Звать меня Кузнецов. Я один.

Оксана Шевченко Слова, туманящие взгляд

Впервые Юрия Поликарповича Кузнецова я увидела в Литературном институте им. А. М. Горького на вступительных экзаменах. Он принимал у нас первое испытание — этюд, творческое задание, представляющее собой эссе на выбранную тему. Мы сидели в аудитории в ожидании экзаменатора и мастера в одном лице, ещё не до конца понимая, что сейчас встретимся с человеком, который будет направлять наше творческое развитие в течение последующих пяти лет, а для кого-то из нас — станет ориентиром на всю жизнь. К тому моменту мы уже прослышали о крутом нраве Юрия Кузнецова, его «нетерпимом отношении» к женщине в литературе, о якобы разогнанном семинаре, который не оправдал ожидания мастера, ну и тому подобных вещах. Вообще, о Юрии Кузнецове ходило много «страшилок», но, забегая вперёд, скажу, что все они оказались небылицами.

Неизмеримо выше сплетен были его стихи — таинственные, загадочные, удивительно непохожие на всю современную поэзию. Они завораживали глубиной и силой поэтической интонации, лирической дерзостью, правдивостью. Мне неимоверно нравилась ранняя лирика Юрия Кузнецова, ко второму курсу я знала всю её наизусть. В метро, закрывая глаза, читала про себя:

Завораживало стихотворение «Отцу», которое считалось «визитной карточкой» Кузнецова, но на тот момент мне не было известно о трагической судьбе полкового разведчика Поликарпа Кузнецова, и поэтому смысл стихотворения был слегка прикрыт для меня:

…Итак, Юрий Кузнецов вошёл в аудиторию. Мы с интересом стали его рассматривать: высокий, крупный, величественный человек с серебристой копной волнистых волос, с правильной, строгой осанкой, он был несуетлив в движениях и спокоен. В его глазах — голубых, прозрачных — было то же русское спокойствие и неторопливость, постепенно она распространилась и на нас. На экзамен он пришёл точно ко времени — как потом оказалось, он всегда делал всё в срок и очень не любил, когда студенты опаздывали на семинары. Кузнецов быстро окинул нас взглядом, занял преподавательское место и нахмурил зимние брови:

— Ну что, здравствуйте! Я руководитель поэтического семинара, на который вы поступили, Юрий Кузнецов. Давайте знакомиться.

Голос у него был громкий, раскатистый и бодрый. Вот этим голосом он и начал чтение списка. Откликаясь на свою фамилию, каждый из нас вставал, выдерживая несколько молчаливых секунд под взглядом мастера. Очередь дошла до меня:

— Шевченко! — прочёл Кузнецов.

Я встала. Он поднял глаза и усмехнулся:

— А, так вы девица? Ха-ха, а по фамилии-то и не скажешь! Я думал, парень.

Наверное, это была единственная шутка, которая косвенным образом подтверждала ироническое отношение Кузнецова к женской поэзии. Говорили, что он не признавал за женщиной высокого литературного дара, максимум — литературное «рукоделие» типа Ахматовой или безликое подражательство. Но это витающее и процитированное кем-то мнение никак не подкреплялось реальностью, хотя бы потому, что на нашем семинаре девушек было достаточно. Тем не менее, вопрос значимости женской поэзии нас сильно волновал, и как-то мы услышали на него ответ из уст самого мастера. «Конечно, женщина в поэзии уступает мужчине, это факт, — говорил Кузнецов, — но в сложные периоды истории, в критических ситуациях, когда мужчина теряется, духовный потенциал женщин возрастает, в них проявляется особая сила — это хорошо видно и в поэзии тоже. Так что я признаю в женщинах талант и считаю, что в современной литературе много хороших поэтесс. Например, Аввакумова, Кузнецова, Сырнева…». А однажды он прочёл нам лекцию о творчестве Габриэлы Мистраль, которую назвал поэтессой высокого дарования, «крупного слога».

Наши семинары проходили по-разному, но всегда очень увлекательно. Учебный год начинался с теоретических лекций мастера. Он читал нам курс о вечных образах, которые пронизывают всю мировую поэзию — от «Илиады» и «Одиссеи» Гомера до современных авторов. В этот курс входили, например, такие темы: образ детства, образ дороги в литературе, сокровенное и внешнее в лирике, голоса в поэзии, образ имени в мировой поэзии, образ прикосновения, сила эпитета, поэтика мышления, возвращение как вечная тема мировой поэзии… Кузнецов говорил о поэзии ярко, завораживающее. После его лекций посещало вдохновение, хотелось писать стихи, воображение подсказывало глубокие образы, легко приходили долгожданные слова. Кузнецов умудрялся проследить рождение вечного образа в древней литературе, его развитие у поэтов разных эпох, и так концентрированно и чётко рассказать о его символике и глубине, что неожиданно этот образ становился близким, врываясь в твоё, пока ещё ученическое творчество.

У Юрия Кузнецова есть стихотворение «Книги», в котором он пишет о хорошей литературе:

Он показал нам эту великую поэтическую бездну, потому что сам был причастен к ней и больше всего на свете любил настоящие стихи. На его лекциях можно было ощутить дыхание поэзии, которая туманила взгляд тайной, и эта тайна казалась твоей. Курс лекций Юрия Кузнецова помог мне определиться с мировоззрением, с эстетическими взглядами, в процессе посещения семинаров формировалась иерархия ценностей, появлялось понятие о вкусе в литературе. Некоторые вещи, сказанные Юрием Кузнецовым, стали для меня открытиями, а потом осознавались как важнейшие истины. Например:

Для того чтобы развивать фантазию и воображение, необходимо вчитываться в стихотворения наших классиков, читать внимательно, вдумчиво, вживаться в образы, которые они создали.

Стихотворение Ивана Тургенева «Утро туманное, утро седое…» написано раздумчивым размером, с ленцой, по-русски, и лексика тоже раздумчивая, поэтому перед нами открывается широкое пространство. Возникает дремота дороги, дремота ума, приятные воспоминания, далёкие. Очень нежная и правдивая строка: «Тихого голоса звуки любимые». С трепетом сказано о любимой женщине. Лучшее, что написано о женском голосе.

Детство и старость схожи. Ну, во-первых, беспомощностью. Говорят, старики как дети. Кроме того, перед старостью — впереди — такая же бездна, которая у детства — позади, — тайна рождения и смерти человека.

Детство — время формирования поэта. Без детства нет поэта. Детство не должно проходить в городе, то есть в искусственной среде. В этом беда всего вашего поколения. Детство нужно проводить на природе — как делали все поэты от Пушкина до Рубцова. А поэт должен быть целен. То есть он должен соединить в себе различные качества.

Вы, конечно, знаете заповедь Христа: «Будьте как дети». А как это — как дети? Простодушными, наивными, цельными, органичными. Именно поэтому устами младенца глаголет истина. В течение жизни человек утрачивает детскую чистоту, искажает свою душу, а потом всю жизнь до старости пытается к этой начальной чистоте возвратиться.

…Гений должен быть простодушен, как ребёнок — ведь ребёнок духовен, близок к Богу.

Каков эпитет — таков и поэт. Вам нужно научиться развивать эпитет на уровне пяти чувств — слуха, зрения, осязания, обоняния, вкуса. У каждой эпохи свои эпитеты. Но самые устойчивые — это эпитеты народные. Например, мать сырая земля (сырая — значит, живая), белая берёза (белая — значит, чистая, непорочная, божественная).

В стихах обязательно должен быть контакт с внешним миром. Контакт, касание, внутренняя связь. У каждого человека есть душа, и она бессмертна. Чтобы выразить душу, человек соприкасается с природой, с другими людьми, испытывает разные чувства. Душа — это огонь, костёр, который гаснет без пищи. Поэтому человек должен быть отзывчивым и соприкасаться с внешними сторонами мира. Яркий пример прикосновения из античной литературы — образ Антея, сына морского божества Посейдона и богини земли Геры. Антей был в силе только тогда, когда стоял ногами на земле, соприкасался с ней, и она как мать давала ему силы. И пока Антей соприкасается с матерью-землёй — он неуязвим.

Есть прикосновение потустороннего мира. В Евангелии от Матфея сказано, что когда Христос сошёл с горы, к Нему подошло множество народа, в том числе один прокажённый, который просил исцеления. Господь коснулся его — и исцелил. Христос исцелял и словом — это тоже прикосновение — прикосновение словом. Люди исцелялись от болезней, даже прикоснувшись к одежде Иисуса, но только с верой приходящие к Нему.

Толкнуть и прикоснуться — разные вещи. Прикосновение бывает и губительным. Прикосновение руки, ласка руки, нежное прикосновение, а бывает грубое — удар, боль. Поцелуй — это тоже нежное прикосновение, есть и поцелуй Иуды. Есть люди, нечувствительные к прикосновениям. А когда трогает — говорят: «Человека задели за живое», то есть коснулись. Беззащитные, чувствительные люди иногда ведут себя внешне очень грубо, вызывающе — это защита, тип моллюска.

От прикосновения происходит чудо — Моисей ударил посохом о скалу — и из камней забил источник.

Бывает, что между людьми проскакивает искра, молния — это тоже соприкосновение, накал чувств, которые сдерживаются.

Иногда соприкосновение порождает звук, по которому можно судить о его характере. Удар меча о щит — звук, глухой или звонкий. Пегас скачет по небу и ударяет копытом по вершине горы Парнас — раздаётся чудесный звон. Звон от горы Парнас, от прикосновения. Когда Моцарт и Сальери чокаются бокалами, бокал Моцарта звенит, а Сальери — нет.

Про некоторых девиц говорят: недотрога. Соприкосновение — царевна уколола пальчик иглой и уснула, а проснулась тоже от прикосновения — поцелуя царевича, необычного человека. В природе есть трава недотрога — вянет от прикосновения человеческой руки, отпустишь руку — снова распрямляется. Нельзя трогать дёрн — это губительное прикосновение.

Артур Шопенгауэр о прикосновениях:

То есть, между людьми должна быть дистанция — своя, особенная, касаться нужно друг друга так, чтобы не сильно колоться, но и так, чтобы не замёрзнуть одному в этом холодном мире.

В классической поэзии много соприкосновений — Пушкин «Пророк», «Анчар». Некрасов — поэма «Коробейники»:

Прикосновение возможно на всех уровнях чувств: слух, зрение, осязание, обоняние, вкус — на всех этих уровнях возможно прикосновение. Тютчев «Летний вечер»:

Фет пишет о боязни прикосновения, преддверии любви:

Ребёнок видит предметы и называет их имена: небо, деревня, земля. Был такой венгерский поэт в 20 веке Шандор Вереш, писал одностишия. У него есть такое: «Дерево, дым, трава». Дальнейшее развитие языка и мышления состоит в том, чтобы дать этим предметам определения. Дерево неподвижное, оно стоит — значит, стоячее. Дым и облако плывут, движутся, клубятся — значит, облако ходячее. А трава-мурава зелёная.

Эпитет в поэтическом творчестве очень важен. Вот у Алексея Кольцова, например, есть такая строка: «Соловьём залётным юность пролетела…» Эпитет залётный указывает на прорыв в другой мир, за горизонт. Или, например, «Не шуми ты, рожь, спелым колосом…». В этой строке не просто образное определение, но и народная мудрость — не шуми, рожь, полными колосьями, а то они осыплются. К тому же, зачем шуметь, когда всё уже созрело? Шумит то, что молодо-зелено.

На следующий семинар даю вам задание — возьмите несколько слов и придумайте к ним хорошие, образные эпитеты. Иногда из эпитета рождается целое стихотворение.

Мне персональное задание — придумать эпитеты к слову «молитва».

Я придумала несколько эпитетов к выбранным словам — молитва, фонарь, свеча, скамейка, брови, враг, переулок. Юрий Поликарпович одобрил только эти: солёная молитва («По щекам заструились молитвы солёные»), осевая молитва («Осевая молитва монаха, на которой вращается мир»), тощий колос молитвы («Тощий молитвы колос в сердце моём растёт»), путная молитва, хромая молитва. Болтливая скамейка. Зимние старческие брови, ворчливые брови. Вороватый ночной переулок — есть попытка эпитета.

Все мудрецы мира говорили о том, что жизнь — это тайна. Поэзия — тоже тайна. Без тайны нет поэзии. Есть стихи «внешние», но они забываются через поколение. После того, как рухнул советский режим, Маяковский стал не нужен. Правда, сейчас у молодёжи иногда возникает интерес к раннему Маяковскому, но только как к «разрушителю».

Сокровенное, внутреннее можно выразить внешними жестами: так у Ахматовой «Я на правую руку надела перчатку с левой руки…». Выдала своё волнение.

Есть жесты поэтические, а есть театральные. Например, «чеховский» подтекст: «Человека забыли!» (о Фирсе, «Вишнёвый сад»). Так через внешнее проявляется сокровенное: люди забыли о своей внутренней сущности.

Символ сам смотрит на нас, когда мы на него смотрим. У Платона есть замечательное стихотворение «Перстень»:

Стихотворение символично. Обратите внимание, когда вы разглядываете этих коровок в перстне, они как бы в ответ смотрят на вас и тоже вас разглядывают. Это символ.

Эта тема возникла в незапамятные времена. Ещё в первобытное существование человечества, когда мужчина-охотник надолго уходил в леса за добычей, а женщина его ждала.

В Евангелии есть хорошо известная вам притча о блудном сыне — это история возвращения грешника к Богу. Важно, что блудный сын вернулся НАВСЕГДА. Это полное возвращение.

Какова этимология слова возвращение? Возвращение — вращение — круг.

Все мудрецы мира улавливали эту особенность мира и человеческой души. Экклезиаст говорил: «Всё возвращается на круги своя».

У Вашингтона Ирвинга есть фантастическая новелла «Рип ван Винкель», герой которой — охотник — уходит в горы и теряется в тумане. Блуждая, он попадает на праздник гномов и решает повеселиться с ними, сыграть в кегли и выпить пива. Опьянённый волшебным напитком, Рип засыпает на 32 года, а когда просыпается и возвращается в свою родную деревню, то видит, что все забыли о нём и заочно похоронили. Он блуждает от дома к дому, но никто его не помнит и не узнаёт. Сначала его посчитали сумасшедшим, и только потом нашлась его родная дочь, которая уже сама была бабушкой. А в родных местах всё чужое. Так возвращаются путешественники.

Есть в литературе и «неполные» возвращения — на пепелище. Например, у Михаила Исаковского: «Враги сожгли родную хату».

Андрей Платонов «Возвращение». Иванов возвращается к себе домой и не понимает, что без него произошло с женой и детьми, они стали как чужие друг другу.

Есть в поэзии «призрачные» возвращения. Например, стихотворения Пушкина «Утопленник» и Лермонтова «Воздушный корабль». Здесь ещё важна цикличность: и мертвец, и корабль возвращаются всё время.

Возвращение может присутствовать в поэзии не полностью, частью — тоска по родине — тоже возвращение. Как у Цветаевой: «Но если по дороге куст встаёт, особенно рябина…»

Русские эмигранты много писали на тему возвращения, в том числе Иван Бунин и Георгий Иванов.

У Алексея Жемчужникова в 1871 году написано стихотворение «Осенние журавли»:

А вот Фёдор Тютчев пишет:

Это не возвращение, а посещение, на время.

На тему возвращения написаны два очень серьёзных романа — Томаса Вульфа «Домой возврата нет» и Марата Атабаева «Возвращение» (Туркмения).

У поэта всегда есть голос, если нет — то это просто стихотворец. Если женщина пишет от мужского имени, то она должна передавать мужской голос. Если этого не получается — выходит простое манерничанье. Яков Полонский «Мой костёр в тумане светит» — передан женский голос.

В эпосе — многоголосье. Лирика — это один голос, это «я». Созвучья, рифмы — всё это наполняет поэтический голос особыми красками. «Не шуми ты, мати зелёная дубравушка…» — былина, но в ней очень сильно выражен голос. Голос всегда живой.

Лермонтов «В минуту жизни трудную…» — громадное значенье голоса.

Тональность песен русских почти всегда печальна. У поэтов печальный голос, грустный. Светлая тональность, но грустная. В поэзии Фета — более светлая тональность. Но оптимистичность бывает надуманной. Вот знаменитая обманка советской литературы: «Человек рождён для счастья, как птица для полёта». Во-первых, полёт — это ещё не счастье. А во-вторых, кто нам его обещал — это счастье? Для голоса создаётся пространство внутри стихотворения — изнутри. Тогда появляется своеобразная акустика. Стремитесь к тому, чтобы в ваших стихах звучали живые голоса, ищите свой голос.

И ещё несколько слов. Юрий Кузнецов никогда не навязывал нам свои эстетические взгляды и пристрастия, принимая творческую индивидуальность каждого. Сам о себе почти ничего не рассказывал, только если мы специально просили его об этом. Он даже ни разу не прочитал нам на семинаре свои стихи. Для этого мы ходили на его творческие вечера. Особенно запомнилось 60-летие Юрия Кузнецова в большом зале ЦДЛ: зал был полный, а мастер с удовольствием читал свои лучшие стихи, улыбался и даже смеялся, что вообще редко с ним случалось.

При этом Юрий Поликарпович внимательно следил за тем, чтобы никто из молодых авторов не попал под его влияние, избежать которого впечатлительным поэтам было трудно. Как только Юрий Кузнецов замечал свою интонацию или образ в наших стихах, он подзывал нас к себе: «А это что у Вас такое? — говорил он, подчёркивая волнистой линией строчку, — А? А это у Вас Кузнецов!» (В таких случаях он почему-то говорил о себе в третьем лице).

Однажды я попала в описанную ситуацию, и после не слишком строгого внушения Юрий Кузнецов сказал:

Когда я слышу о том, что Юрий Кузнецов был суров в общении и ворчлив, мне становится обидно. Сложно представить себе более доброго человека. С первого курса он печатал своих учеников в одном из лучших толстых журналов России — «Нашем современнике», где занимал должность редактора отдела поэзии. Когда он видел, что кому-то из нас нужна помощь (в том числе и материальная) или поддержка, никогда не отказывал. Как поэт, он мог найти нужные слова, после которых всё вставало на свои места. Он дарил нам редкие, дорогие книги, заступался за студентов в учебной части, когда у нас возникали проблемы, он, действительно, руководил нами, хотя внешне это не было очевидным. Те, кто считал Юрия Кузнецова высокомерным и суровым, никогда не пытались понять его и услышать, да и просто — взять те знания, которые он щедро раздавал своим ученикам.

Спустя несколько лет я вспоминаю его поэтические семинары как самые чудесные дни, каждый из которых остался в душе, как и сама поэзия Юрия Кузнецова и его участие в моей жизни.

Оксана Владимировна Шевченко — поэт. Она окончила Литературный институт. В 2010 году молодая подвижница защитила в альма-матер кандидатскую диссертацию «Творческий путь Юрия Кузнецова».