А следующее утро да и весь день не принесли ей никаких добрых новостей. Она заказала из гостиницы такси и методично объехала пять мест, которые почти точно совпадали с изображенными на снимке, и еще четыре, которые были похожи только приблизительно. Из этих девяти точек три оказались детскими садами, две – школами. Еще был спортзал, магазин, салон красоты и ветеринарная клиника. Нигде, никто и никогда не слышал ничего о женщине по фамилии Гуцуева, у которой много лет назад похитили сына. Подростка с такой фамилией тоже не было. Маша называла точный день и час, когда было зафиксировано информационное излучение, но ей либо не верили, либо ничем не могли помочь. Ей пошли навстречу заведующие всеми детскими садами, проверили списки своих сотрудников и пообещали за пару дней опросить всех родителей, которые приводят к ним своих детей. Спортзал и ветлечебница отпали сразу, там велись списки посетителей, никто, из сотрудников или приходивших в тот день, по возрасту и имени не подходил. В салоне красоты с нею даже не стали разговаривать, но Маша не слишком расстроилась: она обошла здание и поняла, это явно не то, что она ищет, деревья вокруг стояли совсем иначе, а поблизости была стройка, которой на снимке со спутника не было.
Остались школы, где могла работать мама Мити или учиться его сестра. Или брат. Вполне возможно. Только сегодня – уже поздно. Учебный день закончился, дети разошлись по домам. Маша решила, что в школы поедет завтра с утра. А сегодня надо успеть на телевидение. Она позвонила туда еще утром и договорилась, что ей дадут слово в прямом эфире вечерних новостей. На этот эфир она надеялась больше всего. Даже если мать Мити не увидит этот выпуск, его увидит кто-нибудь из ее знакомых, тех, кто знает о ее беде. А еще Рокотова завтра же пойдет в местную милицию и заставит поднять все архивы, ведь не могла же мать не искать похищенного Митю, должна же была эта информация сохраниться. Если только Гуцуева живет в этом городе, она обязательно найдется. Обязательно! Непременно!
В гостинице Маша заснула, не успев раздеться, как только голова ее коснулась подушки. О том, что собиралась позвонить Павлу, она вспомнила только утром. Повертела телефон в руках. Звонить, извиняться… Господи, как стыдно! Как трудно решиться! А вдруг он не станет с нею разговаривать? В каком настроении она тогда пойдет в школы и в милицию? И она отложила трудный звонок на грядущий вечер.
В обеих школах у нее приняли информацию, но быстрого результата не обещали: нужно было не только проверить всех сотрудников, но и рассказать историю Мити на классных часах. Вдруг да и окажется, что это история семьи кого-нибудь из учеников?
А в милиции Машу обрадовали в первом же районном отделе. Оказывается, в городе создан централизованный архив всех уголовных и розыскных дел, которые возбуждались в последние двадцать пять лет. Вооруженная документом от ярославского следователя Сергея Нестерова, Рокотова отправилась в областное управление милиции. Результаты, выданные компьютером через час, ее шокировали. Никакого Дмитрия Гуцуева никогда милиция не разыскивала.
Маша вышла на улицу и уселась на ближайшую скамейку. Как же так? Неужели все поиски напрасны? Не потому, что нет в Архангельске Митиной матери, а потому что не нужен этой женщине сын. Может, она и рада была, что он пропал, одним ртом меньше. Ведь не может, не должно так быть, что не кинулась она искать, спасать своего ребенка, если любила его, если дорожила им? Тогда и вчерашний призыв, брошенный Машей в архангельских новостях, останется без ответа. А если и найдется мать или брат Мити через детский сад или школу, то это еще не значит, что они будут рады снова принять мальчика в свою семью. Мало ли что могло случиться в их жизнях за столько лет?
Наверное, надо было не заниматься сканированием территории России и поисками невесть какой женщины, а позволить Вере и Ильдару усыновить Митьку. Тут его будущее было бы определено. Он стал бы братом Тимуру, его бы непременно полюбила сентиментальная и добрая Вера, когда-нибудь он унаследовал бы деньги и компанию Ильдара, может быть, сам стал бы ученым.
Стоп. Она же сама мать. Ее Тимке тоже могло быть лучше с какими-нибудь более обеспеченными приемными родителями, чем с ней? Конечно, нет! Никто не смог бы дать ему столько внимания, любви и нежности, сколько она, родная мать! А Кузя? Разве его родная мать, подзаборная пьяница, дала б ему столько, сколько она, Маша Рокотова, мать приемная?
Как все-таки сложна жизнь. Все в ней индивидуально, для каждого человека заложено по-своему. Маше всегда хотелось верить, что все изначально заложено судьбой, и она была почти согласна с учеными, работавшими в научном центре Каримова. Они утверждали, что вся предстоящая жизнь уже записана от начала и до конца в ДНК новорожденного человечка, как сложнейшая компьютерная программа. Эта программа не исчезает со смертью человека. Вобравшая и запомнившая самое ценное за время жизни, она в момент смерти возвращается в общую инфосферу Земли, обогащает ее и продолжает свое существование в новом качестве.
Мите Гуцуеву было суждено пройти через все тяготы, оказавшиеся на пути его неокрепшей души, и он прошел. Маше Рокотовой суждено было оказаться в эти дни в Архангельске, и она оказалась. Найдет ли она то, что ищет, или ей всего лишь удастся здесь встретиться и объясниться с Иловенским, она не знала. Но то, чему суждено случиться, то случится. Надо только верить и, конечно, не отступать. Надо действовать, надо дать своей программе реализоваться, а под лежачий камень вода не течет.
За остаток дня Маша побывала в трех городских газетах, разместила там объявления и заметки о Мите. Съездила в рекламное агентство, договорилась об аренде уличного щита, куда поместят фотографию Мити, именно так два года назад разыскали похищенного Кузю. И напоследок – еще один эфир на телевидении. Что еще она могла сделать? Пока, пожалуй, больше ничего. Осталось только позвонить Павлу.
Когда Рокотова вошла в свой номер, свет там уже горел. Посреди гостиной на самом краешке стула сидела женщина лет сорока. Она сидела болезненно прямо, напряженно, и вся подалась вперед, когда Маша вошла. Кажется, хотела встать, но не смогла, не решилась. Маша сразу догадалась, кто эта женщина. Все-таки эфир на местном телевидении был выстрелом точно в цель! Лицо женщины было таким изможденным, а взгляд таким пронзительным, что Рокотову будто окатила волна неизъяснимого горя, которое несла в себе эта женщина, горя, копившегося и не находившего утешения годами. Теперь судьба решила сжалиться и отпустить этой несчастной ее неведомые грехи. И Маша была рада, что у этой женщины именно такой взгляд. Значит, все было не зря, значит, Митя нужен ей, она любит его и ждет.
– Я мама Миши Кациева, – тихо сказала женщина.
У Маши упало сердце. Это не та! Не она…
– Я ищу мать Дмитрия Гуцуева, – покачала головой Рокотова, у нее сердце было готово разорваться от сострадания и от осознания досадной ошибки.
– Его зовут Миша, вернее, Магомет Кациев. И я его мать.
Когда женщина рассказала обо всем, Маша Рокотова поняла, что ни за что не нашла бы ее по спискам в школах и детских садах. Никто не знал. Что она во время тихого часа приводила своего подопечного поиграть в песочнице на территории детского сада, где и зафиксировали ее присутствие приборы Елабугина. Все в этой истории было не так, а виной всему время, случай и тугоухость маленького Митьки. Нет, не Митьки, Мишки.
Ее звали Надежда Челнокова. В Архангельске она прожила всю свою жизнь. Закончила педагогическое училище, устроилась работать в детский сад. Вскоре вышла замуж за красавца Шамиля Кациева, он работал учителем истории в соседней школе. В быту и на работе его для простоты и удобства называли Сергеем, даже собственные дети были уверены, что папа у них Сережа. Дети были погодками: старшая дочь Саша, младший сын Магомет, а для мамы и всех окружающих – Миша.
Шамиль всегда увлекался изучением истории собственного народа, даже писал кандидатскую диссертацию, мечтал баллотироваться в депутаты, но непременно у себя на родине, чтобы восстановить справедливость, исправить ошибки, посвятить свою жизнь своей земле. Надежда гордилась мужем и даже готова была ехать с ним, быть и помощницей, и соратницей. Их семейная жизнь расстроилась не из-за политических и национальных разногласий, а банально – из-за денег. Чтобы всецело посвятить себя избранному пути, Шамиль уволился с работы, денег стало не хватать, семья из четырех человек прожить на зарплату воспитательницы детского сада не могла. Между мужем и женой начались споры, ссоры, скандалы, а вот уж они-то и закончились политическими разногласиями и окончательным разрывом. Их семья, маленькая ячейка общества, на свой лад стала отражением глобальных процессов, происходивших тогда между их народами. Неприязнь друг к другу Нади и Шамиля переросла в ненависть и закончилась откровенной войной.
Надежда подала на развод, и все бы ничего, если бы Шамиль не решил непременно отсудить себе сына. Как многие мусульмане, он считал, что мальчика должен воспитывать отец. Началась битва за ребенка. Шамиль подошел к делу очень серьезно, он приводил в суд все новых и новых свидетелей, на голубом глазу вравших, что Надя не занимается сыном, пьет, гуляет, мало зарабатывает и вообще, является психически больной. Суд едва не лишил бедную мать родительских прав на обоих детей, но потом все же вынес компромиссное решение: Магомета отдать отцу, Александру оставить с матерью, но под контролем органов опеки.
Два месяца Наде удавалось скрываться от мужа и судебных приставов, прятать детей у подруг и родственников, а потом Шамиль позвонил и сказал, что уезжает и оставляет все, как есть, пусть, мол, сын поживет пока с нею. Надя вздохнула с облегчением, а зря. Кациев выждал всего неделю, а потом Мишу просто вырвали из рук матери на центральном рынке, куда она пришла за фруктами. Она побежала в милицию, но там только пожали плечами: по закону сын должен жить с отцом.
Надя пыталась хотя бы узнать у родственников мужа, где он прячет сына, но те не отвечали, а вскоре исчезли, уехали из города. Только одну весть получила несчастная мать о сыне – свидетельство о смерти. Из отдела ЗАГС далекого кавказского города. «Он погиб при обстреле» – было написано на обороте бумаги рукой Шамиля. Надя сразу поняла, почему он прислал ей этот документ: чтобы она не искала сына, чтобы поверила и успокоилась. А она не поверила и не успокоилась, но искать не могла, не умела, не знала как. Только ждала, только надеялась. Она подавала информацию о Мише в программу «Жди меня», но сын был слишком маленьким, когда они расстались, у него часто болели уши, он не очень хорошо говорил и слышал, наверное, поэтому неправильно запомнил свое имя. Дмитрий Гуцуев и Магомет Кациев. Разница огромная.
После суда, отобравшего у Надежды Челноковой права на сына и доброе имя, она смогла работать в детском саду только нянечкой и едва сводила концы с концами, едва тянула маленькую Сашу. Потом ей повезло, она попала в обеспеченную семью няней к маленькому ребенку. Мать малыша давно знала Надю и не верила в россказни о том, что она пьющая и гулящая. Когда ее ребенок подрос и пошел в детский сад, женщина дала Челноковой хорошие рекомендации и помогла устроиться в другую семью. Жизнь потихоньку наладилась, дочка хорошо училась в школе, работодатели были довольны Надеждой и достойно оплачивали ее заботу и труд. Однажды няня разоткровенничалась за чаем с хозяйкой дома, в котором работала, и рассказала о своем сыне и о своей мечте найти его. Дама неожиданно заинтересовалась и поверила Челноковой, она сама была родом из Нагорного Карабаха и подтвердила, что во времена вооруженных столкновений погибших хоронили, порой, не слишком разбирая, кто есть кто, и свидетельство о смерти можно было оформить в ЗАГСе просто со слов обратившегося и даже в соседнем городе. Хозяйка работала в областной администрации и пообещала сделать все, что сможет, чтобы хоть как-то помочь. Этот разговор состоялся довольно давно, Надя уж и думать о нем забыла, но вот совсем недавно, на прошлой неделе, в дом хозяев пришел гость, мужчина лет сорока, какой-то, кажется, высокий милицейский чин, а может, политик, женщина видела его не раз по телевидению и по местному, и по центральному. Ее попросили рассказать этому человеку всю историю с самого начала.
– Вам по своим каналам проще будет объявить мальчика в розыск, – сказала ему хозяйка.
Мужчина в свою очередь тоже пообещал, что сделает все, что сможет. И вот буквально вчера он позвонил и велел Наде приехать в областную администрацию.
– А потом он привез меня сюда. Сказал, что вы занимаетесь поисками моего сына и знаете, где он может быть.
– Я занимаюсь не поисками, Мити, вернее, Миши, – возразила Рокотова. – Я совершенно точно знаю, где он. Он сейчас лежит в клинике моего мужа…
– Он заболел?! – испугалась Надежда.
– Он был ранен, но сейчас с ним все в порядке, – поспешила заверить Маша, – мальчик носится по научному центру и вникает в работу всех ученых. Знаете, он спас мне жизнь.
Маша взяла свою сумку и вытащила из нее хорошую фотографию мальчика, сделанную перед самым ее отъездом, и подала Наде. Женщина взяла ее так, как берут святыню, икону. Она ничего не могла сказать, только улыбалась дрожащими губами, глядя на самое дорогое, но почти неузнаваемое лицо, и плакала. Маша тоже не могла удержаться, обе женщины, обнявшись, разрыдались.
– Наверное, этот человек видел вчера передачу по местному каналу, – сказала Маша, как только смогла говорить. – Он ведь позвонил вам поздно вечером?
– Нет, он позвонил примерно в два часа дня, – с трудом, все еще всхлипывая, проговорила Надя.
– В два дня? Но… Подождите, как он узнал, где меня искать? Я ведь только вчера вечером оставила свои координаты в редакции телеканала. И больше нигде. Вы сказали, что он вас сюда привез. Он уехал?
– Нет, он ждет в баре внизу.
– Знаете, вы посидите здесь, – велела Рокотова, – а я спущусь вниз.
– Может, я с вами?
– Нет, я одна.
– Но как вы его узнаете? Давайте, я хоть опишу…
– Не стоит, – мягко сказала Маша, – мне кажется, я его сразу узнаю.
Выходя из номера, Рокотова взглянула в зеркало. Она выглядела уставшей и бледной, хуже, чем ей сейчас хотелось бы. Ну что ж, тем лучше.
Она спустилась вниз на лифте, пересекла холл и вошла в полутемный бар. Там было много мужчин, но только один сидел спиной к стойке и смотрел на вход.
Павел Иловенский ждал ее уже очень давно.