Золотой скорпион

Глава 39

Ученый совет был назначен на двенадцать, и являться в университет к началу рабочего дня Сомову было, в общем-то, не за чем. Но он все же приехал туда задолго до назначенного времени и даже не очень удивился, увидев у подъезда милицейский «УАЗик». Хоть и сказал Садовский: засуньте ключ поглубже, чтоб не сразу нашелся, Сомов не сомневался, что ректор поторопится настучать в милицию на своего оппонента. Он и поторопился. Даже слишком. Только ночь миновала. Что ж, может, он и прав.

Осмелевший и совершенно уверенный в безупречности проведенной вчера операции, Юрий Иванович как бы невзначай зашел в приемную. Он открыл дверь тихонько, и Марина Полякова, подслушивавшая у кабинета проректора, его не заметила.

– Что-нибудь интересное? – шутливо спросил Сомов.

– Ой! – отскочила от двери девушка. – Юрий Иванович, как вы меня испугали! Ужас! Опять милиция приехала. Вдруг еще кого-то убили?

– Да ну, мало ли, зачем они приехали. Показания какие-нибудь дополнительные снять…

Сомов лихорадочно соображал: видела ли Марина вчера, что он был здесь? Могла ли видеть? Нет, пожалуй, не могла. Она была в туалете со своими чашками, когда он вошел в незапертый кабинет Зайцева. Сначала он хотел положить ключ в стол под бумаги, но потом передумал, вернулся к порогу и сунул ключ под копировальный аппарат, который стоит прямо у двери на тумбочке. А потом поспешно вышел, и, когда встретился с Мариной, шел уже не со стороны приемной, а из точно противоположного конца коридора. Даже, если девушку кто-то спросит, она не скажет, что он мог быть в кабинете проректора, за ключом от кафедры приходил, но в кабинет не входил. Да и с чего ее будут спрашивать? Сейчас ключ найдут. Может быть, Зайцева даже задержат. Нет, не поторопился Садовский, все складывается очень удачно, прямо в день совета.

В кабинете Анатолия Ивановича Зайцева сидели Николай Савченко, оперуполномоченный из его группы Олег Вербин и Шарип Зареев.

– Вообще-то мы не рассматриваем анонимные заявления, тем более по телефону, – говорил Савченко. – Но дело очень непростое и требует принятия оперативных мер. Возможно, кто-то из недоброжелателей наговаривает на вас просто из вредности, но следователь решил, что информацию необходимо проверить.

– Я не понимаю, о чем вы, – нахмурился Зайцев. – Вы сказали, что в моем кабинете хранится какая-то улика. Я уверен, что ничего подобного нет. Хотите произвести обыск? Пожалуйста. У вас есть ордер?

– Ордера нет, – развел руками оперативник. – Но, если уж вы нам не доверяете и не хотите помочь, что ж, будем ждать ордер. Не сомневайтесь, он скоро будет, но до тех пор, пока его не подвезут, никто из этого кабинета не выйдет. Согласны?

– Какие варианты? – сдался проректор.

– Все очень просто. Мы сейчас поднимем вот этот аппарат и проверим, что под ним.

Зайцев удивленно посмотрел на «Ксерокс».

– И все?

– Все.

– Валяйте, – кивнул он. – Только учтите, он очень тяжелый. И, если решите что-то мне подкинуть, сто раз подумайте. Видите видеокамеру у компьютера? Новая модель. Я ее как раз тестирую. Все ваши действия будут засняты.

– Отлично, – согласился Савченко. – Если что, снимете нам копию. Олег, берись и поднимай.

Вместе они без труда переставили довольно тяжелый «Ксерокс» на пол. Ничего, кроме пыли, под ним не было. Правда, пыль с одной стороны была чуть смазана. Но больше ничего.

– А что вы искали? – спокойно спросил Шарип Зареев.

– Ключ. Ключ от кладовки, – ответил Савченко. – Сегодня утром следователю позвонил неизвестный и сказал, что видел, как вы, Анатолий Иванович, прятали под копировальный аппарат какой-то ключ. И на нем была жестяная бирка, такая же, как у того самого. Мы понимаем, что это глупо и наивно, именно потому и не собирались проводить у вас обыск, но проверить были должны.

– Понимаю, – совсем успокоился ректор. – Вы уж простите меня, но сегодня совет и…

– Конечно, извините за беспокойство.

Оперативники попрощались и вышли. В приемной Савченко бросил на Сомова такой тяжелый взгляд, что у доцента подкосились ноги.

– Глупости какие-то, – пожал плечами Зайцев. – Какой ключ? От какой кладовки?

– От кладовки, в которой Давыдова нашли убитым, – ответил Шарип и вытащил из кармана ключ с жестяной биркой. – Вот этот.

– Откуда он у тебя?!

– Из-под «Ксерокса». Его туда, действительно, подсунули, а мы чуть было не проворонили. Хороши бы мы были, если бы милиционеры сейчас его нашли.

– Кто его туда подсунул?

– Сомов.

– Сомов? – удивился проректор. – Когда?

– Вчера вечером. А Марина Полякова видела. Она как раз принесла чашки и видела его от входа в приемную. Ей пришлось прятаться с подносом за дверью, пока Сомов не вышел, а потом сделать вид, что только идет из туалета. Доцент приходил якобы за ключом от кафедры философии.

– Я немедленно вызову его и!..

– И что? – остановил Шарип. – Не порите горячку. Лучше всего притвориться, что мы ничего не знаем, и никому не говорить, зачем приходили милиционеры.

– Надеюсь, что ты прав, – неуверенно проговорил Зайцев.

– Я всегда прав, – усмехнулся Зареев.

Маша, кажется, все предусмотрела и подготовила: и речь Садовскому написала, и с вице-губернатором Николаем Сычевым о визите договорилась, и даже Павла Иловенского убедила поехать в университет. Всех проинструктировала, что говорить, а что – не стоит, с кем общаться и не общаться, какое интервью давать Юле Колотиловой, журналистке из «Городских вестей». Неожиданностей быть не должно, хотя, кто ж знает…

Сама она в университет не поехала, сослалась на срочные изменения в номере своего еженедельника. Ее присутствие все равно ничего не изменит и не спасет. Да, не спасет. Не верила Рокотова в удачу. Потому и нервничала, потому и не поехала на ученый совет, знала: как бы качественно не выполнила она свою часть работы, все старания все равно уйдут в песок, если сам Садовский ничего не сделает. Он, конечно, станет в случае неудачи на выборах винить ее, обидится, не станет с нею общаться. Вот и слава Богу. Легче станет жить.

На самом деле никакой срочной работы не было, номер был сверстан и ушел в типографию, и Маша делала заготовки на две недели вперед, стараясь не думать о том, что сейчас происходит в университете. Но не думать не вышло. Позвонила Юлька Колотилова.

– Маш, ты хоть знаешь, что тут твориться?! – заорала она.

– Откуда я могу знать? Что ты кричишь-то?

– Да ты б приехала сюда, еще не так бы орала. Я уже вообще запуталась, кого мы должны поддерживать. Если того идиота, который с отчетной речью выступал, то я пас. Он такую чушь нес – в зале народ валялся.

– Ты полегче, я сама ему речь писала, – возмутилась Маша.

– Ты?! Ну ты, мать, даешь! У вас теперь юмористическое издание? Ректору-то простительно, он читал по бумажке и по слогам, понятно, что текст в первый раз видит, но ты-то!..

– А что я? Юля, да не было там ничего ужасного и смешного.

– Не было? А как тебе укрепление престижа российского образования путем внедрения эзотерических и оккультных наук? А открытие факультета научной астрологии? А передача недостроенных объектов оборонному комплексу для хранения стратегического продуктового запаса и одновременной консервации химических отходов?

Маша молчала. Ведь не похоже, что Колотилова шутит. Конечно, Садовский заранее не читал речь, это на него похоже. Но откуда он взял весь этот идиотский текст? Сам что ли написал? И почему не взял тот, что прислала она?

– Эй, Рокотова! Уснула? Что делать-то? Брать у него интервью или так, сразу психушку вызвать?

– Я приеду, Юля, – вздохнула Маша.

– Валяй. Кстати, тут муж твой.

– Он мне не муж, – смутилась Рокотова, думая, что говорит она об Иловенском.

– Да знаю, бывший муж.

– Ильдар? Разве он там?

– Тут. И вице-губернатор. И депутат еще с ними, не помню, как фамилия, у меня записано.

– Иловенский.

– Точно. Все, Маш, я побежала, они уже покурили, в зал заползают.

Юля отключила телефон, а Маша, швырнув свой в сумку, бросилась в редакционный гараж.

– Нету, Марь Владимировна, – развел руками завгар. – «Газель» в Углич ушла, «Тойоты» обе по городу на заданиях. Подождите, может, будет кто через часик. Или горит?

– Горит, – кивнула она и совсем было решилась вызвать такси, но потом передумала.

Ничего не горит. Знает она эти ученые советы. Часа три сидят относительно тихо и слушают пустопорожние официальные отчеты и выступления. Только на четвертом часу начинаются прения. «Преют» ученые со вкусом и знанием дела: долго, громко, до хрипоты и сердечных капель, до взаимных оскорблений с переходом на личности, до поломанных стульев и плевков на потертые пиджаки. Сама Рокотова в годы работы в научном институте всегда вела советы и собрания жестко, сворачивая все прежде, чем заседающие не то что войдут во вкус, но даже и вообще успеют раскрыть рот. Не те это споры, в которых рождается истина, и незачем без толку доводить людей до греха. Собрали, сказали то, ради чего собрали, и все свободны.

В университете такой фокус не пройдет, будет представление по полной программе. Так что можно не торопиться. Юля расскажет все, что Рокотова пропустит. Да и Павел с Ильдаром там. Неужели Ильдар все-таки решил ей помочь? Может быть. Только вряд ли ее уговоры на него подействовали. Скорее всего, Иловенский и Сычев усмотрели какой-нибудь коммерческий интерес в сложившейся ситуации и перетянули Каримова на свою сторону.

Уже садясь в автобус, Маша решила, что первым делом оценит обстановку: если Садовский уже успел настроить против себя всех, кто до сих пор поддерживал его или колебался, она тоже не станет надрываться. Извинится и откажет ректору в дальнейшей помощи. И Бог с ним, пусть обижается. Ей уже казалось, что она тащит в гору голодного осла. На вершине горы – мешок сладкой морковки, а глупое животное упирается у подножья и еще норовит прыгнуть в ближайший овраг.