Знак судьбы

Глава 2

Барбара сидела на самом удобном месте – рядом с почтальоном, управлявшим двуколкой. Бен Таггерт позаботился о ее комфорте, он не только укутал ноги девушки пледом, но и попросил Мэри принести еще одну шаль, которой укрыл ей голову и плечи. Бен предупредил, что в горах очень суровая погода.

И он оказался прав. Чем выше они поднимались, тем интенсивнее шел пар изо рта Барбары, словно дым из трубы.

Достигнув края плато, Бен Таггерт указал кнутом вдаль.

– Эта красота всегда изумляла меня, мисс. Такого вы не увидите во всей Англии, а путешественники говорили мне, что и в других странах не встречали подобной красоты. Здесь чувствуется величие. Вам не кажется, мисс? Признаю, есть горы и повыше, но все дело в их расположении. А вон та котловина внизу похожа на чашу. Знаете, что сказал о ней один парень, которого я вез? "Наверное, Бог, взглянув на нее, подумал, что сие творение немного грубовато, а края слишком отвесные. Поэтому простер свою десницу и исправил недостатки". Да уж, такую красивую котловину могла сотворить только Божья десница. Хорошо сказал этот парень, как вы считаете, мисс?

– Да, мистер Таггерт. Действительно очень величавый вид, должна признать, что он вызывает благоговение. Но я бы не смогла гулять одна среди этих холмов, потому что они навевают странное чувство одиночества.

– Согласен с вами, мисс. Хотя я каждый день встречаю здесь гуляющих. Посмотрите, вон один из них. – Почтальон указал кнутом на заброшенный дом, в дверях которого стоял мужчина. Странная одежда делала бесформенной его фигуру.

– Привет. Прекрасный денек, – донесся до них крик мужчины.

– Да, Чарли, день хороший, – откликнулся Таггерт. – Но погода скоро изменится.

– Точно?

– Да, Чарли, точно.

Бен Таггерт не стал придерживать лошадей, поэтому и дом и мужчина быстро скрылась из виду, однако эта картина вызвала у Барбары определенные ассоциации, которые долго не покидали ее. Ведь у Конни и Мэтью все случилось именно в том заброшенном доме. А родившийся на прошлой неделе ребенок – был ли он плодом той безумной выходки или это все же ребенок Дональда? Констанция и сама точно не знала. Вот когда малыш немного подрастет и в нем проявятся отцовские черты, тогда станет ясно.

В полученном вчера письме Констанция сообщала, что ребенок появился на свет в воскресенье в три часа утра, родился он недоношенным. Констанция считала, что преждевременные роды вызваны шоком, который она испытала, обнаружив в кухне мертвого мистера Радлета. Конни спустилась ночью на кухню попить воды и увидела Майкла лежащим на полу. А на следующий день после похорон родился мальчик. Письмо заканчивалось фразой: "Очень хочется увидеть всех или хотя бы кого-нибудь из вас".

Слова "хотя бы кого-нибудь из вас" показались мисс Бригмор криком о помощи, и она настояла, чтобы Барбара при первой же возможности отправилась навестить сестру.

Ферму Барбара увидела издалека. Она была похожа на другие фермы: прочный каменный дом, многочисленные постройки, огороженные поля.

Бен Таггерт помог Барбаре спрыгнуть с двуколки на землю.

– Во сколько вы будете возвращаться? – поинтересовалась она.

– Обычно я проезжаю здесь около трех, но сегодня могу немного задержаться, много почты. Однако в любом случае приеду до четырех, надо добраться домой засветло. Не волнуйтесь, мисс, без вас не уеду.

– Спасибо, мистер Таггерт.

– Пожалуйста, мисс.

Барбара взяла свой саквояж и направилась к не закрытому калиткой проходу в каменной стене, ведущему во двор фермы. Она шла медленно, оглядываясь по сторонам, но нигде никого не было видно. Барбара отправилась к задней двери, которой, как она предположила, обитатели дома пользуются гораздо чаще. Когда она подошла уже совсем близко, дверь распахнулась, и на пороге появилась удивленная Джейн. Но через несколько секунд ее лицо озарилось улыбкой.

– Так, мне даже нет необходимости спрашивать, кто вы такая. Вы Барбара, верно?

– Да, а вы миссис Радлет?

– Точно. Входите, входите. Ох, как Констанция будет рада видеть вас! Она только что поднялась наверх.

Барбара замерла, удивленная словами Джейн. Констанция уже ходит по лестнице? Ребенку всего семь дней, а сестра уже встает с постели?

– А она хорошо себя чувствует? – торопливо спросила Барбара.

– Да, хорошо. Немного ослабла, вы же понимаете, но в остальном все в порядке. И ребенок здоров. За ним она и поднялась, через минуту вернется. Давайте мне вашу шляпу и пальто. Вам надо выпить чего-нибудь горячего, на улице холодно.

Барбара сняла шляпу. Протягивая ее Джейн, она подумала: какая хорошая женщина, только грустная, но это и понятно, ее постигло такое горе.

– С огромным сожалением услышала о вашей потере, миссис Радлет. Примите мои соболезнования.

– Благодарю вас. Это действительно большая потеря: мой муж был хорошим человеком. Но, как он сам всегда говорил, Бог дал, Бог взял. – Джейн помолчала и тихо добавила: – Мне так не хватает его.

– Я понимаю вас.

Несколько секунд они смотрели друг на друга, затем Джейн резко отвернулась и занялась своими делами, продолжая разговаривать с Барбарой.

– Присядьте у огня. – Джейн указала на высокий деревянный стул и повторила: – Констанция будет очень рада вас видеть. Если бы я знала, что вы приедете, то развела бы огонь в гостиной. – Она бросила взгляд на дверь. – Да где же она? Пойду позову. – Женщина с улыбкой кивнула Барбаре и вышла из кухни.

Барбара огляделась. Вокруг все сверкало чистотой. Но, как и на улице, здесь было как-то пустынно. Такое ощущение создавал не только каменный пол, покрытый всего двумя небольшими ковриками, даже не стены – просто здесь как бы не хватало красок. И хотя окна украшали белые кружевные занавески, а стулья – цветные подушки, казалось, что над всем этим доминирует огромная черная плита. Взгляд Барбары резко метнулся к двери, которая рывком распахнулась. В дверях стояла Констанция.

Сестры бросились друг другу навстречу и крепко обнялись. Ни одна из них не произнесла ни слова, тело Констанции содрогалось от всхлипываний.

Они разомкнули объятья только тогда, когда на кухне появилась Джейн с младенцем на руках.

– А вот и наш маленький.

Барбара повернулась посмотреть на закутанного в пеленки малыша. Она молча разглядывала его почти минуту. Ребенок выглядел вовсе не так, как она ожидала. Волосики – необыкновенно светлые, глаза голубые. На Дональда не похож ни капли. Правда, Барбара знала, что у многих новорожденных поначалу бывают голубые глаза, а потом их цвет меняется, да и цвет волос тоже.

– Он похож на маму, будет такой же светленький, – улыбнулась Джейн.

Барбара, почувствовав легкую дрожь, оторвала взгляд от ребенка и перевела его на сестру. А что, если у него будут не просто светлые волосы, как у Констанции, а золотистые, цвета соломы, как у Мэтью, и это позже станет совершенно очевидным?

– Как там Анна и дядя Томас? – спросила Конни.

– Анна поправляется с каждым днем, хотя все еще слаба. Но ты же знаешь Анну, – вздохнула Барбара, – если уж она решила, что полностью выздоровеет, так оно и будет.

– А дядя?

– Дядя есть дядя. Похоже, он пересмотрел свои взгляды на жизнь, стал таким резвым. Сам ходит на прогулки, никто его не заставляет.

– Не могу в это поверить.

– Да, чтобы поверить, надо увидеть собственными глазами. – Сестры рассмеялись и взглянули на Джейн, которая укладывала ребенка в плетеную колыбель, стоявшую в нише сбоку от плиты.

– Вы, должно быть, проголодались, дорога дальняя, да и ветер такой холодный, – обратилась Джейн к Барбаре. – Чайник вскипел, я сначала налью вам чашку чаю, а после покормлю.

– О, вы очень добры, но чашка чаю – это все, что мне нужно. Я вовсе не голодна, могу подождать, когда вы все вместе сядете за стол. Прошу вас, не беспокойтесь.

– Ладно, тогда присаживайтесь и чувствуйте себя как дома. – Джейн снова указала Барбаре на стул. Констанция стояла рядом. Словно двое влюбленных, они держались за руки и не отрываясь смотрели друг на друга. Джейн тем временем курсировала между плитой и столом. Молчание сестер подсказало ей, что она, наверное, мешает им, поэтому женщина предложила: – Может, мне пойти позвать Дональда?

– Нет, не надо, – слишком поспешно возразила Констанция.

Джейн замерла, внимательно посмотрела на нее и добавила:

– Мне вовсе не трудно, он ставит ограду на верхнем поле.

– Нет, нет, спасибо, мама. Я… мы сами прогуляемся туда, правда? – Констанция повернулась к Барбаре. – Тебе, наверное, хочется осмотреть ферму?

– Конечно, хочется.

– Значит, так мы и сделаем. Когда Барбара закончит пить чай, я покажу ей ферму, а потом мы прогуляемся на верхнее поле.

– Тогда, может, позвать Мэтью? – предложила Джейн.

– Нет… не стоит беспокоить его. Он очень устал вчера… – Констанция не успела договорить, как дверь распахнулась и в кухню вошел Мэтью.

Взгляд его устремился на Барбару, красные пятна на скулах расползлись почти до бровей. Когда он медленно подошел к ней, Барбара поднялась навстречу, тщательно пытаясь скрыть то потрясение, которое на нее произвела перемена в его внешности. Мэтью всегда был худым и бледным, но сейчас казалось, что на его костях вообще нет мяса; кожа выглядела просто прозрачной.

Первой заговорила Барбара:

– Здравствуй, Мэтью. – Она не решилась спросить: "как ты?"

Он не ответил на ее приветствие, а только промолвил хриплым голосом:

– Вот так сюрприз.

– Да, сюрприз. Мне захотелось приехать и посмотреть на… ребенка. – Барбара кивнула головой в сторону колыбели.

– Да, конечно. – Он опустился на стул, хотя Барбара все еще продолжала стоять. Девушка подумала, что Мэтью всегда отличался хорошими манерами, во всяком случае, по сравнению с Дональдом. Так что подобную неучтивость можно было объяснить лишь его слабостью из-за болезни.

– Сынок, хочешь чайку? – ласково спросила Джейн, наклонившись к Мэтью, словно разговаривала с ребенком.

Некоторое время он молча смотрел на мать, будто не видя ее. Затем, сипло вздохнув, произнес:

– Да, с удовольствием выпью.

Джейн, разлив по чашкам чай, поставила на стол блины. К ним никто не притронулся, лишь Барбара взяла один из любезности. Чаепитие проходило в тишине. Джейн и Барбара пытались поддерживать разговор, обсуждая главным образом погоду.

– Погода будет ухудшаться, вот увидите, еще пойдет дождь. Да и ветер за последний час усилился. Хорошо еще, что на перевале вас не застал дождь.

– Да, но ветер был очень холодный.

– Конечно, холодный. Я уже много лет не поднималась на перевал зимой, у меня и желания такого нет, там даже летом достаточно прохладно. Вы что, уже уходите? – Джейн повернулась к Констанции, поднявшейся со стула.

– Я… я просто за пальто.

– Может, твоя сестра захочет подняться с тобой наверх? Должно быть, ей интересно посмотреть дом?

Барбаре было ясно, что эта добрая женщина очень гордится своим домом. На взгляд Барбары, гордиться здесь особо было нечем, но у каждого своя оценка. Возможно, другие комнаты, в отличие от кухни, более уютные.

– Да, с удовольствием посмотрю, мне нравятся старые дома.

– Констанция, тогда забирай сестру с собой.

Несколько секунд девушки смотрели друг на друга, а потом вместе вышли из кухни, словно дети, выполняющие указание старших.

Пройдя по темному холлу, сестры поднялись наверх. Барбара отметила про себя, что на лестничной площадке совершенно нет никакой мебели, даже столика, на который можно было бы ставить лампу. Затем Констанция распахнула дверь, и Барбара очутилась в ее спальне.

Барбара часто размышляла о том, какая она, спальня Констанции, немного завидуя замужней сестре. Но сейчас ей стало жаль сестру, потому что она увидела здесь ту же пустоту и убогость, как и на кухне. Ей с трудом удалось скрыть удивление. Констанция всегда отличалась хорошим вкусом, ведь именно она так долго трудилась над комнатами в коттедже, делая их не только уютными, но и красивыми.

– Что с тобой? Ты плохо выглядишь, – тихо спросила она. – Что заставило тебя так быстро подняться? Неужели ты не могла хотя бы еще несколько дней побыть в постели?

Констанция подвела Барбару к деревянной скамеечке, стоявшей под окном, сестры сели на нее, и только после этого Констанция ответила:

– На этой стороне холмов не принято нежиться в постели. Коровы гуляют сразу после отела, так какая между нами разница?

Барбару изумила не только горечь, прозвучавшая в словах Констанции, но и само содержание ответа. Она придвинулась поближе и обняла ее.

– Ты счастлива? – тихо спросила Барбара.

– Ох, Барби! – Констанция прижалась к сестре, вцепившись в нее руками, словно утопающая.

– Что с тобой, в чем дело? – встревоженно прошептала Барбара. – Дорогая, расскажи мне.

Но Констанция не успела даже начать, как со двора раздался повелительный голос, звавший собаку:

– Ко мне, Принц! Ко мне, я сказал!

Констанция вскинула голову и посмотрела в окно. Затем, отстранившись от Барбары, поднялась со скамеечки и принялась приводить в порядок волосы.

– Нам… нам лучше спуститься вниз, это он… я имею в виду Дональда. Наверное, закончил работу. Значит, гулять нам не придется, а спальню ты посмотрела. – Констанция замерла, потом повернулась к Барбаре и еле слышно промолвила: – Она… я говорю о маме, считает эту комнату очень хорошей. Джейн очень добра ко мне. Не знаю, что бы я без нее делала.

Констанция уже взялась за ручку двери, но Барбара, поднявшись со скамеечки, так и осталась стоять у окна.

– Ты несчастна, вот в чем дело, – прошептала она.

Констанция закусила губу, с трудом сглотнула комок в горле и нервно дернула подбородком.

– А разве кто-нибудь счастлив? Ты знаешь хоть одного по-настоящему счастливого человека?

– Когда-то мы были счастливы.

– Когда-то, вот именно. – Констанция медленно кивнула. – Вся беда в том, что мы никогда не осознаем этого, когда бываем счастливы.

– Но… но Дональд, Дональд любит тебя. – Барбара с удивлением обнаружила, что эти слова, высказанные вслух, не вызвали у нее боли. Увидев, что сестра вдруг крепко зажмурилась, Барбара торопливо направилась к ней, но Констанция уже распахнула дверь. Они вышли на лестничную площадку и молча спустились вниз.

Дональд, находившийся на кухне, встретил Барбару приветливо, словно был очень рад видеть ее.

– О, кого я вижу! Каким ветром тебя занесло? – Раскинув руки, он двинулся навстречу Барбаре. – Что привело тебя в нашу глушь, да еще в такой день, когда ветер настолько силен, что мог унести тебя?

– Я хотела увидеть ребенка и проведать Констанцию.

– Ах так, значит тебе уже известно о ребенке? – Дональд повернулся и бросил взгляд в сторону жены. Констанция никак не отреагировала на его слова, даже не посмотрела на Дональда. Поэтому Барбаре пришлось объяснять все самой, и она постаралась сделать это как можно более спокойным тоном.

– Констанция прислала мне письмо. Да, кстати. – Барбара повернулась к сестре, которая принялась накрывать на стол. – Я привезла подарки для малыша. Мы не знали, кто будет, мальчик или девочка, поэтому вязали вещи белого цвета. – Она подошла к саквояжу, стоявшему возле стула, и вытащила сперва белый шарф, а затем носочки, чепчики и распашонки.

– Ой! – радостно воскликнула Джейн, пощупав шарф. – Он такой красивый и мягкий. Конечно, он же связан из отличной шерсти. А посмотрите на эти крошечные носочки! Констанция, ты когда-нибудь видела такую красоту?

– Действительно, очень красивые. Спасибо, Барбара. И передай мою благодарность Анне. Сколько же надо было времени, чтобы все это связать.

– Это была приятная работа.

Глаза сестер встретились, но тут в разговор вмешалась Джейн:

– Что ж, вы приехали с полным саквояжем, с полным и уедете. Возьмете масло, сыр, яйца.

– Спасибо…

В течение следующего часа Барбара сделала для себя в уме несколько заметок. Мэтью не проронил ни слова, Констанция говорила только при необходимости, а вот Джейн болтала без умолку. Но это была нервная болтовня. На лице женщины царила печаль, и казалось, что она разговаривает сама с собой.

Когда усаживались обедать, никто не занял место во главе стола. Дональд сел сбоку, Констанция напротив него, Джейн расположилась в торце, а Мэтью слева от нее. И хотя стул во главе стола оставался пустым, у Барбары не возникло сомнений в том, кто сейчас хозяин в доме. Дональд не только первым получил еду, Джейн обслуживала его с тем почтением, с каким, наверное, раньше обслуживала мужа, правда, в ее поведении чувствовалась нервозность.

"Как же поделена ферма? – подумала Барбара. – Наверняка хозяин оставил завещание. Надо будет спросить у Констанции".

Еда оказалась довольно безвкусной. Мясо Джейн почему-то потушила без зелени. Однако не это волновало Барбару, а та атмосфера, что царила за столом: она была натянутой и очень напряженной.

И еще кое-что подметила Барбара. Хотя с лица Дональда не сходила улыбка, взгляд его оставался суровым. Когда она была влюблена в него (Барбара с облегчением поймала себя на том, что подумала о своей любви к Дональду в прошедшем времени), то прежде не видела его таким, как сейчас. Злые глаза Дональда были похожи на уныло-черные угольки. Как же она могла так увлечься им? Возможно, ей льстило то, что Дональд восхищался ее умом? Значит, виной всему была ее гордыня.

Ближе к концу обеда Барбара подумала: "Нет, я не смогла бы вынести всего, что здесь терпит Констанция. Бедная Конни. Бедная, бедная Конни".

– Я разожгу камин в гостиной, – поднимаясь из-за стола, проговорила Джейн. При этом она не смотрела в сторону Дональда, но все же это был скорее вопрос, обращенный к нему, вопрос, требующий не просто ответа, а разрешения. Дональд промолчал.

– Прошу вас, обо мне не беспокойтесь, – поспешно заявила Барбара. – Мистер Таггерт сказал, что будет возвращаться около трех, а сейчас уже почти два.

– Ну, тогда ладно. – Джейн засуетилась вокруг стола, собирая посуду.

Констанция подошла к колыбели, взяла ребенка и направилась к двери, но ее остановил грубый окрик Дональда:

– Ты куда?

Его жена медленно повернулась и впервые за все время пребывания на кухне взглянула ему прямо в лицо.

– Я хочу покормить ребенка. – В ее ответе прозвучали вызывающие нотки.

– Тебе что, здесь места не хватает? – Дональд указал подбородком на пустой стул, стоявший у плиты.

Они смотрели друг другу в глаза, нависшая тишина только усилила шум ветра на улице. И когда Констанция все же вышла с малышом из кухни, Джейн воскликнула:

– Вы слышите? Ветер усиливается.

Не обращая внимания на слова матери, Дональд взглянул на Барбару.

– Уж больно она скромная, – хохотнул он. – Я говорил ей, что нет ничего более естественного, чем кормление младенца.

Мэтью как-то неуклюже поднялся из-за стола, опрокинув свой стул на каменный пол. Но только он собрался поднять его, как Дональд подскочил к брату и сам поднял стул одной рукой, снова хохотнув при этом.

– Тебе не стоит лишний раз напрягаться, братишка.

Мэтью исподлобья взглянул на Барбару, на лице его появилась вымученная улыбка.

– Хочу попрощаться. Рад, что повидался с тобой. Передай от меня привет мисс Бригмор и своему дяде, хорошо? – тихо произнес он.

– Передам, Мэтью, конечно, передам. – Барбара протянула руку, Мэтью пожал ее. Ладонь показалась Барбаре куском мокрого теста, но, к счастью, рукопожатие не затянулось.

Дональд стоял спиной к плите, задрав полы длинной куртки, и грел свой зад. Барбара часто видела, как точно так же делал ее дядя Томас. Это была поза хозяина дома, и Дональд демонстрировал ее специально для нее.

– Ну, как там у вас дела? – поинтересовался он.

– Спасибо, все хорошо. Мы с Мэри по-новому украсили гостиную, к тому моменту, когда Анна начнет спускаться вниз. Все лето по вечерам у нас работал садовник. Он привел сад в отличное состояние. Привезли две телеги дров, садовник их перепилил. Так что к сильным холодам мы готовы.

Похоже, ее ответ не понравился Дональду, во всяком случае, он не продолжил разговор на эту тему. Во дворе загремело что-то, опрокинутое ветром, и Дональд воспользовался этим предлогом, чтобы выйти.

– Что ж, кому-то надо работать, поэтому я прощаюсь с тобой.

– До свидания, Дональд. – Барбара вежливо кивнула и спросила: – Может, привезешь к нам Констанцию? Дядя с удовольствием посмотрел бы на малыша.

– Сомневаюсь, – не оборачиваясь, бросил Дональд, направляясь к дверям. – Ты же знаешь, она боится грозы.

– Но бывают же дни без гроз. – Барбара поднялась со стула.

Уже у самой двери Дональд обернулся и посмотрел на Барбару.

– Она и высоты боится. Разве ты не знаешь?

– Боится высоты?

– Да, высоты, ужасно боится, сама мне говорила. Оказывается, ты многого о ней не знаешь, – язвительно, с намеком добавил он.

Глядя в полумраке кухни на перекошенное лицо Дональда, Барбара подумала: "А он жестокий человек".

– До свидания, Барбара.

Она не ответила, и Дональд вышел на улицу, с усилием закрыв за собой дверь.

Джейн снова начала болтать о скотине, о том, как делают масло и сыр. А о своем муже говорила так, словно он все еще жив. Посмотрев в окно, женщина воскликнула:

– Ох, ну и ветер!

Через двадцать минут в кухню вернулась Констанция. Положив ребенка в колыбель, она улыбнулась Барбаре и спросила Джейн:

– Что мне делать, мыть посуду или идти в сыроварню?

– Ни то, ни другое, дорогая, садись, посиди с сестрой, поговорите, вы ведь редко видитесь. Садись, садись.

Констанция присела напротив Барбары, по другую сторону плиты. Они обе посмотрели на Джейн, стоящую возле каменной раковины, наполненной посудой. Затем сестры переглянулись, как бы молча спрашивая друг друга: о чем будем говорить?

Следующие полчаса они просто болтали. Барбара выяснила, что ребенка собираются назвать Майклом, в честь деда, хотя и не родного. А Констанция узнала, что особняк снова продан, сейчас его приводят в порядок, и среди работниц есть женщина по имени Эгги Мурхед, очень бойкая дамочка, которая запросто останавливает дядю Томаса на дороге, чтобы поболтать с ним.

К трем часам Барбара была полностью готова к отъезду и ждала только Бена Таггерта. В пятнадцать минут четвертого она уже начала волноваться.

– Может, он кричал, а мы из-за ветра не услышали?

– Нет – Джейн покачала головой. – Бен зашел бы в дом. Он никогда не уедет без пассажира, если договорился. Нет, Бен… Вот, слышали? Это он.

Барбара напрягла слух и услышала слабый крик:

– Эй, я приехал. Эй!

Джейн схватила саквояж Барбары и торопливо вышла из кухни. Сестры остались одни. Они снова крепко обнялись, и Барбара опять почувствовала, как дрожит тело Констанции.

– Ох, Барби, Барби, – услышала она ее шепот, полный муки.

Держась за руки, сестры вышли на улицу, тут же согнувшись под порывами ветра, а когда они добрались до дороги, Джейн уже передала саквояж Барбары Бену Таггерту, и тот разместил его среди пакетов и посылочных ящиков.

– Если хотите, я освобожу вам место сзади, там не так сквозит, – предложил Таггерт.

– Нет, я сяду рядом с вами, мистер Таггерт.

– Смотрите, мисс, на перевале будет еще хуже. Ладно, если передумаете, мы всегда сможем остановиться. Ну что, поехали?

Барбара стремительно повернулась к Констанции, взяла ее лицо в свои ладони, вгляделась в него, трижды расцеловала сестру. Затем попрощалась за руку с Джейн, поблагодарив за продукты и гостеприимство.

Забравшись на высокое сиденье, Барбара еще раз внимательно посмотрела на поднятое к ней лицо Констанции. Повинуясь невольному порыву, она нагнулась и протянула сестре руку. Констанция ухватилась за нее, как утопающий за соломинку, и сердце Барбары защемило от тоски. Такой боли она не испытывала никогда. Барбара заставила себя улыбнуться, но улыбка ее была полна печали, словно она понимала, что больше никогда не будет улыбаться.

На обратном пути Барбара испытала немало пугающих моментов. Один раз даже показалось, что ветер вот-вот перевернет двуколку и сбросит их вместе с лошадьми с дороги, но все обошлось. Барбара посчитала это чудом.

После этого случая ее не покидала дрожь во всем теле. Но лучше уж дрожать и оставаться живой. Ведь если бы их снесло с дороги, то двуколка покатилась бы по поросшему лесом склону холма. Не спасли бы ни сугробы по краям, ни натянутая вдоль обочины проволока, они катились бы вниз, пока не врезались бы в дерево.

Во время другого опасного момента Барбара поймала себя на том, что изо всех сил вцепилась в руку мистера Таггерта. Увидев, как он уверенно кивает головой, девушка поняла, что почтальон что-то кричит ей, но так и не могла разобрать слов, их уносил ветер.

Когда немного стихло, почтальон крикнул:

– Бывали у меня опасные поездки, однако такой – никогда. Но не волнуйтесь, не волнуйтесь, мисс. Джейк и Фред справятся, они шустрые, как горные козлы.

К сожалению, у Барбары такой уверенности не было.

Они уже миновали перевал, но буря только усилилась, а когда наконец Таггерт помог Барбаре спуститься на землю и отдал ей саквояж, уже почти стемнело. Барбара сердечно поблагодарила его и сказала, что никогда не забудет эту поездку.

– Вам надо как-нибудь проехаться со мной в снежный буран, мисс, – рассмеялся в ответ Таггерт. – Ладно, бегите домой. И спокойной вам ночи.

Ответа Барбары почтальон уже не услышал, двуколка быстро удалялась. Придерживая одной рукой шаль, надетую поверх шляпки, и держа в другой руке саквояж, Барбара медленно побрела к калитке. Но когда она толкнула ее, калитка не открылась: ветка рябины, поваленная ветром, загородила вход.

Согнувшись в три погибели, Барбара добралась до второй калитки, ведущей во двор. Шум ветра почти так же молотил по барабанным перепонкам, как на перевале. Порывы стали даже более яростными, хотя совсем недавно Барбаре казалось, что сильнее ветра просто не может быть.

Впереди на тропинке что-то мелькнуло, от неожиданности споткнувшись, девушка упала бы, но ее спасла стена сарая. Некоторое время она стояла, прислонившись к стене, благодаря Бога, что он послал ей знакомый ориентир в такой темноте. Барбара решила держаться стены и идти вдоль нее, пока не доберется до двери кухни.

В этой стороне двора, обращенной к дому, находились дровяные сараи, конюшня и баня, а между ними узкий проход вел в огород. К бане примыкала кладовая, миновав которую, попадаешь прямо к дому.

Барбара уже добралась до дальнего сарая, когда чьи-то руки внезапно схватили ее. Девушка закричала от ужаса, но тут же облегченно вздохнула и прильнула к массивному телу дяди Томаса. Он обнял девушку еще крепче, так, что саквояж выпал из ее руки на землю, и затащил Барбару в сарай. Ей показалось, что шум ветра здесь еще сильнее, чем на улице: старые доски трещали и скрипели.

– Ужас какой, правда?! – крикнула Барбара.

Но дядя ничего не ответил, а лишь еще крепче сжимал ее в объятьях. Да что с ним такое случилось? Может, у него судороги и ему плохо? И почему… почему он оказался на улице в такой ураган? Это же чистое безумие – выходить из дома в такую погоду.

– Ох, дядя, дядя! – хотела было крикнуть Барбара, но ужас сдавил ей горло, когда Томас вдруг опрокинул ее на спину. Что происходит? В чем дело? Это… это же дядя? Да, конечно, дядя. Она узнала его не только по массивной фигуре, но и по запаху. Специфическому запаху табака, грубого твида и перегара, не очень приятному, но присущему именно ему. Она бы никогда не спутала этот запах… Боже мой! Боже мой! Я, наверное, схожу с ума, этого не может быть! Барбара начала отчаянно сопротивляться. Внезапно ей показалось, что ветер занес ее в сумасшедший дом, потому что Томас тоже стал бороться с ней, срывать нижнее белье. Нет! Нет! Нет! Господи, Боже мой, что с ней происходит? Под тяжестью его тела девушка не могла дышать… не могла больше сопротивляться. Нет, она сошла с ума, потому что это не может происходить с ней. Барбара предприняла еще одну отчаянную попытку, вцепившись ногтями в шею Томаса.

И тут все тело пронзила мучительная боль, а разум, который жил как бы отдельно от происходящего, сказал ей, что это смерть – смерть ее благопристойности, уважения к себе и к семье. Смерть самой жизни.

Когда огромная тяжесть свалилась с ее тела, Барбара не шелохнулась. Ветер завыл с новой силой, и бедная девушка завыла в унисон, как смертельно раненый зверь. Никто не пытался зажать ей рот ладонью, и только увидев над собой фонарь, Барбара умолкла. Широко раскрытыми глазами она смотрела на свет. Когда фонарь переместился в сторону, Барбара разглядела взлохмаченного дядю Томаса. Ей показалось, что его массивная фигура заполнила собой весь сарай, он был похож на безумного исполина. И тут Барбара заметила женскую фигуру, метнувшуюся к двери, и услышала вопль Мэри:

– Боже милосердный!

Служанка опустилась на колени возле Барбары, оторвала ее отяжелевшее тело от земли и принялась баюкать ее, продолжая восклицать: – Боже милосердный! Боже милосердный! – В голосе Мэри слышались рыдания, она стала уговаривать Барбару: – Пойдем, пойдем отсюда, дитя мое. Пойдем отсюда, пойдем.

Барбара поднялась на ноги, позволив Мэри вывести себя из сарая и отвести в дом…

Прислонившись к косяку, Томас смотрел им вслед. Затем он перевел взгляд на стоявший на земле фонарь. Глаза его расширились, рот раскрылся, будто он увидел в свете фонаря свое отражение – толстый, похотливый, омерзительный старик. Этот образ вызвал у Томаса такое отвращение, что его вырвало.

"Анна! Анна! Анна!… Барбара! Ох, Боже милосердный!…"

У Томаса на мгновение помутился разум, стерев из памяти то, что он натворил. Но когда сознание прояснилось, он отстранился от косяка и, шатаясь, вышел из сарая.

Когда Томас подошел к кухонной двери, сильный порыв ветра почти зашвырнул его внутрь. Выбравшись через кухню в прихожую, он увидел Анну, спускающуюся по лестнице. Оба замерли. Они долго смотрели друг на друга, и страдание, читавшееся в их глазах, невозможно было описать словами.

Не в силах больше видеть боль во взгляде Анны, Томас склонил голову и шаркающей походкой направился к своему кабинету. Заперев дверь, он подошел к полке, висевшей над камином, взял оттуда револьвер и положил его на стол дулом к креслу. Потом сел в кресло, снял револьвер с предохранителя и наклонился вперед. В этот момент ручка на двери кабинета стала медленно поворачиваться. Но Томас не обернулся и быстро нажал пальцем на спусковой крючок.