Доктор Карл Мосс был большой толстый немец с пушистыми усами, круглыми глазами и спокойствием сенбернара. Он положил свою шляпу и сумку на кресло, подошел и с непроницаемым видом стал рассматривать девушку.
— Я доктор Мосс, — сказал он. — Как вы себя чувствуете?
— А вы разве не из полиции? — спросила она.
Он наклонился, пощупал у нее пульс, разогнулся, следя за ее дыханием.
— Где у вас болит, мисс…
— Дэвис, — сказала она. — Мисс Мерл Дэвис.
— Мисс Дэвис.
— У меня ничего не болит, — сказала она, глядя на него с дивана. — Я… я даже не знала, что лежу здесь вот так. Я думала, вы из полиции. Понимаете, я убила человека.
— Ну, это обычная вещь, — сказал он. — Я убивал их дюжинами. — Он не улыбнулся.
Она подняла губу и повела головой — для него.
— Знаете, не надо так делать, — мягко сказал он. — Вы чувствуете напряжение, нервное напряжение и пытаетесь его усилить и драматизировать. Вы можете с этим справиться, если захотите.
— Вы думаете, могу? — прошептала она.
— Если захотите, — сказал он. — Хотя никто вас не заставляет. Мне это все равно. Нигде никаких болей, да?
— Никаких, — она замотала головой.
Он потрепал ее по плечу и вышел на кухню. Я прошел следом за ним. Он сел на подоконник и посмотрел на меня:
— Что это за история?
— Она секретарша моего клиента, миссис Мердок из Пасадены. Эта дама просто скотина. Лет восемь назад к Мерл грубо приставал какой-то мужчина. Не знаю, насколько грубо. Потом — я не хочу сказать сразу, но через какое-то время этот человек выпал или выбросился из окна. С тех пор она не переносит, когда к ней прикасается мужчина, — даже чисто случайно, понимаете?
— Угу, — он продолжал изучать меня своими круглыми глазами. — Она считает, что он выбросился из-за нее?
— Не знаю. Миссис Мердок его вдова. Она второй раз вышла замуж, и второй муж тоже умер. Мерл осталась с ней. Старуха обращается с ней, как плохая мать с дрянным ребенком.
— Понимаю. Регрессив.
— Как это?
— Эмоциональный шок и подсознательная попытка укрыться в детстве. Если миссис Мердок будет ее ругать, но не очень много, то тенденция усилится. Идентификация детского подчинения с детскими защитными реакциями.
Он спокойно усмехнулся, глядя на меня.
— Слушай. У девочки явный невроз. Частично возбужденный, частично самовнушенный, добровольный. Я хочу сказать, что она этим просто наслаждается. Даже если не отдает себе в этом отчета. Но это не самое главное. Что там с убийством?
— Человек по имени Вэнниэр, который живет в Шерман-Оукс. Тут, кажется, был шантаж. Мерл время от времени отвозила ему деньги. Она боялась его. Я его видел. Мерзкий тип. Сегодня днем она была у него и говорит, что убила его.
— Почему?
— Говорит, ей не понравилось, как он на нее смотрел.
— Убила его чем?
— У нее в сумочке был пистолет. Не спрашивайте меня почему. Я не знаю. Но если она его застрелила, то не из этого пистолета. У этого в стволе неподходящий патрон — он бы не выстрелил. Да из него и не стреляли.
— Для меня это слишком сложно, — сказал он. — Я только врач. Что мне с ней делать?
— Кроме того, — сказал я, игнорируя вопрос, — она говорит, что в комнате был включен свет, а было половина шестого чудесного летнего дня. И парень был в пижаме, а в двери торчал ключ. И он не встал, чтобы впустить ее. Он просто сидел и смотрел.
— Вон как, — он кивнул и сунул в рот сигарету, закурил. — Если ты хочешь, чтобы я сказал, действительно ли она думает, что убила его, то ответить тебе я не смогу. Из твоего описания я понимаю, что он мертв. Так?
— Я ведь там не был. Но это, кажется, совершенно ясно.
— Если она считает, что застрелила его, и не притворяется — боже, как эти типы умеют притворяться! — то это означает, что сама мысль об этом была ей не нова. Вероятно, так и было. У нее может быть комплекс вины. Хочет быть наказана, хочет пережить настоящее или выдуманное преступление. Я опять спрашиваю, что мне с ней делать? Она не больна, не лунатичка.
— В Пасадену она не вернется.
— Ага, — он посмотрел на меня с любопытством. — Семья есть?
— В Вичите. Отец ветеринар. Я ему позвоню, но эту ночь она проведет у меня.
— Не знаю. Достаточно ли она тебе доверяет, чтобы провести ночь в твоей квартире?
— Она пришла сюда по своей воле, и не просто поболтать пришла. Я думаю, она останется.
Он пожал плечами и погладил свои черные усы.
— Я дам ей намбутал и уложу в постель. А ты можешь всю ночь мотаться по комнате в борьбе с собственной совестью.
— Мне нужно уехать, — сказал я. — Я должен съездить туда и посмотреть, что произошло. А одну ее оставлять нельзя. И ни один мужчина, даже врач, не сможет уложить ее в постель. Нужно найти сиделку. Я переночую в другом месте.
— Фил Марлоу — добрый рыцарь Галахад, — произнес он. — Ладно, я поторчу здесь, пока не приедет сиделка.
Он вернулся в гостиную и принялся звонить — сначала в больницу, потом жене. Пока он звонил, Мерл села на диване и сложила руки на коленях.
— Я не понимаю, почему горел свет, — сказала она. — Ведь было светло.
Я спросил:
— Как полное имя вашего отца?
— Доктор Вилбур Дэвис. А что?
— Не хотите чего-нибудь поесть?
Карл Мосс кончил звонить, достал из сумки пару желтых таблеток.
Он налил стакан воды, протянул ей таблетки и сказал:
— Выпейте.
— Я ведь не больна, доктор? — спросила она, глядя на него.
— Выпей, деточка, выпей.
Она взяла таблетки, проглотила их, запила водой.
Я надел шляпу и вышел.
Спускаясь в лифте, я вспомнил, что в ее сумочке не было ключей. Поэтому, не спускаясь в гараж, я вышел через вестибюль на Бристоль-авеню. Машину найти было нетрудно — она была косо поставлена в метре от бровки. Это был серый «Меркурий» с откидные верхом, номер 2X–IIII. Я вспомнил, что это был номер машины Линды Мердок.
Связка ключей была в замке зажигания. Я сел за руль, завел двигатель, проверил, достаточно ли бензина, и развернулся. Это была отличная, сильная маленькая машина. По Кауэнга-Пасс она летела как птица.