Душой наизнанку

Я в глазах твоих не вижу радуги:

Ливень буен, зелень глаз — седа.

Сбросим путы!.. Уплывём по Ладоге,

В мирные годины-города!..

Унесёмся — насовсем да пропадом —

На плечах волшебного плаща!

И затихнет голод гневным ропотом,

За спиной зубами скрежеща…

Погляди — война всё злей да яростней:

Жадно жрёт живительную прыть!..

На Неве-то не видать ни паруса,

Скоро будет вовсе не уплыть…

Разлеглась по берегам блокадушка —

Там, где волны бьют гранит гурьбой…

Поспешим!.. Не то зароет рядышком

В Ленинград — навеки нас с тобой.

Но молчишь ты, безысходно-смелая,

Словно боль бессловием кадит;

На лице — зима окаменелая,

А в глазницах стынет малахит…

Ты молчала, а потом ответила,

Как, наверно, редко говорят:

«Дочка, на судьбе моей — отметина;

Это — гордый город Ленинград!..»

Так сказала, точно отпечатала

По граниту, что отродно бур:

«Знаешь, чем стереть её нечаянно,

Легче спать мне, меченой, в гробу!»

Не умчишься птицей перелётною,

Родину не кинешь в горький час…

Мама, мама! Тяжкою работою

Наше время повязало нас!

Только время — ведь оно текучее,

И течёт-то к добрым месяцам…

Расцветают ивоньки плакучие —

Сединой по скошенным бойцам.

Ленинград! Зарёй-румянцем ожили

Скулы впалых площадей твоих;

Серолицы, выплыли на них

Люди, люди — на тебя похожие…

И кольцо чугунным пало ободом —

Что скала с родимого плеча.

И зима угасла, буйным ропотом

Реквием себе же отстучав.

Ленинград губами невредимыми

Оду льёт — о мирных небесах…

Нынче небо плачет над сединами

В маминых кудрявых волосах.