Бумеранг

Глава 23 Мерзкий стукач

— Даёшь человеку деньги в долг, потом приходится выпрашивать свои собственные деньги, бежать, словно собака за должником месяцами, а то и годами! Как будто не ты, а он является кредитором! Что за люди а! Неблагодарные твари! Нельзя же так! Вот расписка, которая собственноручно подписал твой муж! Почему вы не держите свое слово и не хотите отдать вовремя мои собственные деньги, которые я вам давал?! А ты принесла мне какую — то стодолларовую купюру. Разве мы так договаривались с твоим мужем? Я не по частями давал вам деньги в долг, а целиком и сразу! Имейте совесть! Отдайте целиком с процентами те деньги, кои я вам давал в долг! Срок истекает! Будьте людьми и не отвечайте злом на добро. Да, Саяк мой одноклассник. Но это не дает мне право бросать свои деньги на ветер. Бизнес есть бизнес. А в бизнесе не существует понятия, как «дружба». В нем бывают только интересы сторон. Если не хотите по — хорошему, будет по — плохому. Короче, даю вам две недели. Если в течении двух недель не будете выплачивать долг, то я буду просто вынужден принимать более радикальные меры, то есть будем разговаривать с вами на языке уличных законов. Сегодня же сообщи об этом своему мужу. Ты поняла меня? — сказал ростовщик Буджурбаттол.

— Да, господин Буджурбаттал, но. — сказала Зебо, и ее тут же перебил ростовщик.

— Никакое но! Давай, забери свою купюру и уходи отсюда сейчас же! — сказал он, указывая на дверь. Зебо взяла стодолларовую купюру и вышла на улицу. Она молча плакала, идя по улице, стараясь не показывать людям слезы. Чтобы никто не слышал ее разговор со своим мужем, она включила свой телефон только на малолюдной части улицы.

— Алло, Зебуночка моя, как у тебя дела? — начал говорить Саяк, готовясь шутить. Но Зебо плакала в ответ.

— Саяк, дела у меня плохи. Только что была у ростовщика Буджурбаттала. Он даже не хотел взять стодолларовую купюру, которая я протянула ему. Ростовщик очень зол на нас, милый. Он пообещал, что если в течении двух недель мы не выплатим долг, который получили, то он будет разговаривать с нами на языке уличных законов. Я понимаю, мой милый, тебе тоже нелегко. Но я не хочу, чтобы наши ни в чем не повинные родители оставались на улице. Я сейчас отправлю телефонные номера ростовщика и ты поговори с ним, попроси, чтобы он продлил срок выплаты нашего долга. Может он изменить свое решение. Боже, скорее бы кончились эта испытания! — тихо всплакнула Зебо в трубку.

— Ну, все, все неплачь, любимая, перестань, еще не вечер. Не волнуйся, я придумаю что — нибудь. Обещаю. Сейчас же позвоню этому кредитору и поговорю на счет продления срока выплаты. Не переживай, все будет хорошо. Ты только не волнуйся. Тебе волноваться нельзя. Подумай о нашем сыне. Береги себя. Не дай бог, что — нибудь случится с тобой, то я этого не переживу, слышишь?! Не плачь, милая. Весь мир не стоит твоей одной слезы. Я поговорю с друзьями, с которыми познакомился здесь. Может они помогут. Мудрые люди говорят, что в любой ситуации всегда есть выход. Только нужно искать и найти ключ к этой двери. Пока я жив на этом свете, ты даже не думай о проблемах, несравненная моя! — сказал Саяк, стараясь успокоить свою жену.

— Спасибо, дорогой, я верю в тебя. Ты для меня опора, нерушимая скала, гора за спиной! Береги себя! Без тебя я засохну, как кувшинка в дельте, которая поздней осенью тихо уходит под воду, словно утопленница — сказала Зебо, все плача. Такими разговорами они попрощались и Зебо, выключив свой мобильник, продолжала идти по улице. Тут снова появился местный стукач полиции Гисалай Салавач и начал идти в ногу с Зебо.

— Ну здравствуй, Зебо, как дела? Знаю, что у вас дела плохи. Не знаете что делать, утопая по уши в дерьме, которая называется «долг». А этот твой Саяк живет себе роскошной жизнью, каждый день, как носки меняя любовниц. Да, да, ты поверь мне. У нас есть достоверная информация. Ты не верь в его сказки. Не будь такой наивной, Зебо! Хочешь я помогу тебе избавиться от всех этих долгов. Это плевое дело для меня. Возьму листовки радикально настроенных исламистов, спрячу их ночью на чердаке дома этого глупого ростовщика и ему конец. Если он не согласится на мои условия, то я напишу такой донос туда, куда надо и ему хана. После этого его арестовывают, как опасного террориста и отправят, куда? Правильно, в самую страшную тюрьму нашей независимой страны, откуда мало кто возвращается. Эхеее, сколько таких, как он я отправил туда! Да, многим из них удалось воротиться домой. Только в герметичных цинковых гробах. Так что, со мной шутки плохи. Ну, чего ты молчишь, Зебо? Или ты не веришь на мои слова? — сказал стукач, хищно улыбаясь.

— Не надо нам твоей помощи. Мы сами решим свои проблемы, без твоей подлой услуги. Ты оставь меня в покое. Я не такая, как ты себе представляешь. У меня муж верный и я ему верю, как в себя. Он не такой, как ты. Если ты не отстанешь от меня, то я напишу заявление в прокуратуру, чтобы они посадили тебя в самую страшную тюрьму нашей страны, откуда мало кто возвращается живым. Есть закон и перед ним все равны, от президента страны до простого гражданина — сказала Зебо, продолжая идти.

— Ах вот как! Законы говоришь? Ну ну. А как на счет этого селфи, где изображена наша с тобой интимная связь? Вот полюбуйся. Чик, отправлю этот снимок твоему Саяку и сказке конец. Ты даже не представляешь, что будет после этого. Я конечно, не верю, что твой косой повесится на намыленной хозяйственным мылом веревке! Скорее всего он будет радоваться тому, что легко избавился от тебя и от долгов, которые он получил у ростовщика Буджурбаттала. А Буджурбаттал не оставит тебя и твоих родителей в покое, пока не заберет ваши дома, оставляя вас на улице. Ты этого хочешь да? Ну тогда, ради бога, напиши свои никчемные заявления куда хочешь — сказал стукач Гисалай Салавач.

— Какой ты мразь, подонок! Я лучше возьму канистру с бензином и сожгу себя, чем согласиться на твои мерзкие условия, сволочь! — сказала Зебо.

— Ой не смеши меня, пожалуйста. Ты лучше хорошенько подумай. Если хочешь, чтобы не развалилась твоя семья, то немедленно найди меня сама, пока я не отправил наш с тобой интимный снимок твоему Саяку — сказал стукач и сев на свой велосипед поехал дальше, спокойно свистя какую — то мелодию.