Глава десятая

Ни на солнце, ни на смерть нельзя смотреть в упор.

Франсуа де Ларошфуко

И все же Пульхерия, прежде чем позвонить майору Кузьмину, решила осмотреться. Для начала она, держа руки в карманах плаща, прошлась по ящикам комода в поисках перчаток, но безрезультатно. Зато в одном из ящиков нашла несколько пар чулок с кружевной резинкой.

– Это чтобы не оставлять отпечатков пальцев, – пояснила Пульхерия.

Натянув на руки чулки, они начали обыск.

– Что ищем? – спросила Марина.

– Во-первых, ключи, во-вторых, хоть что-нибудь необычное: записные книжки, дневники, письма, – короче, все, что может пролить свет на это дело. Ты бери на себя гостиную, а я спальню.

– Фу, Пуляша, там же мертвая девушка.

– Ну и что? – равнодушно пожала плечами Пульхерия. – Она теперь безобидная.

– А дух ее остался. По комнатам бродит.

– Как тень отца Гамлета? Вернее, Оксаны Шпак, – усмехнулась она. – Бродит и к отмщению взывает. У-у-у!

– Тебе все шуточки, а я боюсь! – Мариша округлила свои и без того огромные глаза. – Бр-р-р, ни за что бы не пошла.

Пуля включила в спальне свет и огляделась. Спальня была не просто роскошной, а суперроскошной. Потолок ее был зеркальным, настенные светильники заливали мягким светом огромную кровать, покрытую атласным фиолетовым покрывалом. Шкаф-купе тоже имел зеркальные двери. «Пожалуй, с зеркалами в этой комнате перебор, – подумала Пульхерия. – Тело должно быть настолько совершенным, абсолютно идеальным, чтобы во множестве, отражаясь во всех углах, не раздражать своим несовершенством. Как же могла погибнуть столь красивая, столь совершенная девушка?»

Она мрачно посмотрела на зеркальное отражение того, что осталось от Оксаны. Заставить себя посмотреть прямо на ее труп она не могла.

Пульхерия тяжело вздохнула. «Что же в этой комнате странного?» – задала она себе вопрос и после минутного раздумья ответила: «Фотографии!» Здесь нет ни одной фотографии, ни на стенах, ни на тумбочках, ни на комоде. Пожалуй, в остальных комнатах тоже.

Здесь отсутствуют следы прожитой жизни, словно это гостиничный номер. Если бы эта квартира была новым домом Оксаны, тогда бы она перевезла со старой квартиры все свое прошлое. А может быть, она хотела начать жизнь с нуля, забыть о своем прошлом? Или уже перевезла свое прошлое куда-то в другое место?

Пульхерия открыла шкаф-купе. Ну, конечно! В шкафу было очень мало вещей. Подозрительно мало. Такая девушка, как Оксана, живя в такой дорогой квартире, должна иметь много одежды. Две блузки, пара пиджаков, юбка – и все!

Две пары туфель, сумочка. Пульхерия заглянула в нее: мобильный телефон, немного косметики, духи. Ключей от квартиры не было, записной книжки – тоже. Она положила телефон в карман плаща. Надо будет потом посмотреть его повнимательнее.

С возникновением мобильных телефонов отпала необходимость вести записные книжки. В маленькой коробочке вся твоя жизнь. Однажды у нее сломался телефон и пришлось его отдать в ремонт. Пульхерия помнит, что, оставшись без него, оказалась как без рук: в нем были все контакты.

Она еще раз осмотрелась. Особого беспорядка не было. Такой вид имеет спальня по утрам, когда хозяева просыпаются, откидывают в сторону одеяло, собираются пойти в ванную комнату.

Осталось проверить комод. То, что она в нем увидела, лишь подтвердило ее догадку:

Оксана собиралась с этой квартиры съехать. Все шесть ящиков комода были абсолютно пусты.

Тогда возникает законный вопрос: где вещи?

Пульхерия вернулась в гостиную. Марина сидела на диване и ела огромную грушу.

– Мародерствуешь? – усмехнулась Пульхерия.

– Ты же знаешь, что у меня на нервной почве зверский аппетит появляется. А ей она уже ни к чему. Слушай, может быть, пока мы не вызвали милицию, выпьем кофейку? Там в холодильнике такая классная клубника и сливки в баллончике. А еще икра и севрюга горячего копчения. Она сейчас такая дорогая, что я уже забыла, когда ее ела.

– Ну вот и не вспоминай, – решительно заявила Пульхерия. – Мы с тобой девушки порядочные, интеллигентные. Негоже нам пировать здесь в то время, как в соседней комнате лежит убитая девушка.

– Ты еще напомни, что у меня на даче ее дружка замочили, – ехидно напомнила Марина. – Я же не виновата в том, что во время стресса у меня увеличивается расход жизненной энергии. И мне просто необходимо ее срочное восполнение. Все равно же пропадет или ментам достанется, – продолжала канючить подруга.

– Ты все посмотрела?

– Все.

– Чемоданы или сумки с вещами тебе не попадались?

– Нет. Пуляша, там такой большой кусок севрюги. Мы с тобой только отщипнем немного. Никто и не заметит.

– Вдруг она несвежая? Еще отравимся…

Пульхерия заколебалась. Севрюгу она любила во всех видах. Этот предмет роскоши во времена застоя можно было достать по случаю или по великому блату. К празднику или дню рождения она всегда ухитрялась приобрести кусочек, зато сейчас никаких ухищрений не требовалось, севрюга лежала во всех супермаркетах и, для того чтобы ее купить, нужны были только деньги. Правда, немалые.

– С чего это мы отравимся? Она же в холодильнике.

– А вдруг она там давно и успела испортиться?

– Труп не испортился, а севрюга испортилась?

– Мы же не знаем, когда Оксана ее купила, – продолжала сопротивляться Пульхерия, но решительности у нее уже значительно поубавилась.

Марина поняла, что еще небольшое усилие, и Пуля сдастся.

– Пуляша, давай рассуждать логично. Еще два дня назад Оксана была жива. Так?

– Так.

– Если бы ты купила такую роскошь, то позволила бы ей испортиться?

– Никогда!

– Вот именно. Следовательно, напрашивается вывод: она приобрела ее незадолго до смерти. Кусок – огромный, следовательно, практически перед смертью.

– Ого, Ватсон, поздравляю, вы уже освоили дедуктивный метод! Уговорила. Пошли, побалуем себя севрюжкой.

Деликатес и правда оказался выше всяких похвал: нежный, малосоленый, ароматный. Подруги успели съесть по паре солидных бутербродов, и Марина отрезала еще два крупных куска, как в этот момент на кухню вошли два огромных милиционера с автоматами в руках. Из-за их спин, вытягивая тощую шею, выглядывал Стасик. Один из милиционеров был высокий и худой с незапоминающимся лицом, второй – просто огромным, с широченными плечами, коротко стриженной белобрысой головой и веснушками на курносом носу. Его лицо было бы по-мальчишески несерьезным, если бы не шрам, рассекший левую щеку по диагонали.

– По телефону «02» позвонили и сообщили, что в этой квартире лежит труп молодой женщины. Мы прибыли и находим здесь двух совершенно здоровых немолодых телок, которые жрут осетрину и не давятся, – сказал он неожиданно звонким голосом.

– Во-первых, это не осетрина, а севрюга, во-вторых, вам, что ли, оставлять, чтобы вы подавились? – беспечно спросила Марина.

Пульхерия наступила ей на ногу, но было уже поздно.

Здоровяк побагровел и с ненавистью спросил:

– Выходит, вызов ложный?

– Почему ложный? – спокойно ответила Пульхерия. – Труп молодой женщины лежит в спальне, а здесь две старые, если быть точными, коровы, ведь телки – это нерожавшие коровы, – уточнила Пуля, – едят севрюгу горячего копчения.

– Горохов, пойди проверь! – приказал здоровяк напарнику.

Пока тот отсутствовал, все молчали. Пульхерия с Мариной невозмутимо жевали, Стасик нервно теребил полу пиджака, с ужасом думая о том, что его теперь обязательно уволят. Милиционер вцепился в автомат обеими руками, точно собирался пустить его в ход, как только вернется напарник. Он исподлобья хмуро смотрел на жующих женщин. Рация на его портупее самопроизвольно включалась и выключалась, наполняя кухню искаженными голосами милицейской волны.

Вернулся Горохов и молча кивнул здоровяку.

– Какой цинизм: грохнули девушку и как ни в чем не бывало набивают здесь свои животы халявной севрюгой.

– Молодой человек, вы фильтруйте свой базар, пожалуйста. А то вам придется за него ответить, – вежливо попросила Марина.

– Ты чего, кошелка, раскукарекалась?

– Извините, но кошелки не могут кукарекать. Кукарекает только их содержимое в виде петуха или курицы.

Здоровяк смерил Марину с головы до ног недобрым взглядом и криво ухмыльнулся, от чего его обезображенное шрамом лицо стало еще более устрашающим.

– Согласен. Итак, чего ты, содержимое кошелки, в виде…

Мент на мгновение замер и уставился на Марину немигающим взглядом каннибала из самых недр экваториальной Африки. Все тоже замерли и напряглись в ожидании кровавой разборки. Пульхерия вдруг испугалась за свою подругу, так как почувствовала, что та на грани истерики. Той истерики, когда человеку становится все равно, все нестрашно. В этот момент у него исчезает инстинкт самосохранения, и он начинает повиноваться иным инстинктам, нечеловеческим и запредельным. В такие минуты человек оказывается по ту сторону добра и зла, на территории, где не соблюдаются Заповеди Божьи.

Милиционер, по-видимому, тоже что-то почувствовал и после небольшой паузы продолжил:

– …в виде курицы тут раскукарекалась.

– Имею право, – со злостью буркнула Марина.

– Вы здесь полностью в моей власти, поэтому никаких прав не имеете.

– Мы полностью только во власти Бога, – запальчиво выкрикнула Марина, – ты же не Бог.

– Ошибаешься, курица, здесь я – и Бог, и царь. Как я прикажу, так и будет. Дернешься, мы вас убьем, и ваши мозги разлетятся по всей кухне, а будете вести себя хорошо… – милиционер замолчал, мучительно подбирая слова.

Было видно, что так далеко его фантазия не простиралась.

– Вы попробуйте именно второе, – спокойно сказала Пульхерия, – мы же ведем себя тихо, жуем себе бутерброды, а вы нас уже в убийцы записали. Сразу видно, что о другом варианте развития событий даже не подумали.

– А что, так заметно? – неожиданно радостно спросил великан, и сразу стало видно, что роль Бога ему самому не по душе. Он показал, на что способен, и этого вполне достаточно, теперь можно расслабиться и стать самим собой.

Подруги одновременно кивнули.

– Так вы хотите сказать, что вы ее не убивали?

– Нет, мы надеялись застать ее живой. Пришли сюда открыто, ни от кого не скрываясь. Правда, Стасик?

Консьерж с готовностью кивнул.

– Вот видите, Стасик не даст нам соврать. Мы пришли и застали… Ну, вы сами знаете, что мы здесь застали, – с грустью развела руками Пуля. – Ребята, может быть, вы нам представитесь?

– Лейтенант Семенов. А это сержант Горохов. Хотелось бы теперь взглянуть на ваши документы, красавицы.

– С документами у нас напряженка, – вздохнула Марина. – Мы здесь живем неподалеку.

– Да-а, девушки, я вам не завидую. Формально – это повод задержать вас до выяснения ваших личностей. В наше неспокойное время без документов нельзя даже мусор выносить на помойку, – назидательно сказал лейтенант Семенов.

– Это уже перебор, – возмутилась Марина.

– А вот и нет. Я вам сейчас это докажу, – лейтенант начал дружелюбно разъяснять Марине, в чем ее заблуждение, – вы выходите на помойку, возвращаетесь, а дверь захлопнулась. Дверь у вас по прозвищу «Зверь», то бишь металлическая, замки сейфовые и вскрыть ее могут только работники МЧС или медвежатники. Медвежатник для обывателя лицо мифическое, остается МЧС. Вы звоните им от соседей и слезно просите к вам срочно приехать, так как на плите у вас кипит в кастрюльке суп. А девушка-диспетчер вас любезно спрашивает, имеется ли у вас на руках паспорт или другой какой-нибудь документ, доказывающий, что вы собираетесь вскрывать свою дверь, а не соседа? Иначе они к вам не приедут. А? Что вы ей ответите?

– Я на помойку с мусором хожу, а не с паспортом.

– А ей по барабану, с чем вы по помойкам шляетесь. Для нее главное – чтобы у нее проблем не было, а ваша проблема ей до фени. Кстати, сержант, доложи на базу, что информация подтвердилась.

Все замолчали, пытаясь мучительно найти выход из помоечно-паспортного тупика, а сержант Горохов тут же принялся терзать свою рацию, стараясь перекричать доносящиеся из нее треск и помехи. У сержанта неожиданно оказался зычный голос, совершенно не соответствующий его тощей фигуре.

– Горохов, поищи лучше телефон и просто позвони дежурному, – поморщившись, подсказал ему Семенов.

Марина тяжело вздохнула, из чего Пульхерия заключила, что подруга все еще не может найти решение обозначенной Семеновым проблемы, и решила сменить тему.

– Лейтенант Семенов, хотите бутерброд с севрюгой? – предложила она.

– Вы думаете, это удобно? – вежливо спросил лейтенант, не в силах оторвать взгляд от аппетитно толстого куска рыбы, и громко сглотнул слюну.

Консьерж Стасик в это время со скучающим видом рассматривал потолок кухни, старательно показывая, что вопрос, который задала Пульхерия, его совершенно не интересует, но Пуля заметила, что его безразличие напускное, и у него даже уши покраснели в ожидании ответа.

– Все равно же пропадет, – выразила Марина тайные мысли всех присутствующих.

Пульхерия к трем солидным кускам севрюги присовокупила по тонкому ломтику белого хлеба и протянула один бутерброд Семенову, а другой предложила консьержу Стасику, который перестал рассматривать потолок и теперь не мигая смотрел на бутерброды, с грустью думая о том, что Семенову достался самый большой кусок. За третьим бутербродом потянулась Марина, но Пульхерия сердито ее остановила:

– Цыц, у нас еще Горохов не кормленый.

Сержант Горохов, войдя в кухню, без особых церемоний сразу устремился к бутерброду, словно он представлял собой центр Вселенной, взял его и молча с аппетитом принялся жевать.

Оставшуюся севрюгу Пульхерия поделила поровну. Получилось пять маленьких бутербродиков, всего на один укус. Когда с ними покончили, она достала из холодильника вазочку с клубникой и сливки. Ягоды были огромные, размером с мандарин и было их всего семь. Пульхерия щедро полила каждую сливками из баллончика, а про две лишние сказала:

– Эти две дамам.

Никто возражать не стал.

Когда севрюжно-клубничный пир завершился, в голове у нее словно что-то щелкнуло, и она подумала о том, что скоро сюда прибудет целая толпа следователей и криминалистов, которые потребуют от них с Мариной объяснений, и не обязательно в вежливой форме. Надо было срочно что-то предпринять. Она, как школьница, подняла руку и вежливо спросила у лейтенанта Семенова:

– Можно мне в туалет?

Лейтенант с благодушной улыбкой милостиво кивнул.

В ванной Пульхерия открыла воду, достала мобильный телефон и набрала номер Кузьмина. Только сказать она ничего не успела. Дверь распахнулась, и на пороге она увидела низенького, толстого, как бочонок, человека.

– А вот этого делать не следует, – сказал он строго, бесцеремонно подошел к ней и буквально вырвал из рук телефон. – Как закончите, подходите, мы вас с нетерпением ждем.

От того, как он это сказал, у Пульхерии внутри все похолодело и по спине противно побежали мурашки.

Загрузка...