но уверена не была ни в одной из них. Да и воспользоваться ими раньше, чем мы покинули «Бродягу», все равно не получилось бы. На борту пиратского судна мы были отрезаны от внешнего мира и всех его закономерностей, а единственной реальной властью обладал лишь капитан. Поэтому пока все стратегии выживания волей-неволей сводились к тому, чтобы не испортить отношения с ним, — что возвращало нас к необходимости снять придворные наряды, безропотно сдать их в пиратский общак и выйти к ужину в ситцевых камизах с чужого плеча.
И — по возможности — выяснить, чье же это было плечо.
За платьями и в самом деле прислали сира Родриго, правда, несколько позже, чем я рассчитывала. Успело стемнеть, и зажженная лампа делала мрак снаружи совершенно непроглядным; постоянный плеск за бортом, вой ветра и приглушённые голоса матросов звучали до того монотонно, что ожидание казалось бесконечным, а беспомощность сводила с ума.
Должно быть, не меня одну, потому что вид у сира Родриго был осоловевший. В каюту его втолкнули с гоготом и завистливым улюлюканьем — я успела рассмотреть только пару незнакомых моряков, за чьими спинами мелькнул традиционно чем-то недовольный Чар, — и дверь тотчас захлопнулась, отрезая звуки.
— Ваше Величество, — заплетающимся языком проговорил мой верный рыцарь и рухнул на одно колено — не столько в порыве почтительности, сколько попросту не устояв на ногах. — Вы… вы в порядке?
— А вы? — выпалила Каталина, от удивления забывшись.
Я тоже изрядно растерялась: на моей памяти сир Родриго никогда не напивался так, чтобы потерять контроль над собственным телом. И уж конечно ему и в голову не приходило являться к королеве пьяным!
— Полагаю, я и в самом деле должна вернуть вам вопрос, — озадаченно заметила я, рассматривая рыцаря.
Его тоже поспешили избавить от фамильных драгоценностей, да и лёгкий кожаный доспех, должно быть, отправился все в тот же общак; зато Родриго позволили оставить шпагу — и вдобавок одарили широким шейным платком, как у корабельного секретаря. На руках рыцаря не было следов от веревок, да и по кораблю он, кажется, перемещался практически свободно; словом, я бы оценила его положение как вполне приемлемое (уж получше нашего!), если бы он не был так бледен.
— Я… — он запнулся, сосредоточенно уставился на мои щиколотки, выглядывающие из-под камизы, и смахнул испарину со лба. — Я в порядке, Ваше Величество. Лучше, чем когда-либо.
Ампаро приподняла брови, но промолчала, хотя от «порядка» сир Родриго был дальше, чем когда-либо. Иначе, пожалуй, вспомнил бы о том, что королева может быть одета как угодно, но это ещё не повод пялиться на ее ноги с таким блаженным видом, будто к нему спустилась самая прекрасная из гурий и пообещала остаться до утра.
— Капитан Датри послал меня за платьями, — медленно произнес Родриго, не сводя глаз с моих щиколоток. — И велел проводить Ваше Величество и фрейлин до капитанской каюты. Я прослежу, чтобы к вам никто не подходил.
Я щедрым жестом указала на придворные платья, сложенные на койке. Родриго неуверенно встал, опираясь обеими руками о собственное колено, чуть пошатнулся, но всё-таки подобрал наряды — и удивлённо охнул, слегка присев под их весом.
— Вышивка, — прокомментировала я и тоже встала. — Боюсь, платья намного тяжелее, чем может показаться на первый взгляд. Вы сможете проводить нас до каюты капитана Датри или будет лучше, если мы подождем, пока вы отнесете наряды в трюм?
— Смогу, Ваше Величество, — смущённо отозвался сир Родриго и попятился к двери.
Каталина успела поймать его за рукав прежде, чем рыцарь упёрся в раскалённую лампу, и проворно развернула в нужную сторону. Два моряка за дверью разразились сначала разочарованными (надо же, всё-таки справился и испортил все веселье!), а потом — восторженными криками (порой дамские щиколотки могут быть куда занимательнее выходок пьяного новобранца). Только Чар стоял позади с такой кислой физиономией, будто полное придворное облачение содрали с него, а камиза оказалась куда короче, чем подобало девице из приличной семьи.
Один из моряков заметил мой взгляд и обернулся. Недовольный корабельный секретарь развеселил его ещё больше.
— Да Чар никак опасается, что у него появились соперники! — с восторгом заорал он и хлопнул секретаря по плечу — да так, что его едва не перекосило, а шейный платок съехал к ключицам, обнажив почти заживший струп.
Второй моряк тоже обернулся, и — неслыханное дело! — три едва одетые женщины и пьяный новобранец были моментально забыты.
— А смотри-ка, вдруг у него и в самом деле есть повод? — глумливо спросил он.
Мне тоже было до крайности интересно, что за повод для столь отрицательного отношения имелся у Чара, но сир Родриго неумолимо удалялся от моряков, и нам пришлось поспешить: любопытство любопытством, а оставаться на палубе без сопровождения я бы не рискнула, чем бы капитан ни грозил команде. Ветер и шум волн быстро заглушили глумливые выкрики позади, но конфликт все не утихал. Чар огрызался, к морякам стягивались остальные матросы — какое-никакое, а развлечение! Я то и дело оглядывалась, Каталина жалась ко мне и тоже посматривала в ту сторону, и, если бы не Ампаро, мы наверняка отстали бы от сира Родриго, — благо он не обернулся ни разу.
Рыцарь извернулся, перебросил платья отчасти на плечо, отчасти — на приподнятое колено и постучался в каюту капитана. Нил Датри отчего-то замешкался, прежде чем ответить, и я успела догнать Родриго и сорвать с него шейный платок.
Рыцарь дернулся и с недоумением оглянулся. Каталина не сдержала вскрик.
На шее Родриго обнаружились две свежие ранки, заполненные сукровицей, — глубокие, болезненные даже на вид.
Будто от очень острых и длинных клыков.