Арбат

15

Тиражи книг росли. Теперь смешно было говорить о каких-то двухстах экземплярах творений Купцова, Дрыгунова, Пингвинова, Киндермана, Уткинсона. Они просто затмили Веллера и Севеллу, впавших в уныние. Купцов стал гуру, духовным отцом писателей новой волны, которые, несмотря на нищету, создавали новые литературные школы, течения антиглобализма в прозе, антиромантизма. Возникла школа «новейших русских мозгинаций», то бишь романов-парадоксов, романов абсурда.

С каждым днем Купцов обретал все больший политический вес, а вернее сказать — вес в глазах общественности, его приглашали на телевидение, на радио… Союз правых сил предложил войти в штаб избирательной кампании, его прочили в депутаты, но он вежливо отказался.

Его поэма о Путине «В. В.» вызвала фурор. В ней не было ничего обидного, это была поэма — диалог поэта с президентом, нечто вроде поэмы Маяковского «Разговор с фининспектором»… И конечно же, стержневая мысль: почему президент не любит поэтов? Почему не любит писателей? Почему до сих пор азербайджанская братва не очистила «Дом Ростовых»? Почему он отдан фирме «Эфес»? Что скрывается под этим названием? Новая политическая игра? Эфес шпаги или эфес сабли, под клинком которой завтра полетят в корзину головы писателей? Или эфес от «вертикали власти», от шампура, на который будет насажена вся страна… Загадка на то и загадка, чтобы придумывать разные отгадки. И коль Путин — человек-загадка, почему не быть поэме-отгадке? Попытке заглянуть за вереницу масок… Приподнять занавес… Сокровенность этой темы воплощалась наряду с размышлизмами: «Нас двое в комнате — я и Путин на стене»… Порой в авторе пробуждалось чувство невыразимой нежности к президенту… вернее, в жажде этой невыразимой нежности, которая должна была вот-вот подступить к сердцу или к горлу… Президент выступал как постоянно трепещущий фон, а вокруг было феерическое мельтешение приближенных особ, деланно мрачного премьера Касьянова с опрокинутыми косичками славянских бровей и печатью государственной скорби на упитанном лице…

Поэма «В. В.» была написана на одном дыхании, за какие-то две трезвые кофейные ночи, в ней был легкий след небрежности или след личной небрежности… размашистость кисти забывшегося за работой мастера… Она писалась не как заказ на злобу дня, а как всплеск, как выброс лавы из огнедыщащего жерла души… Она кишела панторифмами и параболами…

Самолюбие Путина оказалось задето. Хотя формально придраться было не к чему. Слегка обидел сам ернический тон. Но поэту можно все простить. Поэты — взрослые дети. Поэтов прощали и не за такие милые шалости короли… Наполеон простил Виктору Гюго памфлет «Наполеон малый», а Георг Второй простил Свифту «Сказку о бочке»… И даже Ельцин простил Купцову его стихи.

Запестрели критическими статьями «Литературка», «Россия с точкой»… Валентин Юмашев в конфиденциальной беседе с президентом выразил мнение, что, дескать, надо бы с поэтишкой объясниться, показать ему место… А то ведь завтра, глядишь, он настрочит что-то покруче, позадиристее, выставит на посмешище перед страной. А впереди выборная кампания…

Слежка ФСБ и раскрутка «образа» Купцова, выражаясь профессиональным языком разведчиков, принесли скудные результаты. Купцов был, как говорится, человек толпы, не удалось проследить его связи с партиями, движениями, с криминальными группировками, иностранными разведками.

— Но на кого-то же он работает? — вопрошал президент. — Кто-то должен оплачивать этот политический заказ! Эти чертовы меченосцы обстреляли своими романчиками всю мою команду, всех олигархов… Вы думаете, почему он еще жив, этот Купцов? Этот Уткинсон?

— Они родились под счастливой звездой, — с усмешкой пожал плечами Валентин Юмашев.

— Ну как же… звезды их охраняют… А вот мне пришлось позвонить Чубайсу, позвонить Потанину и намекнуть, что никакой «действенной критики» не должно быть… Посмеялись и забыли. Именно поэтому программа «Куклы» стала никому не интересна… Обиженных нет… Хотя они есть. На мелкие всплески общественного сознания (слова-то какие дурацкие) нельзя реагировать. Нужно уметь делать вид, что любишь разгневанную толпу… Смело идти в ее недра с распростертыми объятиями, с копной обезоруживающих улыбок… Что ж, и писателей переиграем… В сортирах мочить не будем, нет. Интеллигентишек надо брать голыми, благоухающими эфиром руками… Надо душить их в нежнейших объятиях… Подкормить педигрилом… выдать пайки… А может, учредить Путинскую премию? Но прежде необходимо понять: куда эти дьяволы клонят? Искусство искусством, Пегас Пегасом, но погоняла-то всегда есть. Музы не шляются беспризорно, на них тоже есть призор… Есть пастух.

…Над «образом» Купцова и его пестрой команды наиболее активных меченосцев, разношерстных по национальному составу, работало пять сотрудников ФСБ Управления контрразведки. В кабинетах и на домашних телефонах установили прослушки. Полковника Плюшкина утомляла трескучая писательская болтовня, в которой частенько всплывали иностранные фамилии: Поль Лафарг, Людвиг Берне, Мантейфель, братья Менейзингеры… Ниточка, ведущая на Запад, непременно была… Это были люди одной цепи с Киндерманом и Уткинсоном. Но разведка доносила из Нью-Йорка и Тель-Авива, что таких осведомителей и агентурных сотрудников у израильской и американской разведки нет. Да и вообще среди московских писателей есть только два осведомителя: один из них состоит в партой «Демвыбор России» у Гайдара, а другой работает клерком в партии «СПС»… Но что там можно накопать? Какую ценную информацию? Разве что легенду…

Была просчитана версия: нет ли у Купцова личного интереса разжечь с армянами в «Доме Ростовых» ресторанную войну и самому врубиться в этот бизнес?

— Да он лох, промокашка рваная, откуда у него бабки на такую игру, — посмеивался майор Подосиновиков, посылая факсы на Запад для проверки, нет ли у Купцова счетов в швейцарских, мадридских, нью-йоркских банках. — Он просто затеял игру на понт, чистой воды духарь и алкаш… Все эти «грозные» поэмки — результат сублимации винных паров и невыпарившихся из крови эфирных масел… Он затеял базар, чтоб попасть в фокус… И если уж раскручивать писак, так из «Совписа»… Они на аренде зашибают недурно… Или писак-иллюзионистов братьев Каро… Знатный у них ресторанчик. Может, наведаемся, товарищ полковник?

— А у нас там установлены прослушки?

— Есть в большом зале. Но писатели ведь туда не ходят… Больше ворье… Нувориши. Пашка Гусев частенько играет на бильярде… Ну зайдет раз в недельку мэтр Аксенов. Они с Купцовым враги.

— Это тот что Гинзбург?

— Он самый. Бывший диссидент. Безобидная моль. Пишет о богатых американских евреях… Работает на Березовского… А кормят там, товарищ полковник, классно, есть даже печеные кабаньи яйца! Жутко стимулируют… Я мучился три дня. А можно в правое крыло к Ашоту зайти посидеть, у неге ресторанчики «Колесный дворик» и «Под пальмами Гаити»… Но и там писатели не бывают. Они больше толкутся в пивнушке на первом этаже «Совписа». Там и лоточные воротилы, и мустангеры… Временами заглядывают наркоманы.

…Монополисты подвалов на Новом Арбате, Паша и Миша, уже вторую неделю числились в розыске. Их как ветром сдуло из Москвы. Сюсявый больше не появлялся на Арбате. Он походя унес с собой десять разрешений. Лоточники были в панике: кто будет продлевать те, что есть, кто займется всей этой бумажной кухней, волынкой с чиновниками, через кого давать мелкие взятки?.. Теперь они в полной мере осознали, как много для них значил этот странный человек с двойным дном. Да, он и впрямь был внештатным осведомителем ФСБ, но после истории с мешками с гексогеном получил полную отставку: это был серьезный прокол в работе, такое не прощали. О его дальнейшей судьбе не знал даже Акула Додсон, которого месяц назад вне всякой связи с Сюсявым завербовала ФСБ. Он остался единственным осведомителем среди книжников. В его задачу входило давать каждодневный отчет о настроениях, о происшествиях в лоточном мире, отслеживать, что хранится в коробках для книг. Половина подвалов по четной стороне Нового Арбата по распоряжению ФСБ была временно опечатана, лоточников попросили убрать свой товар. Пришлось и нашим героям с Осей Финкельштейном покинуть подвал Сан Саныча в знаменитом доме Гирша. Это было равносильно кораблекрушению. Чего стоил один переезд!

Колдуны Фемистоклов и Папюсов с горя запили. Прорицатель судеб, оракул Никифор Передрягин метался по дворам, выискивая, куда бы приткнуться. Приближалась осень. Два месяца Рок и Костя хранили книги у Мамуки. А потом помог случай — прорвало трубы центрального отопления в здании Союза журналистов Москвы, что рядом с ЦДЖ. Случилось это в девять вечера второго ноября. Автор как раз заводил машину на стоянке и собирался уезжать домой, а тут прибегает охранник и вопит:

— Помоги, вода уже подтопила фундамент, ночью обещают мороз. Ты же сантехник, подскажи, где отключить горячую воду: бьет фонтаном, в подвале бело от тумана, сейчас закоротит электричество…

— А где ваш слесарь?

— Уволили по сокращению штатов. Денег у них в Союзе нет…

Вот когда пригодился опыт работы Кости сантехником в ту пору, когда он еще не ступил на писательскую стезю. Ему потребовалось десять минут, чтобы понять — бойлерная находится не здесь, а в соседнем доме, в ЦДЖ. Костя перекрыл задвижку. К утру вода ушла. Еще день потребовался на ремонт. И тогда секретарь Союза журналистов Москвы Людмила Васильевна Щербина разрешила нашим героям поселиться в сыром подвале при условии, что все аварии будет устранять Костя. По легкомыслию он согласился. Система отопления у двух домов была общая, слесарь ЦДЖ, развращенный дармовыми выпивками на презентациях, не просыхал. Свищи в магистральных трубах, проходивших на чердаке, он забивал щепочками. Трубы подтекали то в одном, то в другом кабинете, но Щербина запрещала устранять неполадки в ЦДЖ: они с директором Золотовым были на ножах. Костя делал это тайно и стал уважаемым человеком в кругах руководства. И вот в один прекрасный день в подвал, где поселился Фемистоклов, Папюсов и Ося Финкельштейн, заявляется майор Подосиновиков и уличный куратор Нового Арбата из Федеральной службы охраны Дмитрий Подхлябаев.

— Так все же кто вы: торгаши или писатели? — спрашивает с ухмылочкой майор. — Почему на ваших лотках писатели ведут вольные диспуты с прохожими, высмеивают уважаемых людей — Черномырдина и Чубайса? Размышляют о судьбах России… Любая агитация запрещена. Мы навели справки, вы в сговоре с писателями Киндерманом, Уткинсоном, Пингвиновым, Дрыгуновым и поэтом Купцовым… Они продают свои книги, но не платят с продаж налоги…

— Налоги платит наша фирма, — отвечает Костя.

— И за них тоже?

— Эти книги числятся у нас в накладной… Мы платим налоги с продаж!

— А какое вы имеете право организовывать диспуты у книжных лотков? Вы расшатываете устои власти… А если хотите провести митинг — возьмите разрешение. Но каждодневных митингов никто не допустит…

— Помилуйте, о каких митингах идет речь, — пожал плечами Костя. — У лотка собирается несколько читателей. Люди хотят получить автограф и поближе познакомиться с автором…

— Если хотят познакомиться поближе — пусть идут в кафе, — говорит майор, неторопливо расхаживая по подвалу и осматривая каждый угол. — Хотите добрый совет? — остановился он, расставил ноги, как Наполеон, и в упор посмотрел на Костю исподлобья. — Не приглашайте на лоток этих писак… Не продавайте их романов. Стоит мне отправить в управу «Арбат» письмо, что мы не согласовываем расположение ваших лотков на трассе президента, — и вас лишат разрешения навсегда. Это вы, надеюсь, понимаете?

— Прекрасно понимаю, — ответил Костя. — Но это же шантаж. Вы вынуждаете меня снять с продаж товар, который вам не нравится. Подобное не предусмотрено правилами торговли.

— На президентской трассе правила торговли диктуем мы, — сказал самоуверенным тоном майор. — Так мы договорились или нет? Выбора у вас не остается.

Да, выбора не оставалось. Майор был прав. Одно из двух: надо было либо закрыть торговлю, либо смириться. Но что подумают писатели? Каково было оказаться в их глазах трусом? И наши герои решили торговать на лотках до тех пор, пока майор Подосиновиков и впрямь не лишит их разрешения. В фээсбэшниках никогда нельзя быть уверенным до конца. А вдруг они брали на понт? Проверяли, как говорится, на вшивость…