Душой наизнанку

Москва! Моё сердце, пожалуйста, не отпускай!

Держи его насмерть, хоть крючья на треть вонзи!

Как дом, горе-думы в дыму, в голове — раздрай.

Я после грозы по глазницы стою в грязи.

Пусть гроздья души истомлённой омоет река

Да небо судьбу наласкает на счастье устами!

Чтоб я воротился — на волю тропа легка;

К тебе — журавлём последнего косяка,

К тебе — обезумевшим волком последней стаи.

Ты только вмуруй моё сердце в брусчатку дней,

Которые нам судьба — летовать в разлуке.

Ты только мне в лёгкие воздухом здешним вей

И слышься мне, слышься — во всяком нездешнем

                       звуке.

Смотри на меня изнутри бессловесных зеркал,

Дыши на меня из нарывов больных нейронов…

Чтоб лик твой бликующий в томном уме возникал,

Далёкой любовностью лоб еле слышно тронув.

Москва! Старорусскою песней терпеть веля,

Меня окольцуй ты блокадой молебной гжели:

Так истово, как за кровавой стеной Кремля

Вздымаются белых церквей лебединые шеи;

Так искренне, как разливается нынче грусть

По телу, по разуму — сразу невозвратимо.

Люби меня, бледная бедная божья Русь,

Хоть крошечной долею моря, каким любима.

Чтоб не задохнуться мне в жухлой теплыни песка

На чуждой земле, намозоленной чуждым голосом.

Москва! Моё сердце, пожалуйста, не отпускай:

Оно прорастёт из груди твоей сочным колосом,

Согреет тебя, разгораясь трескучим хворостом,

Споёт тебе, словно слепой и всесильный скальд.

Ты только храни меня — солнцем, и сном,

                   и помыслом.

Ты только меня невозвратно не отпускай.