Звезда заводской многотиражки 2

Глава семнадцатая Свет мой зеркальце, скажи…

А я молодец… Убедил-таки своего дядьку завести свой ушастый драндулет и поехать в Закорск. Правда, я явно сделал это вместо уроков, за что вечером мне влетит от мамы.

Хм, интересное дело, а ведь я ничего такого не помню. Настоящая история была совсем другой. И историю про то, что бабушка умерла от белой горячки, назвавшись чужим именем, я узнал только на похоронах. Значит что? Я меняю историю?

— Так вы уже определитесь, мужчина, про кого вы спрашиваете? — сварливо отозвалась тетка из окошечка регистратуры.

— А вы посмотрите обеих! — громко сказал мой мужчина. Младший брат отца был личностью специфической, конечно. Работал он не пойми кем, но при этом был мастером на все руки, умел почнить что угодно, что сломано, резал по дереву как заправский скульптор, таксидермией в какой-то момент увлекся и дарил всем родственникам и знакомым чучела разной живности в меху и перьях. Ну и был склонен к авантюрам, конечно. Я бы тоже к нему пошел, если бы такая ситуация случилась. Не стал бы лезть в родительскую ссору. Хотя я же к нему и пошел…

— Заняться мне больше нечем, ага, — буркнула тетка.

— А вы разве здесь не для этого сидите? — дядька сунул голову в мохнатой шапке прямо в окошечко. — Между прочим, она моя мать!

— Да что вы себе позволяете?! Вы читать что ли не умеете?! — заверещала тетка. — Никаких посещений! У нас запрещено!

— Так вы даже не сказали, есть у вас такая пациентка или нет! — заявил дядька. Голос его звучал весело. Впрочем, он всегда так разговаривал.

— Таких справок без указания главврача не выдаем, — отрезала регистраторша. Во стерва… Блин, где их таких набирают вообще? Почему самые мерзкие тетки всегда сидят именно на тех местах, где требуется человеческое сочувствие и участие?

— Так зовите вашего главврача, будет вам указание! — наступал дядька. Жан подергал его за рукав и что-то прошептал. — Не переживай, Жанчы, прорвемся! И не такие крепости брали!

— У него планерка! — отбивалась регистраторша, которой явно не хотелось даже пальцем пошевелить.

Интересное дело… Я вдруг вспомнил, что забыл сказать десятилетнему себе, под каким именем здесь лежит бабушка. Значит он или подслушал разговор родителей, или все-таки пытался с ними поговорить и запомнил. Молодец. Внимание к деталям — десять баллов!

Скандал, тем временем, набирал обороты. Тетка в регистратуре уже принялась угрожать, что сейчас вызовет санитаров, и они покажут буйному посетителю, как тут хулиганить. А дядька кричал, что давай, мол своих санитаров. Он их одной левой, а потом с милицией придет. Пусть разбираются, почему вы сына к родной матери не пускаете.

На лице Жана появилось тоскливое выражение. Он взялся озираться по сторонам и заметил меня. Я незаметно ему подмигнул, показал большой палец и поднялся.

— Ты куда? — спросил Мишка.

— Ты где Феликса оставил? — шепотом спросил я. — В кабинете Констанина Семеновича?

— Ага, — кивнул тот. На лице его тоже было тоскливое выражение, но другое. Он был явно расстроен, что его серьезных разговор бесцеремонно прервали какими-то дурацкими проблемами. Никому, конечно же, неинтересными. Эх, Мишка…

Я двинул в сторону коридора, перегороженного решеткой. Дородный Павлик уже встал со стула и явно прислушивался к скандалу в регистратуре.

— Павлик, впусти меня к Константину Семеновичу, пожалуйста, — вполголоса сказал я.

— А что там за шум? — спросил он.

— Клара Ильинична скандалит, — я равнодушно пожал плечами. — Обычно дело же, не?

— А, ну да, она такая у нас… — Павлик горестно вздохнул и загремел ключами. Надо же, получилось преодолеть цербера вот так просто! А я уж заготовил штуки три аргумента, почему меня нужно впустить внутрь, не тупя и не докапываясь.

В кабинете главврача приятелей-психиатров не оказалось. Я остановился в коридоре и прислушался. Было довольно тихо. Наверное, после завтрака и утренней порции вкусных таблеточек, психи ненадолго успокоились и прикорнули. А вот дверь в комнату моей бабушки была приоткрыта. Я подошел ближе, стараясь не топать.

— …и имя Наталья Ивановна вам ни о чем не говорит? — тихонько и вкрадчиво спросил голос Константина Семеновича.

— Впервые слышу, — грубовато отрезала моя бабушка. — Я уже вам говорила тысячу раз! Когда меня отвяжут? У меня все болит уже!

— Тише, тише, женщина, это для вашей же пользы, — сказал Константин Семенович. — Иначе вы можете повредить себе и… и другим.

Я тихонько стукнул в приоткрытую дверь. Главврач выглянул наружу.

— Там приехали ее сын и внук, — шепотом сказал я. — Но их не пускают.

— Клара Ильинична? — лицо сухонького главврача стало обиженным. — Сколько раз я уже с ней ругался, а она опять…

Он вышел из кабинета и с решительно зашагал в сторону выхода. Я сначала собирался последовать за ним, но замер. Дверь в комнату бабушки осталась открытой. И внутри никого кроме нее не было. Феликс, похоже, отвлекся на какие-то другие дела.

Похоже, вот он, мой шанс поболтать без свидетелей! Другого может не быть.

Константин Семенович скрылся за поворотом.

А я тихонько прошмыгнул в бабушкину «одиночку» и прикрыл дверь.

— Тсссс! — прошипел я и быстро приложил палец к губам. Моя бабушка явно собиралась как-то выразить свое возмущение моим бесцеремонным вторжением на ее территорию, но передумала. Ее внимательные глаза прищурились. — Другого шанса поговорить у нас может не оказаться, а мне очень надо!

— Ты кто еще такой? — спросила она. Нормальным вполне тоном.

— Сложно объяснить, — я махнул рукой. — Елизавета Андреевна, у меня странный вопрос. Но очень важный. Какой сейчас год?

— Это проверка какая-то, юноша? — насупилась она. — Или вы правда в датах запутались?

— Просто ответьте, пожалуйста, это очень важно! — я серьезно смотрел ей в лицо. Да, она однозначно была нормальной. Присутствовала некоторая расслабленность, уголки губ опущены, но это, похоже, действие успокаивающих. Я насмотрелся за сегодня на настоящих психов, было с чем сравнивать.

— Девяносто восьмой, — нехотя сказала она. — Скоро наступит новый девяносто девятый. С этими уколами не знаю, через два или три дня. Слушайте, юноша, а меня выпустят отсюда вообще? Или хотя бы сыну моему сообщите, что меня тут держат!

— Еще один вопрос можно? — спросил я и мысленно возликовал. Постарался пока не показывать вида только. Черт, как бы ей в двух словах объяснить, что произошло? У меня явно не так много времени, как хотелось бы…

— Вот прицепился… — пробурчала бабушка.

— Пожалуйста, это очень важно! — я умоляюще уставился на нее.

— Давай свой вопрос, — нехотя сказала Наталья Ивановна, в смысле, теперь уже явно Елизавета Андреевна из девяносто восьмого.

— Что вы помните, перед тем, как сюда попали? — спросил я. — Ну…Случилось что-то опасное или странное, а потом как будто провал в памяти… Подождите, не сердитесь! Я не врач, честно. Я вам потом расскажу свою историю в ответ, только не кричите и не ругайтесь! Елизавета Андреевна, вспомните, ну пожалуйста!

— Ну как… — лицо моей бабушки стало сосредоточенным. — Я навещала приятельницу в больнице. В Новокиневске, в шинниках она лежала. Потом вышла на крыльцо, покурить остановилась, а на скорой привезли кого-то. С фанфарами, народу высыпало. Я поближе подошла, посмотреть, а тут два джипа подкатили. И вокруг началось светопреставление — тра-та-та, бум, выстрелы. Бандиты разборку устроили. А потом… Потом я уже в автобусе в Закорск очнулась. Голова чугунная. Ну это понятно, я перед тем, как домой вернуться, заглянула в бар, нервишки успокоить. Прихожу домой, а там заперто, ключ не подходит, а внутри еще девка какая-то наглая. Верещит, что милицию вызовет. Ну я кричу, чтобы вызывала, они разберутся… Вот и разобрались. Наверное, девка им на лапу дала, сучка крашеная.

— Елизавета Андреевна, вы хорошая актриса? — спросил я.

— Чего? — нахмурилась она, между ее бровей пролегла глубокая складка.

— Чтобы отсюда выйти, вам нужно будет кое-что изобразить, — быстро сказал я, услышав в коридоре чьи-то шаги. — Мне сейчас некогда объяснять, правда. Так что придется просто мне поверить на слово.

— А иначе? — прищурилась она.

— А иначе вас так и будут накачивать уколами до самой смерти, — жестко сказал я. Очень тихо. Шаги вроде бы начали удаляться.

— Угрожаешь? — тоже тихо сказал она.

— Не поверите, но нет, — сказал я. — Просто говорю правду.

Очень бы сейчас помогло зеркало, конечно. Но ничего похожего в палате не было. Только тумбочка и вторая кровать. Пустая, с болтающимися на железной раме такими же жгутами, какими и была привязана моя бабушка. Веревками в оранжевой клеенчатой обмотке.

— Я в самодеятельном театре играла на заводе, — сказала она. — Что там надо сыграть, говори!

— Значит так, — начал я и с шипением втянул в себя воздух. — Представьте, что все вокруг думают, что сейчас не девяносто восьмой, а восьмидесятый. И послезавтра наступит восемьдесят первый. И что на самом деле вас зовут Наталья Ивановна Колокольникова. Только вам по голове стукнули, и что-то в разуме помутилось. А никакой Елизаветы Андреевны вы не знаете.

— Чего? — протянула бабушка и еще больше нахмурилась. Черт, как же ей не идет быть этой самой Елизаветой… Выглядит, как бабка. Хотя… — Кстати, а Вера Германовна Покровская вам кем приходится?

— А ты откуда ее знаешь? — зло прошипела бабушка. — Матерью. Внука она, видишь ли, хотела забрать, грымза старая… Я по метрикам была Елизавета Петровна Житинская, по отцу, но чтобы от нее отвязаться, дала кому надо на лапу и поменяла метрику. Стала Елизаветой Андреевной Покровской, когда в Новокиневск из Москвы вернулась. Так представляешь, она все равно меня разыскала и хотела с нами поселиться. Мол, дом свой Соньке отдала, а сама в город. Мол, артрит у нее, не справляется она. Ох, натерпелась я с ней…

В голове все как-то резко и запуталось, и распуталось. Значит, ты и есть Лизка-оторва. Нерадивая дочь деревенской училки, которая принесла в подоле и сбежала потом с кем-то вертлявым в Москву. И в конце девяносто восьмого тебя убили в последней бандитской перестрелке. Эту историю я помнил. Киллер подстрелил одного Игоря Мельникова, но тот выжил и его привезли в больницу. Туда прикатили какие-то борзые ребята и устроили фарш прямо напротив приемного покоя. Погибло человек восемь, и еще десяток раненых. А сам Мельников, кстати, выжил. В скорую швырнули гранату, но она не взорвалась. На какую-то долю секунды у меня в голове мелькнуло озарение, что все мы как будто кусочки одного пазла. Игорь, я, погибшая на крыльце больницы Лизка-оторва, моя бабушка, в чье тело она попала, Иван, в чье тело угодил я… Накатило и исчезло. Некогда размышлять. Потом, все потом. Устрою себе майнд-мэп, как в детективах, и постараюсь во всем разобраться. А сейчас нужно как-то вдолбить этой упертой дуре, что она не та, кем себе кажется.

— Сейчас сюда придет главврач с двумя людьми, — сказал я. — Взрослый мужик и пацан десяти лет. Ваш сын и внук.

— Никаких внуков у меня нет! — запротестовала Елизавета Андреевна, но я снова приложил палец к губам.

— Подождите, не возражайте! — умоляюще попросил я. — Ну правда нет времени! Надо сначала вытащить вас отсюда, потом разберемся, хорошо?

Она сжала губы в ниточку и кивнула.

— Значит так, ваш сын и внук, — повторил я. — Вы их не узнаете, но нужно, чтобы вы сделали вид, что знаете их. Просто у вас что-то с памятью, травма головы, что угодно еще. В общем, начните умолять, чтобы они вас забрали и перевели в Новокиневск. Ни в коем случае не оставляли здесь, где с вами обращаются плохо и все такое. Но только вы — Наталья Ивановна, запомнили?

— Что-то не пойму я, чего ты добиваешься, — голос бабушки зазвучал сврливо. Совсем по-старушечьи. — Хочешь, чтобы меня в психушку забрали, когда я буду чушь эту всем втирать?!

Я фыркнул. Она икнула и вздрогнула. Поняла, какую глупость сморозила. Но и то хлеб.

— Едизавета Андреевна, вы не психичка, — как можно убедительнее постарался сказать я. Хотя сам уже начал в этом сомневаться. Черт, ну и дура же эта Лизка, что ж такое… — С вам произошло одно очень странное событие. Если что, точно такое же, как и со мной. Давайте вот как поступим. Ничего особенного не изображайте, только заторможенность. И попросите зеркало, когда к вам придут.

— Зачем еще? — уже не очень уверенно спросила она.

— Просто попросите, — твердо сказал я. — И когда увидите свое отражение, вспомните, что именно я просил вас сыграть. Наталья Ивановна, и вас пришли навестить ваши сын и внук. Больше вы ничего не помните. Хорошо?

— А что я там такое увижу? — Елизавета Андреевна заворочалась, как будто пытаясь подняться с кровати. Веревки на ее запястьях натянулись.

Я приложил палец к губам и отступил к двери. Прислушался. Вроде снаружи пока было тихо. Я сделал Лизке-оторве ручкой и выскользнул в коридор.

Вовремя.

В коридоре загрохотала решетка, что-то забубнил Павлик, раздался звонкий мальчишеский голос. Я быстро огляделся и шмыгнул за дверь с надписью «ТУАЛЕТ». Облокотился на серо-голубой фаянс раковины и отдышался. Сердце колотилось, как бешеное. В висках стучало. Нелегкая это работа, убеждать сварливую бабку, что вокруг сейчас не кошмарный девяносто восьмой, а почти наступивший восемьдесят первый. Хотя, будем честны, я не был уверен, что убедил. Теперь все зависит от ее упертости. Начнет эта дурища опять орать, что она Елизавета, чтобы выгнали из ее дома ту крашеную сучку, которая ее сюда закатала, и что знать не знает никакого Егора и никакого Жана.

— …только я вас сразу предупреждаю, не ждите слишком многого, — раздался в коридоре тихий голос Константина Семеновича. — Нам уже сообщили, что, скорее всего, она Наталья Ивановна Колокольникова, но она считает иначе. И может вас не узнать. Может разволноваться и повести себя агрессивно. Мальчик, ты уверен, что хочешь зайти все равно?

— Это моя бабушка! — запальчиво ответил Жан. — Конечно же, она меня узнает, вот увидите!

— Константин Семенович, вы уже все это нам проговорили, — сказал дядька Егор. — Мы вас услышали и постараемся ее не тревожить. Просто посмотрим, чтобы убедиться, что это точно она.

— Я должен был убедиться, что вы меня поняли, — виновато сказал Константин Семенович.

Скрипнула, открываясь, дверь палаты бабушки. Захлопнулась. Стало тихо. Ну, насколько в принципе может быть тихо в отделении психиатрической больницы.

Я поднял голову и посмотрел на свое отражение в зеркале. Там был все тот же красавец с коммунистических плакатов. Косая сажень в плечах, открытый взгляд, героический подбородок. Включил воду. Набрал в пригоршню ледяной воды, плеснул себе в лицо.

Снова посмотрел на себя в зеркало. Ну что, Жан Михалыч, будем делать ставки, поверила Елизавета Андреевна в твой треп, или опять сейчас устроит истерику и получит от громадной медсестры очередную порцию успокаивающего?

Дверь снова скрипнула.

— Да нет, что вы, нормальная просьба, — с вечными своими виноватыми нотками сказал Константин Семенович. — Подождите пару минут, я схожу в свой кабинет и принесу вам зеркало.

Шаги удалились. Вдалеке скрипнула другая дверь.

Прошла минута.

Снова шаги, главврач возвращался.

Я затаил дыхание. Вот он неспешно подходит к палате моей бабушки. Берется за ручку двери. Она скрипит.

— Получилось найти только маленькое, — сказал главврач. Ура, дверь не захлопнул, значит мне будет все слышно. — Я иногда остаюсь здесь ночевать, и когда надо бриться… Вот так нормально? Видите свое отражение?

Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один…

Ну? Момент истины?