[Про]зрение

Глава 16 Сын человеческий

Утром субботы Егор проснулся рано, видимо, уже по привычке. Хотя, когда они жили с Настей, они могли проваляться до обеда. Илья уже варил кофе.

— Доброе утро.

— Доброе. Включим радио?

— Давай сегодня отдохнём от музыки.

— Рок-детокс?

— А разве это плохо? Постоянный рок — тоже нехорошо. Если рок — это протест, как был изначально, в шестидесятых, — негромко начал Илья, — я сам-то хоть и рокер, был, по крайней мере. Всю молодость тусили в гаражах, ребята репетировали там. Я тогда думал, что бунт — это и есть правда. А сейчас понимаю, что рок, как изобретение англосаксов, инфантилен чуть менее чем полностью.

Егор с удивлением посмотрел на него. Казалось, разговор исчерпан, но Илья явно не мог остановиться, будто прорвало плотину, сдерживающую годы переосмысления.

— Протест — да, хорошо. Молодёжь во всём мире бунтует. Нигилизм, Базаров, вот это вот всё. Но когда всё, что тебе нужно от жизни — это секс, наркотики и рок-н-ролл — это плинтус пирамиды Маслоу. Уровень питекантропа. А человек разумный начинается выше.

Он нервно провёл рукой по лицу.

— «Живи быстро и умри молодым»... Назло маме отморожу уши. Сдохну от передоза или прыгну со скалы, «тогда поймут, кого они потеряли». «Тот, у кого есть хороший жизненный план, — вряд ли будет думать о чём-то другом», да? И вся эта романтика Сида и Нэнси, вкупе с Бонни и Клайд, — так себе примеры для подражания.

Илья горько усмехнулся, глядя в окно кухни.

— Нэнси подсадила парня на наркотики. Во время ломки он её грохнул, а потом умер от передоза сам. Берите, как говорится, пример, каким не надо быть. Бонни и Клайд грабили банки, за ними гонялась полиция, награбили они много, но остановиться они не могли, тоже сродни наркомании, только адреналиновой. В итоге их застрелили при задержании. Мда... «Мы лежим на облаках, а внизу бежит река. Нам вернули наши пули все сполна». Гангстеры и наркоманы...

Он умолк, и в тишине утра его слова казались особенно весомыми. Это была не лекция, а исповедь. Исповедь человека, который сам когда-то верил в этот миф и теперь с болью разоблачал его в себе.

— И всё это — такое же громкое, красивое, но саморазрушительное «НО», — заключил Илья, возвращаясь к их вчерашней теме. — Только в масштабах всей жизни. Не отдельно взятый недостаток в партнёре, а целая философия недостатка. Нежелание взрослеть. Нежелание искать свою гармонию, потому что проще кричать, бухать и разбивать гитары. Это ведь тоже побег. Как и брак от одиночества.

Егор молча кивнул. Он смотрел на Илью по-новому. Это был не тот рассудительный, немного уставший мужчина, который варил ему кофе. Это был ветеран невидимой войны, прошедший через ад самообмана и вернувшийся с трофеем — горькой, но такой ценной правдой.

— Значит, рок — это тоже «НО»? — тихо спросил Егор.

— Всё, что мешает тебе быть цельным, — всё, что ты используешь как костыль, а не как ступень, — это «НО», — ответил Илья. — Будь то неподходящая женщина, нелюбимая работа или музыка, которая десятилетиями твердит тебе, что быть несчастным — это круто.

Он отпил из остывшей чашки и сморщился.

— Кофе холодный — невкусный. И жизнь, если в ней одни «НО», тоже быстро стынет. Иди умывайся. Впереди целый день. И большая часть жизни.

Егор ушёл в ванную и долго смотрел на своё отражение в зеркале. Теперь в его голове крутилась не только статистика разводов, но и образы Сида Вишеса, Бонни и Клайда. И он понимал, что его разрыв с Настей — это не конец света. Это был его первый шаг прочь от плинтуса пирамиды Маслоу.

Когда он вышел, умывшийся и бодрый, Илья опять его попросил открыть папку со стихами.

«Русскому року», в углу написано.

— Нашёл!

— Прочитай.

Я уже никогда не стану другим

И уже никогда не стану моложе

В одиночестве мне изменить этот мир

Будет сложно но всё же возможно

Как непросто идти

слепым в темноте

В чёрных очках

с фонариком тусклым

Но недостроенный мост

всё же надо пройти

На другом берегу

жизнь всегда много лучше

И все спички сломав

развести свой костёр

И спалить всё за час

чтобы стало светлее

А потом прикурить

зажать рану в живот

И уйти оставляя

кровь на аллее...

— Аллюзии на песни сам найдёшь? — рассмеялся Илья. — Это тебе задание на день.

— А хочешь, я твои стихи перепечатаю и в интернете размещу?

— Да кому они нужны? Не прочтёт никто…

— Ну, а вдруг кто-нибудь прочтёт? Заинтересуется.

— Ну, давай попробуем. Вдруг мне действительно пора уже купить свой лотерейный билет?

— Не понял…

— Да анекдот такой был. Один мужик каждый вечер перед сном молился и просил в молитве выигрыш в лотерею. Уже даже ангелам надоело слушать год за годом его просьбы. И спросили ангелы господа, почему он не поможет мужику выиграть в лотерею. «Да я разве против? Пусть он хотя бы лотерейный билет купит!»

— Тогда вот мне и занятие на весь день! А хочешь, я буду вести паблик твоих стихов в соцсети? — предложил Егор, уже представляя, как настраивает шапку профиля и аватарку.

Илья резко замолчал, его лицо стало серьёзным. Он повернулся в сторону Егора, и было видно, что он мысленно взвешивает каждое слово.

— Только, чур, без моего фото, — сказал он твёрдо. — И без единого упоминания моей слепоты.

Он сделал паузу, чтобы убедиться, что Егор понял всю важность этого условия.

— Мне не нужны читатели из жалости ко мне. Мне не нужна скидка на мою слепоту. Тем более, что все стихи я написал зрячим. Пусть их и читают как стихи зрячего человека. И никакой скидки за инклюзивность.

В его голосе не было обиды или вызова. Была лишь холодная, выстраданная принципиальность. Егор кивнул, вдруг поняв всю глубину этого решения. Это был не просто каприз — это был вопрос самоуважения и чистоты эксперимента.

— Договорились, — серьёзно ответил Егор. — Никаких намёков. Только текст. Мистер Икс. Как в девятнадцатом веке.

На лице Ильи появилась тень улыбки.

— Вот именно. Посмотрим, нужен ли кому-то сегодня просто текст. Без обёртки. Без истории. Без трагичного бэкграунда. Чистое искусство.

Он потянулся за чашкой.

— Это и будет мой настоящий лотерейный билет. Не «слепой поэт», а просто «поэт». Вся современная культура построена на истории. Художник важнее картины, писатель важнее книги. Все ищут личность, скандал, драму. А само творчество стало вторично. Сможет ли тихое, чистое слово пробиться там, где все кричат и показывают свои шрамы?

— А под каким именем публиковать? И что поставить на аватарку?

— На аватарку — безусловно, картину Рене Магритта «Сын человеческий». А псевдонимом — LumeNoFare. — Сейчас объясню, — сказал Илья, почувствовав немой вопрос Егора. — Это мой старый ник, объединение трёх слов — «Люмен», «Ноу», «Фейр». Люмен — единица света, Ноу — нет, Фейр — плата. Свет — бесплатно. Ну, по крайней мере, я такой смысл тогда вкладывал. Хотя иногда меня называли Люминофором, что тоже близко по своей сути — он светит бесплатно и сам по себе.

— Глубокомысленно. Я сейчас быстро сделаю и покажу, — радостно выпалил Егор и осёкся. — Ой. Ну, не покажу, конечно, но буду зачитывать все комментарии.

— Если они вообще будут, — вздохнул Илья.

— LumeNoFare... Люминофор... — протянул Егор, вдумываясь. — То есть, светить просто так, никому ничего не доказывая и ничего не прося взамен?

— Именно, — подтвердил Илья. — Не ждать аплодисментов. Не требовать оплаты за свою боль. Просто светить, потому что не можешь иначе. Это и есть та самая гармония, о которой я болтаю вчера на балконе. Не ожидать, что твой костыль станет для кого-то ступенькой.

Егор уже включил ноутбук.

— Сейчас за пять минут создадим, а там видно будет. Назовём... «LumeNoFare. Стихи. Без обёртки». — Он замолчал, ожидая ответа Ильи.

— Без обложки. Про это будет следующий стих.

— Отлично. Картинку Магритта нашел. Первый пост — стих «Русскому року». — Егор зачитал текст ещё раз, набирая его в окне создания поста. — И... опубликовано.

Он отошёл от ноубука, как хирург, завершивший сложную операцию.

— Всё. Билет куплен. Осталось дождаться розыгрыша.

Они сидели в тишине, допивая остывший кофе. Тишину нарушил звук уведомления.

— Твой первый лайк! — Сказал Егор. — И комментарий.

Илья молча ждал.

— Пишут... — Егор медленно зачитал, — «Сильно. Прямо в душу. А где можно почитать ещё?»

Илья откинулся в кресле, и на его лице появилось нечто среднее между изумлением и торжеством.

— Ну вот, — выдохнул он. — Кажется, мы только что выиграли в лотерею десять рублей. Негусто, но главное — билет оказался выигрышным.

— О, ещё сообщение! — воскликнул Егор. — А, нет. Это всего лишь Аня, подруга Насти. Спрашивает собраны ли вещи и может ли она приехать за ними завтра…