Звезда заводской многотиражки 2

Глава третья Некоторые уроки школы жизни лучше прогуливать

— Девушка, ну подумайте сами! — раздался вдруг от стойки знакомый звонкий голос. — Раз у вас есть камин, значит он должен гореть! А вы в него коробки какие-то сложили…

— Женщина, ну что вы тут устроили? — раздраженно ответила на претензию продавщица. — Камин мы разжигаем по выходным, а сегодня понедельник.

— И что, по-вашему, в понедельник людям радость не нужна? — моя бабушка оперлась на прилавок ладонями и подалась вперед. — А если вы дрова экономите, то хоть коробки эти уберите, не позорьтесь!

— Вы заказывать что-нибудь будете? — устало спросила продавщица.

«Привет, бабуль!» — чуть было не сказал я, но вовремя прикусил язык.

— Добрый вечер, Наталья Ивановна, — я остановился рядом с ней. — Это я вам назначил здесь рандеву.

— Рандеву! Надо же, какие слова вы знаете, молодой человек! — бабушка оглядела меня критическим взглядом с ног до головы. — А ведь я вас помню! Вы в четвертой палате лежали, с сотрясением мозга!

— Какое мороженое вам купить? — спросил я, подмигивая утомленной неожиданной разборкой продавщицы. Та кисло улыбнулась.

— Иван, вот вы скажите! — бабушка уперла руки в бока. — У них камин есть, а они его не разжигают! Раньше зимой здесь всегда горел камин, это очень красиво и уютно. А сейчас?

— Шоколадное с орехами? Я угадал? — спросил я.

— А что вы тему переводите? — бабушка ухватила меня за локоть. — Вам же тоже наверняка хочется, чтобы камин горел!

— Наталья Ивановна, зачем же девушку-то с этим тормошить? — я развел руками. — Ее работа — коктейли смешивать и мороженое орешками посыпать. Про камин — это до начальства нужно доносить. В жалобной книге, например, написать. Есть у вас жалобная книга?

— Ой, вот еще писать! — бабушка всплеснула руками. — Мороженое, говоришь? И кофе… А коньячка у вас нет?

— Спиртное не подаем, — хмуро ответила продавщица.

— Так что? Шоколадное с орехами? — снова спросил я.

— Я не ем сладкое, фигуру берегу! — кокетливо сказала бабушка и провела руками по своей талии. Изящной, надо признать, что уж. Она всегда была хрупкой и очень подвижной дамочкой. — Хотя черт с ней, с фигурой! Давайте шоколадное! С шоколадом. И эклер. И кофе.

Я подвел бабушку к своему столику и помог снять пальто. Зеленое, с зеленым же песцовым воротником. «Мексиканский тушкан», — подумал я и чуть не фыркнул. Бабушка этот воротник откуда-то притащила, соседка что ли старое пальто выбрасывала. А она его причесала, починила и покрасила зеленкой. Она это год назад примерно сделала, и периодически ей приходилось его подкрашивать — зеленка не особенно стойкий краситель, то выцветает, то в мокрый снег расплывается… Ее любимая белая блузка после мокрого снегопада покрылась зелеными разводами, и ее тоже пришлось красить. Пальто это тоже было переделано. Изначально оно было больше похоже на бесформенный мешок, но бабушке хотелось, чтобы оно было кокетливо-приталенным и подчеркивало ее тонкий стан. В общем-то, получалось у нее гораздо лучше, чем у той же Лизоньки.

Это было очень странно.

Ощущение нереальности зашкалило настолько, что хотелось себя ущипнуть. Я сидел в кафе мечты своего детства, а напротив меня сидела моя любимая бабушка. Та самая дамочка чьи закидоны не раз и не два заставляли судачить о ней всех соседей. Она кутала хрупкие плечи в цветастый цыганский платок, ее волосы были уложены в стиле «если бы кинозвезды ходили по красной дорожке в формовке». Шапку она снимать не стала, как и все остальные женщины в кафе, кстати. Так и сидели — кто в норковом «колпаке», кто в пушистой «папахе», как у Нади из «Иронии судьбы». Кто в вязаной с помпоном.

Моя бабушка была самой странной из всех бабушек, которых я видел. Бабушки моих друзей детства носили платочки, пекли пироги и заседали на скамейках, как им, бабушкам, и полагалось. Моя была не такая. Она трижды была замужем, а сейчас находилась в поиске четвертого мужа, но найти его не успела, потому что превратилась в другого человека, а вскоре после этого умерла. Она была взбалмошной, вздорной, любила выпить и не скрывала этого. Громко смеялась, вызывающе одевалась. При этом работала санитаркой в больнице. Она была как Веник. Только женщина. Детство ее пришлось на войну, а потом она закончила школу, вильнула хвостом и укатила из Новокиневска аж на Сахалин. Там она познакомилась с моим дедом, тоже, кстати, из этих мест. Родила двоих сыновей, потом они развелись. Она снова вышла замуж, на этот раз за актера театра. Но через год снова развелась. Потом сходила замуж третий раз, и этого «деда» я даже помню. Он был ее моложе лет на пятнадцать, чуть старше отца. И развелись, когда она неожиданно закрутила роман с музыкантом из ресторана «Новокиневск». После этого мы какое-то время жили все вместе, но потом она откуда-то взяла отдельную квартиру. Черт его знает, откуда. Она все делала как-то очень легко, с налетом небрежности и чертовщинкой.

Будто вокруг был вовсе не Советский Союз, страна строгих правил и догм, а… даже не знаю. Какой-то сказочный мир. «А что, так можно было что ли?» — тянуло меня спросить каждый раз, когда бабушка отчебучивала какой-нибудь очередной финт.

Я очень ее любил, когда был ребенком. Больше, чем родителей, точно. С ней никогда не было скучно.

И вот сейчас я сидел в кафе «Сказка», а она сидела напротив меня и кокетливо рассказывала, как играла в любительском театре на котельном заводе, куда ее каким-то ветром занесло поработать. Образования у нее никакого, кроме школьного не было. Но ей это совершенно не мешало. Она обожала читать и смотреть «трофейные» фильмы. Постоянно зарисовывала какие-то наряды, а потом пыталась из изобразить из подручных средств, до каких дотягивалась. Старые шторы и покрывала, уродливые платья из магазина, отрезы ткани, пылившиеся без дела на антресолях…

Любила она красивое, что уж. И покрасоваться любила. Стареть в сорок она категорически отказывалась, кажется, у нее жизнь только начиналась в любой день и в любом возрасте.

Нда…

Что же с тобой скоро случится, Наталья Ивановна?

Что за катаклизм встряхнет твои вздорные и удивительные мозги и превратит в другого человека?

Я любовался, как она ест мороженое и запивает его кофе маленькими глоточками. Держит отставленным мизинчик. Манерно смеется, запрокидывая голову.

Слушал рассказы о голодном детстве во время войны. Сказала, что помнит все, хотя ей и хотелось бы забыть.

Задал ей вопрос, который с детства меня мучил.

Сахалин? Почему, черт возьми, Сахалин? Как ее вообще туда занесло?

Ответ оказался в ее духе.

— Я прочитала книгу «Остров сокровищ» и поняла, что во что бы то ни стало хочу побывать на острове, — сказала она. — Потом посмотрела на карту Советского Союза и поняла, что ближайший доступный остров — это Сахалин. Тогда я разбила свою копилку, и денег мне хватило аккурат на дорогу.

Удивительная женщина…

Мы расстались отличными друзьями. Надеюсь, что в ее сумасбродной голове не возникло мысли примерить на меня роль ее очередного жениха… Как-то неудобно бы получилось.

И мы договорились встретится завтра. Потому что я наплел ей, что чтобы написать про нее отличный текст, мне нужно как можно дольше с ней пообщаться в самой разной обстановке. На работе, в кафе, на прогулке, в столовой, на лыжной базе… Интересно, если я привезу бабушку на лыжную базу, это нормально воспримут? Так-то она тоже, получается, работает на шинном заводе. Больница-то наша. Значит формально…

В общагу я вернулся в прекрасном настроении. Даже забежал по этому поводу в кулинарию и прикупил полкило «новинки», чтобы было с чем чайку попить за вечерними разговорами. В комнате нас сейчас осталось всего трое, правда Егор и Шурик уверяли, что это ненадолго. У Кирилла Григорьевича случился ренессанс чувств с бывшей женой, так что он вернулся в свою же квартиру. Правда, вещи забрал не все. Хоть и уверял, что на днях заскочит и все заберет.

— Да она просто выдерга, баба его! — объяснил Егор. — Ей на Новый год кавалер нужен, а на горизонте никого подходящего нет, вот она и приползла к Кириллу. Мур-мур-мур, мой кроличек… Тьфу. А потом он опять будет ходить, как в воду опущенный… До старого Нового года вернется, зуб на сало!

Но сейчас в нашей комнате было неожиданно многолюдно. Собралось человек, наверное, десять из местного «футбольного клуба». По причине случившейся тут у Шурика личной жизни.

А я-то надеялся посидеть в тишине и, может даже, поработать перед сном…

— Ты ей чересчур волю-то не давай! — наставлял закоренелый холостяк дядя Миша. Почему-то так повелось, что его гладкая лысина стала у мужиков талисманом перед свиданиями. Если, мол, хочется, чтобы все прошло чики-пуки, то надо потереть перед выходом из общаги его зеркально-сияющий череп. — Бабы — они такие! Ты ей слово — она тебе десять. И если ее сразу к порядку не приучить, то сядет на шею и ножки свесит.

— Дядя Миша, ты же сам женат не был, чего советы-то раздаешь? — вклинился Егор.

— А я потому и не был, что про баб все знаю! — дядя Миша захохотал, громко раскрыв рот.

— Красивая краля-то хоть? — спросил, цыкнув зубом, Волоха. Внешне он был гопник гопником — плечи ссутуленные, походка вразвалочку, на голове — кепончик. И курит много, в его комнату зайти нельзя, табачный запах просто с ног сбивает. Вот и сейчас он тоже сжимал в зубах сигарету без фильтра. Вот ведь нафиг. Теперь тут еще неделю вонять будет…

— Красивая, — смущенно ответил Шурик.

— А познакомились вы как? — спросил парень, имени которого я не запомнил. И, кажется, он вообще не работал на шинном заводе, а место в общежитии по блату получил. Или за взятку.

— Да я зайцем в трамвае проехал, а она контролером в депо работает, вот и поймала меня, — Шурик мечтательно улыбнулся. — Заставила меня до конечной ехать, протокол составила. Я штраф заплатил, а потом решился и позвал ее погулять.

— А она что? — Волоха снова цыкнул зубом.

— Сказала, что подумает, — Шурик внезапно помрачнел. — Надо же ей цветы какие-нибудь купить?

— Да погоди ты с цветами, она может и не придет еще, — по-соседски «успокоил» дядя Миша. — А денежки — тю-тю.

То, что девушка может не прийти на свидание после фразы «я подумаю», Шурику, похоже, в голову как-то не приходило.

— А ты что скажешь? — Шурик повернулся ко мне.

— А я что, по-твоему, эксперт что ли? — я спихнул рассевшегося на моей кровати парня и завалился прямо поверх покрывала. — Ты куда ее вести-то собираешься?

— Не знаю, думал, мы просто погуляем… — Шурик снял очки и принялся их усердно протирать, будто они запотели.

— Ну ты даешь! — я хохотнул. — Погуляем! Не месяц май на улице-то! Девушка, может, будет в колготочках капроновых и сапогах с каблуками, а ты ее в пешее путешествие потащишь. Вы встречаетесь-то где?

— У ЦУМа, под часами, — ответил Шурик.

— Ну так веди ее в ресторан «Центральный», он рядом, — я пожал плечами.

— Ага, в «Центральный»! — воскликнул Егор возмущенно. — Там мест никогда нет! Точнее, есть, но только для тех, кто червонец заплатит. И еще надо, чтобы одет был весь из себя прилично. А ты на Шурика нашего посмотри!

— А что Шурик? Нормальный у нас Шурик! — заявил дядя Миша. — Только рохля! И не вздумай эту кралю в ресторан вести! Вот еще, обрыбится! Сначала этсамое, потом ресторан. А то зазря только деньги потратишь!

— Да что ты заладил, дядя Миша, с деньгами со своими? — Егор даже с места своего насиженного поднялся. — Он так не женится никогда, если над каждой копейкой трястись будет. А так хоть в ресторан сходит. Значит, слушай. Подходишь к дверям «Центрального», за ними видишь протокольную рожу в галстуке. А на дверях табличка «мест нет». Показываешь ему через стекло червонец, тогда он двери-то и откроет. Ты ему этот червонец незаметно в карман суешь и — вуаля! — ты в ресторане.

— За червонец столик не дадут только, — подал голос молчавший до этого момента дядя Сережа. — За столик надо четвертной заплатить. Червонец — это в бар только.

— Так оно даже и лучше, если в бар! — Егор хлопнул Шурика по плечу. — Чинно посидите за стойкой, как в кино. И не надо позориться с вилками-ножами этими…

— А в ресторан обязательно? — жалобно проговорил Шурик.

— В кино еще можно, — сказал я. — Только там не поговоришь особо.

— А разговаривать о чем? — вид у Шурика становился все хуже и хуже.

— Слушайте, так это… Раз он на свидание идет, так может мы ему пустую комнату организуем, а? — Егор заговорщически всем подмигнул. — Дядя Миша, ты же сейчас один, может уступишь по-товарищески Шурику, а? Для устройства личной жизни?

— Так сами бы и уступили, раз заботитесь, — прищурился дядя Миша.

— Так у тебя уютнее будет, а у нас — какая романтика? Четыре койки и стол, тоже мне обстановка! — хмыкнул Егор.

— Вот пусть любую и выбирает, куда кралю свою заваливать, — дядя Миша захохотал.

Шурик покраснел и вскочил. Быстрым шагом двинулся в сторону выхода. Потом резко повернулся и подошел ко мне. Схватил за рукав и потащил за собой. Я чуть не навернулся с кровати от его резкого движения.

— Шурик, ты чего? — недоуменно спросил я, когда он выволок меня за дверь.

— Да ничего, — буркнул он. — Зачем я вообще сказал Егору про это свидание? Теперь мне под землю провалиться хочется от их советов.

— Ну пойдем тогда в комнату отдыха, телек посмотрим, — предложил я. — Пусть дальше без тебя тебе советы дают.

— Слушай, ты это… — Шурик покраснел еще сильнее, даже кончики ушей стали ярко-алыми. — Я у тебя видел эти штуки… В такой серебристой обертке…

— Какие еще штуки? — сначала не понял я. А потом как понял! — А, презервативы что ли?

— Ты где такие достал? — не глядя на меня спросил он.

— Где взял, там уже нет, — я вздохнул. Презервативы — это была прямо боль… Разумеется, чуть ли не первым делом я заскочил в аптеку и прикупил пару штук, изготовленных на баковском республиканском заводе резиновых изделий. Раскрутил щедро присыпанную тальком штуку… Нда, плодитесь и размножайтесь, как бы говорит этим предметом наша родная советская власть. Даже не представляю, как это использовать можно. Под краном перед надеванием что ли помыть?

Потом поговорил с Аней, чтобы та спросила у Аллы, есть ли что? На мое счастье у нее завалялся десяток цветных презервативов аж из Франции. Ну я честно их все и выкупил. Чуть ли не четверть получки истратил. Благо, первую из наших с Феликсом Борисовичем статью утвердили на публикацию, так что где-то завтра-послезавтра должны подкинуть еще деньжат. И теперь из этого запаса осталось только три.

— А можешь спросить, пожалуйста? — взмолился Шурик и бросил на меня короткий взгляд. Потом снова отвел глаза.

— Какие у тебя, однако, далеко идущие планы, — усмехнулся я. — У ЦУМа, под часами, погулять, первое свидание… Да ладно, ладно, не красней! Пойдем в комнату отдыха. Позвоню, спрошу.

Из комнаты раздался взрыв хохота. Шурик, только-только переставший быть пунцовым, снова залился краской. Я бодрым шагом направился к лестнице.

В комнате отдыха, к сожалению было совсем даже не пусто. Четыре дамочки сидели на диванах, две вязали, одна вышивала. А на экране показывали концерт в честь шестидесятилетия ленинского плана ГОЭЛРО. Даже не знаю, что это, наверняка что-то связанное с электричеством.

— Доброго вечера, дамы! — я широко улыбнулся. Самая старшая посмотрела на меня с неодобрением. Ну или может у нее просто лицо такое. — Нет-нет, на телевизор я не претендую. Я только позвонить!

Телефон Ани я уже помнил на память. Как и телефон Веника, собственно. И Феликса. Да уж, подалуй, стоило отказаться от мобильника, чтобы вспомнить, какой на самом деле обширный у нас объем памяти, если не забивать его все время всяким мусором.

— Анечка, привет! — бодро поздоровался я. — Не отвлекаю?

— Ваня, ты можешь приехать прямо сейчас? — вдруг сказала она. И голос у нее был… непонятный.