Золотой скорпион

Глава 41

Казалось, что в горло залили расплавленный свинец, который вот-вот сожжет легкие. А сердце давно уже взорвалось, и осколки его стучат в ушах, в животе, в мокрых от пота ладонях, в сбитых босых ступнях.

Молодые девчонки возле университета шарахнулись от нее, как от чумной, и что-то кричали вслед. Маша Рокотова не понимала – что. Последним усилием, каким-то чудом из последних сил поднялась она по выщербленным ступеням на крыльцо. Распахнувшаяся в этот момент тяжелая дверь едва не убила Машу. Из здания вылетел Садовский. Не успела она обрадоваться и подумать, что все ее мучения позади, как ректор набросился на нее.

– А-а! Ты! Явилась? Поздно! Поздно ты явилась. Дождалась, когда я окончательно обделаюсь перед всем университетом, и пришла полюбоваться. В этом твой хваленый профессионализм? В идиотской речи, которую ты мне написала? В умении предать в самый ответственный момент? Зачем ты прислала своего бывшего мужа и вице-губернатора? Они прекрасно спелись с Зайцевым и уже заключают договор о сотрудничестве. Ты тоже с ними? Давай, топай, а то не успеешь урвать кусок пожирней!

Он оттолкнул Машу с дороги, даже не обратив внимания на то, что она ударилась о стену.

– А я тебя любил, – сказал он напоследок, сбегая с крыльца.

– Да пошел ты, – выдохнула Рокотова.

Ей уже ничего не хотелось и ни на что не было сил. Маша опустилась на бетонный пол крыльца и закрыла глаза.

Может быть, она заснула, может, на секунду потеряла сознание… Или не на секунду? Только первое, что она услышала, когда очнулась, были слова на незнакомом ей языке. Кто-то поднимал ее под руки. Маша не сразу сообразила, что ее ведут вниз по ступенькам и дальше, к подъехавшей машине.

И вдруг – голос Ильдара за спиной:

– Стойте! Стойте, что здесь происходит? Куда вы ее ведете?

Ему ответили на том же незнакомом языке, а потом на русском.

– Эта женщина была здесь, у двери. Наши гости думают, что она бездомная или больная. Она в крови, нужно ехать в больницу…

Ильдар уже подхватил Машу на руки.

– Ничего не нужно. Я муж этой женщины. Мы сами разберемся. Маша, ты в порядке?

– Да, в порядке, – выдавила она.

Дверь хлопнула, через секунду Рокотова увидела Иловенского.

– Маша?! Что с ней? Что случилось?!

Он содрал с себя рубашку и укрыл ею женщину. Ильдар нес Рокотову к крыльцу.

– Да, мы справимся, – ответил Иловенский на встревоженные вопросы иностранцев. – Мы разберемся, это моя жена.

– У этой женщины два мужа, и она неодетая брошена у двери? – удивился переводчик.

Маше стало смешно.

Вскоре она уже сидела в кабинете Зайцева, кутаясь в широкую рубашку Павла, и пыталась пить горячий чай. Ее по-прежнему трясло, и чашка плясала в руках.

Ильдар уже наорал на нее и все еще продолжал бы ругаться, если б Павел не выставил его за дверь. На стройку ловить маньяка послали охрану Сычева и Каримова и вызвали милицию.

– Маш, неужели ты совсем не помнишь, как он выглядел? – пятый раз спрашивал Иловенский.

– Нет, я не разглядела.

– Но почему? Ведь сейчас светло.

– Он все время стоял против солнца. И мне было страшно! И не говори со мной об этом!

Ее голос срывался на крик, и Павел прекращал расспросы.

В кабинет снова ворвался Каримов.

– Что тебя понесло на эту стройку?! Тебе приключений мало? Пашка, когда ты, наконец, посадишь ее дома под замок? Это же еще счастье, что ей удалось спастись. Кстати, как тебе удалось?

– Я спрыгнула с крыши.

– О! Видишь? Она спрыгнула с крыши и чудом не сломала себе шею.

– Кажется, преступник прыгнул вслед за мной и, наверное, сломал себе шею. Он остался там лежать, у трехэтажного корпуса.

– Ты прыгала с третьего этажа?! – испуганно прошептал Иловенский.

– А ты думал с первого? – съязвил Ильдар. – Экстрима маловато! А что не с пятого-то?

– Отстань ты от нее, – огрызнулся Павел. – Слава Богу, жива осталась.

– Все до разу.

– Иди уже отсюда. Мы сейчас домой поедем.

– Никуда вы не поедете, – отрезал Каримов. – По крайней мере, пока не приедет милиция и во всем не разберется.

Когда приехала милиция, оказалось, что разбираться пока не в чем. Никакого мужчины на недострое не нашли, только привезли Машину сумку, валявшуюся прямо на дорожке. Сама Маша со страху почти ничего не могла сказать. Врач со «Скорой», побывавший здесь еще до милиции, сделал ей укол успокоительного, и ее неумолимо клонило в сон. Павел, наконец, увез ее.