Звезда заводской многотиражки 2

Глава двадцать вторая Теория счастливых билетиков

Потянулись секунды молчания. Я стоял и не шевелился. Дурацкая же поза со стороны, наверное — рукой почти дотянулся до ручки двери в туалет и вот так замер.

— Алло? — сказал наконец Игорь. — Аня, все отменяется… Что «как»? Я что-то непонятное сказал? Просто сходи и скажи, чтобы расходились по домам…. Да мне вообще все равно, что ты скажешь своему этому… Блин, да ничего не надо! Просто сделай то, что я сказал! Ну и что, что Новый год! Все, отбой!

Я отскочил от двери и бросился обратно в гостиную. Эти дурацкие бусины еще долго будут качаться, значит Игорь сообразит, что кто-то был под дверью и слышал весь разговор. Да и черт с ним, на самом деле! Он что-то мутит непонятное, и это самое непонятное связано со мной. Так что узнает он, что я подслушивал, или нет — вообще пофиг.

— Ну что ты так долго? — опять засуетилась мама, когда я вошел. — Сейчас уже будет новогоднее поздравление!

— Но я же успел! — широко улыбнулся я. — Зато теперь вытерплю поздравление пре… Ну, в смысле генсека.

В комнату вошел Игорь. Нервный и хмурый. И дерганый. Огрызнулся на мать, когда она ему слово в слово повторила то же, что и мне. Сел с размаху на свой стул, так что он жалобно скрипнул.

— Илья, сделай погромче, ты ближе всех к телевизору! — сказала мама. Молчаливый Илья послушно встал и покрутил ручку громкости. На экране был московский кремль с красной звездой и звучали позывные. Те самые, которые по мелодии похожи на песню «Широка страна моя родная».

— Внимание, товарищи! — торжественно провозгласил с экрана благообразный дядька в сером костюме и в очках, перечислил высшие органы государственной власти, имеющие честь поздравлять советский народ с Новым годом. Он подглядывал в бумажку. А кремль за его спиной подергивался, будто его держали не очень твердо стоящие на ногах рабочие сцены. — …Кремлевские куранты отсчитывают последние минуты 1980 года. Уходящий год вобрал в себя многое: были в нем трудности и огорчения, были и успехи, и радости. Но провожаем мы его с добрым чувством…

— Шампанское, шампанское подготовь, — зашептала мама Игорю. — Илья, где бенгальские огни?

— Я же их тебе отдал, — буркнул он. И это были чуть ли не первые слова, которые я услышал от этого брата за вечер.

— Ох… — мама вскочила. — А я их куда сунула? На кухне, наверное, сейчас принесу!

— Сердечное спасибо всем тем, кто трудится на заводах и фабриках, нефтяных промыслах, возводит дома, прокладывает магистрали, строит электростанции…

— Я нашла! — мама радостно помахала плоским длинным свертком. — Сейчас открою… Спички, спички есть? Леша, свечку зажги, я подготовила, вон там, на стенке!

Отец скривил недовольное лицо, но все равно поднялся, взял свечку в стеклянном подсвечнике и принялся чиркать спичкой. Первая сломалась. На второй у него получилось.

— С полным основанием мы заявляем — народ и партия едины. В этом нерушимом единстве залог новых успехов в борьбе за коммунизм!

— Игорь! Что с бутылкой то? — громко прошептала мама.

— Да уймись ты, Оля! — прикрикнул отец. — Все нормально с бутылкой, еще целых пять минут будет речь.

— А вдруг у нас часы отстают? — мама опустилась на свое место. Потом снова спохватилась, вскочила, надорвала сверток с бенгальскими огнями. Быстро сунул мне один в руку, перед всеми остальными положила на стол. — Будут куранты бить, зажигаем!

— Крепкого вам здоровья, хорошего настроения, успехов в труде, учебы и творчестве!

Мама, наконец, угомонилась и села. Семья Мельниковых дослушивала речь в молчании. Только как будто не потому что им действительно было интересно, чего именно желает Леонид Ильич и другие официальные лица, сколько это был просто повод ничего друг другу не говорить, чтобы избежать неловкости.

— С Новым Годом, товарищи! — сказал, наконец, диктор. Картинка сменилась, зазвенели кремлевские куранты. Игорь взялся за пробку и принялся аккуратно ее тянуть. А я сунул кончик бенгальского огня в пламя свечки. Загораться он не хотел, как и остальные.

— Неужели опять испорченные попались? — тревожно прошептала мама.

Но нет. С серебристой поверхности как бы нехотя начали выскакивать первые острые искорки. И буквально через секунду они посыпались настоящим фейерверком.

Бом! Бом! Бом! Куранты отсчитывали секунды.

Бабах! Ударила в потолок пробка.

— Ну вот, наконец-то наступил! — радостно сказала мама. — С Новым годом!

Мелодично звякнул хрусталь о хрусталь. Пенящееся шампанское плеснуло на скатерть. На лицах появились улыбки. Напряженные, но тем не менее.

В принципе, видел я в своей жизни Новые года и поскучнее.

Но было бы до дома идти ближе, я бы сбежал, вот честно. Чужая семья, чужие проблемы, чужие шутки. Один раз мама меня поймала на кухне и принялась шепотом не то извиняться, не то объясняться. Потом подвыпивший отец принялся рассказывать смелые политические анекдоты про Брежнева и сам же над ними смеяться. На экране — Голубой огонек. Прилично одетые артисты, за столиками восседают не то представители элиты, не то… сам не знаю, кто. Я попытался на какое-то время увлечься просмотром этой телепрограммы, но мне быстро стало скучно. Как бывает, когда смотришь какие-то совсем старые фильмы. Затянуто, медленно. Особенно это бывает обидно, если точно помнишь, что когда-то этот фильм тебе нравился. А новогодние концертные программы я никогда особенно не любил. Как и любые другие концертные программы, в общем.

Часам к двум ночи я забился поглубже в кресло и молча смотрел на вращающуюся елку. Анна, значит. Игорь звонил какой-то Анне, чтобы что-то отменить. Интересно, Анна — это та самая Анна? В смысле, Аня Метельева, моя приятельница и девушка моего лучшего друга Мишки? Который видел ее в «стекляшке» в обществе какого-то здоровенного парня, но не решился зайти, чтобы посмотреть, кто это был? Или другая Анна?

Ужасно не нравится мне вся эта история, вот что. Она как будто нависшая над моей головой смутная угроза, которая пока что не позволяет мне чувствовать себя здесь как дома. Будто что-то подсказывает мне, что пока я не разберусь в этом всем, я здесь гость. Мимолетное, так сказать, видение.

Мне постелили здесь же в гостиной, на диване, застеленном ковром. Но засыпать я не стал. Просто валялся и ждал, когда наступит утро и я смогу уже покинуть эту квартиру.

Послевкусие праздника было отвратным.

Хотелось смыть его чем-нибудь. Перебить майонезный вкус салатов и советского шампанского каким-нибудь молдавским портвейном в компании легкомысленных бездельников, например.

Тягомотно длились минуты, я несколько раз вскакивал, чтобы посмотреть, не первый ли рейсовый автобус там уже прогрохотал за окном.

Решено. Вернусь домой, приму душ, позвоню Лизавете и Венику. Вдруг у них там продолжение банкета на сегодня намечается. А если нет, пойти на городскую елку. Там горка высотой с дом, можно просто притереться к первой попавшейся компании, и… Или вообще с головой в работу ухнуть. Заметки по журнальной публикации причесать, например. В общем, что угодно, чтобы как-то выкинуть этот тягостный семейный праздник из головы.

Черт, как же я все-таки не люблю вот это все… Когда каждый сидящий за столом мечтает оказаться где-то совсем в другом месте, но сидит, жертвует собой и своим настроением, потому что должен. Потому что семья — это святое. Фу ты, блин…

С другой стороны — познавательно получилось. Теперь я знаю, что мне надо с глазу на глаз поговорить с матерью и вытрясти из нее информацию о драме моего рождения. И поговорить с Анной. Нет, не просто поговорить. Припереть ее к стенке. Какого черта? Эта обаятельная милашка с невинным личиком все время оказывается рядом ровно в те моменты, когда со мной происходит что-то плохое. Случайное совпадение?

Не думаю…

Да к черту!

Пойду пешком вдоль Закорского тракта, в какой-то момент автобус меня нагонит. На ходу не замерзну…

Я тихонько оделся, не включая свет вышел в коридор, натянул пальто и ботинки, взял с полки свою шапку… Ну, надеюсь, что свою. Хотя если такую же, но чужую, то он, может, и не заметит. Тихонечко открыл замок и вышел на темную площадку. Похоже, за новогоднюю ночь кто-то выкрутил или разбил лампочку.

Я придержал пальцем язычок замка и закрыл дверь. Замок тихо щелкнул.

Все-таки, странная мода эти самозахлапывающиеся двери. Случайно на площадку выскочил — и кукуй, пока слесарь из ЖЭКа тебя не спасет. Или просто забыл по запаре ключи, ушел на работу. А вечером…

Глупая тема. Не могу вообще понять, в чем смысл таких замков. Геморрой какой-то сплошной.

Я вышел на темную улицу. Уже было утро, но по окружающей действительности этого было незаметно. Стояла мертвая и абсолютная тишина. Снег у подъездов был усыпан цветными кружочками конфетти, из урн торчали проволочные хвостики бенгальских огней. Рядом с невысокой детской горкой во дворе валялась чья-то весьма даже взрослая потерянная шапка, пара колпаков-конусов из цветного картона, обрывки мишуры и дождика. Из урн возле каждого подъезда выглядывали многочисленные темно-зеленые, но при этом освещении казавшиеся черными, горлышки бутылок шампанского.

Ветра не было. На черном бархате неба мерцали яркие звезды. Даже млечный путь было видно, уличная засветка в этом районе не была настолько яркой, чтобы приглушить свет нашей галактики.

Похолодало, кажется, еще больше. Шагать, похоже, придется быстрее.

Впрочем, мне повезло. Лязгающий пустой лиаз подкатил к остановке ровно в тот момент, когда я подходил к остановке. Правда, автобус был не самым подходящим, шел до Центрального парка. Но пофиг. Оттуда идти всего двадцать минут, а если бы прямо отсюда пришлось пешком идти — то все полтора часа. А то и больше, скользко все-таки.

Я забрался в почти пустой салон, скинул пятачок в кассу, выкрутил билетик. Мельком глянул на цифры. Несчастливый.

Ну что ж… Даже хорошо.

Значит повезет где-то в другом месте.

Следующие три остановки автобус промчал, даже не притормаживая. Рядом с темными павильонами никто не топтался, да и из нескольких сонных пассажиров никто не делал резких движений в сторону выхода. А вот на четвертой водила резко ударил по тормозам. Закемаривший я чуть было не слетел с сидения.

— С Новым годом! — невысокая девчушка лет семнадцати плюхнулась на сиденье рядом со мной и принялась копаться в карманах. — Ой, кажется у меня карман порвался… Лерка, у тебя есть пятачок? Завтра отдам… А то у меня вот…

Она вывернула карман, на котором и в самом деле зияла дырка.

— За подкладку, наверное, завалились, — сказала другая девушка. Которая села напротив. На вид будто постарше, но скорее всего, они ровесницы. Лет по восемнадцать-девятнадцать. Задорные шапочки с помпонами, на варежках — намерзшие снежные катышки, на пальто — белые снежные полосы. На горке катались явно перед тем, как в автобус сесть.

— С Новым годом, девочки, — сказал я. — Давайте я вас угощу по этому случаю проездом в автобусе.

Я вынул из кармана десятик. Проверил, что он точно не двушка, а то они по размеру абсолютно идентичные, сбросил в кассу. Выкрутил два билетика.

— Ой! Спасибо! — моя соседка улыбнулась, ее румяные щеки стали похожи на яблочки, глаза заблестели. — А вы на работу, да?

— Этот несчастливый, — сказала серьезная Лера, разглядывая билетики. — Ой, а этот счастливый! И там, и там — двенадцать!

— Чур мне счастливый! — бодро заявила моя соседка и потянулась к билетикам.

— Чего это тебе сразу? — строптиво отозвалась Лера и отдернула руку. — Может это мой?

— Тогда давай у него спросим, кому из нас счастливый? — помпон шапки мотнулся в мою сторону, щеку обдало мелкими холодными брызгами. — Раз вы платили, значит вы и решайте, кому из нас повезет сегодня!

— Хорошо, давайте! — без проблем согласился я и протянул открытую ладонь Лере. Та сговорчиво вложила в нее два билетика. Я разорвал их, зажал каждый в кулаке и убрал оба кулака за спину.

— Правый! — быстро сказала Лера.

— Эй, так нечестно! — возмутилась моя безымянная соседка. — А если я тоже хотела правый?

— Давайте так… — я усмехнулся. — Каждая из вас выберет, в какой руке билетик для другой.

Про себя подумал, что очередность все равно спорный момент, но решил не заострять на этом внимания. В результате правый достался Лере. Девушки схватили свои билеты и впились в них глазами. Безымянная девушка радостно взвизгнула.

— Теперь тебе надо его съесть, чтобы правда повезло, — мстительно сказала Лера.

— А вдруг контролеры? — предельная серьезность на почти детском лице девушки смотрелась комично. — Нееет, я лучше сначала до конца доеду, а потом съем!

— Тогда не подейсвтует! — безапелляционно отрезала Лера.

— А вы знаете, что счастливые билетики в катушке распределяются по кривой Максвелла? — поддержав серьезный тон, заявил я. — Точно так же, как и счастливые случайности в человеческой жизни. И есть версия, что эти две кривые совпадают. То есть, когда вам выпадает счастливый билет, то это засчитывается за удачу. Значит какой-то счастливый случай, который мог бы произойти, не случится…

— Вы сейчас говорите серьезно? — нахмурилась безымянная девушка.

— Абсолютно! — заявил я. — Лично я никогда не радуюсь счастливому билетику. Предпочитаю, чтобы мне везло в другом месте.

— Лерка, забирай свой счастливый билет! — моя соседка попыталась сунуть свой билетик в руку подруге, но та вскочила, захохотав. Несчастная мятая бумажка упала на пол.

— Ну почему опять мне не везет, а?! — девушка насупилась и скрестила руки на груди.

— Вот смотри, сейчас контролеры зайдут, а у тебя билета нет! — Лера засмеялась. — Вот и будет тебе неудача.

— Давайте я его сохраню на этот случай, — я поднял билетик с грязного пола и зажал в руке. — Мне все равно уже столько раз не повезло сегодня, что лишняя неудача погоды не сделает. А вы не переживайте. Может это просто была компенсация за порванный карман.

— А пойдемте с нами на горку в Центральный парк? — вдруг сказала безымянная девушка. — Вы же не на работу едете, ведь правда? Меня, кстати, Таня зовут. А эту противную девицу — Лера. За что я только с ней дружу? Эх…

— А пойдемте! — без особых раздумий согласился я. Глупо отказываться от таких подарков судьбы, как катание с горки с симпатичными девушками, да еще и по их инициативе. Тем более, что полчаса назад я сам обдумывал, как бы мне избавиться от тошнотной приторности чужого семейного праздника. — Но там же сейчас никого нет…

— Так это же и прекрасно! — Таня всплеснула руками. — Ночью буйные дураки всякие катаются, рядом с которыми мне страшно, а через пару часов мамаши с мелкотней придут… А сейчас — красота! Никого нет! Мы во дворе у себя катались, но там горка маленькая, а хочется, чтобы большущая!

Автобус сделал крутой вираж и остановился напротив трамвайного депо. Конечная, приехали. Как ни странно, за весь длинный маршрут в салоне, кроме хмурых личностей явно спешащих на работу, прибавилось и празднующих пассажиров-бездельников, вроде нас с девчонками. Опознать их было легко — они радостно улыбались, на шапках у них была намотана мишура или серпантин. И как-то мне удивительно везло в новогоднее утро не наткнуться ни на кого в дымину бухого.

Мы выскочили из автобуса и бодро потопали к монументальным белокаменным воротам Центрального парка. Я шел посередине, держа обеих девушек за руки. И млел, что уж. По-светлому так, по-новогоднему. Мне было тепло, несмотря на мороз.

Надо же, как одна поездка в автобусе может все поменять! А ведь час назад голова моя была забита сплошными мрачными тайнами и тоскливыми предчувствиями. И вот от них уже ни следа, а мы идем и обсуждаем, где бы взять фанерки, чтобы кататься, потому что на валяющихся всюду кусках картонных коробок получается очень медленно.

— Ой, а тут закрыто! — разочарованно протянула Таня, подергав промерзшую металлическую решетку. — Часы работы — с девяти до двадцати… Ну как же так, Новый год ведь сегодня? И что мы будем делать?