Утром Егор чуть не проспал — два первых будильника он просто не услышал, третий и четвертый отключил, и лишь на пятом проснулся до такой степени, чтобы понять, что времени больше нет. Вчера, вернувшись домой, он пил кофе и курил почти до трёх часов ночи. Хотел даже вернуться к Илье, но понял, что от прогулки ещё сильнее взбодрится и точно не уснёт до рассвета. Уснул он уже почти в четыре утра, с книгой Ошо.
Наскоро почистив зубы и проглотив три бутерброда под чашку остывшего, оставшегося с ночи, кофе, он оделся и только в дверях, обуваясь, осознал, что проснулся один.
«Сегодня это было кстати, — подумалось ему, — никто не занимал ванную на полчаса и не сбивал с ног в коридоре. Блджад, но где же Настя?!». Егор закрыл дверь, и, не дожидаясь лифта, сбежал с седьмого этажа по лестнице.
На работе он несколько раз проверял её профиль — последний визит в субботу. Писать ещё смысла не было. Звонить, впрочем, тоже — если бы её телефон включился ему пришло бы оповещение. Впрочем, на работе, как всегда по понедельникам, свободного времени было мало, и он не заметил, как наступил вечер.
Он приготовил ужин, по привычке две порции, поел, запил чашкой кофе, под сигарету, на лоджии.
Вернувшись в зал, включил ноутбук и ещё раз проверил социалку — от неё сообщений не было. Висели сообщения от друзей, но наверняка, как всегда, приколы — смешные фотоприколы и перепосты приколов из различных групп. Проверять не стал, включил интернет-радио и сел на диван. На глаза попалась незакрытая книжка Ошо. Перечитал последние пару страниц — он плохо их запомнил, засыпая, прочитал уже по инерции.
Дочитав до конца главы, он закрыл книгу и снова пошёл курить.
На балконе он понял, что не знает, чем себя занять. Надо было как-то отвлечься. На работе отвлечься было просто, дома же всё напоминало о ней. Музыка не отвлекала, некоторые песни даже наоборот, напоминали. Смотреть телевизор тоже было её привычкой. Он оделся и вышел из дома. Ноги сами првели его к подъезду Ильи.
Они опять пили кофе, Егор курил, слушали «Фанк-панк-гайз» — как ни странно, в обществе Ильи их песни воспринимались совсем по другому. Егор ушёл домой около полуночи и дома почти моментально уснул — сказалась предыдущая бессонная ночь.
Утром он проснулся уже от второго будильника, а вечером доел вторую порцию из вчерашнего ужина и опять пошёл к Илье, уже осознанно. Но в среду он опять приготовил две порции. А в пятницу — уже одну. Каждый вечер он ужинал дома и уходил к Илье.
— Слушай, я дома бываю только поесть и поспать, — сказал Егор, входя на кухню.
— Это плохо?
— Не знаю... Дома как-то... нечего делать. Без неё.
— Ты бежишь от одиночества. Это плохо. Одиночество само по себе нормально. Мы все рождаемся одинокими. И умираем тоже одинокими. А быть с другими только для того, чтобы не оставаться наедине с собой — это не выход. Себя нужно принимать. А когда примешь — научишься находиться в одиночестве. Нальёшь кофе?
— Да, конечно.
— Когда-то я имел большие проблемы с алкоголем от этого. Лет в двадцать семь, плюс-минус, стало сложно собираться с друзьями — кто-то уехал в столицу и стал приезжать лишь изредка, кто-то женился, дети, всё время с семьёй, кто-то начал строить карьеру — допоздна на работе, по выходным отсыпаться за неделю и опять. Обычная, в общем то ситуация — нас проглотила система, частью которой мы так не хотели стать, когда нам было восемнадцать. Я карьеру строить не стремился, хотя на той работе перспектив и не было, поэтому каждый вечер брал себе литра три пива и выпивал его за ужином. А утром ехал на работу. Вечером пятницы обычно, удавалось встретиться с кем-то из друзей или хотя бы хороших знакомых, что заканчивалось водкой в баре или на чьей-нибудь кухне. Все чаще на моей — я тогда жил один. Субботний опохмел плавно переходил в пьянку, в воскресенье я отпаивался пивом, в больших, при чём, количествах — литров пять, как минимум. А потом «каждый новый понедельник начинает всё с начала». Потом пиво я стал пить только по воскресеньям, чтобы прийти в норму к понедельнику, а в остальные дни трезвым даже уснуть не мог, а скоро даже и пытаться перестал. Бутылка водки каждый вечер, в пятницу и субботу полный разгуляй, в воскресенье отходняк. Года полтора я так жил, да...
— А потом?
— А потом я встретил свою будущую жену...
— И? Где она?
— Развелись через два года. Не буду вдаваться в подробности, по крайней мере сейчас, просто знаешь, что я для себя понял? —
Он вопросительно посмотрел на Егора. — Я не мог себя принять и поэтому не мог оставаться наедине с самим собой. Сначала я бежал от себя в опьянение, потом я бежал от себя к ней, к другому человеку. А от себя не надо бежать, себя надо принять, только тогда ты сможешь понять себя, а через себя весь мир. И никак иначе... Пойдём подышим.
«Подышим» стало их словом, оно означало, что Егор покурит, а Илья подышит воздухом на балконе и запахом его сигарет. Иногда при этом играл музыкальный центр, но сегодня они провели вечер в тишине. Они простояли на балконе часа два, а когда Егор засобирался домой, Илья, вопреки сложившейся традиции, не вызвался меня проводить до лавочки.
— Сегодня мне лучше остаться дома. Кстати... Открой тумбочку, верхний ящик стола. Найди там папку со стихами — старый картон, с завязками.
— Ого, увесистая.
— Полистай, тебе нужен листок с первыми строчками «А для чего мне верить в бога, когда нет времени молиться»
Он нашёл листок где-то в середине и пробежал глазами.
— Нашёл?
— Да.
— Прочти мне вслух, я его очень смутно помню.
А для чего мне
верить в Бога
Когда нет времени
молиться?
Когда в душе
живёт тревога
А чтоб уснуть
надо напиться?
Я был крещён
ещё в Союзе
Запретам
и законам поперёк
Но выбор был
не мною сделан
И моей веры
вышел срок
Ношу лишь чёрную
одежду
И чёрный цвет -
мой талисман
И пусть похож
я на монаха
Но не монах -
отшельник я...
Я был забыт
и позаброшен
Я был один
и одинок
Но это всё
осталось в прошлом
Спиралью жизнь
шестой виток
Всю жизнь живу
я по спирали
Всю жизнь
плюс-минут двадцать лет
И пусть прожил
лишь четверть века
Уже семь лет
как я - поэт
И рифм мной найдено
не мало
Но мало было рифм
и тем
Чтоб рассказать
всё что творилось
В душе среди
забытых стен
— Да, мне двадцать пять, чуть старше тебя... давно это было. Если хочешь — можешь забрать этот текст. Папку только оставь.
— Нет, что ты! Можно я себе перепишу?
— Да пожалуйста.
Он оглядел стол, но не заметил ни бумаги, ни ручки, поэтому просто достал смартфон и сфотографировал листок, закрыл папку, аккуратно завязал и убрал на место.
— Уже переписал?
— Сфотографировал
— Ах ну да, новые технологии, — Илья рассмеялся. — Ну, до завтра?
— Да, до завтра.