Душой наизнанку

Много (да разного!) Фатум ниспосылал,

Только (по счастью!) прежде хранил от такого:

Мир — мерзопакостно славный салонный зал,

Я в эпицентре — к убогим нарам прикован,

Всаженным в мякоть нутра накалённым колом

К ним пригвождён, не своей несвободы вассал.

Мир — миражом, пьяным морем ржи колосится;

Я — недвижим под надёжною кожей ситца,

Плёночного целлофана, каким закулёман,

Прочно от жизни сладостной защищён…

Клоун, своим обернувшийся бледным клоном,

Пленно клянущийся: «Я не хочу ещё».

Диво! Его бы (меня!) — на потеху выставить.

К этому, собственно, я тебе исподволь — исповедь.

Исповедь, самую сочность, глупую, лакомую,

Вылаканнную особо острой потребностью.

Нет, не пойми превратно порывную плату мою

За неизмерность усопшего нашего «вместе».

Нет, не мечись сердечком, не мучься ревностью.

Лучше — смейся.

Слушаешь, верно, нынче — и страх берёт…

Можешь не лгать, каждый сам себе — самый цензор.

Прежде, поверишь ли, было всё наоборот:

Мир был мне — Рим, я ему — соответственно,

                    Цезарь…

Так вот и жили. А жизнь посвежей была.

Я, баламут по природе, гулял по балам

(Это, пожалуй, прыжок в ипостась Онегина).

Конунгом книг

конно нёсся я

к ногам неги на

Срок неопределённый. Теперь же срок

Пятиминутный мотаю время от времени

На перепутьях мертвенно ровных строк,

В буквенных клеймах читая бренностность бремени.

Прежде нырял я в чтенье анахоретом,

Что со мной сталось? Когда в него, как в острог,

Стал я вползать? Эх, давай не будем об этом.

Мало-помалу — младость уже немила-с:

Череп ослеп осклабленным склепом хотений.

Мысли в нём тусклою пляской; их плоские тени

Ластятся к стыни стекла незашторенных глаз.

Кажется, нары мои — неразрытый курган.

Окаменелые рёбра — сродни надгробью

Старых страстей. Только сердце дурною дробью

Рвётся зачем-то обратно в постылый гам

Жизни, которая вкруг моего-то ложа

Свой продолжает лживый кружить карнавал.

Парами ложе обходят — и всяк вельможа:

Каждая рожа на ту, что подле, похожа;

Вместе — ни дать ни взять, хоровод подпевал,

О запевале забывших. Смешно: я тоже

Телом и делом (грешным!) — средь них бывал.

Дело былое. Телу не сдвинуться с места,

Телу, что мною звалось и, наверно, являлось…

В нём замурован я, взятый под скорбный арест.

Я похоронен, но, своенравней норд-веста,

Сердце из склепа рвётся, презрев усталость…

Хочется в жизнь ему. Alea jacta est.[4]

Грудь — есть надгробье.

Кол вбит в неё, словно крест.

Душенька бурно — наружу, на странный бал.

Хочется ей баловаться меж пляшущих кукол…

Мир ими полон. Я накрепко кожей укутан:

Рвёт её дух мой, как твердь гордых рёбер сломал.

Грудь оттрещала. В пробоину дух содержимым

Хлещет и кажется встарь заточённым джинном.

Натиск сердечный выдержать ли надгробью?..

Выпорхнул дух с оглушительно бешеной дробью.

Вновь на балу я — и в исступленье ищу

Лик среди масок, которые мне противны…

Не прекращая свой хоровод рутинный,

Пляшут вельможи, подобно злому плющу

Плотным сплетеньем тел запрудив пространство;

Пляшут, как мысли метели, как томные тени…

Я в их собранье — мечущийся неврастеник,

Вынужденный то продираться, то озираться

По сторонам — где ты, где, о единственный лик?

Тело, слепой каземат мой, осталось на нарах.

Здесь только дух — он всевидящ,

              как в сказках старых,

Силою чуда, которым в миру возник

Вновь после смерти — во имя чудесных дел.

Дух неустанно ищет. О где ты, где,

Светлых очей свеченье,

какого столь

Жадно желал я, что смог сломать заточенье?

О неужель, неужель я тебя проглядел?..

Чем прогневил тебя, Фатум? Чем я?..

Ты.

Тебя вижу — сонмом спасённых чувств.

Ты.

И навстречу всеми ветрами мчусь.

Всеми силами,

всею возможной страстью —

Мчусь к тебе.

Здравствуй.

Видишь меня? Глаза поменяли окрас.

Я только дух. Я умею только любовь.

Здесь-то

с тобой не останусь — поймёт любой;

Разве что в вечность мог бы тебя украсть —

Только не стану. Захочешь — пойдёшь и так:

Лишь отживёшь — и наступит пора для ней.

Чуешь меня? Чуешь… чуешь… ломаный такт:

Скачет твоё сердечко, да знай сильней,

Будто и мыслит о том лишь, как бы ускориться.

Полно, живи. Глазами не стекленей.

Здравствуй, единственный лик. Здравствуй,

                  искра солнца.

Искра солнца в театре томных теней.