Золотко, или Принцесса для телохранителя

Глава 11

Проснулась я посреди ночи, не сразу сообразив, где нахожусь.

Пару раз моргнув, к счастью, вспомнила, толком не успев испугаться. Часы на мобильнике показывали два часа ночи — то есть проспала я от силы час. В голове слегка шумело, меня слегка качало, но я поднялась с дивана и упрямо направилась в сторону коридора, поминая недобрым словом негромкое бульканье рыб в аквариумах. Вода отозвалась на воду, и мне захотелось… ну, захотелось, в общем.

Потирая слипающиеся глаза, я завернула за угол и, запнувшись обо что-то, еда не расстелилась в прихожей, пнув стенку, пребольно ударив палец, по закону подлости, конечно мизинчик. Неизвестное препятствие отлетело во тьму к входной двери, подняв шум, а я тихо шипела сквозь зубы, надеясь, что не перебудила своим слоновьим поведением всех обитателей квартиры.

Даже замерла на секунду, прислушиваясь, испуганно вжав голову в плечи и, кажется, окончательно проснувшись. Но нет — умиротворенная тишина оставалась таковой, слышно было даже, как мерно тикают часы на кухне.

Вздохнув с облегчением, нашарила на стене выключатель. Негромкий щелчок и из-за приоткрытой двери туалета показалась полоска света, позволяющая больше не сшибать препятствия на ходу. Нет, освещения от аквариумов вполне хватало, чтобы спросонья не собраться все углы и стены… но пол-то оставался в темноте!

Сделав все свои дела, уже после, в ванной, помыв руки, я осмотрела собственное отражение в зеркале. Подозрение, что поутру я буду выглядеть не лучше кладбищенского упыря из любимого фентези Солнцевой, внезапно повеселило, и я фыркнула, ни капли не огорчаясь данному факту. Синяки под глазами и излишняя бледность — малая цена за приятно проведенное время, если подумать.

Умыв лицо, наскоро обтерлась полотенцем с изображением дельфинчиков и, пристроив его на крючке, я шагнула обратно в коридор, намереваясь отдохнуть как следует за остаток ночи… И тут же замерла, почти полностью ослепнув. Не успела я переступить порог, как свет в ванной комнате погас! А ведь выключатель я даже не трогала, более того, до него было еще идти пару метров по коридору…

Вдоль позвоночника пополз липкий страх, а ладони мгновенно вспотели. Я сжимала и разжимала кулаки, тщетно вглядываясь в окружавшую меня темноту. Глаза после резкой смены освещения привыкли не сразу, а когда временная слепота прошла… Я отшатнулась, врезавшись в косяк, прижимая руку ко рту, едва сдержав вскрик. Не сразу до меня дошло, что зловещие провалы глазниц, смотрящие на меня из тьмы — это всего лишь фосфорицирующий в темноте череп, банальное украшение аквариума, теперь не освещаемого. Днем он, как и другие предметы, лежащие на дне среди водорослей, вроде сундуков с сокровищами, затонувших кораблей и прочих, казались даже забавными, но сейчас!

Даже зная, что весь этот потусторонний зеленоватый свет напротив меня исходит всего лишь от муляжей, меня все равно колотило от страха. И когда в полной тишине послышался всплеск, ноги сами понесли меня в противоположную от коридора сторону!

Силуэт окна без штор белел, ярко выделяясь во тьме кухни. На бегу задев боком край барной стойки, больно ударившись, почти не замечая этого, подбежала ближе, с надеждой выглядывая на улицу. Надеялась я зря, во дворе не горел ни один фонарь, не было видно ни единого окна в доме напротив… Похоже, электричество отключили не только в квартире, а во всем районе!

— Не спится? — негромкий вопрос, заданный совсем рядом со мной, для меня прозвучал оглушающее. Вскрикнув от неожиданности, я отшатнулась, налетев спиной на холодильник, а рукой зацепила лежащую на подоконнике пачку сигарет и зажигалку, свалив их на пол, только чудом не перевернув хромированную закрытую пепельницу.

Ее полукруглая крышка громко брякнула и замерла, а я сглотнула, с некоторым трудом, не сразу, но все-таки различив в темноте знакомый силуэт.

— Аверин, ты… — сердце в груди стучало так, что закладывало уши. — Пугать-то так зачем?! Чего подкрадываешься, как приведение?!

— Не имею привычки топать как слон посреди ночи, — тихо усмехнулся парень. И даже объяснил причину своего внезапного возникновения. В своей обычной манере, конечно же. — В отличие от некоторых.

— Да ну тебя, — нервно передернув плечами, машинально оглядываясь по сторонам, легонько ткнула его кулаком в живот. — Чуть до инфаркта не довел.

— Рапунцель, — перехватив мою руку, не отпуская ее, Никита склонил голову на бок, глядя на меня с любопытством, как мне показалось. Если, конечно, в этой тьме египетской вообще можно было рассмотреть хоть что-то! По крайней мере, мои метания, легкая дрожь и порядком вспотевшие ладони он как-то ухитрился заметить. — Ты боишься темноты?

— Нет, тебе кажется, тебе приснилось, — саркастично отозвалась, чувствуя, как меня начинает слегка потряхивать. Дома еще как-то я смогла бы пережить нечто подобное, но в чужой, мало знакомой квартире… шансов не заработать паническую атаку почти не оставалось! — Мираж, глюки и вообще…

— Неужели? — насмешливо поинтересовался Аверин… и внезапно шагнул назад, отпуская мою руку.

— Нет! — испуганно вскрикнув, едва его лицо пропало из зоны видимости, вцепилась в его ладонь, чудом ухватив ее в темноте. Собственный голос звучал до омерзения жалобно и даже жалко, признаваясь. — Не надо. Я… я правда, боюсь.

Пару секунд повисшей тишины показались мне мучительно-долгим адом. Моим личным персональным адом, от которого я так и не смогла избавиться, как бы ни старалась. А потом послышался тяжелый, почти мученический вздох парня, который легко поднял меня на руки:

— Золотко, что ж ты вредная такая?

— Прости, — тихо шмыгнула носом, обхватывая его руками за шею, крепко прижимаясь и пряча лицо, уткнувшись в плечо. И крепко зажмурилась, чтобы не видеть, как меня несут в коридор, без освещения кажущийся сейчас бесконечным…

Открыть глаза решилась только, когда почувствовала под попой мягкий диван и постельное белье, успевшее остыть за время моего отсутствия. Глаза за это время полностью привыкли к отсутствию освещения, и обстановка зала уже казалась вполне узнаваемой… Что совсем не означало, что я перестала ее бояться!

И поэтому, что есть силы вцепилась в руку Никиты, быстро мотая головой, как только почувствовала его намерение уйти. Он замер на секунду, но спорить не стал. Я ожидала хотя бы очередного тяжелого вздоха, но, на удивление, парень просто лег на диван, притягивая меня к себе, обнимая за талию.

Наплевав на все укоры совести, вместе с излишней гордостью, я прижалась к нему, закрывая глаза, уткнувшись лбом в обнаженную грудь, не собираясь даже задумываться о причинах его непривычной покладистости. Да к черту всё.

Пока здесь Никита, такой сильный, горячий и надежный, мне уже совсем, совсем не страшно…

Постепенно проклятое пугливо сердце выровняло свой ритм. Не знаю, что на него повлияло больше: сам факт того, что в нелюбимой темноте я оставалась не одна, или же теплые пальцы, поглаживающие мою спину под пижамной кофтой. Но постепенно мне удалось полностью расслабиться и перестать думать о кровожадных чудовищах под кроватью, созданных своей же собственной расшатанной психикой.

Воцарившееся молчание не напрягало.

Намного позже, когда я окончательно успокоилась и даже начала немного подмерзать, Никита натянул на нас обоих одеяло и, снова притянув меня к себе, негромко спросил:

— И давно это у тебя?

Он не давил, не смеялся и не издевался надо мной и, наверное, поэтому я тихо созналась, пряча плечи под одеялом, прижимая его к груди и пододвигаясь еще ближе к источнику тепла и моего спокойствия:

— С детства. Все пыталась перебороть, да как-то… не вышло.

— Золотко, для подобного должна быть причина, — его ладонь переместилась на тыльную сторону моей шеи, поглаживая и мягко массируя. И я вдруг решилась рассказать то, о чем не говорила никому и никогда.

— Ты же наверняка знаешь, что бабушка — мой официальный опекун.

— Знаю, — и снова Никита ни смеялся, ни издевался. Он просто констатировал. — Как и то, что несколько лет ты провела в детском доме.

— Верно, — едва слышно согласилась, принимаясь машинально выводить пальцем узоры на его груди, даже не осознавая этого. — Я и школу окончила позже из-за этого, и на втором курсе в свои двадцать три учусь потому же. В то время, когда другие дети шли в первый класс, я переживала… не лучшие годы своей жизни.

— Она умерла?

— Нет, — отрицательно покачала головой, понимая, кого Никита имел ввиду. Воспоминания о собственной матери почти не царапали, легкой грустью ложась на сердце, но не более того. — Мама… она не смогла принять образ жизни, навязанный бабушкой. Не выносила тотальный контроль и, однажды, не выдержав, сбежала в другой город. Захотела самостоятельности, поступила в театральный, гордилась собой… Но бабушка ее выбор не приняла. Она от нее фактически отказалась тогда. Первая красавица ВУЗА, перспективная танцовщица, мама пользовалась популярностью у мужского пола и фактически жила за счет поклонников, нигде не работая. Только один раз она приехала к бабушке, но помириться они так и не смогли. В итоге мама назло охмурила бабушкиного помощника, на которого та имела планы, и сбежала обратно. Парня в итоге выгнали с должности, а мама уже потом узнала, что беременна от него. Аборт было делать уже поздно.

— Ты? — легкое прикосновение губ к виску я скорее угадала, чем почувствовала.

— Я, — согласно кивнула, снова неосознанно прижимаясь к парню. И, облизнув невесть от чего пересохшие губы, продолжила рассказ. — А потом… Мама пошла по наклонной. Денег не хватало на нас двоих, и она стала подрабатывать в ночном клубе. Сначала просто танцами, потом стриптизом, потом… Я не помню почти ничего из собственного детства. Помню только, как постоянно сидела дома одна, на грязном пуфике возле входной двери, обнимая старого плюшевого мишку, почти до утра ожидая ее возвращения. Иногда она просто приходила, пахнущая табаком и алкоголем, с рассеянной улыбкой гладила меня по голове и молча падала спать. Иногда вваливалась пьяная, отталкивала меня и засыпала прямо на полу. А иногда возвращалась не одна и…

— Тебя… запирали? — не знаю, почему, но голос Аверина внезапно охрип и он, потянув руку, коснулся моего подбородка, заставляя поднять голову. Я только уныло кивнула, не обращая внимания на то, как он пристально всматривается в мои глаза.

Мой рассказ не вызывал почти никаких эмоций у меня самой — все это я уже давно пережила и переболела. И лишь только извечная фобия напоминала, какую цену пришлось заплатить за равнодушные воспоминания.

— Кладовка. Маленькая кладовка ее съемной квартиры, — едва слышно шепнула, зажмурившись, но все-таки поясняя, обнимая парня за шею, невольно пряча лицо на его груди. — Я сидела в ней часами и ночами, без возможности выйти. Крики, слезы, истерики — мама на них не реагировала. Всего один раз ее… друг услышал меня, и избил маму, за то что та скрыла от него ребенка. Я слышала тогда ее крики, звон разбитой посуды, треск ломаемой мебели, маты… А потом ненавистная мне дверь открылась. Нет, он ничего мне не сделал, просто хмыкнул и ушел. А вот мама… После этого я уже не плакала, а просто, зажмурившись и заткнув уши, ждала, пока ее гости уйдут.

Повисла неловкая тишина. Как бы мне не казалось, что детские травмы давно канули в Лету, остались забытыми и даже прощенными…

Подобное не забывается. Никогда.

И еще до того, как я успела расплакаться, я вдруг оказалась лежащей на спине, а сверху, опираясь локтями на диван, надо мной нависал непривычно серьезный Аверин. И голос его звучал не резко, нет. Но слишком непривычно и слишком спокойно:

— Поэтому ты ей подчиняешься?

— Бабушке? — от неожиданности влага в глазах высохла. — Да… наверное. Когда кто-то из соседей позвонил в опеку и маму лишили прав, а меня поместили в детский дом, сообщать было некому. Мама поменяла фамилию давно, и бабушка узнала о случившимся только через несколько лет. Она меня забрала…

— И поэтому ты ей чертовски благодарна, — констатировал Никита, садясь на кровати. Проведя рукой по волосам, негромко усмехнулся. — Понятно.

— Не только благодарна, — я тоже села. Настроение парня я не совсем понимала, если честно. И даже не зная, что движет им на самом деле, чуть пододвинулась, обхватив ладонями его предплечье. И прислонилась лбом, сознаваясь в том, что терзало меня давно. — Она вытащила меня из детского дома, да. Но жить с ней ничуть не лучше, как оказалась. Я хочу быть самостоятельной, Никит, правда. Но боюсь. Боюсь, что не справлюсь и рано или поздно скачусь в самый низ, как и моя мать…

Повисшее на несколько минут молчание неприятным эхом отзывалось в душе. Если честно, я уже подумала, что в ответ на мое признание в Аверине снова проснется его гадкая сторона, меня обсмеют или обидят. Но когда меня снова обняли, ласково взъерошив волосы на затылке, его высказывание прозвучало совсем не обидно:

— Глупое Золотко.

— Только хамелеона мне не дари, ладно? — когда Никита пальцами коснулся подбородка, слегка его поглаживая, невольно улыбнулась, может быть, чуть грустно, прекрасно уловив параллель из мультфильма Диснея. В конце концов, я в чем-то действительно наивная Рапунцель, никогда не видящая ничего больше, чем позволяли мне окна башни, возведенной сначала собственной матерью, а затем и бабушкой.

— Не буду, — хмыкнул он, а потом…

А потом меня поцеловали. Бережно, осторожно, будто бы даже несмело. Но так медленно и чувственно, что внутри разлилась сладкая истома, а руки сами легли на крепкие плечи, слегка их сжимая. И как-то сразу все печали и невзгоды отошли на задний план, заставляя раствориться в первом в моей жизни самом настоящем поцелуе, затронувшем не только сердце, но и душу.

Когда я еще днем собиралась ехать домой к подруге, я подозревала, что поездка окажется незабываемый во всех смыслах. Но даже представить не могла, что именно этой ночью пойму, что влюблюсь окончательно и бесповоротно…

Утро пришло неожиданно. Я, привыкшая уже к пробуждению в исполнении горничной, совсем не ожидала чего-то другого, а потому проснулась далеко не сразу, даже прекрасно различая сквозь полудрему вдохновенные причитания:

— Во-о-от! А я говорила, я говорила, я говорила! А не-е-ет, мне никто не верил! Нет, ну ты посмотри на них! Ну прелесть же, не? Где мой фотопарат? Я прям таки обязана запечатлеть это для потомков, чтобы внуки потом не утверждали, что бабушка Аня — брехло!

— Чудище… — за моей спиной кто-то громко и не совсем сонно простонал. — Рыж, ты реально чудище. Уйди спать, а?

— Да счаз! — голос Солнцевой был полон искреннего возмущения. — Что б я спала, пока тут такие чудеса творятся? Да не дождетесь, родненькие!

— Дан… угомони ее будь другом, — попросил тот де голос позади меня, а на мой живот под пижамной кофтой снова скользнули широкие мужские ладони. Затылок обдало теплым дыханием. — Очень прошу.

— Меня? И угомонить? Да сча-а-аз… Эй? Куда? Поставь меня обратно, куды попер?! Дан… Ну Богда-а-ан!

Я только мысленно фыркнула, слушая вящие возмущения подруги. Разлеплять глаза абсолютно не хотелось, мозг так до конца и не проснулся. В словах рыжей послышалось что-то странное, непривычное, но задумываться над этим было откровенно лень. Особенно когда меня плотнее прижали к чему-то большому и теплому, стало так уютно и комфортно, и сознание снова окутала сонная дымка…

Так, стоп. А кто вообще ко мне может прижиматься с утра пораньше?!

— Осознание накатило внезапно? — иронично поинтересовался Никита, все так же лежа, подпирая щеку кулаком, пока я, отпрянув, глупо хлопала глазами, усевшись на диване.

Воспоминания предыдущей ночи объявились слишком резко…

— Ну, и в чем дело, Золотко? — глядя, как я густо покраснела, парень сел, ероша собственные волосы пятерней. И прищурился слегка, глядя на меня. — Стесняшки одолели?

Взъерошенный, чуть сонный, немного помятый и такой… домашний, он совсем не походил на того Аверина, что я знала. На минуту мне вообще показалось, что передо мной совершенно другой человек…

— Прежде чем надумаешь себе лишнего, — поднявшись с дивана, парень неожиданно наклонился и, ухватившись за мой подбородок, открыто и ехидно улыбнулся. — Скажу сразу: брата близнеца у меня нет.

И поцеловал.

Совсем так же, как вчера, нежно, чувственно, аккуратно и так, что все мысли и стыд капитулировали мгновенно…

— Доброе утро, Золотко, — ухмыльнулся Никита уже в более привычной манере и, поцеловав, напоследок кончик моего носа, спокойно удалился в сторону лестницы, спустившись потом на свой этаж, оставив меня в состоянии полного шока.

И… что это сейчас было?

Смывать остатки сонливости и шок пришлось под душем, куда я добралась очень и очень не скоро, сидя на диване, глупо хлопая ресницами, глядя в одну точку. Но как только до меня дошло, что в любой момент Никита вернется обратно… по-моему, я еще никогда раньше настолько быстро в ванную не бегала!

Где-то на периферии послышался зловредный хохот невыносимой Солнцевой, вспоминая который всерьез захотелось побиться головой о нежно-персиковый кафель. Останавливало одно: разбей я хоть его, хоть собственный лоб — меньше ржать Чудище все равно не перестанет!

И ситуация вряд ли изменится.

Оставалось только взять себя в руки и делать вид, что ничего не произошло. Я уже давно поняла, что залог спокойствия собственных нервов и незыблемое правило в отношениях с Аней Солнцевой — давать ей как меньше поводов для издевательств. Издевалась, конечно, она, по-доброму… Но все-таки!

В общем и целом, из ванной я выходила уже вполне спокойная и собранная, решившая во что бы то ни стало сохранять абсолютную невозмутимость. Устроилась на свободном стуле за барной стойкой, тепло улыбнулась Дану, пододвинувшему ко мне поближе чашку свежего кофе и, сделав первый глоток, иронично вдернула бровь. Рыжее чудовище, сидящее напротив, буквально пожирающее меня взглядом, обиженно насупилась в ответ на мое «возмутительное» поведение… И тут же расплылось в пакостливой улыбке.

Я вздрогнула!

И вся решимость исчезла, когда на талию легли знакомые широкие ладони как всегда неслышно подкравшегося Никиты.

— Что? — обнимая меня, насмешливо поинтересовался он у Аньки, пакостливо хихикающей в салфетку. — Ты что-то хотела сказать?

И тут я ошиблась снова: ночное происшествие явно не было влиянием момента или чистой случайностью, как я надеялась… А вот в другом не промахнулась — чувство такта у кое-кого рыжего комплектацией явно не предусматривалось!

— Это-то, что я думаю, да? — переплетя пальцы под подбородком, умильно посмотрела на нас одногруппница. — Правда-правда? Честно-честно?

— Ань, — мягко улыбаясь, попробовал ее укорить Дан, занимающийся приготовлением очередной порции кофе. — Хватит вгонять Кристину в краску.

— Кто? Я? — удивление получилось абсолютно искренним. Как и вредная ухмылочка! — Да я только начала!

— Вот и заканчивай, — фыркнула я, наконец-то решив вмешаться в разговор и расставить все точки над «ё». — Это не то, что ты подумала…

Договорить я не успела. Меня отпустили, развернули вместе со стулом, обхватили мое лицо ладонями и с негромким скептичным «да неужели?» поцеловали. Медленно, чувственно и показательно.

Сопротивляться, спорить и даже думать на эту тему как-то резко расхотелось… По-моему, мне, и не только мне, показали всю серьезность внезапно начавшихся отношений.

И последнее, о чем я размышляла, целуясь на чужой кухне с парнем, которого еще совсем недавно отчаянно боялась, было: а надо мне это или нет?

Словно разделяя мои мысли, громко и возмущенно фыркнула Солнцева… и больше нас подкалывать не стала.

Остаток утра прошло чуть сумбурно, хоть и достаточно весело. Времени про запас оставалось еще предостаточно, и мы особо не торопились, но я заметила, как Аня, нет-нет, но периодически тайком поглядывала на дисплей своего мобильника. То ли время смотрела, то звонка от кого-то ждала. И на вопросительный взгляд Никиты, украдкой покачала головой.

Их переглядывания длились какие-то секунды, но не укрылись не от меня, ни от Дана. Я дала себе зарок расспросить заговорщиков позже, а вот блондин меня удивил, когда спрятал улыбку за чашкой, опустив взгляд, делая вид, что ничего не заметил.

Открыто спрашивать не хотелось, тем более что в универ мы уже слегка опаздывали. И все равно задержались еще немного, столкнувшись в подъезде с уже знакомыми соседями. Ариша, вопреки вчерашним посиделкам, выглядела вполне довольной и цветущей, а вот Михаил…

Я даже замерла ненадолго, хлопая глазами, испытывая острое чувство дежавю. На миг мне показалось, что я вижу перед собой Владислава, и о меня не сразу дошло, что блондин с зачесанными назад волосами, в строгом классическом костюме и пальто — это вчерашний недовольный байкер, утащивший свою жену на плече. Схожесть у братьев была просто потрясающая. Ну, во всяком случае, до той поры, пока Миша не заговорил…

Приветственно пожав руки парням, пока Аня запирала дверь, Алехин заметил ладонь Аверина, уже почти привычным жестом легшую на мою талию. И, взглянув на моментально покрасневшую меня, выдал:

— О, как, мля!

— Миша-а-а, — с ласковой улыбкой в директора двух элитных клубов города прилетел тяжелый портфель с документами. Спрятав ключи от входной двери в кармашек сумочки, Арина нежно обняла мужа за плечи и ненавязчиво спихнула его на лестницу, продолжая улыбаться. — Мы опаздываем!

К моему вящему удивлению, байкер в классике с неохотой подчинился и принялся спускаться по лестнице, что-то недовольно бормоча себе под нос. Ободряюще подмигнув мне, Ариша махнула узкой ладошкой остальными и торопливо застучала небольшими каблучками по ступенькам.

И спустя несколько секунд пролетом ниже раздался мужской голос, полный праведного возмущения:

— Не, а чё, я не прав, что ли?!

Я даже не знаю, как на это можно ответить…

— Михась — зло, — прыснув и переглянувшись с Даном, прокомментировала Солнцева, убирая ключи от своей квартиры в любимый рюкзак. — Не выспавшийся Михась — зло вдвойне! Ладно, топаем!

Я только головой покачала, понимая, что не привыкну к подобному никогда. Но Никита, словно прочитавший мои мысли, вдруг переплел наши пальцы, утягивая меня за собой к лестнице, усмехаясь.

— Со временем привыкнешь.

Может быть он, конечно, и прав… но только есть ли у меня оно, то самое время?

Чем больше я об этом думала, тем больше портилось мое настроение. Мне хватило всего лишь короткого спуска, чтобы уже на подземной парковке ощутить чувство легкой паники. Я понимала — совсем скоро что-то будет. Но что именно?

Расставание Солнцевой и Дана выглядело трогательно. У серебристого паркетника они о чем-то шептались, обнимаясь, но одного взгляда хватало, чтобы понять — Аня чем-то подавлена. И даже ободряющие слова парня ее, по всей видимости, не успокаивали.

Я машинально передернула плечами, подходя к знакомой машине с эмблемой летучей мыши. День сегодня обещал быть неприятным со всех сторон…

Приоткрытая задняя дверца передо мной внезапно захлопнулась. Удивленно моргнув, я посмотрела на Аверина, не понимая, что на него вдруг нашло.

— В чем дело? — без долгих хождений вокруг да около, просто спросил парень.

Я только тихо вздохнула, обнимая его за талию, уткнувшись носом в прохладную кожу куртки на его плече. И призналась, хоть и с неохотой:

— Домой не хочу. Меня… ну, домашний арест — минимум, что мне светит.

С негромким смешком Никита меня обнял, крепче прижимая к себе.

— Глупое Золотко. Возвращаться тебе не обязательно. Тебе есть куда пойти. И я не шучу.

— Сам ты глупый, — легонько пихнула его в живот, ни капли не обидевшись. И снова полезла обниматься. — Я знаю, но… Не будем об этом, ладно? По крайней мере, пока.

— Как скажешь.

Он сдержал свое слово — за все время занятий в университете утренний разговор не повторился ни разу. Аверин вообще молчал по большей части. Как и мы. Все перемены проходили одинаково: со звонком Аня откидывалась спиной на стену и, прикрыв глаза, о чем-то размышляла, вращая в руках механический карандаш. На вопросы одногруппников она просто не реагировала и даже огрызнулась пару раз, причем не в привычной для себя, достаточно грубой манере.

От нее быстро отстали, напрочь растеряв всякое желание впредь приближаться к расстроенной оторве. Ее не трогал даже Никита. В перерывах между пар он просто пересаживался ко мне и ложился на лавочке, вытянув ноги в проход и пристроив голову на моих коленях, напрочь игнорируя недовольный взгляд Натальи.

Я же рассеяно перебирала мягкие пряди его волос, чувствую себя ничуть не лучше Солнцевой. Не знаю, в чем причина ее печалей, но у меня душа практически разрывалась. Я не хотела возвращаться домой. И в тоже время боялась неопределенности будущего.

А еще, больше всего на свете я боялась быть брошенной. Конечно, Никита и Аня никогда не давали повода в них усомниться, они были единственными из всех, кто мне помог, кто увидел меня настоящую сквозь глупую оболочку капризной богатенькой девочки.

Я доверяла им, как никому. И все же… А что, если всё это не всерьез? Они предлагают мне помощь, но если потом они откажутся от своих слов? Все-таки бабушка не последний человек, у нее есть связи и возможности значительно усложнить жизнь неугодным ей людям. Что если они испугаются и, в конце концов, сдадутся? Я прекрасно понимала — без помощи мне не обойтись…

Но настолько ли я им дорога, чтобы они решились пойти до конца?

И правильно ли я поступлю, перечеркнув все отношения с человеком, который вместо собственной матери всю жизнь меня воспитывал и заботился, кормил, поил, одевал и ухаживал?

Ответов не было.

В итоге, после занятий я выходила из здания университета совсем потерянной. Естественно, не я одна — настроение Солнцевой за это время не изменилось ни на йоту. Она даже не вопросы куратора, задержавшего нас после последней пары, не отвечала, за нее говорил Аверин. Но стоило нам только выйти на крыльцо…

Как эта ненормальная с диким визгом понеслась по ступеням!

Я примерно подозревала, на чье появление она могла так отреагировать. Но рыжее чудовище снова сломало мой мозг, бегом влетев в объятия незнакомого мужчины, стоящего возле огромного белоснежного джипа, припаркованного прямо напротив крыльца.

— Э-э-э…

— По твоему лицу читается не самый тактичный из вопросов, — приобняв меня за талию, ухмыльнулся Никита, приветственно махнув рукой Дану, выбравшемуся из внедорожника. Блондин откровенно посмеивался над реакцией Солнцевой, выдавая зачинщика непонятного для меня сюрприза с головой.

— Это который?! — возмущенно посмотрела я на него. Я ничего такого даже подумать не успела!

— М-м-м. Сколько же у нее всего мужиков, например?

— Неа, — сложив руки на груди, я тихо хмыкнула. — Ты опоздал. Этим вопросом я задалась еще вчера, во время разгона банды байкеров, устроивших лежбище на ее диване!

— Он не байкер, — рассмеявшись, пояснил Никита, пока я рассматривала издалека улыбающегося мужчину, павшего жертвой приветственных обнимашек подпрыгивающей на месте рыжей. — Он ее дядя. Они редко видятся. Обычно в годовщину смерти ее матери.

— А, так вот почему Аня… — детали головоломки встали на место, лишний раз доказав мне, что я почти ничего не знаю об этих людях. И от подобного известия я даже растерялась как-то. — Я не знала…

— Она не любит об этом распространяться, — пожал плечами Никита, легонько укачивая меня в своих руках. — Не самое приятное из воспоминаний. К тому же, Кирилл здесь всего на несколько часов. Ночью уже улетает.

— То есть ты тоже знал об этом и ничего не сказал? — посмотрела я на него с возмущением, теперь разгадав поведение Дана за завтраком. — Ну Ни-и-ик… Нельзя же так, ты ее сегодня видел? Она же сама не своя была!

— Зато посмотри, сколько теперь радости, — с усмешкой кивнул парень в сторону троицы, обосновавшейся возле внедорожника.

М-да, бегая вокруг собственного дяди, пытаясь шлепнуть его ладонью пониже спины, под наблюдением смеющегося Дана… ну да, наверное, это можно назвать радостью! Впрочем, когда это Солнцева проявляла свои эмоции обычным, привычным для людей способом?

Мужчине было около сорока лет, но выглядел он молодо, внушительно и солидно. В дорогом кашемировом пальто, в начищенных до блеска туфлях, на такой машине — он явно не был простым смертным. И к среднему классу точно не принадлежал. Раньше я его никогда не видела, благо внешность у него приятная, запоминающаяся: темные, густые, чуть вьющиеся волосы почти до плеч, тонкие черты лица, заметные скулы и мягкая улыбка. Но больше всего запоминалось, как он себя держал. Как человек, знающий себе цену, самостоятельно добившейся в этой жизни если не всего, то многого.

Ане повезло с дядей.

Попросив меня подождать, Никита спустился вниз, чтобы поздороваться с Кириллом. Махнув в ответ Дану, я немного растерялась, поймав на себе любопытный взгляд мужчины, но, взяв себя в руки, вежливо кивнула ему, здороваясь. Он улыбнулся в ответ, тепло, даже открыто.

Но, не смотря на своеобразное молчаливое одобрение, подходить к ним я все-таки не решилась.

Эти четверо вели себя как одна семья…

Но не моя.

К счастью, от неловкости момента меня отвлекла вибрация телефона в кармане джинсов. Помахав им Ане, поманившей меня пальцем, отрицательно качнула головой, смягчая улыбкой отказ подойти и познакомиться. И похолодела, взглянув на светящийся дисплей.

Моя собственная семья в лице одного единственного человека тоже решила о себе напомнить.