Змея на груди

Глава одиннадцатая

Выйдя из ванной комнаты, Пульхерия сразу заметила, что обстановка резко изменилась. По квартире деловито сновали какие-то люди, кто-то из них оглядывался с любопытством, а кто-то с профессиональным интересом. Пройдя в комнату, она присела на диван рядом с Мариной. В кресле напротив сидел консьерж Стасик. На них никто не обращал внимания.

– Пуляша, мне страшно, – робко пожаловалась Марина.

– Боится тот, у кого совесть нечиста, – самоуверенно заявил Стасик. – Вы мне сразу не понравились.

– Зато тебе наш стольник очень приглянулся, – со злость огрызнулась Пульхерия. – Мы сейчас об этом следователям расскажем, пусть на тебя за взяточничество дело заведут.

– Из-за ваших жалких ста рублей никто мараться не станет, – заявил консьерж, но уже не так самоуверенно.

– Ты же стал! Не так важна сумма, как сам факт взятки. Сажают именно таких крохоборов, как ты. Тех, кто берет помногу, как правило, не сажают, им есть на что откупиться. Впрочем, мы поступим иначе: скажем, что ты наш соучастник. Как тебе такой расклад, консьерж Стасик? – злорадно поинтересовалась Пульхерия. – Или заявим, что ты наш пахан, и в эту квартиру мы отправились по твоему поручению. Посмотрим, что ты тогда про чистую совесть запоешь!

Пока Пульхерия говорила, Стасик то серел, то бледнел и весь как-то сразу скукожился.

– Вы этого не сделаете, – неуверенно пробормотал он. – У меня маленький ребенок.

– А у Марины двое детей и маленькая внучка, – безжалостно продолжала Пульхерия. – Чем ты лучше ее?

– Пуляша, хватит его пугать, – попросила Марина, – а то мне самой стало еще страшнее, – и с надеждой спросила: – А ты? Ты ведь не боишься?

– Вот в этом ты ошибаешься, – тоскливо ответила Пуля. – Я храбрая, но не до безрассудства. У меня отняли телефон. Я даже позвонить не успела.

– Кто у тебя отнял телефон?

– Какой-то маленький мужичок, похожий на Дени де Вито, весьма нахальный и самоуверенный. Этот тип с наглым видом ворвался в ванную…

Но договорить она не успела, потому что этот самый тип неожиданно возник прямо перед нею и со вниманием уставился на нее в ожидании конца фразы. Пульхерия смутилась и замолчала.

– Ну-с? Что же вы замолчали? – нахмурившись, спросил он.

– Я уже все сказала. Теперь ваша очередь, – с раздражением ответила она.

– Спасибо, – мужичок театрально поклонился и представился, – Василий Карлович Ретивый – старший следователь по особо важным делам из районной прокуратуры.

– Еще один, – хмыкнула Марина.

Пульхерия со всей силой ткнула ее локтем в бок и изобразила на лице милую улыбку. Следователь насторожился:

– Что означают ваши слова?

– Она хотела сказать, что вы уже третий представитель правоохранительных органов, с которым мы сегодня знакомимся, – попыталась она исправить положение.

– Кто были первые два? – быстро спросил он.

– Лейтенант Семенов и сержант Горохов, – ответила Пульхерия, но почувствовала, что ее объяснение не удовлетворило Василия Карловича.

– Вы позволите мне взглянуть на ваши документы?

– У нас их с собой нет, – мрачно сообщила Марина.

– Дайте нам несколько минут, и мы их принесем, – предложила Пульхерия, – пусть нас милиционер сопровождает…

Но следователь, оставив ее слова без внимания, переключился на консьержа Стасика.

– А у вас тоже нет с собой документов?

– Есть, – побелевшими от испуга губами, ответил Стасик и дрожащей рукой протянул свой паспорт, – только я не с ними. Я здесь консьержем работаю, меня попросили открыть дверь… Я ничего не знаю и вижу их впервые…

– Кто попросил? – спросил следователь.

– Менты.

– Не менты, а милиционеры, – строго поправил Василий Карлович трясущегося от страха Стасика. – Почему вы, когда приспичит, кричите: «Милиция, милиция!», а когда нет необходимости, называете нас презрительно ментами?

– Я не презрительно, а любовно, – пробормотал вконец обалдевший Стасик. – Я вас всех люблю и уважаю.

– Вы гомосексуалист? – серьезно взглянул на него Василий Карлович.

Пульхерия с Мариной захихикали, но Ретивый бросил в их сторону недовольный взгляд, и улыбки на их лицах погасли.

– Нет, нет, я самый обычный сексуалист, – тут же стал оправдываться Стасик, – я очень люблю детей и женщин.

Пульхерия с Мариной не смогли сдержаться и громко расхохотались. Но лицо следователя оставалось непроницаемым.

– Я смотрю, девушки, вам очень весело, – заметил он с укором, – а в соседней комнате все еще лежит труп молодой женщины, а вы, как я понимаю, имеете к нему непосредственное отношение.

– Когда мы вошли в квартиру, девушка была уже мертва, – сообщила Пульхерия, – вскрытие покажет, что она погибла задолго до нашего появления.

– Преступника обычно тянет на место преступления, – туманно намекнул следователь Ретивый.

– Ваша основная задача – найти убийцу, а обвинения – это прерогатива суда, – парировала Пульхерия.

– Не волнуйтесь, я его найду, – пообещал Ретивый.

– А я и не волнуюсь. Мы с подругой не убивали эту женщину.

– Может быть, еще скажете, что оказались в этой квартире случайно? – быстро спросил Василий Карлович.

– Нет, не скажу, но все остальное я скажу только в присутствии моего адвоката. И не говорите мне, что я насмотрелась американских фильмов.

– Вы недалеки от истины, – недобро усмехнулся следователь и крикнул: – Корнеев!

Из спальни, снимая на ходу резиновые перчатки, появился молодой высокий блондин с небесно-голубыми глазами и миловидным лицом.

– Оформите этих двух гражданок и отправьте их в следственный изолятор. Мне сейчас некогда ими заниматься, у меня еще два убийства, – сказал Василий Карлович и протянул ему паспорт консьержа Стасика, – а этого используйте в качестве понятого.

– Может быть, все-таки вы позволите нам сходить за паспортами? – спросила Пульхерия.

Но следователь проигнорировал ее слова, махнул рукой и быстро выкатился из комнаты.

Корнеев увел с собой Марину и Стасика, и Пульхерия осталась на диване одна. Несмотря на то что в комнате были люди, она почувствовала себя совершенно одинокой. Все занимались обыденным для них делом и не обращали на нее никакого внимания, точно она была пустым местом. Криминалисты искали отпечатки пальцев, подбирали с пола соринки и ниточки, фотограф время от времени щелкал фотоаппаратом. Труп Оксаны Шпак упаковали в черный пластиковый мешок и на носилках вынесли из комнаты.

Вскоре вернулась Марина. Пульхерия заметила, что подруга очень бледна и вся дрожит. У нее тоскливо сжалось сердце, она обняла ее и тихо сказала:

– Мариша, успокойся, все будет хорошо. Вот увидишь.

Но особой уверенности в ее в голосе не было, и Марина это почувствовала. Из ее глаз полились слезы. Пуля подумала, что за свое легкомыслие им, может быть, придется слишком дорого заплатить.

Появился Корнеев и пригласил ее пройти с ним на кухню. Расположился он за тем же самым столом, где они час назад ели севрюгу. Ее слабый запах все еще витал в помещении.

– У вас с собой имеются какие-либо документы? – спросил он.

– К чему этот идиотский вопрос? Вы же знаете, что нет, – разозлилась Пульхерия. – Давайте, я дам вам ключи от моей квартиры? Вы пошлете кого-нибудь за нашими паспортами.

– Здесь вопросы задаю я, а вы на них просто отвечайте, если не хотите иметь неприятности.

– Будете угрожать, я вообще с вами разговаривать не буду, даже под пытками от меня ни одного слова не дождетесь.

– Пока еще вам никто не угрожает, а уж тем более, никто вас пытать не собирается. Просто отвечайте на мои вопросы, – терпеливо потребовал Корнеев, и легкая улыбка появилась в уголках его губ. – Существует порядок, который я вам не советую нарушать.

– Только что вы сказали, что нам никто не угрожает, а через секунду сами себе противоречите. Вы уж определитесь со своими угрозами: либо вы угрожаете, либо нет.

– Пульхерия Афанасьевна, не мешайте мне вести следствие… – начал закипать Корнеев.

– Откуда вы знаете мое имя? Я же вам его не называла? Следовательно, вы уже установили мою личность?

– Ваша подруга нам его сказала. Но пока для меня это пустой звук, непроверенный факт. Для соблюдения формальностей я должен хоть что-то записать в протокол. Можете назвать себя Калерией Леокадьевной или матерью Терезой.

– Мне больше нравится Мария Магдалина… – буркнула Пульхерия, – но родители назвали меня Пульхерией.

– Вот и славно. А теперь скажите, кто были ваши родители и в каком году они вас так назвали? – обрадованно спросил Корнеев и быстро застрочил ручкой по бумаге.

Смирившись, Пульхерия вяло отвечала на вопросы следователя, только на вопрос, откуда она знает Оксану Николаевну Шпак, она отвечать без адвоката отказалась. Корнеев опять загадочно улыбнулся.

В машине, куда посадили Пульхерию и Марину, омерзительно воняло. Марина закатила глаза и плечом привалилась к подруге:

– Меня сейчас вырвет.

– Тогда здесь будет вонять еще сильнее. Крепись. Дышать глубже я тебе не советую, от этих миазмов даже мне как-то не по себе. Давай лучше подумаем о чем-нибудь хорошем.

– О Суздале?

– Ой, нет, только не об этом, – криво улыбнулась Пульхерия. – С него весь этот цирк и начался.

– Тебе смешно? – изумилась Марина.

– А что остается делать? Ну попали в переплет. Ну и что? Ведь мы с тобой действительно никого не убивали, и Олег тоже ни при чем. В прокуратуре дураков не держат. Они обязательно во всем разберутся и отпустят нас. Правда, пока будут разбираться, мы с тобой испытаем несколько неприятных минут. Считай, что это такой аттракцион-страшилка «Найти настоящего убийцу».

В следственном изоляторе их завели в полупустую комнату, в которой из мебели были стол, стул и медицинская кушетка. Сопровождающий их милиционер вышел, и они остались одни. Марина села на кушетку, а Пульхерия – на стул, который поставила рядом. В комнате было душно, сильно пахло хлоркой и масляной краской. Пуля расстегнула плащ и сунула руки в карманы. Вдруг в одном из них она нащупала телефон. Это был мобильник Оксаны.

– Господи, вот уж повезло, так повезло! – радостно прошептала она.

– Ты о чем? – не поняла Марина.

– Телефон! Мы можем позвонить Кузьмину! Только бы связь работала.

Трубку долго не снимали. Наконец она услышала голос майора:

– Алло.

– Алексей Александрович, это Пульхерия Афанасьевна.

– Ну, наконец-то, я вам звоню, звоню, а вы то вне зоны досягаемости, то телефон у вас отключен.

– У меня его отобрали, я вам с чужого звоню, времени мало, в комнату в любой момент могут войти, слушайте и не перебивайте. Мы с Мариной задержаны по подозрению в убийстве Оксаны Шпак. Мы пришли к ней, а она там в своей спальне лежит. Ее задушили, – скороговоркой выпалила Пульхерия.

Кузьмин молчал и никак не реагировал на заявление Пульхерии.

– Алло, алло, Алексей Александрович, вы меня слышите? Ну чего вы молчите?

– Я не молчу, я пытаюсь осмыслить услышанное, – отозвался Кузьмин и с досадой добавил, – даже и не знаю, что вам сказать.

– Вытащите нас с Мариной отсюда. Я-то ничего, держусь, а моей подруге совсем плохо.

– А может, хорошо, что все так получилось? Проведете ночку в изоляторе, будет время подумать, поразмышлять о смысле жизни и ценностях бытия.

– Вы шутите? – ужаснулась Пульхерия.

– Нет, я совершенно серьезно. Я же предупреждал вас. Советовал вам сидеть дома перед телевизором. Штыкин тоже велел вам оставаться под домашним арестом.

– А вы откуда знаете? – с подозрением спросила она.

– Не важно. Неужели вы так до конца и не поняли, что влипли в очень, я подчеркиваю, очень скверную историю?

Неожиданно дверь распахнулась и на пороге возникла женщина в милицейской форме. Она была гренадерского роста, с узкими бедрами и широкими плечами. Огромные, словно футбольные мячи, груди распирали милицейский китель; казалось, металлические форменные пуговицы вот-вот отлетят в стороны, и они вырвутся наружу. Все остальные женские половые признаки у нее были не столь роскошными и очень походили на мужские: грубый голос, огромные ступни и руки, широкое некрасивое лицо с тяжелым каменным подбородком, крючковатым носом и тонкими губами.

– Телефон отключить! – сердито рявкнула она.

Пульхерия вздрогнула, мобильный выпал у нее из рук и исчез под кушеткой.

– Достать и положить мне на стол! – скомандовала женщина.

Марина вскочила, полезла под кушетку и исчезла там же, где и телефон. Она долго не появлялась. Было слышно, что она что-то там бормочет и чертыхается. Наконец вылезла вся в пыли и паутине. Телефон был тоже пыльным и грязным. Марина с почтительной вежливостью положила его на стол и вернулась на кушетку.

– Это что такое? – завопила женщина.

– Что же вы так кричите? Говорите потише, – поморщившись, попросила Пульхерия, – у меня от вашего командного голоса голова начала болеть. Нам здесь всю ночь кантоваться, все-таки у вас здесь не пансионат. Отправьте нас в камеру побыстрее, и дело с концом.

Женщина, опешив, ненадолго замолчала, хватая ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Потом подбежала к двери, рывком распахнула ее и, выбежав в коридор, заорала во всю мощь своих легких:

– Корнеев, ты кого ко мне доставил?

Появился испуганный Корнеев.

– Они проходят по делу о зверском убийстве. А что?

– Эти две заразы ведут себя не как убийцы, а так, словно они сюда с инспекцией прибыли! – продолжала грохотать женщина.

– Мы никого не убивали! – подала голос Марина, привстав с кушетки.

– Все поначалу так говорят, а потом во всем сознаются. Надо будет, признаетесь в убийстве Тутанхамона. У нас здесь умеют уговаривать, – недобро усмехнулась милиционерша.

– Будете бить или примените пытки? – спросила Пульхерия.

– Зачем вас пытать? Вы и без пыток сами во всем сознаетесь, – с ненавистью пообещала милиционерша. – К вам в камеру, к примеру, придут делать дезинфекцию и на пол насыплют сантиметровый слой хлорки, так вы уже через десять минут сознаетесь в убийстве Тутанхамона и заговоре с целью свержения египетского правительства.

– Да мы готовы сознаться в убийстве Тутанхамона и заговоре уже сейчас, даже без хлорки. Только девушку мы не убивали! – запальчиво воскликнула Марина. – Ведите нас в свой каземат, заковывайте в кандалы, вздергивайте на дыбу, но я еще раз повторяю, мы девушку не убивали!

– Тихо! – крикнул следователь Корнеев. – Успокойтесь! Никто никого на дыбу вздергивать не собирается…

– Тогда сыпьте вашу хлорку на наши душевные раны… – никак не могла успокоиться Марина.

– И хлорки не будет. Нина Гавриловна у нас так шутит.

– Какие у нее, однако, злые шутки, – пробурчала Пульхерия.

– Они не злые, а профессиональные, – примирительно пояснил Корнеев. – Она вас сейчас быстренько оформит, вы еще к ужину успеете.

– А что у вас на ужин? – полюбопытствовала Марина.

– Винегрет с селедкой, – с гордостью объявила Нина Гавриловна, словно говорила о салате оливье и селедке под шубой.

– Спасибо, ешьте сами, – усмехнулась Пульхерия, – свеклу польете касторкой, а туалет закроете до утра. Мы уж лучше попостимся.

– Тебе-то уж точно пост не помешает, – презрительно усмехнулась милиционерша.

– Да и вы не фотомодель, – съязвила Марина.

– Так, хватит! – свирепо гаркнула Нина Гавриловна. – Займемся делом. Доставайте все из карманов и выкладывайте мне на стол.

У Марины в карманах оказалось пусто, даже носового платка не было, а у Пульхерии, кроме телефона, были ключи, две сторублевки и немного мелочи, а также малюсенький лимон, который она сорвала с деревца, стоявшего напротив квартиры Оксаны Шпак.

Ключи, телефон и деньги Нина Гавриловна внесла в опись, а лимон понюхала, скривилась и отложила в сторону. Все вещи она сложила в полиэтиленовый пакет, потом уставилась на маленький желтый плод и после недолгого раздумья хотела бросить его туда же, но Пульхерия ее опередила:

– Угощайтесь, Нина Гавриловна, мы его два часа назад сорвали.

– Ой, а можно? – Нина Гавриловна от чего-то засмущалась, и Пульхерия вдруг с удивлением увидела на ее лице по-детски обезоруживающую улыбку. – Он такой маленький, как игрушечный, а пахнет настоящим лимоном. Чудеса!

– Вы с ним чаю попейте.

– Жалко. Он такой хорошенький. Я на него еще полюбуюсь немного.

Нина Гавриловна собрала все свои бумаги и, что-то мурлыча себе под нос, вышла из комнаты.

Пуля неожиданно для себя подумала, что эта тетка, работающая в такой серьезной конторе, странным образом сохранила способность по-детски удивляться. И она, несмотря на грубость и солдафонские замашки, вдруг показалась ей даже симпатичной.

– Как ты думаешь, Пуляша, который сейчас час? – тоскливо поинтересовалась Марина.

– Не знаю, у меня телефон отняли, время узнать неоткуда.

– А чего ты с собою часы не носишь?

– Глупый вопрос. Часы они бы тоже отняли. Здесь же не санаторий.

Прошло уже довольно много времени, а за ними, чтобы препроводить их в камеру, все не шли. Марина скинула туфли и прилегла на кушетке. Пульхерия встала и начала ходить по комнате из угла в угол. Это помогало ей думать.

Она размышляла о том, что совершила глупость, за которую расплачиваются теперь ни в чем не повинные люди, а сидя в изоляторе, настоящего убийцу не найти. Не исключено, что тогда в спальне Оксаны она видела именно его. Пульхерия попыталась припомнить, как он выглядел. Рост? Она смотрела на него снизу вверх. Пожалуй, гигантским она его не назвала бы, да и телосложение у него самое обычное, среднее. Лицо, цвет волос, цвет глаз? Все произошло настолько быстро, что Пульхерия ничего не успела разглядеть. Только и запомнила дурацкую фетровую шляпу у него на голове. Она еще тогда подумала, что такие шляпы сейчас никто не носит, да и жарковато в ней. Скорее всего, мужчина надел ее, чтобы скрыть лицо, чтобы его никто не узнал. «Лучше бы надел чулок на голову», – усмехнулась она.

В общем, ничего примечательного, если встретит его еще раз, то не узнает, – сделала Пульхерия неутешительный вывод.

Тут она вспомнила о консьерже Стасике. Интересно, почему он ничего не сказал, что в квартиру еще кто-то приходил в то время, когда они с Мариной в ней были? На такую шляпу он должен был обратить внимание. Мужчина проскользнул мимо него? А может быть, Стасик в этот момент отошел куда-нибудь? А вдруг они в сговоре? Нет, со сговором она, пожалуй, переборщила. Скорее всего, он ему тоже стольник сунул. Но тогда Стасик его уж точно бы запомнил и стал бы свидетелем, причем нежелательным. Стоп. А зачем ему давать Стасику стольник? Глупость какая. Мужчина в шляпе вел себя не как гость, а как хозяин. Он погасил свет, выключил музыкальный центр, отключил воду. Нет, музыкальный центр отключила она. Не важно, все равно по всему было видно, что мужчина в квартире не в первый раз. Остается выяснить у Стасика, видел ли он его. Эх, жаль, что она об этом так поздно вспомнила. Надо было еще тогда его обо всем расспросить. А с другой стороны, допустим, Стасик вспомнит его. И что это даст? Имя убийцы или его сообщника? Тогда за жизнь Стасика она не даст и гроша ломаного…

Вдруг дверь распахнулась и на пороге появился Василий Карлович, следом за ним вошли майор Кузьмин и следователь Штыкин.

– Ну вот они ваши красавицы, – бодрым голосом объявил следователь Ретивый, – получайте их в целости и сохранности в соответствии с описью.

Василий Карлович протянул Пульхерии пакет, в который Нина Гавриловна сложила ее вещи.

– Здесь не все в целости, – заявила Пуля. – Где мой телефон, который вы у меня отняли в ванной комнате Оксаны Шпак?

Не успела она договорить, как Василий Карлович вынул из кармана пиджака телефон и протянул ей. В комнату вошел Корнеев с двумя стульями, которые поставил возле стола, вышел и вернулся еще с двумя. Все расселись, и майор Кузьмин потребовал:

– А теперь, Пульхерия Афанасьевна, рассказывайте и постарайтесь не упустить ни одной подробности.

Все слушали Пульхерию очень внимательно, не перебивая, а когда она закончила, следователь Штыкин сказал:

– Час назад мне позвонил Мамонов. Я отправил его в Суздаль проверять ваши с Мариной Денисовой показания. И знаете, что он мне сообщил?

– Откуда же мне знать? – хмыкнула Пульхерия. – Я ведь Дроздовская, а не Ванга.

– Он установил, что все ваши показания – чистейшая правда…

– А вы сомневались? – с иронией спросила Марина.

– Да, не скрою, сомневался.

– У вас работа такая – никому не верить и всех подозревать, – пожала плечами Пульхерия.

– Все-таки как вы плохо о нас, милиционерах, думаете, – с обидой заметил следователь Ретивый и с пафосом заявил: – Наша работа – истину устанавливать.

– Истину устанавливать, родину от врагов защищать, пиво пить… Главное – не переусердствовать в поисках истины и врагов, а также в употреблении пива, – парировала Пульхерия.

– Ладно, ладно, Пульхерия Афанасьевна, – примирительно произнес Кузьмин, – у людей же на лбу не написано «честный человек», «враг» или «убийца». От лица всех наших органов просим у вас с прощения за доставленные вам с Мариной Владимировной неудобства.

– Хорошо, прощаем, – кивнула Пуля. И спросила у подруги: – Да, Мариша?

– Нет, – покачала головой Марина, и глаза ее наполнились слезами, – а как же мой муж Олег?

– Насчет вашего мужа, Марина Владимировна, можете не беспокоиться, – сообщил Штыкин, – я его еще два часа назад отпустил. Он, наверное, уже дома вас дожидается.

– Ой, правда? Что же вы молчали? – слезы у нее мгновенно высохли. – Так, может, я пойду?

– Погоди, вместе пойдем, – попросила Пуля, приподнимаясь со стула.

– А у нас к вам, Пульхерия Афанасьевна, если вы не против, еще есть несколько вопросов, – остановил ее Штыкин.

– Я не против, но все вещи Марины остались у меня дома, она без ключей и денег, к себе не сумеет попасть. Впрочем, звони Олегу, – Пульхерия протянула подруге свой мобильный, – может, он тебя встретит?

Марина взяла телефон и выбежала за дверь.

Игорь Петрович достал из кармана куртки ярко-желтый пакет, вынул из него несколько фотографий и веером разложил на столе.

– Пульхерия Афанасьевна, Алексей Александрович сказал мне, что вы знаете имя человека, труп которого мы нашли на даче Марины Владимировны? – с волнением спросил Штыкин. – Вот посмотрите.

Она взяла в руки одну из фотографий и усилием воли заставила себя взглянуть на то, что осталось от молодого, полного сил парня. Ей больно было смотреть на это. Пульхерия боялась вида смерти и не стеснялась этого. Слезы навернулись у нее на глаза. Сквозь их пелену она увидела синее горло Вольского. Такое же синее горло было у Оксаны. «Что же вы такое сделали, за что безжалостные руки лишили вас самого дорогого, что есть у каждого из нас, того, что дается нам свыше? И никто, кроме Всевышнего, не имеет право у нас это отнимать!» – с горечью подумала она.

– Да, знаю. Это… – Голос у нее внезапно стал густым и низким. – … это Вячеслав Всеволодович Вольский.

– Вы в этом уверены? – взволнованно спросил Штыкин.

Пульхерия кивнула.

– Я держала в руках его паспорт.

– Удивительно, как прихотливы бывают переплетения судеб, – Штыкин вскочил со стула и стал нервно ходить по комнате. – Много лет назад меня убрали из Москвы, чтобы я не смог никогда больше пресечься с этой семьей. И вот надо же такому случиться.

– Совершенно очевидно, что эти два убийства тесно между собой связаны, – заявила Пульхерия. – Скажите, Василий Карлович, если это, конечно, не секрет, когда была убита Оксана Шпак?

– По предварительным данным с двадцати до двадцати одного часа девятого июня. Смерть наступила от удушения. Никаких признаков сексуального домогательства, никаких следов наркотиков или еще чего-то в этом роде.

– А Вольский, если мне не изменяет память, в этот же вечер, но чуть позже, с двадцати двух до двадцати трех часов. И тоже смерть наступила от удушения. Правильно, Игорь Петрович?

Штыкин кивнул.

– Думаю, что сейчас самое время нанести визит Всеволоду Вениаминовичу, его отцу. Как вы думаете? – спросил он.

– А вы знаете, где он живет? – поинтересовалась Пульхерия.

Но Штыкин оставил ее вопрос без ответа. Он нахмурился и строго приказал:

– А вы, моя дорогая, отправляйтесь домой и постарайтесь больше в изолятор временного содержания не попадать.

– Как это домой? – искренне изумилась Пульхерия. – Я вам на блюдечке с голубой каемочкой выложила столько ценной информации, и домой? Нет, я с вами.

– Нет, не с нами, – жестко заявил Штыкин.

– Алексей Александрович, ну скажите же ему! – взмолилась Пульхерия.

– Да ладно тебе, Петрович, она нам не помешает, – улыбнулся Кузьмин. – Пульхерия Афанасьевна у нас личность особенная. Мне она помогла раскрыть убийство трех жен известного банкира.

– Реинкарнация мисс Марпл, – усмехнулся Василий Карлович.

– О, нет, мадам Дроздовская сильно отличается от старушки-детектива. Мисс Марпл, выступая в качестве сторонней наблюдательницы, пыталась свести воедино звенья одной разрозненной цепи, а Пульхерия Афанасьевна обычно влезает в самую гущу событий и становится их непосредственной участницей. Без нее ни одна крупная заварушка не обходится. Но справедливости ради хочу отметить, если бы не ее неоценимая помощь, мы не смогли бы раскрыть несколько довольно крупных дел. Помните похищение сына одного известного олигарха?

– Неужели она тоже в нем участвовала? – ехидно поинтересовался Василий Карлович.

– Еще как! – улыбнулся Кузьмин. – Ее похитили вместе с мальчиком. И только благодаря ей он остался в живых.

– Ну, не только мне, – потупив взор, возразила Пульхерия.

– Не надо скромничать, Пульхерия Афанасьевна. Страна должна знать своих героев, – продолжал нахваливать ее Кузьмин. – А однажды она накрыла наркоторговцев с крупной партией наркотиков, среди них был даже один высокопоставленный работник МВД.

– К сожалению, он когда-то был моим мужем, – вздохнула Пуля.

– Так что советую вам взять ее с собой. Ведь именно она заварил всю эту кашу.

– Здесь вы слегка перегнули палку. Кашу без меня на огонь поставили, я просто мимо проходила, – рассмеялась Пульхерия. – Я понимаю, что в моей помощи вы вряд ли нуждаетесь, все вы люди опытные, не один год в прокуратуре работаете, но, если вы меня возьмете, я вас не разочарую. Вы ведь к Вольскому явитесь с неофициальным визитом, сообщить о гибели сына, горю его посочувствовать, хотя он в этом, скорее всего, не нуждается, а я могла бы по дому походить, например, в поисках сортира, а сама тем временем поглазела бы по сторонам, вдруг что-нибудь замечу.

– Все, уговорили, – Штыкин замахал руками, – если все остальные не против, то я не возражаю.

Никто не возражал.