Золотой скорпион

Глава 18

Маше Рокотовой все-таки пришлось принимать отдел. Она сопротивлялась этому почти с самого первого дня своей работы в еженедельнике «Бизнес-Ярославль», но все – от главного редактора до фотографов и корректоров – понимали, что отделом экономики и финансов управляет именно она. Правда, последний год, после автомобильной аварии, Маша плохо себя чувствовала и подумывала совсем оставить журналистскую работу, да все не решалась. Но теперь формальный начальник ушел на городское телевидение, и все взоры опять обратились к ней. Главный нажал на Рокотову, как он один умел и мог себе позволить из-за многолетней и многотрудной дружбы. Она согласилась.

Маша терпеть не могла за кого-то, кроме себя, отвечать. Достаточно уже того, что она отвечает за своих детей, да и те, слава Богу, выросли. Только-только она вздохнула свободно, снова ощутила себя почти молодой и беззаботной, как опять обрушивается на нее ненавистная начальственная должность. Это только кажется, что руководить приятно и просто. Может быть, кому-то, кому нравится сам процесс, власть и доставляет удовольствие, а для человека, старающегося заботиться не только о собственных амбициях, но и об успехе дела и благе подчиненных, это тяжелый и обременительный крест.

Тьфу, пять минут в новом кресле, а в голову уже лезут дурацкие и пафосные мысли, подумала Рокотова и развязала первую папку. Ее удивляла и умиляла организация труда бывшего начальника: он все писал на бумажках и огрызках бумажек от руки, клеил эти кусочки, ставил стрелочки, звездочки, ссылочки… Компьютера в его кабинете не было вовсе. Бумажки и огрызки отдавались в печать машинистке, но потом возвращались в кабинет начальника и оседали в многочисленных папках и папочках. Весь этот огромный архив, бесполезный и Маше не нужный, приняла она под подпись и выбросить, разумеется, не могла. Теперь предстояло рассовать его по стенным шкафам, освободить рабочий стол и перетащить в кабинет свой компьютер. Хотелось бы, конечно, на всякий случай составить подобие картотеки папок и папочек, но для этого нужно их все просмотреть… Когда-нибудь потом, когда будет свободное время. А оно теперь вряд ли будет.

В дверь постучали. Маша обреченно вздохнула: сегодня сотрудники редакции шли с поздравлениями просто вереницей, даже те, кто нисколько не был рад ее назначению. Она благодарила, от улыбок уже сводило скулы, а уши почему-то горели, словно за дверью нового кабинета ее кто-то ругал на чем свет стоит. Она даже догадывалась кто.

– Входите! – крикнула она нерешительному посетителю.

На своих не похоже, в журналистской среде не принято скрестись и ждать за дверью. Стук повторился.

– Да входите же! – рассердилась Рокотова и тут же обомлела: в кабинет бочком протиснулся ректор университета перспективных технологий Виктор Николаевич Садовский.

Они были знакомы очень давно, но он ни разу не снизошел до того, чтобы прийти к ней. Если Маша Рокотова была ему нужна, он просил ее приехать, почти вызывал, иногда присылал за ней машину. Сегодня он явился сам. Что же, интересно, должно было случиться, чтобы Виктор Николаевич позабыл про свой статус, ранг, степени и звания и приехал?

Звания, степени, ранги и статусы… Рокотовой всегда было забавно, а иногда и грустно смотреть на таких их обладателей, как Садовский.

Кандидатскую диссертацию написал ему приятель, отчаянно нуждавшийся в деньгах. Виктор делал преподавательскую карьеру, а приятелю продолжал платить за то, что тот регулярно включал его соавтором в свои статьи, а потом – в учебники и пособия, готовил материалы для лекций, вычитывал и выправлял работы дипломников и аспирантов. К тому моменту, когда приятель отбыл на постоянное место жительства и работы в Нидерланды, Виктор Садовский защитил уже и докторскую диссертацию. Как и в кандидатской, там не было ни строчки, написанной автором собственноручно. Все кругом об этом знали и уже устали обсуждать. Просто приняли как доказательство хороших организаторских способностей Садовского, да и избрали его ректором. Но Рокотовой давно было понятно: не было у Виктора Николаевича даже этого таланта, единственное, на что он был способен – это положить в свой карман деньги, которые сами собой плывут в руки. Человек он, правда, был не плохой, добрый, отзывчивый человек, но университет все-таки жаль, такую махину развалил…

– Виктор Николаевич? Добрый день. Какими судьбами?

Он вздохнул, даже плечи тяжело поднялись и опустились. Сел напротив.

– Маша, мне, кажется, не к кому и пойти больше, вот разве что к тебе, – не здороваясь, проговорил он и совсем сгорбился на стуле, весь поник. Совсем старик.

– Что случилось? – мягко спросила она, ей стало остро жаль Садовского. – Вы переживаете из-за нападений на стройке? Это, конечно, ужасно…

– Нет, – махнул рукой ректор, – меня мало волнуют сами по себе эти нападения. То есть, волнуют, конечно, но я о другом.

Рокотова поняла: не просто мало волнуют, а не трогают вовсе, плевать он хотел на тех несчастных женщин. Конечно, его заботит нечто более значимое, наверняка, закачавшееся под ним ректорское кресло.

– Меня следователь вызывал, и прокуратура еще разбирается, но им не к чему придраться, тут я спокоен.

Он помолчал, глядя на свои большие руки в старческих пятнах и набухших венах, и вдруг сказал:

– Я разрушил себя.

– Что?

– Я разрушил себя сам, Маша. Я ничто. Развалина. Недострой.

Он горько усмехнулся. Маше очень хотелось с ним согласиться, да, удивительно точное сравнение, но она промолчала. Он все сказал сам.

– Знаешь, у меня были неплохие задатки, большие планы, я мечтал даже совершить переворот в науке, но ничего не сделал. Я превратил ректорство в самоцель и так стремился закрепиться и удержаться в этой должности, что забыл – зачем. Я строил себе стартовую площадку для карьерного и научного взлета, но лететь-то не могу, задница тяжеловата. Само строительство отняло у меня столько времени, что ни на что другое сил просто не осталось. Понимаешь, я не успеваю даже искать себе соратников и единомышленников. А впереди выборы, я ж не сам себя буду выбирать. Впрочем, как на духу, я и сам бы себя не выбрал.

– Подождите, Виктор Николаевич, – не выдержала Маша. – Зачем искать соратников и союзников? Их не ищут. Они обычно появляются в процессе совместной деятельности. Пять лет вы работаете и делаете людям хорошо, а они вас за это переизбирают на новый срок. Разве не так?

Садовский покачал головой.

– Нет, не так. Ты ничего не понимаешь в избирательных технологиях.

– Ага, а Борис Борисович Давыдов понимает! Это ведь он руководит вашей предвыборной кампанией?

Рокотова злилась на себя за то, что не могла прекратить этот бессмысленный разговор. Как она могла снова забыть, что Садовский просто очень много пьет. Он и сейчас вряд ли трезв. Отсюда – и депрессия, и упадок сил, и нежелание бороться.

– Помоги мне, Маша, – попросил Садовский. – Помоги. Я не знаю, что буду делать, если меня не изберут. В этой должности вся моя жизнь. Это мои стены, все, чем я держусь. Если они рухнут, за ними ничего не останется.

– Чем я могу теперь вам помочь? – вздохнула Рокотова.

Было решительно поздно что-либо предпринимать: выборы на носу, а она совершенно не знает ситуации в университете. Да и ребята-специалисты, которые могли бы помочь разработать стратегию избирательной кампании, даже пытаться не станут что-то сделать в такие сжатые сроки.

– Маш, ну хоть что-нибудь…

– Ну, хорошо, – кивнула она обреченно. – Сделаем статью в нашем еженедельнике, подумайте, какие мы туда можем вынести перспективные направления развития университета, планы закупок мебели, какого-нибудь оборудования, ремонтов, реконструкций. Только, пожалуйста, без научной фантастики, что-нибудь реальное и выполнимое. Сейчас я позвоню своей знакомой в «Городские новости», она еще интервью у вас возьмет, будете говорить об итогах года, о расширении аспирантуры. Ваши аспиранты по-прежнему защищают диссертации в Демидовском университете?

– Да, у нас своего совета нет.

– Скажете, что диссертационный совет создается. Я организую визит вице-губернатора, подготовьтесь. Найдите, что показать, хотя бы переоснащенную столовую. И самое главное – недострой. К вам приедет мой бывший муж, Ильдар Каримов. Он как раз разворачивает у себя в компании большой научный центр. Ваша задача – представить Каримова сотрудникам университета как возможного инвестора. Обсудите с ним перспективы совместных действий, допустим, он доводит до ума ваши развалины, забирает себе часть, а университету отдает готовые корпуса под новый факультет и спортзал.

– А он, действительно, купит наш недострой? – оживился Садовский.

– Вряд ли, – Маша была уверена, что не купит. – Вы постарайтесь, чтобы на встрече с Каримовым присутствовал ваш главный соперник, Зайцев. А потом намекните самым болтливым, что с инвестором у вас все держится на личных связях. А Зайцеву подкиньте мысль, что Каримов заинтересовался им самим. Он ведь юрист?

– Кто?

– Зайцев.

– Он доктор юридических наук.

– Ну вот. Зароните мысль, что будущий инвестор хочет переманить Зайцева в свою компанию.

– Маша! – возмутился Садовский. – Да как же я это ему скажу?

– Так вы не сами скажете, – ее поражала его наивность. Господи, что она вообще делает? Зачем? – Намекните доверительно кому-нибудь из не самых близких его сторонников. И соберите друзей своих по работе у себя дома. Придумайте какие-нибудь именины жены.

– Каких друзей?

– У вас что, совсем никого не осталось?

– Ну… Кое-кто, конечно, есть.

– Вот их и соберите.

Он немного приободрился, поерзал на стуле, озабоченно почесал в затылке.

– Знаешь, у меня все-таки такое чувство, что все будет шито белыми нитками. Тебе не кажется?

– Кажется, – согласилась Рокотова. – Но другого варианта я вам все равно предложить не могу. Или уж приходите к нам в еженедельник консультантом по экономике.

– Нет уж, – засмеялся Садовский. – Без боя я не сдамся!

Какой, к черту, бой, подумала Маша. Естественный отбор, слабые должны уйти, а не держаться за свое место из последних сил: и смешно, и для дела вредно.

– Да, – вспомнила она вдруг. – И на стройке посадите сторожа. Хотя бы временно. Заключите договор с вневедомственной охраной. Я знаю, денег нет, но вы изыщите, там не слишком много берут.

– Может, своего человека, – предложил ректор.

– Нет. Сейчас не тот момент. На вашем недострое – уже два нападения. Я не хочу говорить, что там орудует маньяк, но дважды – это уже маленькая, но система.

– А знаешь, Маша, мне вот тут вообще сказали, что эти убийства затеял Зайцев, – брякнул Садовский.

– Зайцев? Зачем? И как?

– Кажется, он хочет, чтобы я стал одной из жертв или что-то в этом роде.

Ректор махнул рукой, словно и не придавал этому никакого значения, но Маше стало понятно: это главное, ради чего он пришел. Пришел поделиться своими страхами, чтобы она разубедила его, разуверила. Но откуда взялись эти бредовые идеи? Паранойя? Или есть какие-то основания?

– Кто вам сказал, что Зайцев причастен к нападениям на стройке?

– Да ну…

– Кто? Если мы собираемся с вами дружить против Зайцева, я должна все знать об этих подозрениях.

– Да это не мои подозрения. Мне в лоб сказал про нападения Жуков, завкафедрой философии. Он из тех людей, кому я даже не склонен доверять. И говорил он такие откровенные глупости, якобы Зайцев и его сподвижники сами, открыто заявили о своей причастности к нападениям. Жуков даже назвал мне имя убийцы.

У Маши вспотел затылок. Имя убийцы?! А вдруг Садовский назвал это имя следователю? И теперь милиция будет трепать нервы и честное имя еще какого-нибудь несчастного, так же, как мучили Митьку Гуцуева. Ведь понятно же, что все эти догадки – чистой воды бред.

– Виктор Николаевич, вы должны скептически относиться к таким заявлениям. Этот Жуков мог над вами просто подшутить, понимаете?

– Конечно, понимаю. Не мог же Сомов и вправду убить ту девушку, лаборантку, как ее звали, я забыл…

– Ира Корнеева ее звали.

– Вот-вот. И все же, он предлагает мне кое-что полезное. Он будет соглядатаем, моим человеком, шпионом в оппозиции, а я в благодарность сделаю его проректором вместо Зайцева. Как думаешь, стоит?

– Делать его проректором? – ужаснулась Маша. О Жукове она знала только от Тимура и только плохое.

– Нет, не проректором делать, а согласиться, чтоб он шпионил. А уж обмануть его после выборов с назначением труда не составит.

– Не надо, мы, конечно, будем действовать тоже не самыми красивыми способами, но уж до шпионов не опустимся.

– Значит, будем действовать? – обрадовался Садовский.

– Будем, – тяжело вздохнула Рокотова.