Анна толкнула меня так сильно, что я с грохотом навернулся с разложенного дивана. Она нависла надо мной, ее темные глаза метали молнии, а лицо стало как будто каменным. Как у древнегреческой статуи. Несмотря на неприятность ситуации, я ей залюбовался.
— Убирайся! — рыкнула она. — Собирай вещи, и чтобы завтра же духу твоего здесь не было!
— Анна… — нежно проворковал я.
— Я уже тридцать два года Анна! — она решительно встала с кровати и сдернула со спинки кресла шелковый халат. — Я думала, что ты особенный, а ты такой же врун, как и остальные!
— Если бы я не выдумал историю с отцом, ты бы выставила меня еще месяц назад, — я увернулся от увесистой пощечины и схватил свои штаны. — Милая, я же как раз и захотел сказать тебе правду, потому что врать больше не мог…
— Мне плевать, почему ты врал! — она стояла на фоне окна, уперев кулаки в крутые изгибы своих божественных бедер. — Ты слышал, что я сказала? Собирай вещи, и чтобы духу твоего не было в моем общежитии. Иначе я сдам тебя в милицию, как вора. Или…
— Тихо, тихо, милая, я уже собираюсь… — схватить свою футболку я не успел. Она стремительно сграбастала ее и рванулась к двери. Распахнула ее и выкинула в коридор. И если бы я не уклонился, то тоже полетел бы вслед за футболкой на пол. Дверь с грохотом захлопнулась. Мне на голову с потолка посыпалась сухая штукатурка. Скрипнула приоткрывшаяся дверь, в щель выглянул чей-то любопытный глаз. Ну да, частная жизнь такая частная…
Я натянул футболку и посмотрел на свои босые ноги. Минус одни финские трусы. И носки. Вряд ли Анна будет настолько любезна, что утром занесет мне мое белье. И тапочки.
Я шикнул ша любопытный глаз, и соседняя дверь захлопнулась. Ну что ж, значит общажным кумушкам будет о чем посудачить на общей кухне…
Я поплется в свою комнату. Босые ноги подмерзли на холодном бетоне лестницы. В темноте я юркнул под свое одеяло.
Нда, надо бы теперь придумывать, что делать с жильем. Похоже, придется сегодня идти на поклон к Феликсу. И активировать тему жилья на заводе тоже. Хотя последнее — дело явно небыстрое. Но если качнуть права, может быть…
— Ваня, ты спишь? — раздался громкий шепот Шурика.
— Прости, Шурик, не получилось достать, — прошептал я в ответ.
— Да я по другому поводу… — кровать под ним заскрипела. Он сел. На фоне окна появился его всклокоченный силуэт. — Слушай, а как точно понять, что можно… ну… это…
— Точно — никак, — я тихо засмеялся. — Только пробовать!
— А если она мне по роже вмажет? — шепот Шурика стал тревожно-свистящим.
— Ну тут ведь как, Шурик, — я тоже сел на кровати. — Можно и по роже получить, а можно и впендюрить, как говорил поручик Ржевский.
— Я думал, что женщина должна подать какой-то знак, — Шурик вздохнул. — Как это все сложно, вообще…
— Отлично было бы, если бы к каждой женщине прилагалась инструкция по применению, да? — фыркнул я. — Если будешь ждать знака, так девственником и помрешь.
— Когда у меня первый раз было, то она сама пришла и все сделала, — прошептал Шурик. — Она была медсестрой, а я в больнице лежал. А Света ничего такого не делает. Хихикает, глазками стреляет… Вроде бы можно, а вдруг нет?
— Шурик, ну что ты как маленький? — ухмыльнулся я. — Ну, откажет. Даже может по роже врезать. И что?
— Опозорит потом же! — Шурик встал и подошел к окну. — С подружками будет шушукаться, хихикать за спиной.
— Так и что? Ты от этого на кусочки что ли развалишься? Или у тебя пиписька отвалится? — сказал я, а про себя подумал, что мне бы его проблемы. — Она и так будет хихикать. Сам-то подумай, каково девчонкам? Прямо говорить нельзя, обзовут всякими нехорошими словами, а намеков ты не понимаешь. Так что сам решай, что лучше. Будет она шушукаться с подружками о том, что ты нахал и руки распускаешь, или о том, что ты чурбан бесчувственный.
Шурик молчал и смотрел в окно. Я растянулся на кровати обратно и уснул, так и не дождавшись его ответа.
— …если не считать этих мелких правок от парткома, новогодний номер полностью принят и сегодня отправляется в печать, — закончила свою недлинную речь Антонина Иосифовна. — Все молодцы. Иван, тебе особенная благодарность, не ожидала даже.
— Рад стараться, Антонина Иосифовна, — я потупился. — Я пока только учусь…
— Страшное дело, что будет, когда ты научишься, — буркнул Эдик. — Это нам всем тогда можно будет увольняться, потому что ты один со всей газетой справишься.
Вид он сегодня имел смурной. На нем снова была цветастая рубашка и жилетка, а волосы его пребывали в привычном беспорядке. Неужели его зазноба отказала?
Что за день такой вчера был?
Я ткнул сумку под столом носком ботинка. Не звонил пока Феликсу. И Венику тоже не звонил. С Феликсом у нас есть договоренность на встречу завтра, надо тоже внести кое-какие правки в текст статьи, прежде чем она отправится в редакцию «Молодежной правды». А Веник и так меня много раз выручал.
— Иван, ты что такой смурной сегодня? — Даша заглянула через мое плечо на стол. — Ой, что это за чудище такое нарисовано?!
Я опустил глаза на тетрадную страницу, по которой почти бездумно чиркал ручкой. На меня смотрела гнусная рожа, отдаленно похожая на человеческую, если не считать рогов и волосатых ушей. Надо же, как неплохо я, оказывается, рисую, когда не задумываюсь. Небрежный набросок выглядел очень… профессионально что ли. Сам я рисовать никогда особенно не умел, мой потолок изображения человека на бумаге — палка-палка, огуречик. А тут — прямо хоть на стенку вешай…
— Дашенька, — я поднял на нее задумчивый взгляд. — А какой у тебя любимый фильм?
— «Д’ Артаньян и три мушкетера», а что? — девушка кокетливо подмигнула. — Если в кино хочешь пригласить, то я бы посмотрела какую-нибудь комедию с Луи де Фюнесом.
— Эх, такую подводку мне испортила! — хохотнул я и встал из за стола, закрыв обложкой свои жутковатые художества. — Вообще-то я хотел поговорить о новой рубрике в нашу газету. Для женщин.
— Кулинарные рецепты печатать что ли? — нахмурился Эдик.
— Вот что у тебя за домостроевские представления, а? — засмеялся я. — Можно подумать, у женщин кроме кухни других интересов нет.
— Ну… рукоделие, там… вязание… — Эдик скорчил недовольную рожу.
— Эдичка, тебе твоя дама сердца отказала что ли вчера? — язвительно спросила Даша. — Я вот, например, женщина. Ты можешь представить меня с клубками и спицами?
— Не твое дело, — буркнул Эдик, вскочил и вышел из редакции. Грохнув дверью.
— Точно, отказала, — вздохнула Даша. — Бедный Эдик…
— Кстати об этом, — сказал я. Надо было закинуть уже удочку насчет статей про личную жизнь. — Я надеялся, что ты скажешь, что твой любимый фильм — «Служебный роман», и тогда мне было бы проще подвести к тому, что я хотел сказать.
— Я люблю «Служебный роман»! — тут же отозвалс Семен. — Давай, говори уже, что ты там хотел предложить!
— Новую рубрику, — сказал я. — Жизненные истории или письма читателей. Чтобы там делились своими судьбами, задавали вопросы и рассказывали про свои отношения.
— Отношения? — до этого момента казалось, что Антонина Иосифовна погружена в свои мысли полностью и вообще не слушает, что происходит вокруг нее.
— Ну да, отношения, — кивнул я. — Такой раздел газеты, где можно поделиться наболевшим и спросить совета. Чтобы вот например тот же Эдик, у которого вчера неизвестно что произошло, мог написать письмо в газету, мы бы его опубликовали, а читатели могли выразить свое мнение и дать рекомендации, как поступить.
— Ну нет, я бы не стал письма в газету про свои отношения писать, — задумчиво проговорил Семен. — Чтобы потом меня все обсуждали, вот еще…
— А если можно будет анонимно опубликовать? — спросил я. — Чтобы историю твою прочитали, но не знали точно, чья это история.
— Иван, а какое это имеет отношение к нашему заводу? — спросила Антонина Иосифовна.
— Самое прямое! — решительно ответил я. — Завод — это одна большая семья. И чем лучше каждому из ее членов, тем лучше заводу. Ну вот подумайте, если у человека какие-то проблемы в семье, один с женой поссорился, другой муж изменяет, то будет он хорошо работать?
— Разве что в этом смысле… — редакторша подняла свой прозрачный взгляд к потолку. — А почему остальным про это должно быть интересно читать?
— Вот вам нравится тот же «Служебный роман», Антонина Иосифовна? — спросил я. — Или, скажем, «Экипаж»?
— Конечно, нравится, — вместо редакторши ответил Семен, но я смотрел на нее. Она помолчала несколько секунд и сдержанно кивнула.
— А ведь там как раз про отношения, — сказал я. — Про живых людей. Вот и мне кажется, что у нас в газете должна быть рубрика о том, что на заводе работают живые люди. И у каждого есть проблемы. С которыми они не одиноки, потому что в любой момент могут попросить поддержки, например, через нашу газету.
— Думаешь, кто-то будет писать про это письма? — с сомнением спросил Семен.
— Если показать пример, то будут, — я пожал плечами.
— В смысле, кто-то из нас сначала должен написать? — нахмурилась Даша.
— Ну куда вы бежите впереди лошади? — засмеялся я. — Мы же пока еще дискутируем. Просто мне сегодня пришло вот это в голову, вот и обсуждаю с вами.
— В этой идее что-то есть, Иван, — медленно проговорила Антонина Иосифовна. — Только в таком виде нам ее не защитить перед парткомом. А если без их утверждения поставим в номер, то они снимут это просто из принципа.
— Тогда другое предложение, — сказал я и прошелся между столами, заложив руки за спину. — Как насчет серии интервью с простыми работницами завода, а? Поставить в фокус наших героических женщин, Мишка сделает отличные фотографии, а в конце статьи — приписка. Что, мол, если вы хотите что-то сказать героине, стать героиней или дать совет, пишите письмо в редакцию.
— И что мы будем делать с этими письмами? — недоуменно спросил Семен.
— Как это что? — я приподнял бровь. — Возьмем всю пачку и пойдем в партком. Чтобы показать, что вот, мол, живые чаяния наших работниц. Надо идти навстречу.
На бледных губах Антонины Иосифовны заиграла легкая улыбка. Похоже, в яблочко!
— А почему только женщины? Вдруг мужчина тоже захочет дать совет или еще что-то… — Семен почесал в затылке.
— Антонина Иосифовна? — я вопросительно посмотрел на редакторшу.
— Ты от меня одобрения идеи ждешь что ли? — спросила она. — Статьи про работниц мне нравятся. Есть кто-то на примете?
— Если это случайная работница, можно лотерею сделать! — воскликнула Даша. — Сходить в отдел кадров, взять список всех женщин, которые у нас работают, сложить имена в шапку и вытащить. Кому повезло, с тем и интервью!
Я стоял на площадке и изучал «наскальную живопись». Судя по надписям и рисункам, соседи Элис ака Ирины не отличались высокими моральными качествами, имели массу дурных привычек и не очень-то дружили между собой.
Я решительно надавил на пимпочку звонка. Внутри квартиры раздалась трель. Только бы ты оказалась дома…
— Ивааан? — девушка подслеповато прищурилась. Она была без очков, закутанная в полосатый банный халат, на голове — высокая чалма из полотенца.
— Привет, Ириш, — широко улыбнулся я. — Гостей принимаешь?
Она отступила вглубь квартиры, пропуская меня в крошечную прихожую. Подозрительно покосилась на сумку на моем плече.
— Давно что-то тебя видно не было, — напряженно сказала она. Снимая ботинки и пальто, я прислушался. Вроде бы, кроме нее в квартире никого не было. За этот месяц она, конечно, могла наладить отношения с братьями, но я ни одной живой душе не сказал, куда собираюсь зайти, так что очень вряд ли кто-то меня здесь поджидал. Разве что, тут мог оказаться ее ухажер. Но ведь я все-таки брат, а не бывший. Так что никакого компромата, мой визит ее личную жизнь никак испортить не может. Разве что ее хахаль сбежит и не станет слушать, что я ее брат…
— Работал много, — вздохнул я. — Чаем угостишь? У меня есть вафельный тортик и пирожные…
— Тебе что-то от меня нужно? — буркнула сестра.
— Ириночка, чем я тебя прогневал, не успев на пороге появиться? — я уставился на нее открытым и честным взглядом.
— Ну а что я должна думать? — голос девушки звучал напряженно и все еще не очень приветливо. — Ты пропал на месяц, теперь появляешься тут с тортиком и улыбаешься до ушей.
— А вариант «просто соскучился» ты не рассматриваешь? — я подмигнул. — Я устраивался на новой работе, привыкал к новому графику и к новому городу. Череп забит был этим вот всем. А сейчас, наконец-то, все устаканилось, и я вспомнил про любимую сестричку. Да не хмурься ты так, морщины появятся раньше времени!
— Зубы заговариваешь, да? — Ирина подозрительно прищурилась и в упор смотрела на меня. Я не отводил глаз от ее лица.
— Ириш, ну ты чего? — мягко спросил я. — Не с той ноги встала что ли?
— Пожить к себе не пущу, — отрезала она. — Прописывать тоже не буду. Если нужна прописка, иди к родителям.
— Тьфу ты, — я бросил на пол сумку. — Да не надо меня пускать пожить, я правда только в гости. Я уже давно взрослый человек и со своими проблемами как-нибудь разберусь. Так чай-то мы будем пить или нет?
Вроде бы, после моих слов сестра расслабилась. Перестала стоять столбом и жечь меня подозрительными взглядами и пошла на кухню. Шаркая по полу домашними шлепанцами.
У меня и вправду была мысль договориться с сестрой о временном проживании, но, похоже, братья ее так достали, что она такие желания чует еще с первого этажа. Нет-нет, не буду тебя нервировать, сестричка. Лучше уж на вокзале переночую, а завтра с Феликсом поговорю. Но кроме этого у меня к сестре был еще один разговор.
Загудела вода в кране, потом шумно фыркнула газовая плита. Я вжикнул молнией сумки и извлек две коробки — одну с вафельным тортом за пятьдесят копеек, вторая — с корзиночками из «Лакомки». Я вроде аккуратно их нес, надеюсь, с кремом все в порядке.
Ирина плеснула на донышки чайных чашек чуть ли не по капле заварки из полосатого чайничка и долила до верха кипятком. Поставила на стол сахарницу, полную каменно-твердых кубиков.
Уселась на табуретку и уставилась на меня. Эх, похоже, все-таки, лед между нами все еще не сломан…
— Ириш, что с тобой, а? — осторожно спросил я. — Ну прости, что не заходил раньше, как-то закрутился… Не подумал, что ли. Может тебе помочь надо в чем-то, а?
— Ничего мне не нужно, — сестра шмыгнула носом и глотнула чаю. На глазах ее тут же выступили слезы, она зашипела и чуть не уронила чашку. Всхлипнула. Да что за день-то такой сегодня?
— Похоже, не только у меня день не задался, — криво усмехнулся я. — Представляешь, меня ночью моя девушка вытолкала за дверь. Голышом практически. Коллега по работе вчера девушку в ресторан водил предложение делать, а сегодня ходит мрачный, как туча. Сосед по комнате тоже что-то… нервный. Давай, рассказывай тоже, что случилось. Я же вижу, что ты переживаешь.
— Вот еще, из-за козлов всяких переживать, — Ирина гордо вскинула голову. Намотанное полотенце свалилось с мокрых волос.
— Он тебя бросил, да? — сочувственно спросил я.
— Не он меня бросил, а я его выгнала, — Ирина сжала губы тонкой ниточкой. — Представляешь, какой хитренький… Поженимся, говорит, побыстрее, а то мне прописку надо сделать. А сегодня пришла домой пораньше, а он по телефону трындит. Фа-фа-фа, милая-любимая, давай встретимся… Ну я его вещи с балкона выкинула, а самого за дверь.
— Пирожное? — спросил я, двигая ближе к ней коробку с корзиночками.
— Терпеть не могу корзиночки, — скривилась она. — Лучше тортик порежь, нож вон там, в ящике стола.
«Вот растяпа, надо было разные покупать! — подумал я. — Повелся на красивые грибочки…»
Мы снова пили чай, почти молча. Она смотрела на темную улицу сквозь окно, и было похоже, что в мыслях она сочиняет очередную версию гневной отповеди неверному жениху. Еще более язвительную и недобрую, чем раньше. Но про тортик она не забывала. Похрустывала вафлями только в путь. Никакие личные переживания ей не мешали.
— Так что все-таки тебе нужно? — спросила она через три куска торта. Уже гораздо более приветливым тоном, без наездов или испуга, что я пришел посягнуть на ее таким тяжким трудом доставшуюся жилплощадь.
— Милая, ну правда ничего, вот честно-честно! — я прижал руки к груди. — А, нет. Кое-что все-таки нужно!
Лицо ее сразу же похолодело и стало каменным.
— Помнишь моего друга детства? Гарика? — спросил я.