2

Это была небольшая комната, выходящая окнами в сад. Обставлена, как контора, на полу уродливый бурый ковер. Здесь было все, что ожидаешь увидеть в маленькой конторе. За пишущей машинкой сидела стройная, хрупкая девушка в роговых очках. Руки ее лежали на клавишах, но бумаги в машинке не было. Она проследила за мной глазами с неподвижным, глуповатым выражением человека, позирующего фотографу. Ясным, чистым голосом предложила мне сесть.

— Я мисс Дэвис, секретарь миссис Мердок. Она просила получить у вас рекомендации.

— Рекомендации?

— Конечно. Рекомендации. Вас это удивляет?

Я положил шляпу на стол, а незажженную сигарету на шляпу.

— Вы хотите сказать, что она меня пригласила, ничего обо мне не зная?

Губы у нее дрогнули, и она их прикусила. Я не понял, испугалась ли она, или обиделась, или просто с трудом сохраняла холодный деловой вид.

— Она узнала о вас от управляющего отделением Калифорнийского банка. Но лично она вас не знает.

— Приготовьте карандаш.

Она подняла карандаш и показала мне, что он заточен и готов к работе.

Я сказал:

— Ну, для начала вице-президент этого самого банка Джордж С. Лик. Он из центральной конторы. Потом сенатор штата Хьюстон Оглторп. Он сейчас либо в Сакраменто, либо в своем кабинете в Лос-Анджелесе. Потом Сидней Дрейфус из адвокатской фирмы «Дрейфус, Тернер и Свейн». Записали?

Писала она быстро и ловко. Не поднимая головы, она кивнула. В волосах ее блеснуло солнце.

— Оливер Фрай из корпорации «Фрай-Кранц, Буровое оборудование», контора на Девятой Восточной в промышленной зоне. Потом, если вам нужна пара полицейских, Бернард Олс из канцелярии окружного прокурора и лейтенант Карл Рэндал из Центрального отдела по расследованию убийств. Этого, по-вашему, довольно?

— Не смейтесь надо мной. Я только выполняю, что мне приказано, — сказала она, положила блокнот на стол и принялась за дело.

Пока она искала номера в телефонной книге и звонила, я ее разглядывал. Она была бледна естественной бледностью блондинки и выглядела достаточно здоровой. Ее светлые волосы не были некрасивы, но были так туго зачесаны назад, что почти вовсе теряли вид прически. Брови тонкие и необычно прямые, чуть темнее волос, почти каштановые. Подбородок слишком маленький, слишком острый и нетвердый. На лице у нее почти не было грима, за исключением ярко-оранжевой помады на губах, да и той чуть-чуть. Глаза за стеклами были огромные, темно-синие, с большими зрачками и неопределенным выражением. Тяжелые веки придавали лицу восточный вид, а может быть, от природы кожа была стянута в углах глаз. Во всем лице было необъяснимое, нервное обаяние, которому не хватало умелого грима, чтобы стать неотразимым.

Одета она была в гладкое полотняное платье с короткими рукавами. На голых руках светлые волоски и несколько веснушек.

Я не очень прислушивался к тому, что она говорила по телефону. Все, что ей говорили, она стенографировала уверенными ударами карандаша. Закончив с этим, она повесила телефонную книгу на крючок, встала, расправила платье и сказала:

— Будьте любезны подождать несколько минут, — и пошла к двери. С полдороги она вернулась, со стуком задвинула верхний ящик стола и вышла. Дверь закрылась. Тишина. За окном гудят пчелы. Где-то вдалеке слышен вой пылесоса. Я взял свою сигарету, сунул ее в рот, обошел стол и выдвинул ящик, который она закрыла перед уходом.

Меня это не касалось. Просто было любопытно. Не мое дело, что в столе она держит маленький автоматический «кольт». Я закрыл ящик и сел.

Ее не было минуты четыре. Потом дверь открылась, и она сказала:

— Миссис Мердок ждет вас.

Мы прошли по каким-то коридорам, она открыла двустворчатую стеклянную дверь и пропустила меня. Я вошел, и двери за мной закрылись.

Внутри было так темно, что поначалу я ничего не видел, кроме полосок света, проникающих через густые кусты и плотные шторы. Комната была похожа на застекленную веранду, которой позволили зарасти плющом. Обставлена она была плетеной мебелью, на полу циновки. У окна плетеный шезлонг с изогнутой спинкой и горой подушек, которой хватило бы и слону, а в шезлонге, откинувшись, сидела женщина со стаканом вина в руке. Я почувствовал густой винный запах прежде, чем успел оглядеться. Потом мои глаза привыкли к полутьме, я рассмотрел ее.

Широкое лицо с массой подбородков. Волосы цвета жести закручены в грубый перманент, тяжелый клюв и большие влажные глаза с выражением мокрого булыжника. На шее косынка, но такая шея лучше смотрелась бы из борцовки. Одета она была в серое шелковое платье, из которого выглядывали голые руки в пестрых пятнах; в ушах гранатовые серьги. Рядом с ней стоял стеклянный столик с бутылкой портвейна. Она прихлебывала вино, глядя на меня поверх стакана, и молчала.

Я не двигался. Она держала меня на ногах, пока не допила свой стакан, поставила его на столик и опять наполнила. Потом вытерла губы платком. Потом заговорила. Голос ее имел все качества низкого баритона и не допускал никаких глупостей.

— Сядьте, мистер Марлоу. И пожалуйста, не курите. У меня астма.

Я сел в плетеную качалку и сунул все еще незажженную сигарету за платок в нагрудном кармане.

— Я еще не имела дел с частными детективами, мистер Марлоу. Я ничего о них не знаю. Ваши рекомендации звучат удовлетворительно. Сколько вы берете?

— За что, миссис Мердок?

— За исключительно конфиденциальное дело, естественно. Не для полиции. Если бы здесь годилась полиция, я бы вызвала полицейских.

— Я беру 25 долларов в день, миссис Мердок. Плюс расходы, конечно.

— Видимо, это немало. Вы зарабатываете большие деньги. — Она отхлебнула портвейна. Я не люблю портвейн в жару, но приятно, когда можешь отказаться от предложенного.

— Нет, — сказал я, — немного. Разумеется, можно нанять детектива за любые деньги. Как адвоката. Или дантиста. У меня нет организации. Я работаю один и веду не более одного дела за раз. Я рискую, иногда очень рискую, но я не работаю круглые сутки. Нет, я не думаю, что 25 долларов в день — это слишком много.

— Понимаю. А что за расходы?

— Никогда не заешь, что и где. По мелочам.

— Я бы все же хотела знать, — едко сказала она.

— Вы и будете знать. Получите полный отчет. Если у вас будут возражения, можете оспаривать.

— Какой суммой вы собираетесь ограничиться?

— Мне хватит ста долларов, — ответил я.

— Надеюсь, что так, — пробормотала она и отхлебнула.

— От людей в вашем положении я не всегда беру гонорар.

— Мистер Марлоу, я серьезная женщина. Не позволяйте себе пугаться меня. Если я могу вас испугать, пользы мне от вас будет немного.

Я кивнул и решил дать ей выговориться.

Она вдруг рассмеялась, потом рыгнула. Миленько так рыгнула, ненавязчиво, и исполнено это было с полной непосредственностью.

— Все моя астма, — сказала она. — Пью это вино как лекарство. Поэтому вам не предлагаю.

Я положил ногу на ногу; надеюсь, это сказалось на ее астме.

— Собственно, — сказала она, — не в деньгах дело. Люди в моем положении вечно переплачивают и привыкают к этому. Надеюсь, вы будете стоить этих денег. Суть вот в чем. У меня украли нечто ценное. Я хочу получить эту вещь обратно, но мне нужно больше. Я не хочу никого сажать за решетку: так случилось, что вор — член моей семьи. По браку.

Она повертела стакан толстыми пальцами и рассеянно улыбнулась в полумрак комнаты.

— Моя невестка, — сказала она. — Очаровательная девушка — и твердая, как дубовая доска.

Она взглянула на меня вдруг засветившимися глазами.

— У меня есть сын — дубина стоеросовая. Но я его очень люблю. Около года назад он по-идиотски женился, без моего согласия. Это было очень глупо с его стороны, потому что он неспособен заработать на жизнь, и все деньги, которые у него есть, даю ему я. А я не очень щедра… Дама, которую он избрал или которая избрала его, пела в ночном клубе. Ее зовут Линда Конкест. Жили они в этом доме. Мы не ругались, потому что я не позволяю ругаться с собой в моем доме, но доброго чувства между нами не было. Я оплачивала их счета, дала каждому по машине, выделила ей достаточно денег, чтобы достойно, но не броско одеваться, и так далее. Конечно, эта жизнь ей наскучила. Конечно, ей стало скучно с моим сыном. Мне самой с ним скучно. Во всяком случае, неделю назад или около того она внезапно уехала, не оставив адреса и не простившись.

Она закашлялась, отыскала носовой платок и высморкалась.

— С ней пропала монета, — продолжала она. — Редкая золотая монета, прозванная Дублон Брашера. Она была гордостью коллекции моего покойного мужа. Он всерьез относился к таким вещам, я нет. Держу коллекцию нетронутой со дня его смерти — он умер 4 года назад. Она наверху, заперта в сейфе. Монета застрахована, но я пока не сообщала о пропаже. И не стану сообщать, если можно обойтись без этого. Я совершенно уверена, что ее взяла Линда. Говорят, монета стоит больше десяти тысяч. Она была отлита как пробный экземпляр.

— Ее будет чертовски трудно продать, — сказал я.

— Может быть. Я не знаю. Я ее не хватилась до вчерашнего дня. Могла бы вообще не заметить, потому что близко не подхожу к коллекции. И вчера бы не хватилась, если бы из Лос-Анджелеса не позвонил человек по фамилии Моргенштерн, который назвался ювелиром и спросил, не продается ли Дублон Мердока, как он его назвал. Говорил с ним мой сын. Он ответил, что вряд ли монету можно купить, ее никогда не предлагали на продажу, но, мол, если мистер Моргенштерн позвонит в другой раз, он сможет поговорить со мной. Тогда звонок был некстати, я отдыхала. Этот человек обещал перезвонить. Мой сын передал разговор мисс Дэвис, она доложила мне. Я решила позвонить ему, мне стало любопытно.

Она выпила еще портвейна, помахала платком перед носом и крякнула.

— Почему вам стало любопытно, миссис Мердок? — спросил я, чтобы что-нибудь спросить.

— Если этот человек хоть что-нибудь понимает в своем деле, он должен знать, что монета не продается. Мой муж, Джаспер Мердок, указал в завещании, что ни одна монета из коллекции не может быть продана, заложена или передана кому-либо до моей смерти. Монеты нельзя выносить из дома, кроме того случая, если сам дом будет поврежден настолько, что это станет необходимо, да и то с разрешения душеприказчиков. Мой муж, — она криво усмехнулась, — видимо, чувствовал, что эти металлические кружки интересовали меня еще при его жизни.

За окнами был чудесный день, сияло солнце, переливались цветы, пели птицы. По улице с приятным отдаленным шумом проезжали машины. Но в этой затененной комнате, рядом с этой твердолицей женщиной, в запахе спиртного весь прочий мир казался нереальным. Я почесал ногу и стал ждать продолжения.

— Я поговорила с мистером Моргенштерном. Полное его имя Элизия Моргенштерн, он держит контору где-то на Девятой улице Лос-Анджелеса. Я ему сказала, что коллекция Мердока не продается, не продавалась и, пока это дело в моих руках, продаваться не будет и что я удивлена тем, что он этого не знает. Он помялся так и эдак, а потом спросил, можно ли осмотреть монету. Я ответила, конечно, нет. Он довольно сухо простился и повесил трубку. Голос был стариковский. Ну, я поднялась наверх, чтобы самой посмотреть на дублон, я его уже год не видела. На обычном месте в сейфе его не было.

Я промолчал. Она подлила в стакан, побарабанила пальцами по подлокотнику:

— Можете представить, что я подумала.

Я сказал:

— Об этом мистере Моргенштерне. Кто-то предложил ему монету, и он понял или заподозрил, откуда она взялась. Видимо, монета очень редкая.

— То, что называют пробной отливкой, — вещь действительно очень редкая. Да, я так и думала.

— Как ее могли украсть? — спросил я.

— Украсть мог любой из тех, кто живет в доме, и очень просто. Ключи я держу в сумке, а сумка валяется по всему дому. Можно успеть взять ключи, открыть комнату и сейф и вернуть ключи на место. Постороннему это непросто, но любой из домашних мог получить ключи в любую минуту.

— Понятно. Как вы установили, что дублон взяла ваша невестка, миссис Мердок?

— Да я и не устанавливала — это совершенно очевидно. Я уверена. Прислуга — три старухи, они живут в доме много лет, пришли еще до того, как я вышла за Мердока, а мы поженились всего семь лет назад. Садовник в дом не входит. Шофера у меня нет, меня возит либо сын, либо секретарша. Сын ее не брал, во-первых, потому, что он не из тех ослов, которые крадут у своей матери, а во-вторых, он легко мог не говорить мне об этом скупщике, Моргенштерне. Мисс Дэвис — это смешно. Неподходящий тип. Слишком забита. Нет, мистер Марлоу, Линда как раз дама того сорта, что могла сделать это просто назло, если не по другим резонам. Вы же знаете, что за народ вертится в варьете.

— Разный народ, как и везде, — сказал я. — Никаких признаков взлома, видимо? Нужно быть большим докой, чтобы взять только одну ценную монету. Нет, это не подходит. Однако не мешает мне, наверное, взглянуть на эту комнату.

Она выпятила челюсть, на шее вздулись мышцы.

— Я же сказала вам, мистер Марлоу, что Дублон Брашера взяла жена моего сына, моя невестка.

Я смотрел на нее, она на меня. Взгляд у нее был тяжелый, как кирпич из ограды. Я пожал плечами и сказал:

— Ну, пусть так. Чего же вы хотите?

— В первую очередь — вернуть монету. Во-вторых, мне нужен неоспоримый повод для развода моему сыну. Я не намерена покупать этот развод. Полагаю, вы знаете, как это делается.

Она допила портвейн из стакана и грубо хохотнула.

— Может быть, слышал, — сказал я. — Вы сказали, что она не оставила нового адреса. Надо понимать, что вы не знаете, куда она делась?

— Именно так.

— Значит, исчезла. Ваш сын мог знать что-то и не сказать вам. Мне нужно с ним встретиться.

Ее большое серое лицо застыло бугристой маской.

— Мой сын ничего не знает. Он не знает о пропаже дублона. Я не хочу, чтобы он знал об этой истории. Когда придет время, я с ним разберусь. До этого я хочу, чтобы его не трогали. Он сделает только то, что я захочу.

— Он не всегда поступал, как хотели вы.

— Его женитьба, — сказала она противным голосом, — это минутная вспышка. Потом он просто старался вести себя как джентльмен. У меня этих церемоний не водится.

— В нашем штате для такой минутной вспышки нужны три дня, миссис Мердок.

— Молодой человек, вы хотите работать для меня или нет?

— Я возьмусь за эту работу, если мне дадут все факты и позволят вести дело по-моему. И не возьмусь за нее, если вы собираетесь учить меня, что и как мне делать.

Она резко рассмеялась.

— Это тонкое семейное дело, мистер Марлоу, и вести его надо деликатно.

— Если вы наймете меня, вы получите всю мою деликатность. Если я недостаточно деликатен, вам, видимо, лучше не нанимать меня. Например, я так понимаю, что вы не хотите оклеветать свою невестку. Для этого у меня деликатности не хватит.

Она стала цвета холодной вареной говядины и открыла рот, чтобы заорать. Потом передумала на этот счет, подняла стакан и приняла еще немного своего лекарства.

— Вы подойдете, — сухо сказала она. — Жаль, что я не встретила вас два года назад, до его женитьбы.

Не знаю точно, что означало это последнее, а вникать я не стал. Она наклонилась к внутреннему телефону и прорычала что-то в трубку. Послышались шаги, вошла беленькая секретарша. Вид у нее был такой, словно ее собирались наказать.

— Выпишите этому человеку чек на 250 долларов, — бросила ей старая грымза. — И держите язык за зубами.

Девушка вспыхнула до корней волос:

— Вы ведь знаете, что я никогда не говорю о ваших делах, миссис Мердок, — сказала она. — Вы ведь знаете. Мне и в голову не могло… — повернулась и выбежала из комнаты. Когда она закрывала дверь, я успел взглянуть ей в лицо. Губы у нее дрожали, но в глазах была ярость.

— Мне понадобится фотография вашей невестки и кое-какая информация, — сказал я, когда дверь захлопнулась.

— Посмотрите в ящике стола, — она показала толстым серым пальцем на стол.

Я открыл небольшой письменный стол и достал фотографию, которая лежала лицом вверх на дне пустого ящика, глядя на меня холодными темными глазами. Я сел с фотографией в руке и пригляделся. Темные волосы небрежно разделены на пробор и зачесаны от широкого лба. Холодный большой рот типа «пошли бы вы все» с очень аппетитными губами. Хороший нос, не большой, не маленький. Вообще, хорошо сделанное лицо. Только в выражении чего-то не хватало. Раньше это «что-то» называлось породой, а теперь уж и не знаю, как это называется. Лицо выглядело слишком опытным и настороженным для своих лет. Слишком многие претендовали на него, и она слишком хорошо научилась управляться с ними. Но через опытность сквозила простота девочки, все еще верящей в Санта-Клауса.

Я кивнул фотографии и сунул ее в карман. Больно много выводов из обыкновенной карточки, и притом в темной комнате.

Дверь открылась, и вошла маленькая секретарша с трехпалубной чековой книжкой в руках. Давая миссис Мердок подписать чек, она натянуто улыбнулась. Миссис Мердок резким жестом показала на меня, девушка оторвала и передала его мне. Потом в ожидании остановилась в дверях, приказаний не последовало, и она тихо вышла, прикрыв за собой дверь.

Я помахал чеком, чтобы просушить чернила, сложил его и сел с чеком в руках.

— Что вы мне можете рассказать о самой Линде?

— Практически ничего. До свадьбы с моим сыном она снимала квартиру вместе с девушкой по имени Лойс Мэджик, развлекательницей того же плана. Они работали в варьете «Айдл-Велли-Клаб», за бульваром Вентура. Мой сын Лесли был там частым посетителем, слишком частым. Где Линда родилась, из какой она семьи, я не знаю. Как-то она сказала, что родом она из Сиу-Фоллс. Полагаю, и родители у нее были. Меня это не очень интересовало, я не расспрашивала.

Черта с два, не интересовало. Я так и видел, как она пыталась раскопать, копала обеими руками, а вытаскивала горсти пустой породы.

— Вы не знаете адреса мисс Мэджик?

— Нет. И не знала.

— Может быть, знает ваш сын или мисс Дэвис?

— Я спрошу у сына, когда он придет. Но не думаю. Спросите у мисс Дэвис. Хотя я уверена, что она не знает.

— Ясно. Вы не знаете других знакомых Линды?

— Нет.

— Быть может, ваш сын продолжает встречаться с ней, миссис Мердок, без вашего ведома.

Она опять начала наливаться кровью. Я поднял руку и натянул на лицо милую улыбку.

— В конце концов они были год женаты, — сказал я. — Он должен что-то о ней знать.

— Оставьте моего сына, его это не касается, — прохрипела она.

Я пожал плечами и разочарованно вздохнул.

— Хорошо. Надо думать, она забрала с собой машину. Ту, что вы ей подарили.

— Серо-стальной «Меркурий-купе». Мисс Дэвис подскажет вам номер машины, если это нужно. Не знаю, записано ли у нее.

— Не знаете, сколько у нее было денег при себе? Что она взяла из одежды и драгоценностей?

— Немного денег. У нее было сотни две долларов, не больше. — От пренебрежения кожа у носа и губ сложилась в жирные складки. — Если, конечно, она не нашла себе нового друга.

— С этим ясно, — сказал я. — Драгоценности?

— Не очень дорогое бриллиантовое кольцо, платиновые часы с рубинами, очень хорошее ожерелье дымчатого янтаря, которое я же по дурости ей и дала. У него алмазная застежка с 26 мелкими бриллиантами в форме бубнового туза. У нее были и другие вещи, конечно. Я никогда не обращала на них внимания. Одевалась она хорошо, не вызывающе. Хвала господу за малые милости его.

Она опять налила стакан и выпила, немного побурчала животом, совсем по-домашнему.

— Это все, что вы можете мне сказать, миссис Мердок?

— Вам недостаточно?

— Не вполне, но пока придется обойтись этим. Если выяснится, что монету украла не она, на этом мое расследование закончится, так?

— Мы это обсудим, — резко сказала она… — Но украла ее Линда, будьте уверены. Спускать ей это я не намерена. Зарубите себе это на носу, молодой человек. И я надеюсь, что вы хоть бы наполовину такой, каким хотите казаться, потому что у этих девиц из варьете бывают очень неприятные друзья.

Сложенный вдвое чек все еще был у меня в руке. Я достал бумажник, положил в него свой гонорар, поднял с пола шляпу и встал.

— Я люблю неприятных ребят, — сказал я. — Как правило, они совершенно безмозглы. Я доложу вам о ходе расследования, когда будет что докладывать, миссис Мердок. Думаю для начала взяться за этого скупщика монет. Похоже, от него тянется ниточка.

Она дождалась, когда я дойду до двери, сказала мне в спину:

— Я не очень вам понравилась, верно?

Я ухмыльнулся в ответ:

— А кому вы нравитесь?

Она откинула голову, разинула рот и захохотала басом. Под ее хохот я повернулся, вышел и захлопнул дверь. Я прошел по коридору, постучал в кабинетик мисс Дэвис, потом толкнул дверь и вошел.

Она сидела, уткнувшись лицом в ладони, и рыдала. На звук она подняла голову и посмотрела на меня заплаканными глазами. Я запер дверь, подошел к ней и положил руку на худенькое плечо.

— Выше нос, — сказал я. — Ее жалеть надо. Она считает себя крепким орешком и набивает себе горб, лишь бы держаться соответственно.

Она вскочила, отстранясь от моей руки.

— Не трогайте меня, — сказала она, не дыша. — Пожалуйста. Я не позволяю мужчинам прикасаться ко мне. И не говорите таких ужасных вещей о миссис Мердок.

Лицо у нее было розовое и все в слезах. Без очков у нее оказались чудесные глаза.

Я сунул в рот долгожданную сигарету и закурил.

— Я… я не хотела быть грубой, — пробормотала она. — Но она в самом деле так меня унижает… А я ведь делаю для нее все, что в моих силах. — Она опять всхлипнула, достала из стола мужской носовой платок, развернула его и вытерла глаза. Я заметил на уголке инициалы «Л.М.», вышитые бордовой ниткой. Я уставился на них и выдохнул дым в угол комнаты — не дай бог на ее волосы!

— Вы что-то хотели спросить?

— Мне нужен номер машины миссис Линды Мердок.

— Номер 2Х-1111, серый «Меркурий-кабриолет».

— Она мне сказала, что «Меркурий-купе».

— Это машина мистера Лесли. Они одного цвета, одной модели и одного года. Линда машину не взяла.

— Вот как. Что вы знаете о мисс Лойс Мэджик?

— Я ее видела только раз. Она когда-то снимала квартиру вместе с Линдой. Она приезжала сюда с мистером… э-э… мистером Вэнниэром.

— Кто это?

Она посмотрела себе под ноги.

— Она приезжала с ним только один раз. Я его не знаю.

— Ладно. А что такое эта мисс Лойс Мэджик?

— Она высокая красивая блондинка. Очень-очень привлекательная.

— Вы хотите сказать — сексуальная?

— Ну-у, — она ужасно покраснела, — в общем да, только в очень достойном смысле, если вы знаете, что я имею в виду.

— Я знаю, что вы имеете в виду, — сказал я. — Только я с этим не встречался.

— Вот этому я верю, — с вызовом сказала она.

— Вы знаете, где живет эта мисс Мэджик?

Она покачала головой: нет. Она очень аккуратно сложила большой носовой платок и сунула его в ящик стола, в тот, где лежал пистолет.

— Когда этот испачкается, можете стянуть другой, — сказал я.

Она откинулась на стуле, положила маленькие руки на стол и строго посмотрела на меня.

— На вашем месте, мистер Марлоу, я бы не злоупотребляла этими манерами крепкого парня. Во всяком случае, не со мной.

— Да?

— Да. И я не смогу больше отвечать на ваши вопросы без специальных инструкций. У меня весьма конфиденциальное положение.

— Я не крепкий парень, — сказал я. — Я просто сыщик.

Она взяла карандаш и черкнула в блокноте. Улыбнулась мне, уже спокойная и собранная.

— Может быть, мне просто не нравятся мужиковатые мужчины, — сказала она.

— Вы сумасшедшая дура, — сказал я. — Или я никогда не видел сумасшедших дур.

Я вышел от нее, хлопнув дверью, прошел по пустому коридору и через загробного вида гостиную выбрался на улицу.

А там на зеленом газоне играло солнце. Я надел темные очки, подошел к раскрашенному негритенку и опять погладил его по голове.

— Знаешь, брат, это даже хуже, чем я ожидал, — сказал я ему. Потом сел в машину и завел мотор.

Следом за мной от тротуара отъехал небольшой «купе» песочного цвета. Я ничего об этом не думал. Человек за рулем был в плоской соломенной шляпе с веселенькой ленточкой; на нем, как и на мне, были темные очки.

Загрузка...