[Про]зрение

Глава 12 История ослепления

Илья сидел в кресле, слушал радио. Он не повернул голову, но слегка наклонил её, услышав, как хлопнула дверь и возглас Егора «Фуфх!».

Егор плюхнулся в кресло рядом.

— Ты пахнешь духами и… слишком уж запыхался…, — тихо сказал Илья. Его голос был не осуждающим, а констатирующим, как если бы он сказал «на улице дождь».

Егор вздрогнул, поворачиваясь к Илье.

— Да там такое случилось! Эта Аня приехала в юбке-волане, короче которой бывает только пояс. И как давай над каждым пакетом нагибаться! А потом, видимо устав от моего бездействия, сама подошла ко мне, якобы прочитать записку Насти, и как засосала! И на кровать повалила. И ещё большой вопрос, кто кого трахнул в первый раз.

— А были второй?

— И второй, и третий! Ну а как мне устоять, если после первого раза она мне призналась, что я всегда ей нравился, но не хотела меня отбивать у подруги?

— Может быть и никак, — согласился Илья, — я никогда не был в такой ситуации.

Телефон Егора издал звук сообщения. Он прочитал и замолчал.

— Что там?

— Там? Там — бл*дь! Прости, по-другому не назвать. Пишет, что если бы у неё сейчас не было молодого человека, то мы были бы отличной парой. Но, поскольку от сегодняшнего секса она в восторге, то согласна встречаться со мной каждое воскресенье.

— Тебя поимели, Егор. Что думаешь ответить?

— Ну секс и правда был отличный…

— Но? Я рад, что ты задумался. Правда. Если бы ты сейчас сразу сказал, что «а почему бы и нет?», почему бы и не «сбрасывать напряжение» раз в неделю. Стабильный, бесплатный, безответственный секс. Очень заманчиво. Что ты сейчас чувствуешь, кроме приятной усталости в мышцах? Подумай, что ты получил кроме выброса гормонов единовременно и чувства совершённой подлости навсегда? Ты сможешь потом посмотреть её парню в глаза, если встретишь их вместе?

Егор промолчал, не находя слов. Его окутывал неприятный, липкий запах, запах её духов.

— Есть одно простое правило, — продолжил Илья, сложив руки на коленях. — Не делать другим того, чего не хотел бы получить себе. Спать с чужими девушками, зная, что они не свободны — это моветон. Даже не с моральной точки зрения, а просто из мужской солидарности. Ты же не хотел бы, чтобы с твоей девушкой так поступил какой-нибудь «хороший знакомый», пока ты уверен, что у вас всё серьёзно?

— У меня нет девушки, — буркнул Егор.

— Сейчас нет. А будет? Или ты планируешь всю жизнь «сбрасывать напряжение» с Анями, у которых есть основной парень? Я так никогда не делал. Возможно, от меня просто скрывали девушки, что они не свободны. Потому что я никогда не искал случайного секса. И, даже, несколько раз, отказывался от него.

— Почему? — искренне удивился Егор.

— Потому что гормоны — да, это мощно. Но надо же как-то эмоционально сблизиться с человеком, чтобы секс был чем-то большим, чем просто... фрикциями некоторой продолжительности. В последний раз у меня это было в браке.

Илья помолчал, будто примеряя на себя давно забытые ощущения.

— А после развода я взял таймаут. Нужно было эмоционально выйти из прошлых отношений. Никогда не понимал тех, кто из одной койки в другую перепрыгивает, прикрывая одну боль другой. Ну а потом... потом были попытки. Свидания.

Он горько усмехнулся.

— И все эти диалоги в переписке больше напоминали собеседования. Собеседования на вакансию «мой новый мужчина». И ещё вот этим вечным: «покажи мне, чем ты мне можешь быть интересен». А только я должен быть интересен? Или это обоюдно должно быть?

Егор слушал, затаив дыхание. Илья так никогда не откровенничал.

— А когда многие узнавали про алименты... тоже отказывались. Вероятно, проецировали на себя. «Ты семью развалил, значит, с тобой нельзя иметь дела. Алименты платишь? Точно?! А они большие?» — вот это вот всё. Я просто говорил: «Да не пошла бы ты?» Если такое недоверие уже сейчас, то дальше лучше не будет. Ну а потом... потом я ослеп. И на этом всё закончилось. Кому нужен слепой инвалид с алиментами?

В комнате повисла гнетущая тишина. Егор смотрел на своего слепого соседа, и его мимолётная радость с Аней вдруг показалась ему убогой и пустой.

— Я не осуждаю тебя, Егор, — снова тихо сказал Илья. — Живи как хочешь. Но спроси себя: ты это хочешь? Или ты просто боишься, что ничего лучше уже не будет? И пользуешься тем, что подвернулось под руку? Аня получит себе любовника, а ты... ты что получишь, кроме минутной слабости и запаха её духов на своей коже? С женщинами такой нравственности, как Аня, вымирание нам, конечно не грозит, но деградация до животного уровня, уровня инстинктивной похоти, обеспечена.

Илья поднялся и, безошибочно найдя дорогу, ушёл на кухню варить кофе.

Егор остался сидеть в тишине, и единственным звуком был стук его собственного сердца, которое вдруг заныло от чужого одиночества, оказавшегося гораздо ближе и понятнее, чем ему бы хотелось.

...Егор остался сидеть в тишине комнаты. Слова Ильи висели в воздухе, как тяжёлый, густой дым. Он вдохнул и почувствовал тот самый запах духов на своей коже. Теперь он казался ему не соблазнительным, а удушающим.

Он представил себе лицо того парня, Аниного молодого человека. Обычное лицо, вероятно. Может быть, он сейчас смотрит сериал, звонит ей, чтобы пожелать спокойной ночи, или просто спит, ничего не подозревая. И Егор не смог бы посмотреть ему в глаза. Не смог бы пожать ему руку. Он стал тем, кого ненавидят во всех фильмах и книгах. Статистикой. Предателем из чужой истории.

Гормоны отступили, оставив после себя чёткое, ясное и невыносимое чувство совершённой подлости. Не ошибки, не «все так делают», а именно подлости. Той самой, которая остаётся с тобой навсегда, как шрам на совести. Её не смыть душем и не залить алкоголем. Она просто будет там, тихо напоминать о себе в самые неожиданные моменты.

Илья был прав. Абсолютно прав. Это был моветон. Не гламурная взрослая жизнь, а именно что-то низкое, пошлое, животное.

Он вышел в коридор и посмотрел на дверь кухни. Тот был слеп, но видел самую суть вещей с пугающей пронзительностью.

«С женщинами такой нравственности, как Аня, вымирание нам, конечно, не грозит...» — вспомнил Егор его слова.

Да, человечество не вымрет. Оно будет плодиться и размножаться. Но оно перестанет быть человечеством в том высоком смысле, который вкладывали в это слово философы. Оно превратится в популяцию биологических организмов, управляемых инстинктивной похотью и сиюминутной выгодой. Любовь, верность, доверие — всё это станет просто невыгодным атавизмом, сказками для наивных.

И он, Егор, только что добровольно стал винтиком в этой системе деградации. Он не покорил женщину, не завоевал её сердце. Он просто стал удобным инструментом для «сброса напряжения» для той, кому её собственный парень, видимо, уже не давал нужных острых ощущений. Он был не любовником, не любовью, а всего лишь... сложной секс-игрушкой с функцией слушателя.

Он прошёл в ванную, включил воду и стал смывать с себя духи Ани. Мылился дважды, счищая с кожи липкий налёт измены и собственной слабости.

Когда он вернулся в комнату, чувство опустошения было таким же огромным, как и прежде. Но теперь к нему добавилось новое — стыд. Не тот показной, который демонстрируют, когда их ловят, а тихий, глубокий, личный стыд перед самим собой.

Взяв на кухне бокал кофе, налитый ему Ильёй, он сделал большой глоток, глоток кипятка. Илья сидел здесь же, на кухне. Он пил свой кофе и молчал. Он потерял всё. Зрение, семью, будущее. Но он сохранил то, что Егор только что добровольно променял на пять минут сомнительного удовольствия — своё внутреннее достоинство.

И в этой тишине Егор впервые за долгое время задал себе самый главный вопрос, от которого он всегда убегал шумными вечеринками, работой и случайными связями:

«Кто я вообще такой? И во что я превращаюсь?»

— Чувствую себя гондоном. Презервативом, который использовали и выбросили.

— На тот момент ты не знал. Гондоном ты будешь если, уже зная, повторишь.

- Повторю? Снова стану курьером ярких оргазмов?

— Пойдём, подышим?

— Да. Сигарета, балкон и свежий воздух — то, что мне сейчас нужно.

«Тебя опять сделали всего лишь курьером яркого оргазма». Он глубоко затянулся.

Это было точнее и больнее любой моральной лекции. «Курьер». Не любовник, не любовь, не даже привлекательный мужчина. Просто курьер. Функция. Обслуга. Условный мальчик на побегушках, который принёс пакет с острыми, но быстротечными ощущениями и ушёл в никуда, оставив после себя только липкий белый след на животе и на белье.

Вспомнилось всё. Восторженный взгляд Ани, её страстные признания — как он верил им, как радовался, что наконец-то желанный, особенный. А это был просто стандартный набор для адресата, получающего «посылку». Слова были просто красивой упаковкой, чтобы курьеру было не так обидно выполнять свою работу.

Он не участвовал в процессе. Его использовали. Как используют такси, чтобы доехать до нужной точки. Как используют микроволновку, чтобы разогреть еду. Быстро, эффективно, без лишних эмоций.

И самое мерзкое было в том, что он согласился на эту роль. Он сам вписал себя в графу «доставка». Он получил свои жалкие гроши — кратковременный выброс эндорфинов — и был готов считать это победой.

Илья стоял рядом и молчал. Егор удивлялся, как Илья видит суть, потому что лишён возможности отвлекаться на красивую обёртку. Который знает, что значит быть настоящим, а не курьером.

Он выбросил окурок и допил кофе. Перед ним всё стояла эта унизительная формулировка, выжженная на роговице. «Курьер»

И он знал, что в следующий раз, получив сообщение от Ани, независимо от текста, он сможет прочитать только: «Здравствуй, нужна доставка. Жду с нетерпением».