Знак судьбы

Глава 7

Вот уже пять недель Томас жил в коттедже. К такому повороту судьбы внешне он отнесся вполне спокойно, скрывая ото всех и те приступы клаустрофобии, которые вызывали у него маленькие комнаты, и отчаяние при мыслях о будущем, и неприятное чувство презрения к сыну, потому что Дик отнюдь не спокойно принял поворот в своей судьбе.

Дику Моллену коттедж казался той же самой тюрьмой, просто чуть больших размеров. А что касается благодарности гувернантке за его временное освобождение, то когда отец предложил ему сделать это, Дик посмотрел на него как на сумасшедшего.

Благодарить гувернантку за то, что она отдала принадлежащие им вещи! Не исключено, что она вообще утащила половину из них.

Томас, старавшийся до этого момента сохранять спокойствие, не выдержал и заорал на сына:

– Ты неблагодарный негодяй, Дик, вот ты кто. Неблагодарный негодяй!

После освобождения из тюрьмы сын побывал в особняке, но вернулся оттуда с пустыми руками. Судейские довольно нелюбезным тоном сообщили ему, что его личные вещи, а именно одежда, отправлены в коттедж. А что касается остальных вещей, то они внесены в опись и будут выставлены на продажу.

Дик не сомневался, что его камердинер Тэйлор набил карманы запонками, заколками для галстука и прочей мелочью. Хорошо было бы прищучить его, но плут давно смотался. А у Дика не было возможности выяснить, не устроился ли тот в какой-нибудь другой дом.

Когда Дик узнал о том, как отнеслись к их положению друзья, он просто не поверил в это. Можно еще было понять реакцию Армстронга, но уж никак не Хедли и Ферье. Однако следовало признать, что младший Ферье откликнулся на просьбу о помощи. Но было бы совсем удивительно, если бы он поступил иначе. В последние три года Пэт частенько выигрывал у Дика, обчищая его карманы, так что несколько сотен не шли ни в какое сравнение с тем, что Дик проиграл ему.

Отцу Дик ничего не рассказал о помощи Пэта Ферье. Он вообще мало разговаривал с отцом в эти дни, поскольку, по мнению Дика, старик слегка тронулся умом. Об этом свидетельствовало и его отношение к гувернантке, ведь отец держался с ней как с равной. Но Дик был твердо уверен, что после того, как закончится судебное разбирательство, гувернантка в доме долго не задержится. Суд! Только он останавливал Дика от решительных действий. Дик боялся суда, хотя пристав остался жив, говорили, что он здорово покалечен. Более того, парень понимал, что общественное мнение будет против него. Если бы можно было найти какой-то выход…

Томас тоже постоянно думал о том, какой можно найти выход. Он считал: надо нанять одного из самых лучших адвокатов, однако для этого требовались деньги, много денег. Но рассчитывать он мог только на возвращение залога и на ту малость, что осталась после продажи трофеев Анны (именно трофеями он считал теперь те вещи, которые ей удалось спасти).

Практически все ценности Томас передал одному джентльмену из Ньюкастла. За исключением двух миниатюр и табакерки, относительно которых у него имелись другие планы, но он решил не трогать их, пока не закончится аукцион…

В понедельник, 14-го апреля, началась распродажа вещей первого этажа Хай-Бэнкс-Холла. Покупателей нашлось довольно много, поэтому торги прошли успешно. Утром в среду, 16-го апреля, аукционист приступил к продаже вещей из детской, кухни и чердака, а после обеда продал содержимое каретного сарая, шорной мастерской и домиков для слуг. Ездовых лошадей и охотничьих собак отправили на ферму, где во вторник после пасхального понедельника должна была состояться распродажа всех животных и скота.

Однако самым важным днем стал четверг, 17-е апреля, перед Страстной пятницей, потому что именно в этот день на аукционе были выставлены особняк, поместье и две фермы. Кареты с покупателями прибыли из графства Дарем, Кумберленда, Уэстморленда и Йоркшира. В библиотеке собрались люди, от имен которых за милю пахло деньгами. Правда, часть покупателей держалась обособленно: имена этих господ ассоциировались не только с деньгами, но и с определенным положением в обществе. Однако к концу дня Хай-Бэнкс-Холл так и не стал собственностью ни одного из нуворишей и ни одной из титулованных особ.

Стартовую цену определил банк-кредитор, но никто из покупателей в своих предположениях даже не приблизился к ней. Аукционист уже начал терять терпение, он смотрел на покупателей, и его так и подмывало сказать: "Джентльмены, я понимаю вашу нерешительность, поскольку имущество уходит за долги, вы считаете, что у нищих нет выбора. Но в данном конкретном случае вы ошибаетесь. Банк хочет получить свои деньги, и ради этого он готов ждать. Я знаю, вы думаете, что если поместье не будет продано сегодня, то завтра банк с радостью примет ваши предложения. Ох, я насквозь вижу вас, джентльмены". Однако произнес он совсем другое:

– Джентльмены, это очень хорошее поместье, мне нет необходимости напоминать вам, что в него входит, потому что все это указано в ваших каталогах. Пятьсот акров земли, две прибыльные фермы и этот дом, этот прекрасный, я бы даже сказал, великолепный дом. Сегодня вы не построите такой дом за шестьдесят тысяч. А что вы, джентльмены, предлагаете? На двадцать тысяч ниже стартовой цены. Мы просто-напросто отнимаем друг у друга время, джентльмены. Спрашиваю еще раз. Кто хочет увеличить последнее предложение в тридцать тысяч?… Ну, давайте, давайте, джентльмены… Нет желающих? Тогда, боюсь, что сегодняшние торги можно считать несостоявшимися…

Томас Моллен воспринял эту новость с глубоким вздохом, а Дик разразился ругательствами. Он бушевал, пока отец не оборвал его:

– Прекрати! Замолчи немедленно! Тебе-то что от того, если даже они предложат на двадцать тысяч больше стартовой цены?

– Ничего. Я прекрасно понимаю, что мне это ничего не даст, но меня раздражают эти скряги. Пэт говорил мне, что на аукционе присутствовали Гамильтоны из Эдинбурга и Росс из Глазго, у обоих денег полно, а они строят из себя бедняков… Боже мой, как ты можешь сидеть здесь и так спокойно относиться ко всему?…

– Охлади свой чертов пыл, мой мальчик, и прекрати говорить глупости. Не смей повторять больше, что я спокоен. Вот что я тебе скажу. Я отнюдь не спокойно переживаю потерю своего дома, но и вести себя в этой тяжелой ситуации так, как ты, не намерен. А еще я скажу тебе то, что сам обещал себе никогда не говорить: если бы ты не стал изображать из себя оскорбленного хозяина, мы бы не оказались в этой ситуации. Как бы ты ни петушился, мой мальчик, ты слабак, самый настоящий слабак. И бесит тебя сейчас только мысль о бедности, однако уже поздно делать предложение Фанни Армстронг. Будь у тебя хоть немного мужества, ты уладил бы это дело еще год назад, но тогда ты был слишком занят…

Эта ссора произошла в кабинете в четверг вечером. Зычный голос Томаса долетал до расположенной наверху детской спальни, где Анна как раз укладывала девочек спать.

– Дядя Томас сердится, наверное, ему не понравился ужин, – предположила Констанция. – Мне он тоже совсем не понравился. У нас теперь не будет вкусной еды, да, мисс Бригмор?

– У вас простая здоровая пища, как раз то, что вам нужно. А теперь ложись и спи, больше никаких разговоров. Спокойной ночи. – Анна повернулась и посмотрела на Барбару, потом подоткнула ей одеяло. – Спокойной ночи, Барбара, – ласково пожелала она.

– Спокойной ночи, мисс Бригмор.

Анна еще некоторое время смотрела на ребенка. Барбару явно тревожили какие-то мысли, она здорово изменилась за последнее время. Возможно, скучает по большому дому. Хотя Барбара никогда и не была такой веселой, как Констанция, но в последние дни совсем замкнулась в себе. Надо уделять девочке больше внимания, а то все с большей охотой общаются с Констанцией, потому что та разговорчивая. Да, больше внимания надо уделять Барбаре.

Анна оставила включенным ночник, взяла лампу и отправилась в свою комнату. Сняв с кровати покрывало, укуталась в него и опустилась в кресло.

Все оборачивалось не так, как она себе представляла. В мечтах ей виделись уютные вечера. Они с Томасом сидят перед камином в гостиной. Мужчина читает, она занята вышиванием. Они шутят, глядя на детей, играющих на ковре.

Но реальность оказалась иной. Каждый вечер повторял предыдущий: одинокая Анна, закутанная в покрывало, в холодной пустой комнате. Она использовала это время для размышлений, пытаясь найти выход из этой жуткой ситуации. Был один, но он ей совсем не нравился: суд может признать мистера Дика невиновным, а это значит, что он будет жить здесь постоянно, во всяком случае, до того времени, пока не найдет себе что-нибудь получше. Анна спрашивала себя: сможет ли она смириться с таким положением вещей, несмотря на ужасно грубое отношение к ней мистера Дика? И не находила ответа на этот вопрос, потому что знала – она останется в коттедже до тех пор, пока Моллен будет нуждаться в ней. А у нее имелось глубокое убеждение, что отныне хозяину нужнее всех будет именно она.

Жизнь в коттедже могла бы быть такой приятной, радостной и по-домашнему уютной. Здесь и детям лучше, чем в особняке. Последние недели они больше времени проводят на свежем воздухе, чем в доме, а это идет им только на пользу. А пища здесь, как недавно жаловалась Констанция, очень простая, что также полезно для здоровья. На хозяина подобная диета уже оказала положительное воздействие, потому что он как-то со смехом заявил, что у него начинают спадать брюки. И на прогулках он уже меньше кашлял. Несомненно сказывалось и то, что он пил гораздо меньше вина.

"Странно, – подумала Анна, – почему вино становится естественной потребностью в жизни некоторых людей?" За последние недели у хозяина было двое гостей, которые привезли ему ящик вина. Один из них молодой мистер Ферье, а другой – мистер Кардбридж. Кардбриджи были родом из Хексема, не богатые, скорее обедневшие представители аристократии, и мистер Кардбридж был едва знаком с хозяином. Анна поняла, что его визит доставил удовольствие Томасу исключительно потому, что гость привез ящик вина. По ее мнению, тем деньгам, которое стоило вино, можно было бы найти лучшее применение, но, разумеется, об этом не могло быть и речи. Даже небольшую сумму денег хозяин воспринял бы, как оскорбление, а вот эквивалент этой суммы в виде вина принял с распростертыми объятьями.

Вопрос о человеческих ценностях стал бы очень интересной темой в одну из вечерних бесед с Томасом. Но таким беседам суждено было состояться только в том случае, если бы мистер Дик получил по заслугам за свое преступление. И Анна молилась, чтобы так оно и было…

После ужина Томас отправился в спальню, захватив с собой горячий ром и сахар. Он любезно извинился перед Анной, сославшись на головную боль, но женщина поняла, что у него просто плохое настроение. Во время ужина его лицо покраснело. Хозяин совсем не разговаривал с ней. Не разговаривал с ней и мистер Дик, однако он никогда не обращался к ней за столом, да и вообще это происходило только в тех случаях, если давал какое-нибудь указание.

Анна облегченно вздохнула, когда мистер Дик тоже сразу после ужина удалился в спальню. Пока Мэри мыла посуду и убиралась на кухне, Анна навела порядок в гостиной и составила меню на завтрак. А потом загасила камин.

Она еще оставалась в гостиной, когда туда зашла Мэри.

– Я иду спать, мисс Бригмор.

– Очень хорошо, Мэри. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, мисс Бригмор. – Мэри собралась было выйти из гостиной, но остановилась и спросила: – Мне кажется, или действительно похолодало?

– Думаю, что похолодало, Мэри.

– А вы знаете, я чувствую запах снега.

– Я не удивлюсь, если выпадет снег.

– Я тоже. Помню, мама рассказывала, что как-то на Пасху снега насыпало по самый подоконник, и в том году им не удалось скатить с холма ни одного пасхального колобка.

Анна улыбнулась.

– Возьми еще одно одеяло.

– Да, я так и сделаю, мисс. Прошлой ночью я замерзла. Может, принести одеяла вам и детям?

– Спасибо, принеси. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, мисс.

Когда дверь за Мэри закрылась, Анна устремила взгляд на камин. Сверху, где она засыпала огонь угольной пылью, чернело пятно, но между прутьев решетки еще пробивались красные огоньки. Анна медленно опустилась на ковер, уселась, поджав под себя ноги, и стала смотреть на мерцающие огоньки. Мэри пообещала положить ей на постель второе одеяло, но Анна знала, что это ее не согреет. Если уж ты познала, что такое быть согретой мужчиной, то ничто не может заменить тебе его тепло.

Это был холодный дом. Он по-прежнему оставался жилищем старой девы. Странно, но всего несколько недель назад Анну и саму можно было бы назвать старой девой, однако все это было уже в прошлом. Если бы у нее был шанс, она могла бы вдохнуть тепло и счастье в этот дом. Могла бы стать бальзамом для ран Томаса Моллена, наполнить содержанием остатки его жизни. И если у нее не будет своих детей (а ей так этого хотелось), она бы удовлетворилась ролью матери девочек и воспитала бы их настоящими леди. И как знать, может, кто-то из друзей представил бы их ко двору (ведь произошло же это с мисс Бесси) и девочки смогли бы удачно выйти замуж. Однако в нынешних обстоятельствах такой исход казался волшебством, как в сказках Ганса Христиана Андерсена или братьев Гримм.

Анна облокотилась на пол, подперев голову ладонью. Не отрывая взгляда от красных огоньков, она почувствовала, что тело расслабляется. Женщина понимала: такая поза совсем не типична для мисс Бригмор, последний раз она вот так сидела на ковре, когда была молодой девушкой. А после у нее никогда не было в комнате камина, поскольку работа гувернантки предполагала почти аскетический образ жизни и прогулки на свежем воздухе.

Когда локоть начал затекать, Анна положила руку на пол и опустила на нее голову. Можно было позволить себе и такое, ведь в доме все спали. И если бы она полностью расслабилась, то и сама уснула бы прямо в гостиной, потому что здесь было так тепло и уютно, несмотря на жесткий пол. А может, лечь на диван? Подвинуть его поближе к камину и проспать здесь всю ночь. Никто и не узнает. По утрам она обычно вставала раньше Мэри.

…Анна не знала, сколько проспала, но сон ее был чуток – и звук открываемой двери разбудил ее. Женщина лежала не шевелясь и смотрела на крохотные огоньки между прутьями решетки камина. Значит, она дремала не несколько минут, а как минимум час, а то и больше.

Анна почувствовала шаги по ковру, да, именно почувствовала, а не услышала. В гостиную мог войти либо хозяин, либо мистер Дик. И Анна решила: если ее обнаружат, она притворится, будто спит. Потому что даже не представляла, как сможет объяснить свое присутствие здесь, тем более в такой позе, на полу.

На потолке появилось пятно света, и Анна широко раскрыла глаза. Затем, повернув набок голову, она увидела пару сапог, которые двигались с другой стороны дивана в направлении письменного стола, стоящего у окна в углу комнаты. Анна услышала легкий скрип выдвигаемого ящика и царапанье по дереву. Сапоги постояли немного, а потом направились прямо к двери.

Досчитав до шестидесяти, Анна поднялась с пола и тихонько подошла к письменному столу. Подняла крышку и выдвинула ящик – он был пуст. Миниатюры и табакерка Людовика исчезли. Некоторое время женщина стояла в оцепенении, прижав ладонь к горлу. Если немедленно закричать, проснется хозяин. Возможно, мистера Дика поджидает запряженный экипаж, но вряд ли около дома, так что ему еще надо добраться до него. Есть еще время остановить его. Но стоит ли это делать?

Она знала, что из всех предметов, перенесенных в коттедж, Томас больше всего ценил три вещи, которые и положил в ящик стола. Он не стал запирать ящик или снова прятать их в подпол – в этом не было необходимости. Если бы приставы заподозрили какую-то пропажу из особняка, они бы уже давно обыскали коттедж. Анна понимала, что эти три оставшихся предмета могли принести еще тысячу фунтов, которые облегчили бы жизнь хозяина на год, а то и на два, пока он не привык бы к перемене в своей жизни. Томас мог бы покупать себе на эти деньги вино, сигары и какие-нибудь деликатесы по праздникам. Анна считала эти три предмета своеобразной страховкой – спасением хозяина от отчаяния.

Однако она не стала кричать и будить весь дом, а вместо этого села на диван и задумчиво уставилась на тлеющие угольки. Вот она и получила ответ на свои молитвы. Когда завтра утром Томас проснется (в этот момент она, вполне естественно, назвала хозяина Томасом), его сын будет за много миль отсюда. А к тому времени, когда его исчезновение обнаружат судебные власти, Дик наверняка окажется где-нибудь за морем. Во Франции или в Норвегии.

Добравшись до Франции, он может пересечь всю страну и доехать до южного побережья. Но, с другой стороны, ему не придется проделывать такой большой путь, если он сядет на пароход, отправляющийся в Норвегию. Правда, морское путешествие туда может оказаться довольно неприятным и опасным. Ладно, какой бы вариант Дик ни выбрал, он без сомнения все хорошо спланировал и заручился помощью. Все, его больше нет! Наконец наступит время, когда они с Томасом будут сидеть у камина. И, самое главное, она не станет больше мерзнуть по ночам.

Если бы хозяин орал, рвал и метал, то Анна не сомневалась бы, что со временем он оправится от этого удара. Однако, узнав, что его сын сбежал, прихватив с собой миниатюры и табакерку, Томас даже не повысил голос.

Завтракать он сел в хорошем расположении духа (хозяин пока еще был не в курсе происшедшего).

– Сегодня Страстная пятница, Анна, а за окном идет снег, – заметил Томас. Когда они были одни, он всегда обращался к ней по имени. – Помню, как-то в один год на Пасху пришлось расчищать дорогу от снега, чтобы могли проехать кареты.

– Неужели? – воскликнула Анна и подумала: не в тот ли это было год, о котором рассказывала мать Мэри, когда снега насыпало до подоконника?

– Вы выглядите усталой.

– Я совершенно не устала, – возразила Анна.

– Нет, устали. Слишком большая нагрузка легла на ваши плечи. Вы обучаете детей, ведете хозяйство, выполняете обязанности и экономки и дворецкого, да еще ухаживаете за полоумным стариком. – Не дождавшись от Анны возражений на свое шутливое замечание, особенно на последнюю его часть, Томас прервал трапезу и тихо спросил: – Что случилось? Вы какая-то не такая. Странно, но я больше разбираюсь в ваших чувствах, чем в чувствах всех тех, кого еще помню. Садитесь и перестаньте нервничать, – уже повелительным тоном добавил он.

Анна села за стол напротив него, сложила руки на коленях, выпрямила спину и, глядя на хозяина, сообщила:

– Мистер Дик сбежал.

Томас не воскликнул: "Что!?" Он вообще не произнес ни звука, а откинулся на спинку стула, вскинул подбородок и салфеткой вытер с него жир. И только положив салфетку на стол, тихо спросил:

– Когда?

– Ночью.

– Почему… почему вы мне не сообщили?

– Потому что… – Анна потупила взгляд и уставилась на стол. – Вы все равно не смогли бы остановить его. Наверное, его поджидала лошадь или экипаж.

– Во сколько это случилось?

– Я… точно не знаю… я спала, а потом проснулась и услышала шаги на лестнице. Сначала подумала, что это Мэри спускается вниз, может, что-то понадобилось девочкам. Но потом заметила мистера Дика, тайком выходящего из дома с саквояжем в руках.

Как легко она солгала. Но Анна просто не могла признаться, что видела, как сын обкрадывал его, и не помешала этому. Конечно, Томас, как умудренный жизненным опытом человек, понял бы причину ее поведения. Но в то же время мог посчитать слишком высокой ту цену, которую приходилось платить за то, чтобы Дик больше не мешал им.

Во всяком случае, именно так рассуждала Анна до того момента, пока хозяин не поднялся из-за стола и медленным шагом не вышел из столовой. Спустя несколько секунд Анна последовала за ним в гостиную. Томас стоял возле письменного стола, уставившись на пустой ящик. И когда он обернулся и посмотрел на нее, Анна почувствовала жгучее желание подбежать к нему и обнять, но вместо этого она спокойно произнесла:

– Мне жаль, очень жаль.

– Мне тоже очень жаль.

Томас резко опустился в кресло возле окна, и Анну пронзила боль, ей показалось, что хозяин сейчас заплачет. Голова его поникла, губы дрожали. Он провел ладонью по лицу и так ущипнул себя за левую щеку, что кожа вокруг пальцев побелела.

Прошла целая минута, прежде чем Томас поднял взгляд на Анну и произнес хриплым, сдавленным голосом:

– Я сейчас сожалею о многом, но больше всего о пропаже миниатюр. Ведь буквально на днях я намеревался подарить эти миниатюры вам в знак благодарности за то, что вы сделали для меня в этот очень тяжелый момент моей жизни. А табакерку собирался оставить себе просто как предмет гордости. Но теперь… – Томас развел руками, сейчас он выглядел старым, беспомощным и подавленным.

Он хотел подарить ей эти миниатюры! Какой же он добрый и чуткий! Анна прекрасно знала, что Томас был самолюбивым человеком, любил потакать своим желаниям, имел крутой нрав, и мало кто хорошо отзывался о нем. А во время тяжелых испытаний больше всех ругали Томаса его друзья. Однако была в его характере и другая сторона, и Анна почувствовала это с первой же минуты их знакомства. И эту сторону мало кто знал. Пожалуй, Данн, да еще камердинер Браун. Хотя нет, насчет Брауна Анна не была уверена. Она считала, что тот мог остаться со своим хозяином, делить с ним все трудности, спать на импровизированной постели на чердаке. Анна как раз думала над тем, где можно будет разместить Брауна, когда он сообщил ей, что получил новое предложение относительно работы. Женщина почувствовала неприязнь к Брауну, он разочаровал ее, однако здравый смысл напомнил, что одним едоком будет меньше… да и как бы они смогли платить ему? Господи, о чем она сейчас думает?! Эта мысль сильно расстроила Анну.

– Не надо, не плачьте. – Томас взял ее за руку и тихонько привлек к себе. – Нам предстоит еще один скандал. Они ведь не поверят, что я ничего не знал о побеге, не так ли?

Анна покачала головой.

– А… А нет ли в его комнате письма? – спросил Томас.

– Нет, я смотрела.

Томас выпустил руку Анны, провел ладонью по своим седым волосам и глухо пробормотал:

– Боже всемогущий! – Обычно такие слова звучали в его устах как богохульство, но сейчас они больше походили на молитву. – Как мне пережить ближайшие несколько недель? – Он поднял взгляд на Анну.

Вместо ответа она прижалась к Томасу, обхватила ладонями его голову и прижала к своей груди.

– Вы пройдете через все это, а потом забудете. Я… я постараюсь, чтобы вы забыли.